| Как птицы, что летают в небе, | Цубаса насу ари |
| Быть может, он являлся здесь потом | каёицуцу |
| И видел все. | мирамэдомо |
| Не знают только люди, | хито косо сиранэ |
| А сосны, может, ведают про то. | мацу-ва сирураму |
(II — 145)
Речь идет о принце Оцу, который перед казнью в надежде на помилование завязал узлом ветви сосны, чтобы, согласно древнему представлению, испросить себе этим магическим актом долголетие. Однако его не помиловали, и он покончил жизнь самоубийством. Как полагается в таких случаях, Оцу должен был вернуться посмотреть на ветви. Увидев их, Окура сложил эту песню. Бесспорнее вера в будущие рождения отразилась в одном из любовных посланий:
| В непрочном бренном этом мире | Коно ё-ни ва |
| Молва людская велика, | хитогото сигэси |
| Что ж, в будущих мирах | кому ё-ни мо |
| Мы встретимся, мой милый, | аваму вага сэко |
| Пусть нынче счастье нам не суждено! | има нарадзу томо |
(IV — 541)
Впрочем, мотив этот крайне редок; как уже говорилось, песни антологии, и авторские, и анонимные, содержат главным образом раздумья о бренности и краткости земной жизни. Трудно сказать, чем навеяны эти мысли — вызваны ли они причинами "местного характера" или влиянием буддийских учений. Историческая протяженность материала антологии позволяет предположить, что он создавался под воздействием различных факторов. Не исключено, что в какой-то период обращение к новому вероучению в поэзии было своего рода литературной модой, пришедшей из Китая. Такой вывод подсказывают сами песни, которые передают обычно только соответствующее настроение, порой даже в одинаковых выражениях и образах, и лишены подлинной философской глубины.
Уже отмечалось, что ощущение эфемерности человеческого существования, возникавшее как реакция на определенные местные условия, способствовало быстрому распространению в Японии, в частности в ее поэзии, буддийской идеи бренности всего земного. Но в то же время сходная духовная настроенность, по нашему мнению, упрощала само понимание этого учения: оно было воспринято как нечто знакомое, близкое и потому осваивалось только внешне, поверхностно. Надобность проникновения в суть его отпадала из-за кажущегося тождества восприятия человеческой жизни и окружающего мира.
Песни "Манъёсю" дают основание считать, что буддизм в VIII в. еще не затронул духовных глубин народа. Это подтверждается и оптимистическим звучанием произведений памятника, в том числе и песен авторов, отдавших дань увлечению буддизмом, но не сделавших его своим мировоззрением.
Перу того же Якамоти, например, в поздний период его творчества принадлежит следующая песня:
| Хоть знаю я, | Минава насу |
| Что временное тело, | карэру ми дзо то ва |
| Подобно легкой пене на воде, | сирэрэдомо |
| И все же я прошу себе | нао си нэгаицу |
| Жизнь долгую, чтоб длилась бесконечно! | титосэ-но иноти-о |
(XX — 4470)
И Окура в ряде своих произведений предстает перед нами жизнелюбом:
| Жемчуг иль простая ткань — | Сицу тамаки |
| Тело бренное мое | кадзу ни мо арану |
| Ничего не стоит здесь, | ми-ни арэдо |
| А ведь как мечтал бы я | титосэ ни мога то |
| Тысячу бы лет прожить. | омохоюру камо |
(V — 903)
| Словно пена на воде, | Минава насу |
| Жизнь мгновенна и хрупка, | мороки иноти мо |
| И живу я, лишь моля: | такунава-но |
| О, когда б она была | тихиро-ни мога то |
| Долгой, крепкой, что канат! | нэгаикурасицу |
(V — 902)
У современника Окура, Абэ Хиронива, встречаются строки, выражающие те же настроения:
| Как хорошо бы | Каку сицуцу |
| Жить и жить на свете! | араку-о ёми-дзо |
| О, жизнь короткая моя, | тамакивару |
| Что жемчугом блеснешь — и нету, | мидзикаки иноти-о |
| Хочу, чтоб вечно длилась ты! | нагаку хори суру |
(VI — 975)
Ближайший друг и родственник Якамоти, поэт Отомо Икэнуси, тоже находит радость в земном существовании:
| Говорят, из века в век, | Инисиэ ю иицуги кураси |
| Что непрочный и пустой | ёнонака-ва |
| Этот жалкий бренный мир. | хадзунаки моно дзо |
| Но, однако, есть и в нем | нагусамуру |
| Утешение для нас… | кото мо араму то |
(XVII — 3973)
Из всех поэтов настроение безнадежности, пожалуй, сильнее всего выражено у Отомо Табито в известной песне 793 (кн. V):
| Теперь, когда известно мне, | Ёнонака-ва |
| Что мир наш суетный и бренный, | мунасики моно то |
| Никчемный и пустой, | сиру токи си |
| Все больше, все сильней | нёё масумасу |
| Я тяжкой скорби преисполнен. | канасикарикэри |
Однако в данном случае такое настроение было вызвано потерей любимой жены. Другими словами, основой его послужил реальный жизненный факт, а не продуманное мировоззрение. Глубоко в сферу словесного искусства Японии буддизм проник позже, в XIII в. В классической поэзии того периода уже не отметишь оптимистических нот, характерных для "Манъёсю".
Рассмотрим теперь песни второй категории, связанные с обрядовой стороной буддизма. Показательно, что последний никогда не вытеснял полностью исконной японской религии — синто, а всегда в той или иной мере сосуществовал с ней. И лишь в погребальном ритуале уже в VI–VIII вв. была принята почти полностью буддийская обрядность.
В ряде песен, в разделе плачей, достаточно многочисленных, указывается на обряд сожжения. Иногда об этом говорится прямо, как, например, в отрывке из произведения Хитомаро:
| На заброшенных полях, | Кагирои-но |
| Где, сверкая и горя, | моюру |
| Пламя поднималось вверх, | арану-ни |
| В белой ткани облаков | сиротаэ-но |
| Скрылась ты из наших глаз… | амахирэ гакури |
(II — 210)
Или в песне анонимного автора:
| Улыбку милой моей девы | Томосиби-но |
| Что в мире смертных рождена была, | кагэ-ни кагаёу |
| Улыбку, озаренную огнями | уцэсэми-но |
| Пылающего, яркого костра, | имо-га эмаи си |
| Все время вижу пред собою. | омокагэ-ни мию |
(XI — 2642)
Порой информация передана намеками, посредством введения специальных образов — тумана, облака, встающих над пеплом костра. Вот как об этом сказано в песнях Якамоти, в которых поэт вспоминает об ушедшей навсегда возлюбленной и о своем любимом младшем брате:
| О, каждый раз, когда там, вдалеке, | Сахояма-ни |
| Встает туман на склонах гор Сахо, | танабику касуми |
| Ведь каждый раз | миругото-ни |
| Я вспоминаю о тебе | имо-о омоидэ |
| И нету дня, чтобы не плакал я… | накану хи-ва наси |
(III — 473)
| И когда услышал я: | Масакику то |
| Тот, кому желал счастливо жить, | иитэси моно-о |
| Белым облаком | сиракумо-ни |
| Поднялся и уплыл, | татитанабику то |
| О, как тяжко стало на душе! | кикэба канаси мо |
(XVII — 3958)
Аналогичные образы встречаются и в песнях других авторов, а также в анонимных произведениях:
| О, ведь вчерашний день | Кино косо |
| Ты был еще здесь с нами, | кими-ва арисика |
| И вот внезапно облаком плывешь | омовану ни |
| Над той прибрежною сосною | хакамацу-га уэ-ни |
| В небесной дали… | кумо-то танабику |
(III — 444)
| Когда исчезло, уплывая, | Акицуну-ни |
| То облако, что поутру вставало | Аса иру кумо-но |
| В полях Акицуну, | Усэюкэба |
| Как тосковать я стала и нынче и вчера | Кино мо кё мо |
| О том, кого не стало… | наки хито омою |
(VII — 1406)
В некоторых плачах те же и сходные образы упоминаются в связи с Хацусэ, известным местом погребения.
| В стране Хацусэ, | Коморику-но |
| Скрытой среди гор, | Хацусэ-но яма-ни |
| Легкой дымкой поднимается туман. |