– Чай там, – кивком головы показала я.
– Спасибо, я невозможно все время пей чай, – высокомерно заявил Салли. – Я пей кофе утром и poi basta[9].
– Вот увидишь, Салли, – ласково сказала Мелани Марш, – как только начнем работать по-настоящему, будешь с утра до вечера пить чай.
Она повернулась ко мне, сжимая чашку в ладонях, и сказала:
– Мне нравится. – Позже, наблюдая, как Мелани ведет репетиции, я поняла, что это, видимо, была ее высочайшая похвала. – Я прекрасно понимаю, что задумал Салли.
– Мы вешай их для сцены при дворе, они будут как lampadari, – возбужденно вставил Салли. – Как это по-английски? Висячие лампы?
– Люстры.
– Люстры. Может быть, не все, надо посмотри. Потом сцена в лесу, когда они спускайся, любовники ищут дорогу через эти штуки, они заблудись. При правильном освещении будет здорово. Как сказка!
– У нас хороший бюджет, – объяснила мне Мелани. – Меценат нашего театра оставил завещание, и по нему театр должен ставить одну пьесу Шекспира в год. В общем, мы вытащили счастливый билет. Можем даже позволить себе летающих эльфов. Уж Пэка – точно. А значит, нужно сделать мобиль, на котором Пэк будет летать по сцене. Понимаю, что это очень сложно. Я даже не знаю, можно ли в принципе это сделать.
– Да нет, как раз очень просто, – возразила я. – Дизайн все равно требуется самый простой – нельзя, чтобы на скульптурах было слишком много разной ерунды, иначе они будут цепляться друг за друга. – Я показала на серебряную проволоку, кольцами Сатурна окружавшую некоторые мобили. – Я их разберу и сделаю попроще. Пэку надо за что-нибудь держаться – можно сделать плоскую площадку и огородить ее цепью или даже выдавить гнезда для ног.
– Но не станет ли тогда мобиль Пэка отличаться от остальных декораций? Если один будет выглядеть иначе, зрители заранее догадаются, что к чему.
– Нет-нет, на расстоянии ничего не будет видно. Если хотите, могу нарисовать…
Тут я сообразила, что происходит, и резко замолчала. Салли скалился, показывая десны и огромный ком жвачки во рту.
– Что ж, я очень рада, – улыбнулась коварная Мелани Марш. Еще бы не улыбаться: я, как последняя дура, попалась в расставленные силки. – Давайте вы с Салли обсудите общее оформление сцены, а он потом сделает наброски и покажет мне. – Мелани прошла в кухонный угол и поставила чашку на стол. – Если хотите, можете работать в театральной мастерской. Там, наверное, будет удобнее. Мы освободим для вас пространство побольше. В конце концов, мобили будут основной частью декораций. Но если вы предпочитаете работать в одиночестве, никаких возражений. Просто мне показалось, что у вас тут немного тесновато…
Странно, но именно мысль поработать в суматошной компании, среди шумных, увлеченных людей заставила меня решиться окончательно. Кроме того, появлялся предлог сбежать из собственной мастерской. Мобили к выставке готовы, и чем меньше времени я стану проводить рядом с ними, тем меньше меня будут грызть сомнения: все ли я сделала как надо и не заняться ли переделкой.
– Наверно, это было бы неплохо, – неуверенно проговорила я, чувствуя, как грядущая суматоха уже затягивает меня в свой водоворот.
– Отлично. Буду ждать ваших предложений, скажем, к концу следующей недели. Может, заглянете на читку? После можем поговорить. Салли сообщит, когда мы решим собраться. Очень рада, что вы согласились работать с нами, Сэм, – закончила Мелани, пожимая мне руку.
У нее было круглое, бледное, совершенно невыразительное лицо, как у монашки, но в ту минуту улыбка его полностью преобразила. Мелани направилась к дверям, но на пороге обернулась:
– И зовите меня ММ, ладно? Мне так привычнее.
Глава вторая
Джейни рассказала мне по телефону, что Хелен таки дали роль Титании. Я тешила себя мыслью, что мы вряд ли будем видеться слишком часто. В труппе хватает народу – больше двадцати человек. «Сон в летнюю ночь» – не беккетовская пьеса для одной актрисы, и никому не грозит три раза кряду любоваться одной разинутой пастью Хелен, залитой светом прожекторов. Правда, лицезреть Хелен, задрапированную до самого кончика носа, тоже будет удовольствием ниже среднего.
– Мне даже пришлось прочесть пьесу, – жаловалась я по телефону Джейни. – Не помешает – столько лет прошло с тех пор, как я видела ее последний раз. Но никак не получается представить все это дело вживую. Слова отказываются отрываться от страницы. Не знаю, как это делают актеры.
– Этому надо учиться, – заметила Джейни. – С комедиями всегда сложнее.
– Все время нужно держать в голове, где стоят персонажи на сцене, куда направляются. Чувствуешь себя полководцем небольшой армии во время сражения.
– С фарсами еще хуже! Ставить пьесу – это кошмар, ты за все отвечаешь. Если, конечно, ты – не Питер Холл[10]с семнадцатью ассистентами, но Мелани Марш пока так высоко не забралась.
– Пока?
– Я же говорила тебе – она классный режиссер. В этом году Мелани поставила «Марата-Сада»[11]в молодежном театре, спектакль имел успех, и ее заметили. По-моему, следующую постановку она будет делать для Национального театра[12].
– Значит, все-таки забралась! – К своему изумлению, я обнаружила, что переживаю за Мелани.
– Нет, еще нет. На самом деле к ней пока присматриваются. У молодых режиссеров часто получаются хорошие постановки; о них начинают говорить, всюду приглашают, а потом оказывается, что первый успех был случайностью, а на высоком уровне они работать не готовы. И сразу же начинаются разговоры о том, что спектакль – полное дерьмо, провал обеспечен и все такое. Такие слухи распространяются с бешеной скоростью. Но отступать уже поздно, и репетиции продолжаются.
– А что же остальные театры, куда зазвали такого бедолагу?
– Уже ничего нельзя сделать. Контракты подписаны, печати поставлены. Поэтому несчастные режиссеры еще какое-то время прыгают из театра в театр, провал следует за провалом, а потом они исчезают навсегда. В общем, ранний взлет никому не на пользу. Много нервных срывов.
– А разве театр не может уволить режиссера, если сразу видно, что дело идет к провалу?
Вздох Джейни гулким эхом пронесся по телефонным проводам:
– Это очень сложно… Гораздо проще привлечь к работе еще кого-нибудь. В «Кроссе», например, за этим следит художественный руководитель – Филип Кэнтли. Если почует провал, то сам берется за дело, стряпает что-то более-менее удобоваримое, а на афишах ставит имя другого, например Мелани. Но это уже мало что значит, потому что театральная тусовка бывает в курсе дела задолго до премьеры..
– Джейни, хватит меня пугать!
Из ее голоса тут же исчезли лекторские нотки.
– Не переживай, Сэм, – сказала она, резко сменив тон. – Такое бывает не так уж часто, и я уверена, что на этот раз ничего подобного не случится. Тем более с такой актрисой, как Хелен.
Уж не хочет ли Джейни сказать, что участие Хелен заведомо гарантирует спектаклю успех?
– Кроме того, Мелани Марш на хорошем счету. Мне о ней многие рассказывали. Так что не паникуй.
Я бы и не паниковала, если бы Джейни перед этим в красках не нарисовала мне картину страшного суда с участием бездари режиссера, порхающего из театра в театр, как пчела в сезон спаривания. Но я не стала говорить об этом Джейни. К чему нам обеим сходить с ума от страха?
Члены труппы, собравшиеся на первую читку пьесы, буквально сияли верой в режиссерский гений Мелани Марш – так сияла когда-то своим талантом юная Лорен Баколл[13]. Вскоре стало понятно, что большая часть давно верна Мелани и это не первый их совместный спектакль. Костяк команды составляли мой приятель Салли, костюмерша Софи, пытавшаяся умертвить свою немалую красоту юбкой-колоколом до щиколоток, исполинскими кроссовками и обрезком мешковатого свитера с рукавами «летучая мышь» – такой могли бы связать и добрая бабушка Софи, и Иссеи Мияки[14]; а также тихий композитор, серьезный тип с увесистой челкой, в огромных очках, словно выписанных ему Национальной службой здравоохранения. За все то время, пока я работала в труппе, мне лишь раз довелось услышать его голос.
Вся театральная братия – за исключением композитора – разговаривала с Мелани Марш вполголоса и очень почтительно, словно юные послушницы с матерью-настоятельницей. Имелся у нее и свой мальчик-служка. Юнец компенсировал недостаток лет столь напыщенными манерами, что даже для настоятельницы это было бы чересчур. Мальчишка повсюду таскал с собой планшет и записывал ее реплики, а Мелани, добрая душа, относилась к нему с подчеркнутым уважением. Остальные его постоянно дразнили за такое рвение, он краснел, но от своего не отступал. Мелани Марш выбрала его себе в оруженосцы, а ради такой чести можно стерпеть любые насмешки. Мальчика звали Мэттью, и он был вполне мил. Мне бы тоже не помешал такой Мэттью, хотя на ее месте я выбрала бы парня посимпатичнее, но гений режиссуры, безусловно, выше мелкого эстетического снобизма.
Как выяснилось позже, последнее мое наблюдение было ошибочным.
Репетиция должна была состояться в церковном зале в парке Белсайз, и меня пригласили прийти за полчаса до ее начала. Примерно на столько я и опоздала. Похоже, такое было здесь в порядке вещей. Актеры тянулись еще около часа, жалуясь на бесконечное пешее путешествие от станции (десять минут), погоду, запутанную местность (зал находился на главной улице, у самой церкви, черт возьми).
Словом, у нас с Салли было время показать Мелани Марш свои эскизы. Мы решили сделать восемь мобилей, на двух из которых мог бы порхать шекспировский Пэк. Я предложила усадить на передвижные декорации всех эльфов, но Салли с презрением высмеял эту идею. Оказалось, для того чтобы поднимать и опускать один мобиль, нужно нанимать отдельного работягу плюс помощника, который подстраховывал бы движение махины. Театр же мог позволить себе только четырех дополнительных рабочих сцены, но никак не восемь. Кроме того, добавил Салли с ухмылкой, если все эльфы станут б