Но как так получается, что все эти храбрые и смелые приходят и говорят: этот родич не тонул вместе с нами. А вот этот – не ходил на плотах и не голодал с нами в снегах вечной мерзлоты. Этот – не бежал с нами от разъяренных стражников? А вот эта и эта – вообще росли и учились в другом городе. Сколько отличий должно набраться, чтобы следующим шагом один мой внук воткнул второму нож в спину?! Чужие люди, говоришь?!
– Ты слишком много ему прощаешь. Он перешел черту. – Жестко ответили ему из кресла.
– Я не слышу имя твоего сына. – Поджал губы старый князь. – Кто в твоих словах этот вечный «он»?!
– Максим перешел черту. Максим сам выбрал, как поступить. – поумерил тон Юсупов-средний.
– После того, как ты начал подгребать княжество Черниговских под себя?
– Он… Максим пользуется нашим именем! – возмутился князь. – С какой это стати я должен стоять в стороне?!
– Ты лезешь в земли дочери министра внутренних дел Империи.
– Которого наш род поставил на этот пост!
– Это я его туда ставил, вместе с Шуйскими, Панкратовыми и князем Давыдовым! – вызверился на него старший родич. – А утвердил Император! И дай тебе рассудка отозвать наших людей, пока Еремеев не пожаловался государю на произвол!
– Мы должны что-то получить. – Мрачнел князь. – У нас тоже есть к Черниговским претензии, от которых пришлось отказаться. Мы убедили в этом союзников и сдерживаем их гнев.
– Твой сын подарил своей жене княжество. – Смотрел на него сверху вниз старый князь. – За твоего сына выдают принцессу императорской крови. Чего тебе еще желается получить?
– Для начала, сойдут извинения за содеянное, – повел тот рукой, указывая на повреждения комнаты. – Я не вижу, чтобы этот взбалмошный юноша считал себя частью нашего рода. Как видишь, он сам так не считает.
– Отчего же? – нейтрально отметил старший Юсупов, разрывая противостояние взглядов.
Подошел к внуку, оправил его одежду и застегнул верхнюю пуговицу на воротнике рубашки.
– Ко мне вот давеча заходил князь Давыдов, самолично. Приносил извинения. – Чуть отодвинулся старик, чтобы оглядеть получившийся внешний вид. – Говорит, я вашего Максима, как узнал, что тот отрекся, сразу к себе забрал, пока это не сделали остальные. Радовался, что успел.
– Он просит забрать его обратно? – Хмыкнул сын.
– Да нет, отчего же. Максим в его полку. Говорит, что у них теперь одна лыжня… Или путь… Я не разобрал. – Отмахнулся от зацепившейся мысли старый князь. – А извинялся за то, что был введен в заблуждение. Говорит, очень расстроился, когда увидел наш родовой перстень в руках Максима. Говорит, не знал, что мы тут интриги крутим, и торжественно поклялся никому не разболтать.
Внук отодвинулся и нервным движением выудил родовой перстень из внутреннего кармана пиджака. После чего продемонстрировал старшим родичам.
– Тогда что увидел князь Давыдов? – Риторически уточнил нынешний князь, поднимаясь из кресла.
Старик забрал перстень из ладони внука, покрутил в руках, царапнув ногтем перечеркивающую герб линию – знак бастарда, и удовлетворенно хмыкнул.
– Полагаю, он увидел настоящий перстень. А это подделка.
– Но дракон. Я же видел. – возразил внук.
– Что ты видел? – Поднял бровь старый князь.
– Дракон в небе погас, когда Самойлов снял перстень с пальца и прилюдно бросил мне в руки, – ответствовал Александр. – Перстень настоящий.
Кольцо хрустнуло в стариковских руках, оставшись двумя кусками дешевого бронзового литья.
– Тогда этот эпатаж – признак бескультурья. – Отметил Юсупов-средний, с нечитаемыми эмоциями глядя на пористый скол бронзы. – Нельзя взять и выкинуть родовой символ. Он все равно будет родовым символом!
– Кто это мог знать? Кто был из чужих рядом? – Повторил Юсупов-старший свой недавний вопрос и мягко обратился к Юсупову-младшему. – Не тянись и не бойся.
– Но дракон пропал..!
– Эта зависть, этот страх, что калечит волю и разум. – Покачал головой старый князь. – Максиму не нужен перстень, чтобы призвать родового дракона. Но ведь кое-кому так хотелось, чтобы такой яркий претендент на клановое наследие исчез.
– Я никогда!.. – Вскинулся Александр.
И был тут же успокаивающе удержан дедом.
– На этот раз не ты.
Старший Юсупов посмотрел на нынешнего князя.
– А я смотрю, ты готов платить любую цену, лишь бы не допустить Максима до правления. Ведь твои люди разнесли весть по городу? Это ведь ты начал крутить с первым советником, организуя свадебные торжества поверх головы Максима? Ты желал, чтобы все сорвалось. Ты видел, как болезненно это ударит по нам, и уже заготовил виновника.
Сын молча вернулся в кресло и перекинул ногу на ногу.
– Максим же твоей крови. Неужели чувства от собственной ошибки так сильны, что тебе плевать не только на союз с императором, но и на весь мир? – Продолжил старик, качая головой.
– Он не будет главой клана. Я вижу, к чему ты подводишь. Вижу твои усилия. Я не стану утверждать его кандидатуру. – Спокойно и холодно ответствовал тот. – Даже если перстень все еще на его руке, у меня есть Александр, Роман, другие сыновья и дочери. Клан не примет человека, разбрасывающегося символом рода.
Где она – грань между гордостью за своего ребенка и страхом, что его успехи не принадлежат тебе? Нашептывают ли ему это ночами жены, радея за собственных детей, или это его рассудочный выбор? И как дорого обойдется это клану, если не остановить сейчас.
– Ему не нужен твой престол. Можешь не беспокоиться. – Отрицательно повел подбородком старый князь. – Но и выбросил он этот перстень отнюдь не поэтому.
– Сделанного не вернуть. Меня устраивает исход. Родство императора все равно будет, как ты и хочешь – я передам тебе все наработки по торжествам. А меня оставь в покое. Александр, распорядись отремонтировать здание и выставь счет Самойлову. – повелительно произнес тот.
Но старик поднял руку, и внук даже не шелохнулся.
– Я хорошо знаю Максима. – Поджал губы прежний глава Юсуповых. – Есть два верных признака, на которые стоит обратить внимание. Если он чего-то не делает – например, не занимается организацией свадьбы, то свадьбы не будет. То есть, вообще. Совсем.
– Значит, он изначально хотел ударить по нам. – кивнул своим мыслям князь. – Вероломно, ломая соглашения и заставляя возвращать подарки.
– А ты желал от него импровизации, мальчишеской обиды и истерики? Тогда ты дождался, – указал старый князь на пролом в стене. – Я же продолжу о втором признаке, связанном с Максимом. Если он делает что-то безумное, – старик подошел к выбитой раме и сорвал пленку, запуская холодный ветер внутрь. – Значит, пытается спасти близких.
– От чего? – Запахнул одежды князь.
– От себя. – Выглянул старик в бездну неба над собой и увидел расцарапанные родовым драконом фасады. – Максим хочет убрать нас из-под удара. – Заглянул он вновь в комнату.
– Мы – клан. Какого еще удара мы должны бояться? – Фыркнул его сын.
– Того самого, из-за которого свадьбы с принцессой Елизаветой не будет. И вот когда это произойдет. – Дыхнуло от старого князя Силой и Волей, заставив всех родичей подскочить и выпрямиться. – Вот тогда ты вспомнишь, что кольцо на его руке – настоящее. Не тот кусок металла, который ты передавал через Амира! А настоящий перстень, что дал ему я!!
– Так что мне сказать журналистам? – Посерел лицом князь.
– Ты уже ответил. Это «внутренние дела рода». А ты, внук, сделаешь то, что приказал тебе князь. Пойдешь и выставишь Самойлову счет за погром. После чего все мы сделаем так, как я вас учил в детском дворце. – Жестко смотрел на них старик. – Будем ждать в засаде, пока родич выводит хищника на себя.
Глава 5
Дом на Малой Никитской, зажатый между двух двухэтажных сверстников с одинаковыми песочно-желтыми фасадами, находился слишком близко к городской усадьбе многочисленного семейства Долгоруких, чтобы не быть выкупленным ими на всякий случай. Понятно, что у здания была своя история, череда упрямых владельцев и влиятельных персонажей, называвших его своим – но рано или поздно все равно произошел момент, когда фундамент и камни над ним обменяли на деньги. Судьба тех денег – быть перечеканенными монетой нового царства, превратиться в ассигнации, терять стоимость в череду волнений первой мировой и потерять букву «ерь» вслед за реформой языка. А вот здание до сих пор стоит в почти неизменном виде – технологии пробрались в вековые покои и спрятались электрическими лампами в люстрах и кондиционированным воздухом в воздуховодах под потолком. В остальном же даже паркет поскрипывает, а пара клавиш на рояле в большом зале глухо западают и не дают звука.
Здание не так давно целиком даровали Долгорукому Игорю, моему старинному другу, в знак очередного семейного примирения – уже после того, как его кабинет в Останкино чуть не сжег разъяренный патриарх рода. Тому очень не понравилась деятельность телеканала внука, атаковавшего в новостных выпусках князя Черниговского. Мою Нику похитили, и мы совместно проводили информационную подготовку населения – чтобы те знали, где хорошие, а где плохие. Обычно принято, что хороший – это император, а со вторыми он строго разберется. Ну а Игорь традицию нарушил.
В итоге, плохими назвали Черниговских, а телеканал удостоился короткой, но показательной похвалы венценосной особы. А потом еще и все княжество виновника вдруг оказалось под рукой Еремеевы Ники – в знак величайшей справедливости Императора, принявшего настолько справедливое и яркое решение, что патриарх Долгоруких вновь лично приходил к внуку – мириться, извиняться за шрам на щеке, оставленный его перстнем при хлесткой оплеухе. К слову, шрам свести – дело пары секунд, но даже вчера, когда мы встретились, он все еще короткой чертой рассекал правую щеку Игоря.
Документы на дом Игорь принял, чаем деда напоил, поулыбался и вежливо проводил до выхода, завершив визит крепким рукопожатием. Но переселяться не стал, да и вообще после визита долго отмывал руки под кипятком с мылом. Он часто так делает – должность такая, обязывающая к личным встречам с политиками.