ому, грудью закрыть выход на волю. Порыв этот он мог реализовать чисто теоретически — на практике мне достаточно было ткнуть пальцем в его грудь, чтобы сделать в ней дырку. Земцов, вероятно, вел свои беседы в комнате напротив, потому что сержант, зыркнув на плотно закрытую дверь, строго предупредил:
— Сюда нельзя.
— Не буду, — успокоил его я и двинулся по коридору.
— А вы куда? — все также строго спросил сержант.
— Туда. — Я показал рукой в направлении туалета.
— А-а-а… — протянул парень и расслабился. — Вы только на кухню не ходите, занято там.
— Договорились, — пообещал я и тут же направился мимо туалета на кухню.
Здесь соображали на троих — двое незнакомых парней и один вполне знакомый.
— Привет, — устало обронил Марат Грумин и потер вечно красные, как сам утверждал, от постоянного недосыпа, глаза. — Погребецкий, наш человек, — сообщил он, словно выдав мне пропуск в круг посвященных.
— Богачев, — представился один.
— Снежков, — добавил другой.
— Вас-то как с Волошиной сюда занесло? — спросил Грумин.
— Это Варварины приятели. Она здесь с самого начала.
Марат присвистнул.
— Дела, однако… — И уточнил для коллег: — Варвара Волошина, рыжая такая пигалица. Славная баба, тоже в УгРО работала, как и этот тип. А теперь они частные детективы. У Кирпичникова. В "Фениксе". Мы работаем за зарплату, а они — за деньги.
Богачев со Снежковым понимающе кивнули — и по поводу зарплаты, и по поводу Кирпичникова. Нас с Варварой они могли не знать, но Гена был достаточно легендарной личностью, чтобы о нем хотя бы слышать.
— Ну и какие версии есть у частного сыска? — поинтересовался Марат.
— Никаких. Если верить Варваре, такое вообще никто из присутствующих сделать не мог.
— Это, конечно… Это он, бедолага, сам себя. Или ястреб в окно залетел и клюнул. — Марат поморщился. — Приличная семья. Известная актриса. Шуму будет до потолка.
— Но хоть что-нибудь обнаружили? — спросил я, умолчав пока о найденном обрывке газеты.
— Ничего. Все обшарили, а зацепиться не за что. И чем убили, не нашли. Зато сам чуть не угробился. — Марат кивнул в сторону стоящего в углу табурета. — Залез на него, хотел со шкафа вон ту чугунную пепельницу взять, думал, не ею ли шандарахнули, а у этого табурета оказывается одна ножка на ладан дышит. Ну, она и подвернулась, а я чуть не навернулся. Хорошо, реакция еще сохранилась, успел отпрыгнуть, а то бы загремел. Хозяева, конечно, интеллигенты безрукие, но коль уж не могли табуретку элементарно починить, так хоть бы задвинули ее куда подальше.
Лицо у Марата стало раздраженным, но я понимал: табуретка здесь не при чем. Грумин, который всегда тесно работал с Земцовым и про которого говорили, что он найдет росинку в пустыне, ничем похвалиться не мог, а потому вымещал свое недовольство на подвернувшейся под руку табуретке с подвернувшейся ножкой.
В это время в коридоре раздался топот и в кухню влетел молодой парень в перепачканных чем-то зелено-коричневым брюках. В руках он держал непонятный предмет, завернутый в тряпку. Тряпка была с явными следами крови.
— Вот, — тяжело дыша (видать несся через три ступеньки), сообщил он. — Обшарил все кусты и нашел.
Рука дернулась развернуть тряпку, но Марат его осек, подтолкнул к двери и скомандовал:
— За мной.
Я с сожалением подумал, что свой-то я свой, да не совсем. Все четверо зашагали из кухни, я поплелся следом и увидел, как они дружно скрылись в комнате, где находился Земцов. А через пару секунд оттуда выплыла Валерия.
Тонкий, облегающий фигуру шелк длинного, почти до щиколоток, платья едва зримо переливался, подчеркивая гибкость и загадочность ее тела. Она взялась тонкими пальцами за ручку двери, на мгновение замерла, а затем медленно повернула голову. Сержант приподнялся со своего пуфика, но Валерия, даже не взглянув, обогнула его, словно змея дерево, и двинулась ко мне. Я отступил за угол, попятившись к кухне, подальше от бдительного взора милицейского стража. Она подошла почти вплотную, и ее глаза уставились на меня, как дула двустволки, — пугающе и завораживающе одновременно. Только этим я мог объяснить (а какие еще оправдания способен был я придумать?), что в следующую секунду мои руки, совсем не согласуясь с головой, сомкнулись на ее спине, а губы прижались к ее губам. Именно прижались, совершенно без движения, так что и поцелуем это нельзя было назвать. Она не отпрянула, не оттолкнула, только губы ее зашевелились под моими губами, и остаток здравого рассудка заставил меня понять, что Валерия что-то пытается сказать. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, опустил руки и сделал шаг назад.
— Простите, — сказал я, с трудом справляясь с внутренним разбродом. — Я вел себя как дурак.
— Нет, — тихо произнесла она. — Вы вели себя как мужчина, которому дали повод.
— Я вел себя как плохо воспитанный мужчина при виде очаровательной женщины, которая дала ему только один повод — убедиться, что он не достоин ее внимания.
— Нет, — вновь тихо повторила Валерия. — Вы достойны очень многого. Вы красивый, наверняка умный и… — Она сделала паузу. — … сильный.
— Сильный? Вы хотите, чтобы я унес вас на край света?
— Да, сильный. — Она не восприняла мою шутку. — И поэтому сможете ответить на один вопрос.
Это же надо! Никогда бы не подумал, что Валерия прежде всего оценит мою физическую силу и что у некоего одного вопроса может быть такое волнующее начало.
Валерия обвила пальцами мою ладонь и повлекла за собой в ближайшую к кухне комнату. Судя по обстановке, здесь обитала Ольга Кавешникова. На стене висела большая фотография крупнолицей женщины, очень похожей на Сергея Павловича. Валерия не стала включать свет — занимающийся рассвет и еще не совсем померкнувшая луна делали все предметы в комнате вполне различимыми. Валерия подвела меня к распахнутой двери балкона и встала на пороге.
Балкон был достаточно просторный (один край его почти доходил до окна кухни, а другой — до окна соседней комнаты) и источал нежный аромат. Причиной тому, как я сразу понял, были розы, которые росли в вазонах и плотно опоясывали все балконное ограждение.
— Их выращивает Вера Аркадьевна. Даже варенье варит, очень необычный вкус. Хотя мне не нравится. Но я не об этом. — Валерия показала рукой на точно такой же балкон, только этажом выше, чей пол служил своего рода крышей розария. — У вас бы хватило сил спуститься оттуда — сюда?
Я задрал голову — расстояние явно было больше трех метров.
— Вполне возможно. Но здесь нужна не столько сила, сколько ловкость. А вы что, полагаете, кто-то мог спуститься с верхнего этажа?
— Не знаю. — Голос Валерии звучал неуверенно. — Но Вера Аркадьевна говорила, что соседи из той квартиры на последнем этаже сейчас в отъезде. То есть там никого нет. А когда я выходила на балкон покурить, еще до того как… все случилось, я слышала, что на верхнем балконе кто-то был. Сначала там чиркнули зажигалкой и закурили. Я очень хорошо чувствую запахи. А потом кашлянули. Правда, тихо. Но мне кажется, это был мужчина. Я сказала Земцову — так, кажется, его фамилия? Но он отреагировал совершенно индифферентно. Возможно, просто сделал вид. Но, возможно… Впрочем, я ничего не утверждаю.
Ее глаза замерли на моем лице — их глубокая темень обволакивала, как жаркая летняя ночь. Нет, близко смотреть в эти глаза было совершенно невозможно. Я отвел взгляд.
— Что вы хотите?
— Чтобы вы разобрались… Или… — Она опустила ресницы. — … как-то повлияли на Земцова, чтобы он разобрался. Вы же понимаете, такая история… Для Кавешниковых это двойной удар. Глеб и Ольга собирались пожениться.
Ее пальцы скользнули по моему обнаженному предплечью и вдруг замерли, впившись в кожу.
— Посмотрите! — воскликнула она. — Розы!
Я устремился по нити ее взора и действительно увидел: в стройном ряду розовых кустов три цветка выпадали из общей гармонии. Их головки печально свисали со стеблей.
Я зашел в комнату, которую оккупировал Земцов и которая, судя по всему, служила в четырехкомнатной квартире кабинетом. Иван сидел за письменным столом, а рядом с ним что-то быстро говорил, не разжимая губ, Виктор Хан.
— Помешал? — спросил я больше для проформы.
— Закончили. — мрачно кивнул Земцов.
Виктор Хан поднялся, как деревянная кукла, без лишних движений, и вышел. У него была занятная походка — колени, казалось, сгибались только под строго определенным углом.
— Осталась еще одна. Эта актриса, Витимова, — устало сообщил Иван. — Но все говорят примерно одно и то же.
— Я сейчас разговаривал с Валерией Старцевой. Она…
— Знаю. Про то, что ей померещилось на верхнем балконе. Марат пошел разбираться.
— Померещилось — не померещилось, но я сейчас на этом балконе заметил любопытную вещь. Там розы — в ряд, а у трех сломаны головки. Если действительно кто-то спускался сюда с верхнего этажа, то в темноте вполне мог эти цветки сшибить. Ведь отчего-то они сломались. Да и вообще эта Валерия по виду не настолько впечатлительная дама, чтобы ей вот так просто что-то привиделось.
— По дамам ты — специалист, — изрек Иван давно и многими муссируемую гипотезу. — Все может быть.
Он хотел еще что-то добавить, но не успел, потому что в двери появился Марат, а следом — Варвара. Тут же в проем просунулась рука сержанта, попытавшегося схватить Варвару за локоть, но она увернулась. Сержант явно не отличался расторопностью — несколькими минутами раньше перехватить меня ему также не удалось.
— Оставь, — отмахнулся Земцов. — Страж называется. — И, обращаясь уже к Марату, спросил: — Ну?
— В квартире на пятом этаже никого нет. Посмотрел замки, они хорошие, отмычкой просто так не возьмешь. А чтобы пытались взламывать дверь — не похоже. Кавешниковы говорят, там живут некто Сысоевы, муж с женой, их дочка с зятем и двое внуков. Все сейчас в отъезде. Дочка с зятем и детьми уехали месяц назад к родителям мужа. Сами Сысоевы уже три недели отдыхают в санатории "Сосновка". Они попросили Кавешниковых присмотреть за квартирой, ключи оставили. Мы туда с Кавешниковыми сходили. Никаких признаков, что там кто-то был. А балконная дверь изнутри закрыта. Я так думаю, что через квартиру никто на балкон проникнуть не мог. Я даже в этом уверен, потому что пол в квартире оргалитом покрыт, причем недавно покрашенным, на нем тонкий слой пыли хорошо виден. Если бы кто вошел, след бы оставил. А следов нет.