– Гектору напоминаю, через что он прошел и вытерпел, а вам, Катя, как его жене, хочу тоже дать полное представление о перенесенном им. О сложности операции, проведенной мной, – возвестил доктор. – Сейчас фаза активного заживления. И процесс не закончен. Поэтому предупреждаю: в известные моменты интимной жизни вы должны быть осмотрительны.
– Какая может быть осторожность в такие моменты? – хрипло спросил Гектор.
– Вот поэтому я и пригласил вас, Катя, присутствовать. – Старенький мудрый Асклепий сдернул очки. – С ним разговаривать на подобные темы бесполезно. Он не слушает. А вы, его жена, возьмите все снова в свои хрупкие руки, как тогда, с его инъекциями. Гектор, можешь одеваться. Ступай, сдай пока кровь. И лекарства купишь в нашей аптеке, рецепт у сестры. Курс теперь постоянный у нас: три месяца препарата, затем перерыв в полтора и снова таблетки. Дабы избежать риска осложнений, воспалений и отторжения тканей в обозримом будущем. Документы твоей медкарты мы перевели на три языка. Во время вашей поездки лечение в клинике в Стамбуле поможет тебе как бывшему сотруднику Конторы не только обойти запрет на частные вояжи в дальнее зарубежье, но и принесет ощутимую пользу в реабилитации после операции. Это известнейшая урологическая клиника. Методы там новаторские.
Катя подала мужу рубашку. Клиника в Турции изначально входила в их план путешествия. Медкарта Гектора переведена и готова.
– Я на вас, Катя, очень надеюсь, – признался врач, когда Гектор вышел из кабинета. – Помогите ему. Вы теперь детально знаете, какую операцию я ему провел. Я горжусь операцией, и я не допущу, чтобы он разрушил достигнутое с таким трудом и риском для жизни, окунувшись в страсть, в секс. Я здесь набросал рекомендации во время известных моментов, ознакомьтесь с ними, пожалуйста. И пусть женской хитростью… направьте его. – Асклепий запнулся.
– Доктор, я все поняла. Спасибо вам. – Катя забрала листок и сунула в сумку.
– Я пойду дальше в бескомпромиссном информировании вас. Осознайте умом и сердцем, через что он прошел в плену у чеченских террористов, когда на их базе в ауле в течение месяцев его – раненного, со сломанной рукой и ребрами, покалеченного, с отсеченным половым членом, прижженным факелом, окровавленного и закованного в кандалы – эти исламские фанатики, эти бородатые нелюди подвергали групповому изнасилованию! Меня, старика, врача, чье призвание спасать жизни, жажда мщения и ярость обуревают, когда я себе рисую ту картину. А Гектор испытал все физически. Он побывал в Преисподней. Он никогда не сможет подобное забыть.
По щекам Кати катились слезы. Она вспомнила утреннюю сцену. Защитный рефлекс от нападения во сне…
– Увечье навсегда лишило его очень многого. Я не волшебник, я сделал все возможное в сложившейся ситуации. Но поле маневра у нас ограничено. Большего нам уже не добиться никогда. – Асклепий вздохнул. – Его душа истерзана подобно его телу. Гектора ведь некоторые ненормальным считают, с хроническим ПТСР[7]. Например, из-за его стремления порой импровизировать, менять тон, говорить голосами других людей. Но не просто озорство и тем более не безумие скрыто под его эпатажем: он где-то вычитал про византийских и османских евнухов – мол, сотворенное над ними сказалось на их голосах. Я ему сто раз твердил: у тебя иной случай, да, тебя изувечили, но иначе. Ожог факелом паховой области тоже не повлиял на тембр голоса. Его баритон просто не осип с годами. Но он же не слышит себя! Мы все не слышим своих голосов. И ему воображается порой то, чего нет. И он надевает маску, выдает фразы, копируя Лоуренса Оливье.
– А мне очень нравится в нем лицедейство. – Катя вытерла слезы. – И голос его мне нравится. И шутки с пародиями. Он уникальный.
– Да, вы говорили: для вас он живая реинкарнация Гектора Троянского. – Врач тепло смотрел на Катю сквозь очки. – Вы с ним созданы друг для друга. Он вас полюбил, завоевал, по его выражению. В Трое творили кумиров из бессмертных богов. А мы – люди. Для обычного человека поклонение другого человека порой непосильная ноша. Кумирами ведь обожатели хотят обладать безгранично и не делиться ни с кем. А Гектор… человек больших крайностей. Он никогда уже от вас не отступится. Он пойдет до конца в желании удержать вас. Поклонение может обратиться в манию. Вы оба – взрослые люди, уже сложившиеся зрелые характеры, ваши взгляды и оценки в чем-то различаются. Иногда ваши устремления могут войти в конфликт. Жизнь есть жизнь. Вам предстоит путешествие – здорово, замечательно. Но помимо свадьбы, супружества, новых впечатлений у вас, Катя, есть занятие, работа, правда?
– Я ради мужа ушла с полицейской службы и теперь занята написанием книги, – сообщила Катя.
– Книга – чрезвычайно индивидуальный проект, – заметил Асклепий. – Написание книги подразумевает полную сосредоточенность. Гектор прежде вел очень опасную, рискованную, насыщенную и сложную жизнь. Сейчас он отказался от нее. Но его натура властно требует своего. Катя, дорогая моя, вам с ним обоим просто необходимо общее дело. Я не про хобби или увлечение, я о реальном, серьезном деле, которое вы бы вершили на пару, совместно. Вы – муж и жена, любовники, лучшие друзья – превратились бы еще и в соратников. Общее дело укрепило, цементировало бы ваш союз. Заняло бы ум Гектора, переключило его могучую энергию в нужное русло и отвлекло бы от разрушительных, болезненных внутренних баталий и сравнений с вашим бывшим мужем в стремлении превзойти его во всем, особенно в постели. Уж извините, но я обязан озвучить проблему! Он-то вам никогда и словом не обмолвится о своих ревнивых терзаниях. Но… вы же состояли в первом браке и жили с мужчиной. А Гектор вынужденно соблюдал полнейший целибат, охраняя свою тайну от всех. Представляете состояние молодого, сильного мужика? Мильон терзаний!
Катя не стала посвящать доктора в подробности своего первого брака – рассказывать, что они с бывшим мужем последние годы провели отдельно и вдали друг от друга. Она просто кивнула.
Гектор вернулся. Она забрала у него папку с переведенными медицинскими документами, диском со всей информацией.
– Забыл спросить: у вас, Катюша, горло болит? Шелковым платком замотались. – Асклепий кивнул на шею Кати (она и правда завязала ее платком – на коже багровели следы пальцев Гектора). – Загляните к нашему лору.
– Просто шею продуло в машине, – ответила Катя.
Гектор глянул на нее. А она сама крепко взяла его за руку, и они покинули клинику.
Дома наверху, в лофте, Гектор выбросил из кармана пиджака на комод пачки лекарств, вскрыл упаковку, закинул в рот сразу четыре таблетки, извлек из бара – ниши в кирпичной стене – бутылку водки и бокал, наполнил почти до краев. Половину бутылки – одним махом. Запил водкой таблетки, словно водой.
– Гек, пожалуйста, не стоит. Спиртное не сочетается с препаратом, – тихо произнесла Катя.
Он обернулся. Все то же выражение безграничного отчаяния на его лице.
– Снова подсел на таблетки, полуевнух с имплантом, – выдал он. – Псих конченый! Едва не задушил тебя утром.
– У тебя сработал защитный рефлекс от нападения во сне. Он тебе не раз, наверное, жизнь спас в командировках, – спокойно ответила Катя. – Ты ни в чем не виноват. Слышишь? Гек, Гек… Нет твоей вины. Урок мне на будущее – не подкрадываться к тебе во сне.
– Катя, клянусь… я никогда больше… Да я лучше сдохну! Ты только не бойся меня!
– Грозный, опасный, непредсказуемый тип. Но никто не трусит. – Катя улыбнулась, решив снизить градус. – И почему ты из-за таблеток расстроился? Они от инфекции защитят. Мало ли, в путешествии возможна антисанитария, мы же не знаем, какие условия на горе Ида, правда? Я сама таблетки горстями глотаю, когда голова болит или спина. Подумаешь…
Он обнял ее крепко, зарылся лицом в ее волосы. Катя обвила руками его шею.
– Не оттолкнула… – Он страстно целовал ее плечи, шею, багровые синяки на коже. – Одно целое мы с тобой.
– Еще не совсем. – Катя заглянула ему в глаза. – Станем единым целым мы после одной вещи.
– Какой? – Он наклонился к ее губам.
– Ты должен открыть мне, о чем рассказывал Вилли Ригелю тогда здесь: как ты нашел всех, кто тебя истязал в плену, в чеченском ауле. И покарал. – Катя была очень серьезной, почти требовательной.
– Я их всех убил. Знаешь, сколько их? Я настоящий серийник.
– Нет. То было справедливое возмездие. Но и оно – непосильный груз. Нельзя это тебе нести одному. Я твоя жена. Разделим пополам.
– Хорошо, – ответил Гектор. – Я тебе все расскажу.
– А я – тебе. – Катя помолчала. – Тоже есть что. Поверь.
Глава 8Улита из тьмы
Окрестности Кукуева
Звали ее Улитой в Кукуеве с детства. И она всегда любила собирать грибы в лесу. И сейчас брела сквозь ельник, зорко смотря себе под ноги, выискивала пни, усеянные опятами. Насолить опяток на зиму – мировой закусон под «слезу». «Слезой» всегда грешил Карп, алкаш запойный, однако нужный Улите человек в домашнем хозяйстве. Карп вскоре явится ей подсобить – починить гнилой штакетник, заделать в нем дыру. Вот и нужно опят насобирать ему на ужин. Кроме опят интересовали Улиту красные мухоморы: на них вдруг взлетел спрос. Но вместо красной шляпки в белых крапинках Улита узрела две бледные поганки. И возликовала душой.
Яд смертельный сам плыл к ней в руки! Она с усилием нагнулась (годы, годы, проклятые!) и бережно, почти любовно вырвала «бледнух» с корнем из влажной лесной подстилки. Месяцем раньше она уже использовала их смертельные дары: накрошила вместе с червивыми яблоками и свекольной ботвой в корыто и поставила смесь к дыре в заборе. Дыру проделали два юных кабанчика и свинья – живность односельчан, они подрыли штакетник Улиты, а затем прорвались в дыру, разорили, потоптали грядки, пожрали ее молодую морковь и капусту, похозяйничали в парниках. Улита отправилась к хозяевам свиней требовать возмещения ущерба, но те лишь руками развели – свинки, мол, выскочили сами из огороженного рабицей загона и убежали. Улита получила извинения, но не деньги. Она верила: свиньи к ней нагрянут опять – и приготовила им угощение с «бледнухами». Свиньи пришли и нажрались из корыта. Подохли, твари! Их посинелые вздутые туши вывозил грузовик санэпиднадзора – грешили на «африканскую чуму».