Запад Эдема — страница 1 из 3

Гарри ГаррисонЗАПАД ЭДЕМА

Гарри Гаррисон Запад Эдема

Т.А. Шиппи и Джеку Коэну, без помощи которых эта книга никогда не была бы написана.

И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке;

И поместил там человека, которого создал.

И пошел Каин от лица Господня;

И поселился в земле Нод, на восток от Эдема

Книга Бытия

Пролог: Керрик

Я пишу историю и верю, что это — правдивая история мира.

Родился я в небольшом, всего из трех семей, лагере. Мы жили в палатках на берегу большого озера, в стальных водах которого отражались снежные вершины высоких гор. Когда становилось холодно и снег засыпал траву, наступало время охоты. Я был маленьким и очень хотел поскорее вырасти, чтобы тоже охотиться в горах на обычных и гигантских оленей. Это и был весь мой мир, которым я жил.

Однако то, что я считал полной картиной жизни, оказалось лишь небольшой ее частью. Мои горы и озеро были крошечным кусочком великого континента, раскинувшегося между двумя великими океанами. Этот континент состоял как бы из двух частей, соединенных узким перешейком. Мы жили в северной части, а южную населяли огромные и ужасные мургу.

Я возненавидел их еще до того, как впервые увидел. Из рассказов старших я знал, что по ту сторону западного океана есть еще один материк и там совсем нет охотников, ни одного. Только мургу. Весь мир принадлежит им, кроме нашей маленькой части.

Теперь я кое-что расскажу вам о них. Мургу — холодные и гладкие. У них есть когти и зубы. Они ненавидят нас так же, как мы их. Это не имело бы особого значения, будь они только крупными и безмозглыми животными.

Однако есть мургу такие же умные и свирепые, как охотники. Число их определить невозможно, но достаточно сказать, что они заселяют все земли нашей огромной планеты.

То, о чем вы сейчас узнаете, не очень приятно, но так было, и нельзя забывать об этом.

ЭТО — ИСТОРИЯ НАШЕГО МИРА.

КНИГА ПЕРВАЯ

1

Амахаст уже проснулся, когда край неба у горизонта начал светлеть и были видны только самые яркие звезды. Амахаст знал, откуда они берутся: это души умерших охотников, которые поднимаются на небо каждую ночь. Но сейчас даже они, самые отважные и хитрые, бежали от восходящего солнца, горячего солнца далекого юга, которое так непохоже на северное солнце, слабо розовеющее в блеклом небе над заснеженными лесами и горами. Это совершенно другое солнце. Сейчас, до его восхода, около воды прохладно, но днем жара вернется. Амахаст почесал искусанную насекомыми руку и стал ждать рассвета.

Из темноты медленно появилась их деревянная лодка. Она была вытащена на песок за линию сухой травы и пустых ракушек, означавших границу прилива. Рядом с ней можно было уже различить темные силуэты спящих — четверо из членов его саммад отправились с ним в это путешествие. Он с горечью подумал о том, что скоро их останется только трое, потому что Дикен умирает.

Один из мужчин медленно поднялся на ноги, тяжело опираясь на свое копье. Это был старый Огатир, руки и ноги его одеревенели и болели от сырой земли и холодных зим. Амахаст тоже встал, держа копье в руке. Двое мужчин встретились и вместе направились к ямам с водой.

— День будет жарким, Курро, — сказал Огатир.

— Здесь все дни жаркие, старик. Солнце будет поджаривать нас на медленном огне.

Неспешно и осторожно шли они к темной стене леса. Высокая трава шелестела под утренним бризом, первые проснувшиеся птицы перекликались на деревьях. Какое-то животное рылось под низкими пальмами в поисках травы. Охотники с вечера углубили ямы, и сейчас они были полны чистой воды.

— Пей вволю, — сказал Амахаст, повернувшись лицом к лесу. За его спиной Огатир, тяжело дыша, опустился на землю и стал пить.

Из темноты между деревьями еще вполне могли появиться ночные животные, поэтому Амахаст стоял с копьем наготове, вдыхая влажный воздух, насыщенный запахами гниющих растений и слабым ароматом ночных цветов. Напившись, старик поменялся с ним местами. Погрузив лицо в прохладную воду, Амахаст брызгал водой на свое обнаженное тело, смывая грязь и пот прошедшего дня.

— Сегодня вечером у нас должна быть последняя стоянка, а завтра утром нужно возвращаться, возвращаться тем же путем, — сказал Огатир через плечо, продолжая вглядываться в кусты и деревья.

— Я понял тебя. Но не думаю, что несколько дней могли что-нибудь изменить.

— Пришло время возвращаться. Каждый закат я завязывал на своей веревке узлы. Дни становятся короче, закаты приходят все быстрее, с каждым днем солнце слабеет и не может подняться высоко в небо. И ветер начинает меняться, даже вы должны замечать это. Все лето ветер дул с юго-востока, а теперь нет. Ты помнишь прошлогодний шторм, который едва не потопил лодку и свалил деревья в лесу? Шторма приходят в это время. Мы должны возвращаться. Я запоминаю все это, завязывая узлы на своей веревке.

— Я знаю это, старик, — Амахаст расчесал пальцами мокрые пряди своих нестриженых волос. Они доходили до плеч, а влажная светлая борода лежала на груди. — Но я знаю и то, что наша лодка пуста.

— Есть же сушеное мясо…

— Этого мало. Нам нужно больше, чем было прошлой зимой. Охота была плохой, и потому мы должны идти на юг дальше, чем заходили прежде. Нам нужно мясо…

— Еще один день, потом мы должны возвращаться. Всего один день. Тропа в горах трудна и путь длинный.

Амахаст ничего не сказал в ответ. Он уважал Огатира за его знание верных дорог, умение делать оружие и находить магические растения. Старик знал ритуалы, необходимые для подготовки к охоте, и песни, которые отгоняли души умерших. Он собрал все знания своей жизни и жизни тех, кто был до него, то, что ему рассказали, и то, что он помнил сам, что можно было прочесть по восходящему утром и садящемуся вечером солнцу, и многое другое. Но существовало в мире нечто такое, о чем старик ничего не знал и что беспокоило и мучило Амахаста своей необъяснимостью.

Откуда и почему пришли к ним странные, суровые зимы, которые, казалось, не имели конца? Уже дважды должна была наступить весна, дни становились длиннее, а солнце горячее — но весна не приходила. Глубокий снег не таял, а лед на реках оставался твердым. Потом начался голод. Олени и гигантские олени двинулись на юг, покидая свои привычные долины и горные луга, оказавшиеся теперь в ледяных объятиях зимы. Когда людям стала угрожать смерть от голода, он повел своих саммад вслед за животными, вниз, на широкие равнины. И все же охота была плохой, и стада поредели от ужасной зимы. Но не только у их саммад возникли эти трудности. Другие саммад тоже охотились здесь, причем не только те, с которыми они были связаны союзом, но и те, с которыми его люди никогда прежде не встречались. Все саммад принадлежали к роду тану и никогда до этого не воевали между собой. Но теперь они делали это, и кровь тану окрасила острые каменные наконечники их копий. Это беспокоило Амахаста так же сильно, как бесконечная зима. Копье должно служить для приготовления пищи. Тану никогда не убивали тану. Чтобы не совершать этого преступления самому, он увел саммад прочь с холмов, двинулся навстречу утреннему солнцу и не останавливался до тех пор, пока они не достигли соленых вод великого моря. Он знал, что северные дороги закрыты, что лед сковал океан, и только парамутаны — люди кожаных лодок — могут жить на этой замороженной земле. Дороги на юг были открыты. Но здесь, в лесах и джунглях, где никогда не падал снег, были мургу. А там, где были они, была смерть.

Итак, оставалось только открытое море. Его саммад давно было известно искусство делать деревянные лодки для летней рыбалки, но никогда прежде они не рисковали выплывать в открытое море так далеко, чтобы терять из виду свой лагерь на берегу. Этим летом они были вынуждены сделать это. Сушеного сквида было слишком мало для зимы. Если охота будет такой же плохой, как зимой, никто из них не доживет до весны. Поэтому они отправились на юг и охотились вдоль берега и на морских островах. И постоянно боялись мургу.

Проснулись другие мужчины, солнце поднялось над горизонтом, и первые крики животных донеслись из глубины джунглей. Пора было отправляться в море.

Амахаст торжественно кивнул, когда Керрик принес ему кожаный мешок с экотазом, а затем сунул руку в густую массу раздавленных орехов и сушеных ягод. Потом протянул другую руку и взъерошил густые спутанные волосы на голове своего сына, своего первенца. Скоро он станет мужчиной и возьмет себе мужское имя, но пока он еще мальчик, хотя растет быстро и уже довольно высок.

Его кожа, обычно бледная, стала золотистой с тех пор, как, подобно охотникам, он носил только шкуру оленя, перевязанную на поясе. На шее у него висел на кожаном ремне небольшой нож из небесного металла. Такой же, только более крупный, носил и Амахаст. Нож этот был не так остер, как каменный, но высоко ценился из-за своей редкости. Эти два ножа — большой и малый — были всем небесным металлом, которым владела саммад.

Керрик улыбнулся отцу. Ему было восемь лет, и это была его первая охота с мужчинами, самое важное событие в его короткой жизни.

— Ты напился? — спросил Амахаст. Керрик кивнул. Он знал, что воды больше не будет, пока не наступят сумерки. Это было одно из правил, которому учились охотники. Живя с женщинами и детьми, он пил когда бы ни почувствовал жажду, а если был голоден, то собирал ягоды или ел свежие корни, которые тут же выкапывал. Но теперь нет. Теперь он шел с охотниками и делал то, что делали они, шел от восхода до заката без еды и питья. Он гордо держал свое маленькое копье и старался не вздрагивать от испуга, когда что-нибудь трещало в джунглях позади него.

— Спускайте лодку, — приказал Амахаст.

Мужчин не нужно было понукать: крики мургу становились все более громкими и угрожающими. В лодке было довольно мало груза: только их копья, луки и колчаны со стрелами, шкуры оленей и мешки с экотазом. Они столкнули лодку на воду, и Хастила с Огатиром держали ее ровно, пока мальчик ставил туда большой горшок, в котором лежали горячие угли из костра.

Позади них, на берегу, Дикен попробовал встать, чтобы присоединиться к ним, но сегодня он был особенно слаб. Его кожа побледнела от усилий, и крупные капли пота выступили на лбу.

Амахаст подошел, опустился рядом с ним на колени, взял за угол оленью шкуру и вытер лицо раненого.

— Отдохни немного. Мы отнесем тебя в лодку.

— Лучше мне подождать здесь вашего возвращения. — Голос Дикена звучал хрипло, он задыхался и говорил с трудом. — Это будет лучше для моей руки.

Его левая рука выглядела очень плохо. Два пальца на ней были оторваны, когда крупный зверь из джунглей однажды ночью забрел в их лагерь и они ранили его своими копьями, прогнав в темноту. Поначалу рана Дикена не казалась серьезной, охотники жили и с более тяжелыми; они делали для него все, что могли. Промывали рану в морской воде, пока она не перестала кровоточить, зачем Огатир наложил повязку из мха, собранного в высокогорных болотах. Но этого оказалось мало. Ладонь сначала покраснела, потом почернела, а потом черной стала и вся рука Дикена. Кроме того, от него отвратительно пахло. Скоро Дикен должен был умереть. Амахаст перевел взгляд с распухшей руки на зеленую стену джунглей.

— Когда звери придут за моей душой, ее не должно быть здесь, чтобы они ее не съели, — сказал Дикен, проследив направление взгляда Амахаста. Его рука сжалась в кулак. Он сжимал и разжимал пальцы, показывая при этом кусок камня, лежавший на ладони. Камень был достаточно остер, чтобы перерезать им вены.

Амахаст медленно встал и стряхнул песок с колен.

— Я увижу тебя на небе, — сказал он, и его бесстрастный голос прозвучал так тихо, что только умирающий услышал его слова.

— Ты всегда был моим братом, — сказал Дикен. Когда Амахаст отошел, он отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть, как они уплывают.

Лодка была уже в воде и слегка покачивалась на слабой зыби, когда Амахаст догнал ее. Это было хорошее, крепкое судно, выдолбленное из ствола большого кедра. Мужчины уже вставили в уключины весла, готовясь отплыть. Керрик сидел на носу, раздувая на камнях, лежавших там, небольшой костерок. Кусочки дерева, которые он бросал в него, слегка потрескивали. Амахаст поставил на место рулевое весло. Он видел, как мужчины смотрели мимо него, на охотника, оставшегося на берегу, но ничего не сказали. Все было правильно. Охотник не должен показывать, что ему больно, или проявлять жалость. Каждый мужчина волен выбирать, когда его свободная душа отправится на небо, к небесному отцу Эрманпадару, который правит там. Душа охотника должна присоединиться к другим таким же душам среди звезд. Каждый охотник был свободен в своем выборе, и никто не мог помешать ему. Даже Керрик знал это и сейчас молчал, как все остальные.

— Вперед, — приказал Амахаст. — К острову.

Тихий, поросший травой остров лежал в открытом море, защищая берег от ударов океанских вод. Его южный берег был высок, и на нем появились деревья. Это обещало удачную охоту. За исключением мургу, все здесь было хорошо.

— Смотрите в море! — крикнул Керрик.

Огромный косяк сквида прошел под ними. Хастила схватил свое копье за толстый конец и занес его над водой. Он был выше Амахаста, и поэтому проделал все очень быстро. Выждав секунду, он погрузил копье в воду, пока туда не ушла вся рука, затем поднял его вверх.

Острие копья ударило правильно, в мягкое тело за раковиной, и сквид был вытащен из воды и брошен на дно лодки. Щупальца его слабо шевелились, темная жидкость сочилась из пробитого мешка. Хастилу не зря называли “Копье в руке”. Его копье не знало промаха.

— Хорошая еда, — сказал Хастила, поставив ногу на раковину и освобождая копье из тела добычи.

Керрик был возбужден: так просто это выглядело! Один быстрый удар — и пойман крупный сквид, которого хватит всем на целый день. Он взял свое собственное копье за толстый конец, как это делал Хастила. Оно было наполовину меньше копья охотника, но с таким же острым наконечником. Косяк сквида еще был здесь, и один из них всплыл на поверхность прямо перед носом лодки.

Керрик сильно ударил, и наконечник погрузился в тело животного. Схватив древко обеими руками, мальчик дернул его. Деревянная рукоять задрожала в его руке, но он держал ее крепко, напрягая все силы.

Вода вспенилась, и влажно блестящая голова поднялась рядом с лодкой. Копье вдруг освободилось, и Керрик упал на спину. Рядом с ним раскрылись челюсти с рядами зубов, и из пасти существа на него пахнуло падалью. Острые когти царапали лодку, вырывая куски дерева.

Хастила прыгнул на помощь, его копье вонзилось Между этими ужасными челюстями раз, другой… Мараг пронзительно закричал, и фонтан крови забрызгал мальчика. Затем челюсти закрылись, и на мгновение Керрик увидел перед собой огромный немигающий глаз. Секунду спустя он ушел под воду среди кровавой пены.

— Держать к острову, — приказал Амахаст, — здесь может быть много этих тварей, плывущих за сквидами. Мальчику больно?

Огатир плеснул водой в лицо Керрика и обмыл его.

— Мальчик просто испугался, — сказал он, глядя на искаженное лицо.

— Ему повезло, — мрачно заметил Амахаст. — Но такое везение бывает только один раз. Никогда больше он не ударит копьем в темноту.

НИКОГДА! Керрик едва не выкрикнул это слово, глядя на борт лодки, где когти твари оставили глубокие царапины. Он слышал о мургу, видел их когти в ожерельях, даже касался маленьких многоцветных мешочков, сделанных из шкуры одного из них. Но рассказы никогда всерьез не пугали его: высотой до неба, зубы как копья, глаза как камни, когти как ножи. Однако сейчас он испугался. Почувствовав на глазах слезы, он отвернулся к берегу, кусая губы оттого, что они так медленно приближаются к земле. Лодка вдруг показалась ему хрупкой скорлупкой среди моря чудовищ, и ему отчаянно захотелось оказаться на твердой земле. Он едва не крикнул об этом вслух, когда нос лодки ткнулся в песок. Пока остальные вытаскивали лодку на берег, он смыл с лица остатки крови марага.

Амахаст издал тихий шипящий звук — сигнал охотников — и все замерли, безмолвные и неподвижные. Он лежал в траве и смотрел поверх нее. Потом сделал охотникам знак приблизиться. Керрик, как другие, осторожно раздвигал листья пальцами, чтобы смотреть между ними.

Впереди были олени. Стадо небольших животных паслось на расстоянии выстрела из лука. Растолстевшие на богатом травой острове, они двигались медленно, длинные уши их дергались, отгоняя насекомых, жужжавших вокруг. Керрик принюхался и услышал сладковатый запах пота, шедший от их шкур.

— Идем тихо вдоль берега, — сказал Амахаст. — Ветер дует в нашу сторону, и они нас не учуют. Мы подкрадемся незаметно.

Скрываясь за берегом, они подготовили луки, затем выстрелили все разом.

Прицел был точен: двое животных упали, а третье было ранено. Шатаясь, олень сделал несколько шагов. Амахаст выскочил из укрытия, подбежал к нему и, схватив за рога, крутанул. Животное захрипело, затем упало набок. Амахаст оттянул ему голову назад и подозвал Керрика.

— Возьми копье, это будет твоя первая жертва. Коли в горло с этой стороны, а потом поверни.

Керрик сделал, как ему было приказано, и олень захрипел в агонии, а его красная кровь брызнула на руки мальчика. Он вонзил копье в рану еще глубже, и животное, дернувшись, умерло.

— Хороший удар, — похвалил Амахаст, и у Керрика появилась надежда, что ему больше не напомнят о мараге в лодке.

Охотники, удовлетворенные, выпотрошили добычу. Амахаст указал на юг, на высокую часть острова.

— Отнеси их к деревьям, на которых можно подвесить туши.

— Мы будем охотиться еще? — спросил Хастила.

Амахаст покачал головой.

— Нет, если мы возвращаемся завтра. Весь день и ночь мы будем разделывать и коптить мясо, которое у нас есть.

— И есть его, — сказал Огатир, громко причмокивая, — есть до отвала. Чем больше мы положим в наши желудки, тем меньше придется нести на спине.

Хотя под деревьями было прохладно, не давали покоя тучи насекомых. Охотники, стараясь спастись от них, просили Амахаста устроить коптильню у залива.

— Снимите шкуры с добычи, — приказал он, затем пнул ногой упавший ствол.

— Слишком сырой, чтобы гореть. Огатир, принеси огонь из лодки и поддерживай его сухой травой, пока мы не вернемся. Я возьму мальчика, и мы посмотрим на берегу плавник.

Он оставил свой лук со стрелами, но взял копье и отправился к океану, Керрик торопливо следовал за ним.

Берег был почти широким, а мелкий песок, покрывавший его, почти таким же белым, как снег. Волны с грохотом разбивались о берег, оставляя пузырящуюся пену. Прибой выбрасывал разбитые губки, многочисленные разноцветные раковины, фиолетовых улиток, большие зеленые водоросли с маленькими крабами. Несколько кусков плавника не стоили того, чтобы о них беспокоиться, поэтому Амахаст с мальчиком направились к каменистому мысу, выдающемуся в море. Поднявшись по пологому склону, они увидели между деревьев море, а вдалеке на песке что-то темное: может быть, тюлени, греющиеся на солнце.

И в этот момент они заметили, что кто-то стоит под соседним деревом, тоже глядя на залив. Может, другой охотник? Амахаст открыл было рот, но тут незнакомец шагнул вперед, под лучи солнца.

Слова замерли в горле охотника, все мышцы напряглись.

Это был не охотник, и даже не человек. Человекообразный, но отвратительно отличный от него во всех отношениях. Существо, безволосое, с окрашенным гребнем, который начинался от макушки его головы и спускался вниз по спине, выглядело очень ярким в солнечном свете, с чешуйчатой и разноцветной кожей.

Это был мараг. Меньший, чем гиганты в джунглях, и тем не менее мараг. Подобно своим собратьям, он стоял неподвижно, как будто высеченный из камня. Затем серией небольших резких движений повернул голову в их сторону, и они увидели его глупые бесстрастные глаза и массивные челюсти. Люди стояли не двигаясь, крепко сжимая свои копья, и существо отвернулось, видимо не заметив их среди деревьев.

Амахаст подождал, пока взгляд марага не обратился опять к океану, перед которым он стоял, а затем беззвучно скользнул вперед, поднимая копье. Он успел достичь края рощи, прежде чем животное смогло услышать и заметить его, оно резко повернулось и уставилось ему прямо в лицо.

Охотник вонзил каменный наконечник копья в безвекий глаз и, навалившись, вогнал его дальше в мозг. Существо вздрогнуло, судорожно дернулось всем телом и тяжело упало. Оно, судя по всему, погибло раньше, чем коснулось земли. Амахаст выдернул копье и окинул взглядом склон и берег вдали. Других существ поблизости не было.

Керрик подошел к отцу и стал рядом. Молча они смотрели на лежащий у их ног труп.

Это была примитивная безвкусная пародия на человека. Красная кровь еще сочилась из развороченного глаза, другой же пусто таращился на них: его зрачок превратился в узкую вертикальную полоску. Носа у существа не было, а там, где он должен был находиться, виднелось что-то вроде клапана. Массивные челюсти открылись в агонии внезапной смерти, обнажив белые ряды острых зубов.

— Что это? — задыхаясь, спросил Керрик.

— Не знаю. Мараг один из видов мургу. Какой-то он маленький, я никогда прежде не видел такого.

— Он стоял и ходил совсем как человек. Это мургу, отец, его руки похожи на наши.

— Нет, не похожи. Сосчитай: один, два, три, четыре — и большой палец. А у него два — и два больших пальца.

Амахаст взглянул на существо и усмехнулся. У твари были короткие кривые ноги с заостренными когтями на пальцах. Сзади торчал короткий и толстый хвост, существо лежало скорчившись, одна рука была придавлена телом. Амахаст пинком перевернул его. Странное дело, в руке, скрытой до этого телом, был зажат длинный сучковатый кусок дерева.

— Отец — на берегу! — крикнул вдруг Керрик.

Они спрятались под деревьями и внимательно следили, как из моря прямо перед ними выходят еще несколько существ. Это были трое мургу. Двое из них походили на убитого, а третий был крупнее, жирнее и двигался медленно. Он лег на мелководье в воду, перевалился на спину, глаза его закрылись, и конечности замерли. Двое других выволокли его из воды и потащили по песку. Крупное животное что-то бормотало своим дыхательным клапаном, затем медленно и лениво почесало когтистой ногой живот. Один из маленьких мургу хлопнул лапами в воздухе над ним и издал резкий щелкающий звук.

От гнева у Амахаста перехватило дыхание. Ненависть ослепила его, и почти не сознавая, что делает, он бросился вниз по склону, размахивая копьем.

Оказавшись рядом с мургу, он ударил ближнего из них, однако тот успел повернуться, и каменный наконечник рассек ему только бок, скользнув по ребрам. Существо широко раскрыло рот, громко зашипело и попыталось убежать, но следующий удар Амахаста был точен.

Затем охотник освободил копье и повернулся к другому марагу, мчавшемуся к воде. Однако прежде чем он успел что-либо сделать, в воздухе просвистело маленькое копье и вонзилось беглецу в спину.

— Хороший удар, — одобрил Амахаст, вырвав копье из мертвого тела и возвращая его Керрику.

Только большой мараг остался на месте. Глаза его были закрыты и, казалось, он не обращает внимания на происходящее вокруг. Когда копье Амахаста вонзилось ему в бок, мараг застонал почти как человек. Он был очень толстый, и Амахаст бил его снова и снова, пока тот не умер. Амахаст оперся на свое копье и, тяжело дыша, посмотрел на убитое существо. Гнев его еще не прошел.

— Твари, вроде этой, должны быть уничтожены. Мургу не похожи на нас, достаточно взглянуть на их кожу и чешую. У них нет меха, они боятся холода, их нельзя есть. Мы должны убивать всех мургу, оказавшихся на нашем пути. — Он говорил что-то еще, Керрик только кивал головой, соглашаясь. — Пойдем за остальными. Этих тварей может быть больше, чем мы думаем, нужно убить всех.

В эту минуту его глаза уловили какое-то движение, и он потянулся за копьем, думая, что существо еще живо — двигался его хвост…

Точнее, хвост был неподвижен, но что-то шевелилось под кожей в нижней части тела животного. Там оказалось что-то вроде кармана, образованного складкой кожи у толстого хвоста. Острием копья Амахаст откинул кожу и с трудом сдержал тошноту, увидев бледных существ, которые упали на песок.

Это были сморщенные, слепые, маленькие копии взрослых животных. Вероятно, их дети. Рыча от гнева, охотник стал топтать их ногами.

— Уничтожить, всех уничтожить! — бормотал он снова и снова.

Керрик побежал вдоль деревьев, чтобы не видеть этого.

2 

Энтисенат рассекал волны ритмичными движениями своих веслообразных плавников. Высунув из воды голову и подняв ее повыше, он повернулся и посмотрел по сторонам. В воде под ним виднелось темное пятно.

Это был косяк сквида, и второй энтисенат возбужденно защелкал. Их огромные хвосты заработали, и они помчались сквозь воду, широко раскрыв пасти прямо в центр стаи. Выбросив струи воды, сквиды бросились наутек во всех направлениях. Многие пытались ускользнуть под прикрытием облака краски, которую вырабатывали, но большая часть из них была схвачена мощными челюстями и проглочена. Это продолжалось до тех пор, пока море не опустело. Насытившись, энтисенаты медленно поплыли обратно.

Вскоре они увидели впереди гигантское животное: вода перекатывалась через спину и пенилась вокруг длинного спинного плавника урукето. Приблизившись к нему, энтисенаты нырнули и поплыли рядом с его закрытым и длинным бронированным клювом. Урукето заметил их, один его глаз с черным зрачком, окруженный костяным ободком, следил за ними. Постепенно их образ проник в мозг существа, и клюв начал открываться, пока не раскрылся во всю ширь.

Один за другим они подплыли к широко открытому рту и сунули свои головы в похожую на пещеру пасть. Оставаясь в этом положении, они отрыгнули недавно пойманного сквида. Только когда их желудки опустели, они отступили назад, повернувшись боком, и заработали плавниками. За их спинами челюсти сомкнулись так же медленно, как открывались, и массивная туша урукето двинулась за ними следом.

Хотя большая часть огромного тела животного была скрыта, спинной плавник урукето высоко поднимался над водой. Его плоская вершина была сухой и испачканной белыми экскрементами там, где садились морские птицы, и покрытой шрамами там, где они рвали кожу своими жесткими клювами. Одна из этих птиц, паря на больших белых крыльях и вытягивая паучьи ножки, опускалась на вершину плавника. Вдруг она пронзительно закричала и замахала крыльями, испуганная длинным разрезом, который, появившись на вершине плавника, быстро расширился и образовал большую щель в живой плоти. Оттуда вырвался затхлый воздух.

Щель раскрывалась все шире и шире, пока из образовавшегося отверстия не появилась одна из ийлан. Она исполняла должность второго офицера и командовала вахтой. Выбравшись на широкий костяной выступ, расположенный рядом с вершиной плавника, она глубоко вдохнула свежий морской воздух и осторожно огляделась. Потом, довольная, что все нормально, стала спускаться мимо рулевого, который смотрел вперед сквозь диск перед ним. Офицер взглянула поверх его плеча на стрелку компаса, отклонившуюся от указателя курса. Пальцами левой руки рулевой схватил узел нервных окончаний и сильно сжал. Дрожь прошла по всему телу животного-корабля. Офицер кивнула и продолжила спуск в большую внутреннюю полость; зрачки ее глаз расширились в полутьме помещения.

Флуоресцирующие пятна были единственным освещением этого помещения, тянувшегося вдоль всего позвоночника урукето. Сзади, в почти полной темноте, лежали пленники, щиколотки которых были связаны. Ящики с запасами и контейнеры с водой отделяли их от команды и пассажиров, находившихся впереди. Офицер направилась к командиру, чтобы отдать ей рапорт. Эрефнаис, выслушав сообщение, взглянула на светящуюся карту, которая лежала перед ней, и кивнула, соглашаясь. Довольная, она свернула карту, убрала ее в нишу и поднялась на плавник сама. Из-за поврежденной в детстве спины она приволакивала ноги при ходьбе, и только выдающиеся способности позволили ей, несмотря на физический недостаток, занять такой высокий пост. Появившись на вершине плавника, она тоже глубоко вдохнула свежий воздух и посмотрела вокруг.

Позади растворялся в дымке берег Манинле, впереди на горизонте виднелась пустынная земля, а к северу тянулась цепочка низких островов. Удовлетворенная, она наклонилась и произнесла несколько слов. Отдавая приказы, она иногда бывала резкой, почти грубой, но сейчас избрала форму обращения старшей по званию. Она командует этим кораблем и должна соответствовать своему положению.

— Вам будет приятно взглянуть на это, Вайнти.

Сказав это, отошла назад, освободив место в передней части плавника. Вайнти выбралась из укрепленной внутренности плавника и вышла на его край, следуя за двумя своими спутницами. Наверху они почтительно отошли в сторону, пропустив ее вперед, Вайнти взялась за край, глубоко вдыхая свежий холодный воздух. Эрефнаис смотрела на нее с восхищением: она была действительно прекрасна. Даже если она не знала, какие обязанности возложат на нее в новом городе, ее положение ясно читалось в каждом движении ее тела. Не замечая внимательного взгляда, Вайнти стояла гордо, высоко подняв голову, ее челюсти выступали вперед, а зрачки под ослепительными лучами солнца превратились в узкие вертикальные полосы. Руки крепко держались за борт, широко расставленные ноги удерживали равновесие. Медлительная пульсация пробегала по ее красивому гребню. Она была рождена, чтобы повелевать, это не вызывало сомнений.

— Что там впереди? — вдруг спросила Вайнти.

— Цепь островов, высочайшая. Они называются Алакасаксехент — непрерывный ряд золотых падающих камней. Их пески и вода теплы круглый год. Острова вытягиваются в линию, которая доходит до материка. Здесь на берегу растет новый город.

— Прекрасный город, — сказала Вайнти так тихо, что остальные ничего не услышали. — Может, это моя судьба? — Она повернулась к командиру. — Когда мы будем там?

— Сегодня после полудня, высочайшая. Еще до темноты. Здесь есть теплое течение, которое быстро донесет нас до берега. Сквида в изобилии, поэтому энтисенаты и урукето кормятся хорошо. Правда, это одна из проблем, стоявших перед командиром в дальних путешествиях! Мы должны были внимательно следить за ними, если они движутся медленно, и наше прибытие…

— Замолчи. Я хочу остаться одна со своими эфензеле.

— Слушаюсь. — Эрефнаис мгновенно исчезла.

Вайнти повернулась к молчаливым стражам, внимательно следящим за каждым ее движением.

— Итак, мы здесь. В конце концов борьба дотянулась до этого нового мира, до Гендаши. Сейчас она развернется вокруг строительства нового города.

— Мы поможем тебе добиться своего, — сказала Этриг. Крепкая, как камень, она была готова на все. — Командуй нами до самой нашей смерти. — В устах другого это могло показаться льстивым, но только не у Этриг. Она была искренней в каждом своем поступке.

— Этого не требуется, — сказала Вайнти, — но я прошу тебя быть на моей стороне и помогать во всем.

— Это дело моей чести.

Затем Вайнти повернулась к Икеменд, которая ждала ее приказаний.

— Тебе самое ответственное поручение. Наше будущее в твоих руках. Ты возьмешь на себя Канал и самцов.

Икеменд знаком выразила свою решимость выполнить все, и это вызвало у Вайнти теплое чувство к спутницам. Однако вскоре ее настроение изменилось.

— Спасибо вам обеим, а теперь оставьте меня, — сказала она. — Я хочу поговорить с Энги наедине.

Вайнти держалась за плотное и твердое тело урукето, который то погружался в воду, то вновь появлялся над волнами. Зеленая вода перекатывалась через его спину и разбивалась о черную башню плавника. Соленые брызги иногда попадали в лицо Вайнти. Она прикрыла на минуту глаза. Не замечая холодных брызг, унеслась в своих мыслях далеко от этого огромного животного, которое несло их через море Инегбана. Впереди лежал Альпесак, золотой берег ее будущего — или черный камень, который раздавит ее. Или то, или другое, третьего не дано.

Покинув океан своего детства, она поднялась высоко, оставив позади многих из своей эфенбуру. Двигаясь к вершине, гораздо труднее приобрести союзников, чем нажить множество врагов. Но она добилась этого, помня всех из своей эфенбуру, даже тех, кто был на низших должностях, и навещая их при каждом удобном случае. Столь же важным было ее умение вызывать уважение и даже восхищение, особенно среди молодежи. Они были ее глазами и ушами в городе, ее тайной силой. Без их помощи она никогда не решилась бы на это путешествие на этот огромный риск. Ее ждало блестящее будущее или полный провал. Ориентировка на Альпесак, этот новый город, была важным шагом, который заставил ее отказаться от многих других. Однако, если будут задержки с его устройством, она упадет низко, так низко, как никогда еще не падала. Это уже было с Дисти, наделавшей так много ошибок, что работа резко замедлилась. Вайнти сменила ее и взялась за все нерешенные проблемы. Если она не оправдает надежд, ее тоже заменят. Это было опасно, но риск стоил того. Если она исполнит задуманное, звезда ее поднимется высоко, и никто не сможет дотянуться до нее.

Вайнти почувствовала, что кто-то остановился рядом с ней. И с новой силой ощутила присутствие своего, из родной эфенбуру. Это была Энги. Вайнти хотелось поговорить с подругой о том, что ждет их там, на берегу, это была последняя возможность поговорить наедине перед высадкой. Там, внизу, было слишком много подслушивающих ушей и подсматривающих глаз, а здесь они могли говорить, не опасаясь последствий.

— Там, впереди, Гендаши. Командир обещала, что мы будем в Альпесаке сегодня после полудня. — Вайнти поглядывала на собеседницу краем глаза, но Энги ничего не ответила, только подергивала большим пальцем. Жест не был оскорбительным и не выдавал никаких чувств. Это было плохо, но Вайнти не позволила гневу захватить себя и отвлечь от того, что нужно было сделать. Она повернулась и оказалась лицом к лицу со своей эфензеле.

— Покидая родительское чрево и выходя в жизнь, в объятия моря, мы испытываем первую боль в жизни, — сказала Вайнти.

— А первая радость — это друзья, которые ждут тебя здесь, — сказала Энги, закончив фразу. — Я унижена, Вайнти, ведь ты напомнила, как мой эгоизм повредил тебе…

— Я жду не извинений или объяснений твоего необычного поведения. Мне непонятно, почему ты и твои последователи не выбрали смерть, однако обсуждать это я не собираюсь. И я думала не о себе, меня интересуешь ты и только ты. Мне нет дела до введенных в заблуждение существ, которые сидят внизу. Если они оказались способны пожертвовать свободой из-за ошибочной философии, из них получатся хорошие рабочие. Город может использовать их. Может он использовать и тебя, но не как пленника.

— Я не просила развязывать меня.

— Ты не просила, но я приказала сделать это. Мне стыдно находиться рядом со своей эфензеле, которая связана, как обычный преступник.

— Я не хотела доставлять тебе неприятности, — коротко извинилась Энги. — Я действовала согласно своим убеждениям, убеждениям настолько сильным, что они полностью изменили мою жизнь и могут изменить твою, эфензеле. Но мне отрадно слышать, что ты испытываешь стыд, ведь стыд это часть самосознания, которое является сущностью моих убеждений.

— Перестань, мне стыдно только за нашу эфенбуру, которую ты позоришь. Твой поступок возмущает меня и ничего больше. Сейчас мы одни, и никто не услышит моих слов. Я погибну, если ты повторишь их, но я знаю, что ты не захочешь причинить мне вред. Выслушай меня. Вернись к остальным. Ты будешь вместе с ними, когда мы высадимся на берег, но ненадолго. Как только судно уйдет, я отделю тебя от остальных, освобожу, и ты будешь работать со мной. Альпесак — моя судьба, я хочу помочь расширить его. Ты знаешь, что происходят ужасные вещи. Холодный ветер с севера дует все чаще и сильнее. Два города уже погибли, несомненно, следующим будет Инегбан. Но прежде, чем это произойдет, благодаря предусмотрительности наших вождей, на этом дальнем берегу должен вырасти новый город. Когда Инегбан умрет, Альпесак уже будет ждать нас. Я буду твердо стоять за привилегии живущих в этом городе. Я добьюсь этого и приготовлю все к тому дню, когда придет наш народ. Я просто обязана сделать это. Мои друзья, с которыми я буду работать, возвысятся вместе со мной. Я прошу тебя, Энги, присоединиться ко мне и помочь мне в этой великой работе. Ты — моя эфензеле, мы вместе родились и выросли, а это узы, которые нелегко разорвать. Присоединись ко мне, поднимись со мной, стань моей левой рукой. Ты согласна?

Энги опустила голову, закрыв лицо руками, потом подняла взгляд на собеседницу.

— Я не могу. С Дочерями Жизни меня соединяют узы не менее крепкие, чем с нашей эфенбуру. Они последуют за мной, куда бы я их ни повела…

— Ты поведешь их в пустыню, в изгнание, на верную смерть.

— Надеюсь, что нет. Я только объясняю, в чем состоит правда, открытая Угуненапсой, отдавшей за нее свою вечную жизнь. За нее, за меня, за всех нас. Ты и подобные тебе ничего не видят, и только одно может помочь вам прозреть — знание смерти, которое даст тебе и другим знание жизни.

Вайнти была вне себя от гнева, который возник еще тогда, когда связанная Энги не обращала на это внимания и говорила с ней очень спокойно и мягко.

— Это невозможно, Вайнти. Ты можешь присоединиться к нам, поняв, что это выше личных желаний, важнее верности своей эфенбуру…

— Важнее верности нашему городу?

— Возможно, потому что это превосходит все.

— Это настоящее предательство всей нашей жизни, и я испытываю только отвращение. Прежде ийланы жили как ийланы, но потом в их рядах появилась презренная Фарнекши, проповедовавшая этот мятежный вздор. Она была упорна и осторожна, кроме того, ее долго терпели, все же пришло время, когда ее изгнали из города. Но она не умерла, став первым живым мертвецом. Если бы не Олпесаг, она продолжала бы жить и по-прежнему сеяла бы среди нас разногласия.

— Ее называли Угуненапса, потому что с ее помощью была найдена эта великая правда. Олпесаг разрушила только ее тело, но не откровения.

— Так ее называешь ты, а на самом деле ее звали Фарнекши, и она умерла за свои преступления. Это был закономерный конец ее детской веры, родившейся среди кораллов и водорослей. — Вайнти глубоко вздохнула, с трудом сдерживаясь. — Неужели ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? Это твой последний шанс. Жизнь вместо смерти. Присоединяйся ко мне, и ты поднимешься высоко. Если твоя вера так важна для тебя, можешь придерживаться ее, но не говори об этом со мной и ни с каким другим ийланом. Ты должна сделать это.

— Я не могу. О правде нужно говорить вслух…

Гневно заревев, Вайнти схватила Энги за шею, грубо выкрутила ей гребень и с силой ударила ее лицом о грубую поверхность плавника.

— Вот правда! — прокричала она, развернув лицо Энги так, чтобы она могла слышать каждое слово. — То, что я разбиваю о плавник твое глупое лунообразное лицо — это и действительность и правда. Вне этой правды есть новый город на краю диких джунглей, тяжелая работа, грязь и никаких удобств, к которым ты привыкла. Я обещаю тебе это, если ты не откажешься от своей высокомерной позы…

Услышав слабый шипящий звук, Вайнти повернулась и увидела командира, которая пыталась укрыться в тени.

— Подойди сюда! — крикнула Вайнти, швырнув Энги вниз, себе под ноги. — Это что за шпионство?

— Я не шпионю, высочайшая… я могу сейчас же уйти. — Эрефнаис отвечала сбивчиво, без утонченности и прикрас, настолько велико было ее смущение.

— Тогда что привело тебя сюда?

— Я хотела указать на белые берега рождений, которые видны впереди.

Вайнти обрадовалась возможности закончить эту неприятную сцену. Неприятную для нее, потому что она не смогла сдержать себя. Она знала, что это может стать оружием в чужих руках. Командир могла разнесли сплетни дальше, и ничего хорошего выйти из этого не могло. Вайнти крепко ухватилась за край плавника, глядя на близкий уже берег. Гнев ее прошел, дыхание замедлилось. Униженная Энги поднялась на ноги — ей, как и всем, хотелось взглянуть на берег.

— Мы подойдем к нему как можно ближе, — сказала Эрефнаис.

— Наше будущее, — подумала Вайнти. — Первые величественные гребненосные самцы, первые отложенные яйца, первые рождения и первые эфенбуру, растущие в море.

Гнев прошел окончательно, и она почти улыбнулась мысли о толстых и вялых самцах, развалившихся под солнцем, о молодежи, сидящей в безопасности в хвостовых сумках. Первые рождения — памятный момент для их нового города.

Под руководством экипажа урукето торопился к берегу, уже почти достигнув разбивающихся о него волн. Берег приближался, притягивал взгляд. Прекрасный берег.

И вдруг Энги и командир замерли, потрясенные увиденным, а Вайнти издала громкий крик, крик боли.

На берегу на ровном песке лежали истерзанные и расчлененные трупы.

3

Крик Вайнти резко оборвался. Когда она снова заговорила, речь ее была сдержанна и конкретна.

— Командир, немедленно возьмите десяток самых сильных членов экипажа, вооружите их хесотсанами и высадите на берег. — Она подтолкнула ее к краю плавника, затем остановилась, повернувшись к Энги. — Ты пойдешь со мной. Вайнти провела ногой по шкуре урукето, нашла складки в его коже, спустилась по спине вниз и нырнула в прозрачное море. Энги последовала за ней.

Они вынырнули из прибоя возле растерзанного трупа самца. Мухи кружились вокруг открытых ран, покрывая тело сплошным слоем. Энги покачнулась при виде этого зрелища. Не так вела себя Вайнти. Каменно-твердая, она крепко стояла на ногах с ничего не выражающим лицом, и только глаза ее двигались, разглядывая сцену бойни.

— Я должна найти тех, кто сделал это, — сказала она бесстрастно, шагнула вперед и низко нагнулась над телом. — Они убиты, но не съедены. И убиты либо когтями, либо клыками, либо рогами. Видишь эти раны? Не только самцы, но и их слуги убиты таким образом. Где охрана?

Она повернулась к командиру, которая только что появилась из моря, ведя за собой вооруженных членов экипажа.

— Вытянуться в линию, приготовить оружие и прочесать берег. Найти охрану и установить, куда ведут следы. — Убедившись, что приказ понят, Вайнти повернулась к Энги, окликнувшей ее.

— Вайнти, я не могу понять, какого рода существа нанесли эти раны. У всех по несколько ран, хотя у животных всего по одному рогу или клыку.

— У ненитеска единственный рог на конце носа, большой и шершавый, и у белого хуруксаста тоже один рог.

— Это все огромные медлительные и глупые существа, они не могли сделать такого. Ты сама предупреждала меня об опасности здешних джунглей, о неизвестных животных, быстрых и смертельно опасных.

— А где была охрана? Они же знали об опасности, так почему не выполнили свой долг?

— Они здесь, — сказала Эрефнаис, медленно выходя на берег. — Убиты точно таким же образом.

— Невероятно! А их оружие?

— Не использовано. Полностью заряжено. Эти существа так опасны…

Одна из членов экипажа окликнула их снизу, от берега. Движения ее тела были непонятны на таком расстоянии, а голос заглушал голос прибоя. Потом она бросилась бежать к ним, явно чем-то взволнованная, остановилась, попробовала объяснить, затем побежала дальше, пока не приблизилась на расстояние, которое позволяло понять ее слова.

— Я нашла след… идемте… там кровь. В ее голосе было нечто, придававшее сказанному вес. Вайнти вместе с другими быстро двинулась ей навстречу.

— Я шла по следам, высочайшая, — сказала та, указывая на деревья. — Существо было не одно, их было, как мне кажется, пятеро, потому что следов много. Все они кончаются у воды. Они ушли. Но есть нечто такое, что вы должны увидеть сами.

— Что?

— На месте убийства много крови и костей, но есть и еще кое-что. Вы должны увидеть это сами.

Они услышали яростное гудение насекомых еще до того, как добрались до места. Там действительно было много свидетельств бойни, но было и еще кое-что, более важное. Их проводник молча указала на землю.

Там в куче золы лежали обуглившиеся куски дерева. Из центра поднималась струйка дыма.

— Огонь? — сказал Вайнти, удивленная увиденным не меньше других. Она видела такое и прежде, но это ей не нравилось.

— Отойдите в сторону, — приказала она командиру, которая шагнула вперед к дымящемуся пеплу. — Это огонь, он очень горяч и опасен.

— Я этого не знала, — извинилась Эрефнаис. — Я слышала о нем, но никогда не видела.

— Это еще не все, — сказала приведшая их сюда. — На берегу есть подсохшая на солнце грязь, на которой остались отпечатки ног, очень отчетливые. Я выломала один из них — вот он. Вайнти шагнула вперед и посмотрела на выломанную пластинку грязи, потом наклонилась и ткнула в углубление на твердой поверхности.

— Эти существа маленькие, очень маленькие, меньше, чем мы. И у них нет когтей… Смотрите!

Она выпрямилась и, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, показала ее остальным.

— У них пять пальцев, а не четыре, как у нас. Кто знает животного с пятью пальцами?

Молчание было ей ответом.

— Во всем этом слишком много таинственного. Мне это не нравится. Сколько охранников было здесь?

— Трое, — сказала Эрефнаис. — Двое убиты на берегу, третий возле центра…

В этот момент ее прервала другая член экипажа, продравшаяся через подлесок.

— Здесь маленькая лодка, — сказала она. — Пристала к берегу.

Когда Вайнти подошла туда, она увидела, что лодка покачивается на волнах, загруженная контейнерами. Один из пассажиров оставался в лодке, другие двое были на берегу и таращились на трупы. Когда Вайнти подошла, они обернулись, и она увидела проволочное ожерелье у одной из них. Вайнти внимательно оглядела ее.

— Вы эсекасак, которая должна охранять берега рождений. Почему вы не защитили своих питомцев?

Ноздри эсекасака гневно раздулись.

— Кто вы такая, чтобы так говорить со мной?..

— Я — Вайнти, новая Эйстаи этого города. Отвечайте на мой вопрос, пока я не потеряла терпения.

Эсекасак с мольбой коснулась своих губ и сделала шаг назад.

— Простите, высочайшая, я не знала. Потрясение, эти смерти…

— Это на вашей ответственности. Где вы были?

— Городу нужна пища и новые охранники.

— Как долго вас не было здесь?

— Два дня, высочайшая, как всегда.

— КАК ВСЕГДА! Что-то я не понимаю. Почему вы покинули свой берег? Где защитная стена?

— Пока не выращена. Река разлилась и стала глубже, поэтому звери не могут через нее перебраться. Именно поэтому берег рождений поместили у океана. Разумеется, временно, и только ради безопасности.

— Ради безопасности! — не в силах больше сдерживать гнев, Вайнти закричала, указывая на трупы. — Они все мертвы, и вы виноваты в этом. Думаю, вы умрете вместе с ними. За это преступление я требую строжайшего наказания. Вы изгоняетесь из нашего города, из общества имеющих голос, и присоединяетесь к безмолвным. Вы проживете недолго, но до самой смерти будете помнить об ошибке, приведшей к этому приговору. — Вайнти шагнула вперед, зацепила большим пальцем металлический знак высокой должности и сильно дернула его. Разорванная проволока соскользнула с шеи эсекасака, и Вайнти швырнула ее в прибой, продолжая распевать формулу лишения гражданства. — Я снимаю с вас ваши обязанности, все здесь присутствующие лишают вас вашего звания за этот промах. Каждый гражданин Инегбана, города, который является вашим домом, каждый ийлан поддержит нас в решении лишить вас гражданства. Теперь я лишаю вас имени, и никто из живущих больше не произнесет его вслух. Я объявляю вас безымянной и безмолвной. Идите.

И Вайнти указала на океан. Разжалованная эсекасак припала к ее коленям и вытянулась во всю длину на песке у ее ног. Слова ее были едва понятны.

— Только не это… я вас умоляю… Я не виновата, это приказала Дисти, она нас заставила… Здесь не должно быть рождений, она не блюла сексуальную дисциплину, и в этом нет моей вины…

Голос ее замер, губы двигались все медленнее и наконец остановились.

— Уведите ее прочь, — приказала Вайнти. Эрефнаис сделала знак двум членам экипажа, и те оттащили Лекмелик в сторону. Глаза ее были открыты, дыхание почти замерло, скоро она должна была умереть. Вайнти одобрительно кивнула и перестала думать о ней; нужно было сделать слишком много.

— Эрефнаис, ты останешься здесь и проследишь, чтобы с телами было сделано все, как надо, — приказала она. — Затем приведешь урукето в город. Я поплыву туда на этой лодке. Мне хочется взглянуть на Дисти, сменить которую я направлена.

Когда она вошла в лодку, одна из охранниц знаком попросила разрешения говорить. Говорила она медленно и с усилием.

— Вы не можете увидеть Дисти. Она умерла много дней назад. У нас была лихорадка, и она стала одной из последних ее жертв.

— Значит, с моим отправлением слишком долго тянули, — Вайнти села, глядя, как охранница властно говорила что-то на ухо лодке. Плоть существа завибрировала, и оно двинулось вперед, выбрасывая из себя воду.

— Расскажи мне о городе, — сказала Вайнти. — Но сначала назови свое имя.

Она говорила спокойно и сердечно. Эта охранница не была виновата в смерти, это было не ее дело. Сейчас Вайнти должна думать о городе и подбирать себе сторонников.

— Я — Инленат, — сказала охранница. — Это должен быть хороший город, мы все надеемся на это. Мы упорно работаем, хотя есть много трудностей и проблем.

— Дисти была одной из них?

Инленат убрала руки, пряча свои чувства.

— Не мне говорить об этом. Я была гражданином еще очень мало.

— Если ты в городе, значит, ты из города. Ты должна говорить со мной, потому что я — Вайнти, новая Эйстаи города, и ты должна быть верна мне. Подумай об этом. Со всеми проблемами ты должна приходить ко мне, это твоя обязанность. А теперь честно отвечай на мои вопросы.

— Я буду отвечать, если вы мне приказываете, — сказала Инленат.

Постепенно, по мере осторожного и терпеливого допроса, Вайнти начала понимать ход событий в городе. Охранница имела слишком низкую должность, чтобы знать о происходящем в высшем кругу общества, но она хорошо знала о результатах. А они оказались неутешительными.

Дисти была непопулярна, это совершенно очевидно. Она, по-видимому, окружила себя группой закадычных друзей, которые работали мало или вообще ничего не делали. Если это правда, и правда легко обнаруживаемая, суд общественности не требовался. Преступников следовало отправить на работу за город, чтобы они трудились, пока не свалятся, не будут убиты или съедены дикими зверями. Меньшего они не заслуживали.

Однако не все новости были плохими. Первые поля уже очищены, город вырос наполовину и продолжал расширяться согласно плану. Лихорадка, единственная за все время болезнь, доставила медикам забот не больше, чем обычные повреждения при тяжелой охоте. Пока они плыли на лодке, Вайнти составила себе четкий план действий. Разумеется, рассказ Инленат нуждался в проверке, но инстинкт подсказывал, что это единственное существо, которое введет ее в сущность проблем города. Кое-что в ее рассказе было обычной болтовней, но в достоверности основных фактов можно было не сомневаться.

Солнце уже садилось за облака, когда лодка прошла между водяными корнями города и пассажиры вышли на пристань. Вайнти машинально подтащила к себе один из плащей, поскольку стало холодно. Существо было хорошо накормленным и теплым. Кроме прочего, оно скрывало ее должность, а это было очень кстати. Из-за резни на берегу она не могла настаивать на формальном приглашении, когда прибыл урукето — это могло показаться неприличным. Она должна добраться до Альпесака как можно быстрее, чтобы встать у руководства еще до того, как сообщение об убийстве придет в город. Смерти не должны быть забыты, но их должны помнить как конец плохого периода и начало хорошего. Она торжественно пообещала себе, что с этой минуты все здесь будет по-другому.

4

Прибытие Вайнти не прошло незамеченным. Когда лодка добралась до дока, она увидела, что кто-то стоит там, завернувшись в плащ и, видимо, поджидая ее.

— Кто это? — спросила Вайнти. Инленат проследила за ее взглядом.

— Ее зовут Ваналпи, я слышала. Ее должность выше моей, и я никогда не говорила с ней.

Вайнти знала Ваналпи, по крайней мере по рапортам. Деловые и формальные, они не содержали ничего о личностях и трудностях. Она была эсекаксона, что буквально значило: “та, что изменяет форму вещей”, и принадлежала к тем немногим, кому известно искусство превращения растений и животных в новые и полезные формы. Сейчас она была одной из ответственных за проектирование и рост города. Вайнти старалась не выдать своего напряжения: эта первая встреча была жизненно важной для развития всех их дальнейших отношений. А от этих отношений зависела судьба Альпесака.

— Я — Вайнти, — сказала она, ступив на сырое дерево дока.

— Я приветствую вас. Добро пожаловать в Альпесак. Одна из фарги видела урукето и прибытие этой лодки и известила меня.

— Меня зовут Ваналпи, — произнесла она, сопровождая свои слова ритуальным знаком покорности старшему начальнику. Она делала это в старомодной манере, выполняя движение обеими руками. После этого она встала, ожидая приказаний, Вайнти сразу потеплела к ней и дружески схватила за руку.

— Я читала твои рапорты. Ты хорошо трудишься для Альпесака. А скажи, фарги говорила тебе еще что-нибудь… она говорила о береге?

— Нет, только о твоем прибытии. А что с берегом?

Вайнти открыла было рот, чтобы ответить, и поняла, что не может. После первого и последнего крика боли она держала свои чувства под строгим контролем. Она чувствовала, что сейчас, если она расскажет о гибели самцов, ее гнев и ужас вернутся вновь. Это было бы необдуманно и разрушило бы образ холодной расчетливости, который она всегда создавала у окружающих.

— Инленат, — приказала она, — расскажи Ваналпи, что мы нашли на берегу.

Вайнти шагнула в сторону и отвернулась, не слушая их голосов и мысленно разрабатывая план действий. Когда голоса смолкли, она посмотрела в ту сторону и увидела, что обе ждут, когда она заговорит.

— Теперь ты понимаешь? — спросила она.

— Чудовищно! Те, кто это сделал, должны быть найдены и уничтожены.

— Ты знаешь, кто это может быть?

— Нет, но мне известна та, которая знает. Ее зовут Сталлан, она работает со мной.

— Она действительно охотница?

— Да, она в одиночку ходила по джунглям и лесам, окружавшим город, и знает, что там можно найти. Услышав об этом, я внесла изменения в проект города, который должна представить тебе…

— С этим после. Хотя я и Эйстаи города, менее важные дела могут подождать, пока не будут найдены убийцы. Город растет хорошо, но нет ли у вас каких срочных вопросов?

— Ничего такого, что не может подождать. Лихорадка остановлена, и умерло не так много.

— Дисти тоже. О ней сожалеют?

Ваналпи молчала, и глаза ее сузились. Когда она заговорила, стало ясно, что она сознает свою ответственность и подбирает слова очень осторожно.

— Город оставлял плохое впечатление, и многие говорили, что в этом виновата Дисти. Я согласна с ними. Только немногие будут сожалеть о ней.

— Кто именно?

— Ее товарищи. Ты быстро поймешь, кто они такие.

— Понимаю. Сегодня же пошлю за Сталлан и вызову ее к себе. А пока покажи мне город.

Ваналпи прошла между высокими корнями, затем откинула висящий занавес, который от ее прикосновения разошелся в стороны. Внутри было тепло, и они сбросили свои плащи возле двери. Те медленно выдвинули щупальца, изучили стену и прикрепились к ней. Они прошли через временные сооружения, открытые в сторону порта, где полупрозрачные листья прикрывали скелетные быстрорастущие деревья.

— Это новая технология, — объяснила Ваналпи. — Наш город — первый из заложенных на очень долгое время. — Она говорила с воодушевлением, улыбаясь и поглаживая хрупкие листья. — Я сама разработала их. Куколки насекомых растут быстро, и, чтобы они хорошо питались в личиночную стадию, мы должны производить большое количество этих листьев. А сейчас смотри, мы входим в город деревьев.

Она указала на сеть тяжелых корней, которые, переплетаясь, образовали стену и поглощали полупрозрачные листья.

— Листья — что чистый углевод. Они абсорбируются деревом, и оно вырабатывает ценную энергию.

— Превосходно! — Вайнти смотрела по сторонам с неподдельным восхищением. — Не могу выразить, насколько я довольна этим. Я читала все твои рапорты, знала, что ты была главным исполнителем, но увидеть все своими глазами — это совсем другое дело. Все это просто потрясает. — Она несколько раз повторила последнее слово. — В моем первом рапорте в Энтобан речь пойдет только об этом.

Ваналпи молча отвернулась, не имея сил говорить. Всю жизнь она реализовывала проекты городов, и Альпесак был вершиной ее труда, но безудержный восторг новой Эйстаи буквально подавил ее. Прошло немало времени, прежде чем она продолжала, указывая на нагреватель:

— Это тоже новое, о чем ты не могла прочесть в моих донесениях. — Она погладила нагреватель, который на мгновение выдернул свои клыки из мякоти дерева, повернул к ней светящиеся глаза и тонко запищал. — Эксперименты с ними заняли у меня годы, но сейчас я могу смело сказать, что они были успешными. Они живут долго и довольствуются только сахаром из мякоти деревьев. И чувствуют температуру тела лучше, чем кто-либо другой.

— Я могу только еще раз выразить свое восхищение.

Гордая собой, Ваналпи снова пошла вперед, между занавесей из спутанных ветвей. Она наклонялась, пролезая в отверстия, и придерживала корни, чтобы Вайнти могла пройти. Затем указала на толстый ствол, бывший задней частью стены.

— Это место, где я посадила семя города, — она рассмеялась и вытянула руку ладонью вперед. — Оно лежало здесь, на моей руке, такое маленькое… и казалось невозможным ввести в него мутировавшие гены. Пока оно росло, многие сомневались, что наша работа кончится успешно. Я сама очистила это место, затем удобрила и полила почву, сделала пальцем углубление и посадила семя. В ту ночь я спала рядом, не в силах уйти. А на следующий день показался зеленый росток… Я не могу передать, что чувствовала тогда!

Гордая и счастливая, Ваналпи похлопала толстую кору огромного дерева, которое росло здесь. Вайнти подошла и встала рядом с ней, касаясь дерева и чувствуя ту же радость. Ее дерево, ее город…

— Именно здесь я буду сидеть. Расскажи всем, что это мое место.

— Да, это место Эйстаи, и мы посадим вокруг него стены. А сейчас я пойду за Сталлан и приведу ее сюда.

Пока она ходила, Вайнти сидела молча, затем, увидев проходящую фарги, послала ее за мясом. Вернулась фарги не одна.

— Меня зовут Хексей, — сказала вновь прибывшая, как того требовали формальности. — Разошлись известия о твоем прибытии, великая Вайнти, и я поспешила приветствовать тебя в твоем городе.

— Что ты делаешь в городе, Хексей? — тоже официально спросила Вайнти.

— Я стараюсь быть полезной, помогаю другим и верна городу.

— Ты была подругой прежней Эйстаи? — Это было скорее утверждение, чем вопрос, и оно попало точно в цель.

— Я не знаю, что ты слышала. Кое-кто здесь завидует другим и разносит сплетни…

Ее прервало возвращение Ваналпи. Впереди нее шел ийлан, неся на плече ремень с висящим на нем хесотсаном. Вайнти, увидев это, молча отвела взгляд, хотя его ношение было запрещено законом.

— Это Сталлан, о которой я говорила, — сказала Ваналпи, и взгляд ее скользнул по Хексей, как по пустому месту. Сталлан сделала знак формального приветствия, затем скользнула назад, к двери.

— Я сделала ошибку, — хрипло сказала она, и Вайнти только теперь заметила длинный шрам, пересекавший ее горло. — По привычке я взяла свое оружие, но, увидев твой взгляд, поняла, что должна вернуться.

— Подожди, — сказала Вайнти. — Ты носишь его всегда?

— Да. Это новый город, и жить в нем не безопасно.

— Тогда носи его и дальше, раз это необходимо. Ваналпи рассказала тебе о береге?

Сталлан молча кивнула.

— Ты знаешь, что за существа могли это сделать?

— И да и нет.

Вайнти не обратила внимания на недоверчивый жест Хексей.

— Объясни, — сказала она.

— В этом новом мире много болот, джунглей, лесов и холмов. На западе расположено большое озеро, а за ним начинается океан. На севере бесконечные леса. И животные. Некоторые очень похожи на известных нам по Энтобану, другие сильно отличаются. Причем к северу различия увеличиваются: там встречается больше и больше устозоу. Некоторых я убивала: они могли оказаться опасными. Многие фарги, которых я брала с собой, пострадали от них, а некоторые погибли.

— Опасными! — На этот раз Хексей рассмеялась открыто. — Мышь под полом — опасна? Нужно послать за элиноу, чтобы он показал, как расправляться с этой опасностью.

Сталлан медленно повернулась к ней

— Ты всегда смеешься, когда я говорю такое, о чем ты и понятия не имеешь. Пришло время прекратить это. — В ее голосе была такая холодность, что ответа не требовалось. Она вышла и через несколько минут вернулась с большим свертком.

— Здесь находятся устозоу с этого континента, много крупнее мыши под полом. До прибытия сюда ты знала лишь один вид устозоу и считала, что все они должны быть маленькими тварями. Пришло время отказаться от этой мысли. Как видишь, ты напрасно смеялась. Здесь встречаются разные, как, например, это безымянное животное.

Она положила сверток на пол и развернула его. Это была шкура животного, и протянулась она от стены к стене. Все молчали, потрясенные, а Сталлан подняла одну лапу и показала когти, каждый из которых был длиной с ее руку.

— Я ответила: и да и нет, Эйстаи, и вот почему. Здесь, как видишь, пять когтей, а у многих более крупных и опасных устозоу по пять пальцев. Я предполагаю, что убийцы с острова были устозоу такого вида, с которым мы никогда прежде не сталкивались.

— Думаю, ты права, — сказала Вайнти, отбрасывая шкуру в угол и стараясь сдержать дрожь от ее мягкого и отвратительного прикосновения. — Как, по-твоему, мы сможем найти этих существ?

— Я выслежу их. На севере. Это единственное место, куда они могли уйти.

— Тогда найди их, и побыстрее. Доложишь мне, и мы уничтожим их. Ты уйдешь на рассвете?

— С твоего позволения я уйду сейчас.

Вайнти разрешила и осторожно, чтобы это не звучало как оскорбление или насмешка, спросила:

— Скоро будет совсем темно. Ты можешь путешествовать ночью? Разве это возможно?

— Я могу делать это только возле города, где береговая линия более правильная. У меня есть большой плащ и лодка, которая плавает ночью. Следуя вдоль берега, я к рассвету уйду далеко.

— Ты настоящая охотница. Но я не хочу, чтобы ты рисковала в одиночку. Тебе нужна будет помощь. Хексей говорила мне, что помогает другим. Пусть идет с тобой и поможет тебе.

— Это будет напряженное путешествие, — бесстрастно сказала Сталлан.

— Я уверена, что она с честью выйдет из этого положения, — заметила Вайнти и отвернулась, не обращая внимания на неистовые знаки Хексей. — И пусть ваше путешествие будет удачным.

5

Сверкнув из-за темных облаков, низко над горизонтом вспыхнула молния, а после долгой паузы, вызванной расстоянием, прокатился глубокий грохот. Гроза уходила, двигаясь от моря, и уносила потоки дождя и шквальный ветер. Однако высокие волны все еще обрушивались на берег, далеко выкатываясь на песок и траву и почти доставая до вытащенной лодки. Невдалеке от лодки, в небольшой рощице, охотники устроили временное жилище из шкур, привязанных к веслам. Из-под навеса выплывал дым и стлался низко над ветвями.

Старый Огатир выглянул из убежища и зажмурился от первых лучей послеполуденного солнца, прорывавшегося сквозь уходящие облака. Затем он понюхал воздух.

— Гроза ушла, — объяснил он. — Мы можем отправляться.

— Но не при таких волнах. — заметил Амахаст, помешивая угли, пока огонь вновь не вспыхнул. Кусок оленины дымился на костре, и сок из шипящего мяса падал в огонь. — Лодка может перевернуться, и ты знаешь это. Может быть, утром…

— Мы опаздываем, очень опаздываем…

— С этим ничего не поделаешь, старик, Эрманпадар посылает свои угрозы, не слишком заботясь, устраивает нас погода или нет.

Он отвернулся от огня к оставшемуся оленю. Когда он будет разделан и зажарен, лодка заполнится. Амахаст ухватил переднюю ногу оленя и резанул острым куском камня, но тот, видимо, уже успел затупиться. Амахаст отбросил его прочь и обратился к Огатиру.

— Вот что ты можешь сделать, старик, — приготовь мне новые лезвия.

Что-то проворчав, Огатир с усилием поднялся на ноги. От постоянной сырости у него ныли кости. Он с трудом доковылял до лодки, обошел ее и вернулся с камнем в каждой руке.

— Сейчас, мальчик, ты кое-чему научишься, — сказал он и протянул камни Керрику. — Смотри, что ты видишь?

— Два камня.

— Да, конечно, но что это за камни? Что ты можешь сказать о ’них?

Он повернул камни так, чтобы мальчик мог внимательно разглядеть их.

— Я вижу просто камни.

— Это потому, что ты молод и никогда ничему не учился. Ты не мог научиться этому у женщин, потому что это искусство мужчин. Как охотник, ты должен иметь копье, а копье должно иметь наконечник. Следовательно, ты должен научиться отличать один камень от другого, видеть наконечники для копий, которые скрываются в камнях, учиться вскрывать камень и находить то, что скрыто внутри. Сейчас начинается наш урок. Это ударный камень. Видишь, он гладкий? Чувствуешь его вес? Этим камнем можно ломать другие камни. Его нужно отличать от другого, который называется лезвенный камень.

Керрик повертел гальку в руках, сосредоточенно глядя на нее, отмечая шероховатую поверхность и блестящие грани. Огатир терпеливо сидел, пока он делал это, затем взял камень обратно.

— Здесь нет скрытых наконечников, — сказал он, — это не тот размер и не та форма. А вот здесь они есть. Видишь их? Чувствуешь? Сейчас я освобожу их.

Огатир осторожно положил лезвенный камень на землю и ударил по нему, острый кусок отскочил в сторону.

— Вот это лезвие, — сказал он, — острое, но не очень, а теперь подойди и смотри, что я буду делать.

Он достал из своей сумки кусок оленьего рога, затем положил обломок камня на свое бедро и осторожно нажал на его край кончиком рога. Каждый раз, когда он делал это, в сторону отлетал маленький кусок. Выбрав самый длинный и острый, он протянул его Амахасту, который терпеливо ждал конца всей этой процедуры. Амахаст подбросил его на ладони, удовлетворенно кивнул. Затем проткнул отверстие в шкуре оленя и разрезал его от шеи до паха.

— Никто в нашей саммад не может делать такие лезвия, как он, — сказал Амахаст. — Учись у него, сын, ибо охотник без лезвия вовсе не охотник.

Керрик нетерпеливо схватил камни и ударил ими друг о друга. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз — безрезультатно. Тогда Огатир взял его руки своими руками и поставил зазубренный осколок. Однако и этого хватило, чтобы он был горд собой и работал с куском оленьего рога, пока у него не заболели пальцы.

Большой Хастила безучастно следил за их усилиями, затем выполз из укрытия, понюхал воздух, как это сделал Огатир, и побрел к насыпи. Гроза ушла, порывистый ветер стих, и солнце проглядывало между облаков. Только белые барашки волн бежали к горизонту — последние свидетели ярости стихии. По обращенной к северу стороне насыпи он спустился вниз к травяному болоту, осмотрел темные следы, пересекавшие его путь, затем медленно вернулся в убежище.

— Здесь много оленей. Вообще в этих местах хорошая охота.

— Лодка уже полна, — сказал Амахаст, отрезая кусок дымящегося мяса. — Еще немного — и она утонет.

— Мои кости болят от лежания здесь весь день, — проворчал Хастила, берясь за свое копье. — Следующий урок должен быть проведен на охоте с новым наконечником для копья. Пойдем, Керрик, бери свое копье и следуй за мной. Если мы не можем убить оленя, то можем по крайней мере подкрадываться к нему. Я покажу тебе, как двигаться под ветер и подползти близко к самому осторожному зверю.

Керрик взял копье, но прежде чем последовать за охотником, взглянул на отца. Амахаст кивнул, продолжая жевать кусок мяса.

— Хастила может показать тебе многое. Иди за ним и учись.

Керрик счастливо улыбнулся и побежал за Хастилой. Затем замедлил шаг.

— Ты слишком шумишь, — сказал Хастила. — Все звери лесов имеют чуткие уши и услышат тебя задолго до того, как увидят…

Хастила остановился, поднял руку, призывая сохранять тишину. Затем приложил руку к уху и указал на углубление в дюнах впереди, Керрик прислушался, но услышал только далекий грохот прибоя. Потом тот на мгновение ослаб, и мальчик услышал другой звук: слабое похрустывание с обратной стороны дюны. Хастила поднял копье и молча двинулся вперед. Сердце Керрика забилось учащенно, когда он последовал за охотником, двигаясь так быстро, как только мог. Похрустывание становилось громче.

Поднявшись на верх дюны, они сразу же определили запах гниющего мяса: здесь лежали останки разделанных ими оленей.

Хруст теперь был очень громким, так же как жужжание многочисленных насекомых. Хастила сделал Керрику знак подождать, пока он поднимется по склону и выглянет из-за него. Потом повернулся к мальчику, кривясь от отвращения, и сделал знак приблизиться. Когда оба они оказались у гребня, он поднял свое копье, как для броска. И Керрик сделал то же самое. Что там было? Какое существо они выследили? Испытывая одновременно и страх и любопытство, Керрик согнулся, а затем прыгнул вперед, сразу за охотником.

Хастила громко закричал, и три существа оторвались от своего страшного занятия и уставились на него. Рука охотника дернулась вперед, копье полетело прямо и вонзилось между передними лапами одного из животных. Оно упало и забилось, громко крича от боли, а другие бросились бежать, визжа от страха.

Керрик не двинулся с места, стоя с копьем в вытянутой руке, одеревенев от страха. Мургу… Тот, что был убит, очень походил на марага, появившегося из моря. Открытый рот., острые зубы… Прямо-таки существо из ночного кошмара. Хастила посмотрел на мальчика, но не заметил его неприкрытого страха. Он был слишком захвачен своей ненавистью. Мургу… Как он ненавидел их! Этот пожиратель падали, еще с куском гнилого мяса и пятнами крови на голове и шее, слабо огрызнулся, когда он подошел к нему. Охотник ударил его ногой, а потом, наступив на шею, выдернул свое копье. Существо было покрыто чешуей и зелеными пятнами, а ростом с человека, хотя голова его была не больше кулака мужчины. Хастила еще раз ударил копьем, животное дернулось и умерло. Керрик опустил копье и следил за его последними содроганиями. Заметив это, Хастила положил руку на плечо мальчика.

— Не нужно их бояться. При своих размерах они очень трусливы и питаются падалью. Ненавидь их, но не бойся и всегда помни, что они есть. Когда Эрманпадар создал тану из речного ила, он сделал оленей и других животных, чтобы тану могли на них охотиться. Потом он отправил их вниз, на луга, возле гор, где есть чистый снег и свежая вода. Однако затем он посмотрел на юг и увидел там пустоту, он был слишком утомлен и далек от реки, а потому не стал возвращаться и вместо речного ила взял болотной тины. Из нее он сделал мургу, и они остаются зелеными по сей день и годятся только для убийства, чтобы могли вернуться в тину, из которой были рождены.

Говоря это, Хастила раз за разом втыкал копье в песок и поворачивал его там, чтобы счистить остатки крови марага. При этом он был совершенно спокоен, и вскоре страх Керрика прошел. Мараг был мертв, остальные убежали. Скоро они покинут этот берег и вернутся к своей саммад.

— А сейчас я покажу тебе, как нужно подкрадываться к добыче, — сказал Хастила. — Эти мургу были заняты едой, иначе бы обязательно услышали тебя. Ты шумел как мастодонт, идущий по склону.

— Я был осторожен, — защищался Керрик. — Я знаю, как нужно ходить. Однажды я подкрадывался к белке и был так близко, что мог коснуться ее копьем.

— Белка — глупое животное, длиннозубый гораздо умнее ее. Олень не так умен, зато слышит лучше всех. Я буду стоять здесь, а ты уйдешь за насыпь и попробуешь подобраться ко мне. Только тихо- помни, что и у меня уши оленя.

Керрик радостно побежал по склону, пробираясь через мокрую траву, затем пригнулся и стал удаляться от моря. Он делал это так тихо, как только мог, затем вновь повернул к океану, стараясь зайти охотнику в тыл. Он трудился очень старательно, но это ни к чему не привело, и, когда он наконец добрался до гребня горы, Хастила уже ждал его там.

— Ты должен все время внимательно следить за тем, как ставишь ногу на землю, — сказал охотник, — и не топать ногами. Нужно раздвигать траву, а не прокладывать дорогу в ней силой. Но попробуем еще раз.

В этом месте берег был невысокий, Хастила спустился вниз к реке и погрузил в нее копье, чтобы окончательно очистить его. Керрик, запыхавшись, выбрался на вершину.

— На этот раз ты не услышишь меня! — крикнул он, потрясая копьем.

Хастила махнул рукой и наклонился над водой. Что-то темное мелькнуло в волнах прибоя. Керрик предостерегающе крикнул, и Хастила повернулся с копьем в руке. Раздался звук, как будто сломалась ветка, охотник выпустил копье, схватился за грудь и упал лицом прямо в воду. Мокрые руки дернули его вниз, и он исчез среди пенящихся волн.

Керрик дико закричал и бросился к насыпи, навстречу остальным, бегущим к нему. Задыхаясь, он рассказал о том, что видел, и повел их назад, вдоль берега, к месту, где все произошло.

Песок был пуст, океан тоже. Амахаст нагнулся и поднял из воды длинное копье охотника, затем снова посмотрел на море.

— Ты не заметил, на что это было похоже?

— Это были руки, — стуча зубами, сказал мальчик. — Они протянулись из моря.

— А их цвет?

— Я не заметил. Мокрые, кажется, зеленые. Они могли быть зелеными, отец?

— Они могли быть любыми, — мрачно сказал Амахаст. — Это мургу. Теперь нам нужно держаться всем вместе, и один всегда должен бодрствовать, пока остальные спят. Нужно быстрее возвращаться к саммад. На этом южном берегу нас ждет только смерть.

6

Гроза ушла, дождь прекратился, и земля купалась в теплых солнечных лучах. Вайнти стояла в тени мертвого дерева и смотрела, как рабочие осторожно размещают саженцы ровными рядами. Ваналпи лично размечала эти ряды. Потом она подошла к Вайнти, двигаясь медленно, с широко раскрытым от жары ртом, и стала рядом с ней в тень.

— Не опасно ли трогать саженцы руками? — спросила Вайнти. Ваналпи, еще тяжело дыша, сделала отрицательный жест.

— Только когда начнут расти колючки, а это будет через восемь дней. Для жвачных они горьки на вкус, а для тех, кто меньше их, смертельны.

— Это одно из твоих усовершенствований? — спросила Вайнти, выходя на солнце.

— Да. Оно было сделано еще в Инегбане, и мы привезли семена с собой. Мы настолько привыкли к колючим изгородям вокруг наших городов, к изгородям гораздо выше нашего роста, что почти не помним о тех временах, когда их не было, и о тех, когда они были маленькими. Постепенно растения подросли и распространились. Сейчас молодые ветви переплетаются со старыми, создавая непреодолимый барьер. Но новая изгородь в новом городе ставит перед нами новые вопросы. — Теперь она говорила спокойно, нешироко открывая рот. — Новая изгородь, которую я вывела, быстро растет, живет недолго и очень ядовита. Но прежде чем она умрет, мы посадим обычную колючую изгородь и окончательно займем это место.

— А деревья? — спросила Вайнти, глядя на безжизненное мертвое дерево, стоявшее возле новой площадки.

— Их уничтожение уже началось: взгляни, какие веточки падают с них. Они изъедены древесными жуками. Когда запасы древесины кончатся, жуки превратятся в куколок, а мы соберем их и сохраним, пока они не понадобятся вновь.

Вайнти шагнула обратно в тень и заметила, что большинство рабочих сделало то же самое. Время было жаркое и приятное, но только не для работы.

— Когда саженцы будут высажены, отправь рабочих обратно в город, — сказала Вайнти.

Энги работала вместе с другими; Вайнти дождалась, когда она поднимет голову, и сделала ей знак подойти. Прежде чем она заговорила, Энги поблагодарила ее.

— Ты приказала снять кандалы с узников, и мы очень благодарны тебе.

— Не за что. На урукето я заставила сковать их только потому, что они могли попытаться захватить судно и бежать.

— Неужели ты до сих пор не поняла Дочерей Жизни? Насилие — не наш метод.

— Рада слышать это, — сухо сказала Вайнти. — Только я не люблю полагаться на случай. После прибытия сюда урукето бежать можно только в джунгли, а это незавидная участь. Кроме того, твои товарищи будут лучше работать без оков.

— И тем не менее мы по-прежнему узники.

— Нет, — решительно возразила Вайнти, — ты нет. Ты свободный гражданин Альпесака со всеми правами и обязанностями Других граждан. Пусть тебя не смущает то, что произошло. Совет Инегбана признал тебя недостойной быть гражданином города и направил сюда. Начни новую жизнь на новом месте. Надеюсь, что ты не повторишь ошибок, допущенных там.

— Это что, угроза? Эйстаи Альпесака думает, что мы отличаемся от других граждан и будем угрожать им?

— Не угроза, а предупреждение, эфензеле. Учись на своих ошибках. Я не сомневаюсь, что ты будешь общаться с другими, но держи свои секреты при себе. Тебе запрещается говорить об этом с другими. Остальные не хотят этого знать.

— Ты уверена? — сурово спросила Энги. — Ты настолько умна?

— Я достаточно умна, чтобы понять, что ты приносишь неприятности, — парировала Вайнти. — И я буду пристально следить за тобой. Здесь тебе не удастся устроить нам ничего подобного тому, что произошло в Инегбане. Я не буду такой терпеливой, как совет города.

Энги почти не двигалась, пока Вайнти говорила.

— Мы никому не доставляем неприятностей и не хотим их. Мы просто >верим.

— Вот и отлично. Только занимайтесь этим в таких местах, где вас не могут услышать другие. Я не потерплю ничего подобного в МОЕМ городе.

Вайнти чувствовала, что начинает выходить из себя, как бывало всегда, когда она оказывалась лицом к лицу со странной верой Энги. И в этот момент она заметила фарги, спешащую к ней с сообщением. Хотя та говорила не очень внятно, Вайнти поняла самое главное.

— В город пришла одна… по имени Сталлан. Новости слишком важны… необходимо ваше присутствие…

Вайнти сделала ей знак уходить, и, не закончив разговора с Энги, отправилась в город. Сталлан уже была там, ожидая встречи с ней, и в позе ее ясно читалось торжество.

— Ты уже сделала то, о чем мы с тобой договорились? — спросила Вайнти.

— Да, Эйстаи. Я следовала за убийцами, пока не настигла их Затем я выстрелила, убила одного и вернулась с телом. Оно здесь, недалеко. Я оставила это ничтожество Хексей следить за ним. Обнаружились странные вещи относительно этих устозоу.

— Вот как? Ты должна рассказать мне.

— Лучше я покажу.

Сталлан повела ее в более низкую часть города, к реке. Хаксей ждала там, охраняя плотно связанный узел. Кожа ее была грязной и поцарапанной, и она начала протестующе причитать, как только они появились. После первых же слов Сталлан ударила ее по голове и повалила на землю.

— Совершенно ни на что не годна, — прошипела она. — Ленивая, шумливая, всего боится… из-за нее нас обеих едва не убили. Я больше не хочу иметь с ней дела.

— И Альпесак не будет, — вынесла свой приговор Вайнти. — Оставь нас. Вообще уходи из города.

Хексей было запротестовала, но Сталлан грубо ударила ее ногой по губам. Хексей бросилась бежать, и ее вопль вскоре пропал где-то наверху. Вайнти тут же выбросила мерзкое существо из памяти и указала на сверток.

— Это убитое существо?

— Да.

Сталлан дернула за угол, и труп Хастилы покатился на влажную траву.

При виде его Вайнти онемела от ужаса и удивления.

Овладев собой, она шагнула вперед и с отвращением ткнула его ногой.

— Там было четыре существа, — сказала Сталлан, — все остальные меньше этого. Я нашла их и следовала за ними. Они не шли по берегу, а плыли по океану, хотя лодки у них не было. Вместо этого они садились в ствол дерева и двигали его по воде кусками древесины. Я видела, как они убивали других животных, — вероятно так же были убиты самец и его охрана на берегу. Они не пользуются зубами, когтями и рогами, потому что рогов у них нет, а зубы и когти невелики и очень слабы. Вместо этого они пользуются предметом, похожим на острый зуб, прикрученный к длинной палке.

— Они хитры, эти меховые животные. У них есть мозг.

— У всех животных есть мозг, даже у примитивного хесотсана вроде этого. — Сталлан постучала по оружию, висевшему у нее на плече. — Но хесотсан не опасен, если с ним правильно обращаться, а эти опасны. Сейчас, если желаешь, взгляни на него поближе. Как видишь, у него много меха здесь на вершине тела, вокруг головы. Но есть и другой мех, не принадлежащий существу, а только обернутый вокруг него. Кроме того, оно носило сумку, а в ней я нашла вот это — небольшой кусок камня с острым краем. Смотри, эта окружающая его шкура снимается, и существо оказывается без меха.

— Это самец! — закричала Вайнти. — Самец мехового существа со слабым примитивным мозгом, который, однако, достаточно дерзок, чтобы угрожать нам, ийланам. Так что ты хотела сказать мне? Что эти безобразные твари опасны для нас?

— Я уверена в этом, Вайнти. Но ты — Эйстаи и одна из тех, кто принимает решения. Я просто рассказала о том, что видела, и показала то, что нашла.

Вайнти зажала острие камня между пальцами и смотрела на труп. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила снова.

— Я верю, что это возможно, что даже устозоу могут иметь малую толику интеллекта и хитрости. Например, наши лодки понимают наши капризы. У всех животных есть мозг, и, скажем, энтисената можно научить искать пищу в воде. В этой дикой части мира, такой далекой от нашего дома, возможны самые странные вещи, и вот они начали происходить. И не ийланы контролируют их и руководят ими. Поэтому вполне возможно, что некоторые виды млекопитающих достигли определенной цивилизации. Достаточно найти кусок камня и научиться убивать им. Да, это возможно. Но они должны остаться в своих джунглях, убивая и поедая друг друга. Они ошиблись, решив двигаться вперед. Эти самцы живут как паразиты и к тому же убили наших самцов. Отсюда ясно следует, что должны сделать мы. Мы должны найти их и уничтожить всех до одного. У нас нет выбора, если мы хотим, чтобы наш город остался на этом берегу. Можем мы сделать это?

— Должны. Но нужно идти всей силой, собрав всех свободных в городе. И вооружить всех хесотсанами.

— Но ты говорила, что их было всего четверо, следовательно, теперь осталось только трое.

Она еще не кончила фразу, как в ее уме мелькнула та же мысль, что пришла в голову Сталлан, когда та наткнулась на небольшую группу, двигающуюся на север.

— Могут быть и другие? Более многочисленные?

— Должны быть. Эти несколько наверняка ушли от основной группы по каким-то причинам. Сейчас они возвращаются, я в этом уверена. Мы должны собрать силы и найти их всех.

— Найти и убить. Я отдам приказ, так что мы сможем отправиться очень скоро.

— По-моему, лучше не двигаться днем, потому что нас будет много. Если мы выступим на рассвете, взяв только хорошо накормленные и быстроходные лодки, то легко настигнем их, потому что они двигаются медленно. Последуем за ними и найдем остальных.

— И перережем, как они перерезали нашим самцов. Это хороший план. Отнесите это существо на амбесед, пусть все посмотрят. Нам нужны продукты и свежая вода на несколько дней, чтобы не останавливаться.

Фарги были срочно отправлены во все части города с приказом — всем гражданам явиться в амбесед, и скоро собралась огромная толпа. Гневный ропот поднимался от масс ийланов, толкавших и теснивших друг друга в стремлении увидеть тело. Когда Вайнти вошла в амбесед, ее остановила Икеменд.

— На несколько слов, Эйстаи…

— Неприятности с нашими питомцами? — с внезапным страхом спросила Вайнти. Икеменд, ее эфензеле, была назначена на важный пост в охране и присматривала за самцами. После краткого расследования были обнаружены недостатки в системе контроля прежнего опекуна, приведшего к смертям на берегу. Опекун заболела и умерла, когда Вайнти лишила ее имени.

— Нет, все хорошо. Но самцы прослышали об убитом устозоу и хотят видеть его. Можно разрешить им это?

— Конечно, они уже не дети. Но пусть приходят, когда все кончится — нам не нужны истерики.

Икеменд была не единственной, обратившейся к Вайнти. Энги остановила ее и не ушла. Хотя она приказала ей удалиться.

— Я слышала, что у тебя есть план преследования и истребления устозоу.

— Это так, сегодня я сделаю официальное сообщение.

— Прежде чем ты сделаешь его, выслушай меня. Я не могу поддержать тебя, и никто из Дочерей Жизни не может, это противоречит тому, во что мы верим. Мы не можем участвовать в этом убийстве. Эти существа не знают понятия “смерть”, и нельзя уничтожать их за это. Мы убиваем, когда нам нужно есть, во всех других случаях убийство запрещено для нас. Теперь ты понимаешь, что мы не можем…

— Молчи! Ты должна делать все, что я прикажу. Все прочие действия будут изменой.

— То, что ты называешь изменой, мы называем уважением к жизни, — холодно ответила Энги. — Мы не будем помогать вам.

— Я могу приказать убить всех вас.

— Да, ты можешь стать убийцей, но потом тебя замучает чувство вины.

— Никакой вины, только гнев. И ненависть, что моя эфензеле предает свою расу таким способом. Я не могу убить вас, потому что ваши тела нужны для тяжелой работы. Пока мы не вернемся, твои люди будут скованы вместе, и ты будешь прикована к ним. У тебя нет больше особой привилегии. Я отрекаюсь от тебя как от своей эфензеле. Ты будешь работать с ними и умрешь вместе с ними. Проклятие и ненависть за измену — вот твоя судьба.

7

Керрик сидел на своем обычном месте на носу лодки, поддерживая огонь. Правда, это было занятие для мальчика, а ему хотелось грести вместе с другими. Амахаст разрешил Керрику попробовать, но весло оказалось слишком велико для него. Сейчас он наклонился вперед и глядел сквозь туман на море, но почти ничего не мог различить. Морские птицы, невидимые в тумане, причитали где-то впереди. Только удары набегающих слева волн указывали охотникам направление. В другое время они дождались бы, пока туман поднимется, но не сегодня. Память о Хастиле, утащенном в воду, была слишком свежа. Сейчас они двигались так быстро, как только могли: всем хотелось закончить это путешествие. Керрик понюхал воздух, поднял голову и снова принюхался.

— Отец, — окликнул он, — я чувствую дым.

— Это дым от нашего огня и от мяса, — сказал Амахаст, но все же начал грести еще чуть-чуть быстрее. Могла ли саммад быть так близко?

— Нет, это не старый дым. Но свежий, ветер дует спереди. И прислушайся к волнам, разве они не другие?

Так оно и было. Относительно дыма могли возникнуть сомнения из-за их продымленных шкур и мяса, но с волнами все было иначе. Они стали слабее и уменьшались за ними. На берегу большой реки, там, где она впадала в море, были разбиты палатки саммад.

— Правьте к берегу! — приказал Амахаст, резко наклоняясь над своим веслом.

Небо начало светлеть, туман рассеивался. Кроме пронзительных воплей чаек стали слышны крики женщин. Сидевшие в лодке закричали в ответ.

Сквозь туман, еще лежавший близко от поверхности воды, но поднимавшийся все быстрее и быстрее, проглядывало солнце. Уже совсем недалеко был берег, и ждущие их палатки, и жаркий огонь — вся хорошо знакомая суматоха лагеря. Лодку заметили, люди высыпали из палаток и остановились у самой воды. Кто-то радостно закричал, и с луга, где паслись мастодонты, донесся ответный рев. Они были дома.

Мужчины и женщины вбегали в воду, но приветственные крики стихли, когда они сосчитали находящихся в лодке. Пятеро отправились в охотничью экспедицию — только трое вернулись обратно. Когда лодка заскрежетала по песчаному дну, множество рук подхватили ее и вытащили на берег. Никто не говорил ни слова, но Алет, жена Хастилы, поняв вдруг, что его нет, в отчаянии закричала. Ее крик был подхвачен женой Дикена и его ребенком.

— Оба мертвы, — сказал Амахаст, чтобы сразу рассеять ложные надежды, что остальные следуют позади. — Дикен и Хастила. Они уже среди звезд. Многих нет в лагере?

— Алкос и Кассис на реке, ловят рыбу, — сказала Алет.

— Пошлите за ними, — приказал Амахаст. Передайте, чтобы немедленно возвращались. Сворачивайте палатки, грузите на животных — сегодня мы выходим в горы.

Послышались крики, протестующие возгласы, потому что никто не был готов к внезапному уходу. Во время движения они собирали лагерь каждое утро, и делали это довольно легко, потому что распаковывалось только самое необходимое. Но сейчас все было иначе. Летний лагерь у небольшой реки, и в палатках все было свалено в полном беспорядке.

Огатир закричал на них, и голос его перекрыл причитания женщин:

— Делайте, как сказал Амахаст, или все вы умрете в снегах! Сезон кончается, а дорога длинная.

Амахаст ничего не сказал. Это объяснение ничем не хуже любого другого. Возможно, даже лучше истинной причины, которую он не мог подтвердить никакими доказательствами. Однако, несмотря ни на что, он был уверен, что нужно быть настороже. Он, охотник, знал, что сам превратился в дичь: в течение всего этого предыдущего дня он чувствовал на себе чей-то взгляд. Но ничего не видел, море всегда было пусто, когда он смотрел на него, и все же что-то было, он знал об этом. Он не мог забыть, как Хастилу утащили в океан и он не вернулся. Сейчас Амахасту хотелось поскорее собрать вещи, привязать их сзади к мастодонтам и бежать прочь от моря и того, что скрывается в нем. Пока они не вернутся в родные горы, он не сможет чувствовать себя в безопасности.

Хотя все трудились в поте лица, сворачивание лагеря заняло весь следующий день. Амахаст кричал на женщин и колотил подростков, если те двигались медленно. Нелегко было покинуть летний лагерь. Разбросанные вещи сносили в одно место и укладывали, щупальцами сквида упаковывали корзины, однако их не хватало, и было много жалоб и причитаний, когда он приказал бросить здесь часть добычи. Сейчас было не время оплакивать потери: это можно сделать и потом.

Солнце опустилось за холмы, когда они были готовы. Небо было чистым, молодая луна освещала землю, и духи воинов были яркими и могли указывать путь.

Мастодонты долго не давали запрячь себя и протестующе мычали, но потом позволили мальчикам забраться на свои спины и привязать к ним большие шесты. Пара их волочилась за каждым животным с обеих сторон, образуя каркас, к которому привязывалась перекладина. Палатки и продовольствие разместились на самой вершине волокуш.

Керрик сидел на шее большого быка, привязанный как и все, но очень довольный, что саммад уходит. Ему хотелось оказаться подальше от океана и существ, живущих в нем. Он был единственным из всей саммад, кто видел руки, поднявшиеся из океана и тащившие туда Хастилу. Темные руки в океане, темные фигуры в море…

Он взглянул на море, и его пронзительный крик перекрыл другие голоса, заставив их умолкнуть.

Из вечернего полумрака появились темные силуэты. Низкие черные лодки, которые и без весел двигались быстрее, чем лодки тану, приближались к берегу ровной линией. Они не остановились, пока не достигли полосы прибоя и не выбросились на берег, несмотря на полумрак.

Огатир был около воды, когда ийланы высадились, и мог хорошо разглядеть их. Он знал, кто они и зачем пожаловали сюда.

— Мы убили нескольких из них на берегу…

Ближайший мараг поднял длинную палку и сжал ее обеими руками. Что-то громко щелкнуло, боль пронзила грудь Огатира, и он упал.

Вокруг начали щелкать другие такие же палки, и воздух наполнился криками боли и ужаса.

— Они бегут! — закричала Вайнти и махнула рукой, указывая вперед.

— За ними! Никто не должен уйти!

Она первой выскочила на берег, первой выстрелила и первой убила устозоу. Сейчас ей хотелось убивать еще и еще.

Это была не битва, а избиение. Ийланы убивали все живое без разбору: мужчин, женщин, детей, животных. В их рядах потерь было немного. У охотников не было времени найти свои луки и стрелы, и они схватились за копья, но, прежде чем успевали ими воспользоваться, выстрелы укладывали их одного за другим.

Все, что могли сделать тану, преследуемые убийцами из моря, — это бежать, бежать. Испуганные женщины и дети бежали мимо кару, и мастодонт, подняв вверх голову, в страхе затрубил. Керрик ухватился руками за грубую шерсть животного, чтобы тот не смог сбросить его, опустился на землю по деревянной оглобле и бросился за своим копьем. Сильная рука ухватила его за плечо и повернула кругом.

— Беги! — приказал отец. — Спасайся в холмах!

Амахаст повернулся и увидел, что один из мургу бежит вокруг мастодонта, прыгая через деревянную раму. Прежде чем он успел воспользоваться своим оружием, Амахаст пронзил его копьем и тут же вытащил его обратно.

Вайнти видела смерть фарги, и жажда мести захватила ее. Острие с капающей с него кровью качалось перед ней, но она не отступала. Подняв хесотсан, она сжала его и несколькими выстрелами свалила устозоу, прежде чем он успел добраться до лее.

Вайнти не заметила маленького существа, даже не подозревала о его существовании, пока боль не пронзила ее ногу. Взревев от ярости, она ударила его тупым концом хесотсана.

Рана сильно кровоточила и болела, но была не очень серьезной, это она определила сразу, и гнев ее прошел. Сражение, шедшее вокруг, вновь завладело ее вниманием.

Оно почти закончилось. В живых оставалось всего несколько тану. Атаковавшие из моря соединились сейчас с теми, кто зашел в реку и бросился в бой с тыла, использовав прием, который они применяли в молодости, охотясь в море. На суше он тоже сработал хорошо.

— Немедленно прекратите убивать, — приказала Вайнти ближайшей к ней фарги. — Передайте это другим. Несколько из них нужны мне живыми: я хочу больше узнать об этих существах.

Теперь она понимала, что они были всего лишь животными, которые пользовались острыми кусками камней. Правда, у них было подобие социальной организации, и они даже использовали более крупных животных, которые сейчас были либо убиты, либо в панике разбежались. Все это свидетельствовало о том, что, кроме этой группы, могут быть и другие. Если это так, она должна знать как можно больше об этих существах. Малыш у ее ног, которого она ударила, шевельнулся и застонал. Вайнти окликнула Сталлан.

— Свяжи его, чтобы не мог убежать, и брось в лодку.

Из контейнера, который она носила на ремне, Вайнти достала несколько дротиков, нужно было пополнить запас, израсходованный в бою. Хесотсан был хорошо накормлен и мог сделать еще несколько выстрелов. Она заталкивала их пальцем, пока зарядное устройство расширялось, затем поставила дротики в нужное положение.

Первые звезды появились на небе, красные отблески заката угасали за холмами. Пора было доставать из лодки плащ. Она сделала фарги знак принести ей плащ и уже завернулась в его теплоту, когда всех уцелевших устозоу доставили к ней.

— Это все? — спросила она.

— Наши воины были очень злы, — сказала Сталлан. — Раз начав убивать, они не могли остановиться.

— Это я знаю по себе. А взрослые — все мертвы?

— Да, все. Этого малыша я нашла под шкурой и принесла сюда. — Она взяла его за длинные волосы и тряхнула так, что ребенок закричал от боли. — А этого нашла в другом месте, — и она указала на месячного младенца, которого вытащили из рук мертвой матери.

Вайнти с отвращением смотрела, как Сталлан подносит к ней безволосое существо. Мысль о том, что ей придется прикоснуться к этому животному, вызвала у Вайнти отвращение. Однако она была Эйстаи и должна была уметь делать все, что могут делать другие граждане. Она медленно вытянула обе руки и взяла извивающееся существо. Оно было теплым, теплее плаща, почти горячим. На мгновение ее отвращение ослабело. Когда же она возвращала младенца обратно, тот открыл красный и беззубый рот, захныкал и облил руку Вайнти горячей жидкостью. Прежнее удовольствие от тепла сменилось волной брезгливости, и она изо всей силы ударила существо о ближайший валун. Потом быстро направилась к воде, чтобы обмыться, а оттуда обратилась к Сталлан.

— Этого довольно. Передай остальным: пусть возвращаются к лодкам, но сначала убедятся, что живых нет.

— Это уже сделано, высочайшая. Все мертвы. Это конец.

— Конец? — Вайнти думала об этом, опуская свои руки в воду. Конец ли это? Вместо удовлетворения от победы она чувствовала глухую тоску и растерянность. Конец ли или начало?

8

Энги шла вдоль стены и прислонилась к ней, почувствовав тепло от светильника. Хотя солнце взошло, в городе еще сохранился ночной холод. Вокруг нее растения и животные Альпесака жили полной жизнью, но это было естественно, и она не обращала на них внимания. Под ее ногами шелестел покров сухих листьев, в которых копошились жуки и другие насекомые. Все вокруг двигалось в предвкушении наступающего дня. Высоко вверху солнце уже сверкало на листьях деревьев и многих других растений, составляющих этот живой город.

Для Энги это все было так естественно, как воздух, которым она дышала, и богатство переплетенных и зависящих друг от друга жизненных форм. Порой она думала об этом, но сегодня, после того, что она услышала, это было трудно. Хвастаться убийством другого вида! Она долго разговаривала с этими наивными хвастунами, объясняя им смысл жизни и стараясь показать ужас преступления, которое они совершили. Жизнь уравновешивала смерть, как море уравновешивало небо. Если они начинают убивать жизнь — они убивают себя.

Внимание Энги привлекла одна из фарги, по всей видимости смущенная ее статусом и не знающая, как к ней обратиться. Молодая фарги знала, что Энги была одной из высочайших, однако запястья ее сейчас были скованы, как у низших. Не находя слов, она решила коснуться Энги, чтобы заговорить с ней и передать распоряжение Вайнти.

— Эйстаи хочет, чтобы ты пришла к ней сейчас, — сказала фарги.

Когда появилась Энги, Вайнти сидела на своем месте, сделанном из живого ствола городского дерева. На стволе перед ней сидели запоминальники, и один из них, с усиками над высохшими глазами, упирался ими в складку кожи угункшаа — диктора-демонстратора. Угункшаа что-то говорил, а его органические молекулярные линзы мерцали, показывая черно-белые картины жизни ийлан, которые передавали ему запоминальники. Вайнти молча слушала угункшаа. Когда появилась Энги, она взяла со стола каменный наконечник копья.

— Подойди, — приказала она, и Энги повиновалась. Вайнти сжала каменное лезвие в руке и подняла его. Энги не дрогнула и не отступила, и тогда Вайнти схватила ее за руку.

— Ты не боишься? — сказала она. — Даже видя, как остер этот кусок камня? Он ничуть не хуже наших струн-ножей.

Она взмахнула им — и связанные руки Энги стали свободны. Энги осторожно потерла кожу в тех местах, где началось раздражение от оков.

— Ты освобождаешь всех нас? — спросила она.

— Не будь такой жадной. Только тебя, ибо мне нужны твои знания.

— Я не буду помогать тебе убивать.

— В этом нет необходимости. Убийства закончились. — В данный момент Вайнти сама думала так, хотя знала больше, чем говорила вслух. Она была правдива в своих высказываниях. Само понятие “ложь” было ей чуждо. Трудно лгать, когда каждое движение тела выдает правду. Для ийлан единственным способом сохранить свои мысли в тайне было молчание. Вайнти владела такого рода тактикой и воспользовалась ею сейчас, поскольку нуждалась в помощи Энги.

— У нас появилось время для наблюдения. Можешь ты изучить их язык?

— Ты же знаешь, чем я занималась с Ийлеспей. Я была ее первой ученицей.

— Первой и лучшей. Пока гниль не испортила твой мозг. Как я помню, ты делала множество глупостей: следила за способами общения молодежи и даже прислушивалась к самцам. Это всегда ставило меня в тупик: ну чему можно научиться у этих глупых животных?

— У них были способы переговариваться друг с другом на расстоянии, способность по-разному смотреть на вещи…

— Я говорю не об этом. Меня интересует, зачем было учиться этому. Какая разница, как говорят между собой другие?

— Это очень важно. У нас есть язык, и, забывая это, мы становимся не лучше животных. Мысли вроде этой и привели меня к великой Угуненапсе и ее учению.

— Ты поступила бы гораздо умнее, продолжая заниматься изучением языка. Это избавило бы тебя от неприятностей. Те из нас, что станут ийланами, должны учиться говорить по мере роста, и это факт, иначе ни ты, ни я не были бы здесь. Но могут ли научиться говорить молодые? Это представляется мне глупой и невыполнимой идеей. Скажи, возможно ли это?

— Да, возможно, — сказала Энги, — и я сама делала это. Это не очень легко, но самые молодые ничего не хотят слушать, но я делала это. Я пользовалась методикой обучения, которую применяют водители лодок.

— Но лодки почти так же глупы, как и плащи. Все они могут научиться понимать только несколько команд.

— Методика обучения та же самая.

— Хорошо, — сказала Вайнти и продолжила, осторожно подбирая слова. — Значит, ты можешь научить животное понимать и говорить?

— Нет, не говорить, а только понимать несколько простейших команд, если у него достаточно развитый мозг. Но для разговора требуется голосовой аппарат и специфические области мозга, которых у животных нет.

— Но я слышала разговаривающих животных.

— Не разговаривающих, а повторяющих звуки. Птицы тоже могут делать это.

— Нет, я имела в виду разговаривающих. Общающихся друг с другом.

— Это невозможно.

— Я говорю о животных, покрытых мехом. О мерзких устозоу. Энги наконец начала понимать, о чем говорит Вайнти.

— Да, конечно. Если у этих существ есть признаки интеллекта — а использование примитивного орудия подтверждает это, — почему бы им не говорить друг с другом? Ты слышала, как они говорили?

— Да. И ты можешь услышать, если захочешь. Двое из них здесь, у нас. — Вайнти подозвала проходившую фарги. — Найди охотника Сталлан и передай, пусть немедленно придет сюда.

— Как поживают животные? — спросила Вайнти, когда Сталлан появилась.

— Я вымыла их, потом осмотрела повреждения, Синяки, не больше. Кроме того, я убрала этот отвратительный мех с их голов. То, что крупнее, самка, то, что меньше — самец. Они пьют воду, но не едят ничего из того, что мы им предлагаем. Тебе нужно быть осторожной, если ты хочешь приблизиться к ним.

— Я не собираюсь этого делать, — содрогнулась от отвращения Вайнти. — Это Энги хочет посмотреть на них.

Сталлан повернулась к ней.

— Все время держи их в поле зрения и никогда не поворачивайся спиной к диким животным. Маленький кусается, кроме того, у них есть когти, и я для безопасности все время связываю их.

— Я сделаю так, как ты говоришь.

— И еще одно, — сказала Сталлан, сняв с перевязи небольшой мешок. — Когда я чистила животных, то нашла эту вещь на шее у самца. — Она положила перед Вайнти на стол маленький предмет.

Это было что-то вроде лезвия, сделанного из металла. На одном конце его было просверлено отверстие. Вайнти осторожно коснулась его пальцем.

— Оно тщательно очищено, — заметила Сталлан Вайнти взяла его и осмотрела вблизи.

— Не могу понять, где животные нашли это, — сказала она

— И кто это сделал? Откуда взят металл? Не пытайся меня убедить, что они умеют добывать его. — Она провела краем по своей коже. — Вообще не острое. Что это может значить?

Никто не ответил на этот тревожный вопрос, да она и не ждала этого. Вайнти передала кусок металла Энги.

— Еще одна тайна, которую тебе придется раскрыть, когда ты научишься говорить с ними.

Энги осмотрела предмет и вернула его обратно.

— Когда я могу увидеть их? — спросила она.

— Сейчас, — ответила Вайнти и сделала знак Сталлан. — Проводи нас к ним.

Сталлан повела их коридорами города к высокому, мрачному проходу. Сделав знак сохранять молчание, она открыла люк, помещенный в стене, и через появившееся отверстие Вайнти и Энги увидели комнату, в которую вела тяжелая запечатанная дверь. Других отверстий не было, и только через круглый иллюминатор высоко вверху сочился слабый свет.

Два отвратительных маленьких существа лежали на полу. Это были уменьшенные копии изувеченного трупа, который Сталлан выставила на обозрение в амбесед. Их черепа были голы и поцарапаны там, где был удален мех. Вместе с мехом исчезли куски вонючих шкур, которые они обертывали вокруг себя, и теперь было видно, что их тела полностью покрыты одноцветной восковой кожей. Более крупная самка лежала спокойно, издавая повторяющийся ноющий звук, а самец сидел возле нее на корточках и как бы тихо ворчал. Так продолжалось довольно долго, пока нытье не прекратилось. Вайнти сделала Сталлан знак закрыть люк.

— Они могут быть говорящими, — возбужденно сказала Энги. — Но они очень мало двигаются, произнося звуки, которые очень запутанны. Это потребует долгого изучения. Несомненно, это новый для нас язык, язык устозоу, который нужно изучать. Это огромная и волнующая новость.

— Действительно. Настолько волнующая, что я приказываю тебе изучить его, чтобы иметь возможность говорить с ними. Энги знаком выразила свою покорность.

— Ты не можешь приказать мне думать, Эйстаи. Даже твоя огромная власть не распространяется на другой мозг. Я буду изучать язык этих животных, потому что хочу этого.

— Пока ты выполняешь мои распоряжения, меня не волнуют побудительные причины.

— Почему тебе нужно понимать их? — спросила Энги.

Вайнти ответила осторожно, чтобы не раскрыть своих истинных мотивов.

— Как и ты, я считаю, что эти животные могут говорить. Ты сомневаешься в том, что я способна на интеллектуальные занятия?

— Прости за черные мысли, Вайнти. Ты всегда была первой в нашей эфенбуру. Когда мне начинать?

— Сейчас, немедленно. Как ты войдешь к ним?

— Пока у меня нет никакой идеи на этот счет. Позволь мне вернуться к люку и послушать. После этого я что-нибудь придумаю.

Вайнти молча отступила, весьма довольная тем, что сделала.

Было крайне важно привлечь Энги к сотрудничеству, ибо если бы она отказалась, пришлось бы посылать сообщение в Инегбан, а потом долго мучиться в ожидании, пока кто-то будет прислан и займется изучением говорящих зверей. Конечно, если они действительно говорят, а не просто издают звуки. Вайнти эта информация была нужна немедленно, ведь вокруг города могло быть гораздо больше этих существ, таящих угрозу. Ей нужна была эта информация ради безопасности города.

Во-первых, она должна изучить все факты, связанные с этими существами, узнать, где и как они живут. Это должен быть первый шаг.

Во-вторых, их нужно убить. Всех. Полностью стереть с лица земли. Со всей их хитростью и каменными орудиями они были всего лишь животными, но смертельно опасными животными, которые безжалостно перебили самцов и детенышей. И за это они должны заплатить жизнью.

Глядя из темноты, Энги глубоко задумалась, наблюдая животных. Сразу же поняв скрытые намерения Вайнти, она, конечно, должна была отказаться от сотрудничества и не сделала этого только потому, что ее захватила сложность лингвистической проблемы.

Стоя в молчании, она почти полдня наблюдала, прислушиваясь к звукам и стараясь понять их. Хотя она не поняла ничего из того, что услышала, у нее появился туманный план, с которого можно было начать. Она тихо закрыла люк и отправилась на поиски Сталлан.

— Я пойду с тобой, — сказала охотница. — Они могут быть опасны.

— Только на очень короткое время. Пока они ведут себя тихо, я должна быть с ними наедине. Ты будешь стоять снаружи, и, если мне что-то понадобится, я тебя позову.

Неудержимая дрожь покрыла рябью гребень Энги, когда Сталлан открыла дверь и она шагнула внутрь. Тяжелый запах животных ударил ей в нос. Это было слишком похоже на звериную берлогу, и все же разум поборол отвращение, и она твердо стояла, пока дверь не закрылась за ее спиной.

9 

— Они убили мою мать, потом моего брата, — сказала Исел.

Она перестала уже пронзительно кричать, но глаза ее были по-прежнему полны слез, которые текли по щекам. Она вытерла их тыльной стороной ладони, потом потерла обритую голову.

— Они убили всех, — сказал Керрик. Он не кричал с тех пор, как его принесли в это место. Может быть, женщины привыкли все время кричать и причитать? Она была старше его на пять или шесть лет и все же кричала, как младенец. А он не должен был этого делать Охотник не должен кричать, а он именно охотник. Так же, как его отец. Амахаст — великий охотник, но сейчас он мертв, как и все остальные из саммад. При этой мысли к горлу мальчика подкатил комок, но он справился с ним. Охотник не должен кричать.

— Они не убьют нас, Керрик? Ведь они не должны убить нас? — спрашивала Исел.

— Да, конечно.

Она вновь начала хныкать и прижалась к нему, обхватив его обеими руками. Это было неправильно, только маленькие дети жмутся друг к другу. Однако хотя он знал, что это неправильно, ему было приятно чувствовать ее рядом. Ее груди были маленькие и твердые, и ему нравилось прикасаться к ним, но, когда он сделал это сейчас, она оттолкнула его и громко закричала. Он встал и с отвращением отошел в сторону. Она была глупой, и он не любил ее. Она никогда не говорила с ним до того, как их принесли в это место, но теперь, когда их осталось только двое, для нее все изменилось. Но не для него. Было бы гораздо лучше, окажись здесь вместо нее кто-нибудь из его друзей. Но все они были мертвы, из его саммад, кроме них, не уцелел никто. Теперь их очередь. Исел не понимает этого, она внушила себе, что теперь с ними ничего не случится Он осторожно осмотрел помещение, но в этой деревянной комнате не было ничего, что можно было бы использовать как оружие. И не было никакой возможности бежать. Тыквы были слишком легкие, чтобы причинить вред кому-либо, даже ребенку. Он поднял тыкву с водой и сделал глоток. Пустой желудок судорожно сжался. Он был голоден, но не настолько, чтобы есть мясо, которое им принесли. От одного взгляда на него Керрика начинало тошнить. Оно не было приготовлено и в то же время не было сырым. Он оттолкнул его от себя и содрогнулся. В этот момент дверь скрипнула, затем открылась.

Исел прижала свое лицо к основанию стены и заскулила, закрыв глаза и не желая видеть того, кто сейчас войдет. Керрик остался стоять, его кулаки были сжаты и напряжены. Он думал о своем копье, о том, что мог бы сделать, будь оно здесь.

На этот раз вошли двое мургу. Он мог уже видеть их прежде, а мог и не видеть. Впрочем, это не имело значения, они все казались одинаковыми. Чешуйчатые, прыщеватые, толстохвостые, покрытые разноцветными пятнами, с этими безобразными штуками, тянущимися позади их голов. Мургу эти ходили как люди и хватали предметы своими деформированными руками с двумя большими пальцами. Керрик медленно отступал по мере того, как они приближались, пока его плечи не уперлись в стену, и он не почувствовал, что дальше идти некуда. Мургу уставились на него ничего не выражающими глазами, и он снова подумал о своем копье. Один из них шевельнулся, издавая при этом мяукающие звуки.

— Они уже поели где-нибудь? — спросила Энги. Сталлан сделала знак отрицания и указала на тыквы.

— Это хорошее мясо, обработанное зизимами и готовое к употреблению. Но они могут быть всеядными. Мы мало знаем об их привычках. Принеси им фруктов.

— Я не могу оставить тебя здесь одну. Вайнти лично приказала мне охранять тебя. — В словах охотницы был страх, ведь она противоречила приказу.

— Я сама могу защитить себя от этих маленьких существ. Нападали они на кого-нибудь прежде?

— Только когда мы принесли их сюда. Самец очень злобен, и нам пришлось бить его, пока он не перестал сопротивляться. Больше он этого не делает.

— Значит, я в безопасности, и ты выполнила свои инструкции. А сейчас подчиняйся мне.

У Сталлан не было выбора. Она вышла неохотно, но быстро, Энги молча ждала, ища способ общения с существами. Самка по-прежнему лежала лицом к стене, издавая пискливые звуки, маленький самец молчал, несомненно такой же глупый, как все самцы. Она подошла, взяла самку за плечо и перевернула ее. Стонущий звук стал громче, и вдруг резкая боль пронзила руку Энги.

Зубы малыша вонзились ей в кожу, и потекла кровь. Энги заревела от боли и ударила самца об пол. Тот вырвался и пополз в сторону, а она последовала за ним. Потом остановилась, чувствуя свою вину.

— Мы виноваты, — сказала она, и гнев ее пошел на убыль. — Мы убили всю вашу стаю. Но вы не должны винить нас в этом. — Она потерла больную руку, потом взглянула на яркое пятно крови на ладони. Открылась дверь, и вошла Сталлан, неся тыкву с оранжевыми плодами…

— Маленькое существо укусило меня, — спокойно сказала Энги. — Они не ядовиты?

Сталлан швырнула тыкву в сторону и направилась к ней взглянуть на рану. Потом подняла сжатый кулак, чтобы ударить съежившегося самца. Энги остановила ее мягким прикосновением.

— Нет, в этом виновата я. Так что насчет укуса?

— Нет, не опасен, если хорошо очистить рану. Тебе нужно пойти со мной, чтобы я могла ее обработать.

— Нет, я подожду здесь. Не хочу, чтобы они решили, что я испугалась. Все будет хорошо.

Сталлан вышла, всем видом выражая неудовольствие, но ничего не сказав. Прошло совсем немного времени, и она вернулась, держа деревянный ящичек. Из него вынула контейнер с водой и промыла укус, потом сняла покрывало с ньюфмайкела и подготовила его. Влажная кожа Энги возбудила существо и оно прилипло к телу, уже начиная выделять антибактериальную жидкость… Покончив с этим, Сталлан достала из ящика два узловатых черных комка.

— Я хочу обеспечить вам безопасность от рук и ног самца. Уж больно он злобный.

Маленький самец попытался убежать, но Сталлан схватила его и швырнула на пол. Упершись коленом ему в спину и придерживая одной рукой, другой она взяла один из комков, обмотала его вокруг щиколоток самца и вставила хвост существа в его собственный рот. Животное рефлекторно глотнуло, превратив свое тело в прочное кольцо. Только сделав это, Сталлан оттащила самца в сторону.

— Я останусь и буду охранять тебя, — сказала она. — Я должна это сделать. Из-за моей небрежности ты получила повреждение, и я не могу позволить, чтобы это повторилось. Энги жестом выразила свое согласие. Затем взглянула на отброшенную тыкву и фрукты, рассыпанные по полу, и указала на них распростертой самке.

— Я принесла тебе круглые, сладкие, съедобные фрукты. Повернись, и ты сама увидишь их.

Исел пронзительно закричала, когда холодные руки схватили ее, грубо подняли и прислонили спиной к стене. Она грызла костяшки своих пальцев и всхлипывала, а второй мараг подошел к ней, остановился и взял апельсин. Его рот медленно открылся, показав ряды острых белых зубов. Исел могла только в страхе стонать, не замечая, что кусает свои пальцы и что кровь течет по ее подбородку.

— Фрукт, — сказала Энги. — Круглый, сладкий, съедобный. Наполни свой желудок, и тебе будет хорошо. Еда сделает тебя сильной. Ну, давай, что тебе сказали. — Сначала она пыталась соблазнить ее, потом начала приказывать: — Возьми этот фрукт и немедленно ешь его!

Тут она увидела кровь там, где существо искусало свои руки, и отвернулась с отвращением. Положив тыкву с фруктами на пол, она сделала Сталлан знак выйти с ней за дверь.

— Они пользуются примитивными инструментами, — сказала Энги. — Кроме того, ты говоришь, что у них есть подобие убежищ и крупные животные, которые служат им. — Сталлан кивнула. — Значит, они должны обладать некоторым интеллектом.

— Но это не значит, что они могут говорить.

— Хорошо сказано, охотник. Но представим на мгновенье, что у них есть язык, что они используют его для общения друг с другом. Я не допущу, чтобы одна неудача остановила меня… Смотри, самец задвигался! Вероятно, почуял фрукты. Мужская реакция груба, его больше волнует голод, чем исходящая от нас угроза. Но он еще следит за нами… Смотри! — Она победно вскрикнула. — Он ест фрукты. Это наш первый успех. По крайней мере, теперь мы можем накормить их. Ты видишь, он принес фрукты самке. Альтруизм означает разум.

Однако Сталлан это не убедило.

— Дикие животные кормят своих детенышей, и я видела, как они охотятся вместе. Так что это не доказательство.

— Может и нет, но я так просто не сдамся. Если лодки могут понимать простые команды, то почему этим существам не научиться делать то же самое?

— Ты будешь учить их так же, как учат лодки?

— Нет. Поначалу я думала, что именно так, но теперь мне хочется добиться более высокого уровня взаимопонимания. Обучая лодки, используют поощрения и наказания за исполнение того или другого приказа и за неисполнение его. Неправильная реакция карается электрошоком, правильная поощряется куском пищи. Это хорошо для дрессировки лодок, но я не собираюсь дрессировать этих животных. Я хочу говорить с ними, общаться.

— Речь — очень трудное дело. Многие из тех, кто появился из моря, так никогда и не смогут научиться этому.

— Ты права, охотница, но это вопрос положения. Молодежь испытывает трудности в разговоре со взрослыми, но не забывай, что все молодые разговаривают между собой, когда находятся в море.

— Тогда научи этих животных детскому языку. Уж им-то они должны овладеть.

Энги улыбнулась.

— Прошло уже много лет с тех пор, как я пользовалась детским языком. Ты помнишь, что это значит?

Она подняла руку, и кисть ее изменила цвет из зеленого на красный, потом вновь стала зеленой, в то время как пальцы делали какие-то знаки. Сталлан улыбнулась.

— Сквид—много—для—всех.

— Ты помнишь. Но ты заметила, насколько важен цвет моей руки? Без него смысл сказанного будет неясен. Могут эти меховые существа изменять цвет своих кистей?

— Сомневаюсь. Я ни разу не видела, чтобы они делали это. Хотя их тела имеют красный и белый цвета.

— Это может быть важной частью их речи… Если они ею обладают.

— Верно. Если они ею обладают. Я должна присмотреться к ним поближе, когда они будут вновь издавать свои звуки. Подобно ийланам, их может заставить говорить только крайняя необходимость. Они должны научиться совершенному общению.

Сталлан жестом выразила свое непонимание.

— Я не знаю, что это значит.

— Тогда я продемонстрирую на примере. Слушай внимательно, что я скажу. Готова? Итак, я теплая, ты поняла?

— Да.

— Я теплая — это утверждение. Совершенным его делает более тесная связь частей этого утверждения. Сейчас я повторяю его более медленно. Я… теплая… Я двигаю своим большим пальцем вот так, глядя при этом немного вверх, потом говорю ТЕПЛАЯ и слегка поднимаю хвост. Все это: производимые звуки и движения — составляет полное утверждение.

— Я никогда не задумывалась над такими вопросами, и, признаться, у меня болит голова, когда я делаю это.

Энги рассмеялась.

— Я так же плохо чувствовала себя в джунглях вокруг города, как ты в джунглях языка. Очень немногие могут научиться языку, возможно, потому, что это действительно сложно и трудно. Думаю, что первый шаг в осознании существующей ситуации — предположение, что наш язык отражает нашу сущность

— Ну вот моя голова и заболела. Ты думаешь, что животные вроде этих могут понять то, чего не понимаю я? — Сталлан указала на существ, замерших у стены, на пустую тыкву из-под фруктов и кожуру, разбросанную по полу вокруг них.

— Я не собираюсь ничего усложнять и имела в виду только то, что история нашего языка соответствует нашему развитию в жизни. Когда мы были молодыми и только вышли в море, мы не умели говорить, но искали защиты у других членов нашей эфенбуру, вошедших в воду одновременно с нами. Простые движения рук и ног, изменение цвета кистей. По мере роста мы преображались все больше и больше, и когда вышли из моря, то добавили к умению издавать звуки кое-что еще, чему научились, становясь ийланами. Размышляя об этом, я задаюсь вопросом: как научить нашему языку этих существ, которые не прошли нашего цикла развития? Или все же они прошли через водный период?

— Мои знания по этому вопросу недостаточны, к тому же эти виды устозоу — новые для нас. Но я весьма сомневаюсь, что они жили в воде. Я добывала и выводила у себя некоторых из наиболее часто встречающихся видов, которые кишат в джунглях. У всех у них была одна общая черта — они все время теплые.

— Я заметила. Это довольно странно.

— Есть и другая не меньшая странность. Взгляни на этого самца. У него только один пенис, который он не может втягивать. Ни у одного из видов устозоу, которых я добывала, не было нормального двойного пениса. Кроме того, я изучала их метод спаривания и скажу, что он отвратителен.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что после оплодотворения яйца его носят самки Когда же рождаются детеныши, они носят их с собой и кормят из мягких органов, которые растут на их торсах. Ты можешь видеть их там, у маленькой самки.

— Это очень необычно. Значит, ты полагаешь, что молодежь остается на суше? И не поплавает хорошенько в море?

— Да, и эта черта характерна для всех устозоу, за которыми я наблюдала. Их жизненный цикл совершенно не похож на наш.

— Значит, ты признаешь важность наших наблюдений? Если они имеют язык, то изучают его не так, как это делаем мы.

Сталлан жестом выразила свое согласие.

— Теперь я признаю это и благодарю тебя за разъяснение. Но тут появляется более важный вопрос: если у них есть язык, как они обучаются ему?

— Это действительно самое важное, и я должна найти ответ. Но, честно говоря, у меня нет никаких идей на этот счет.

Энги взглянула на диких существ: лица их были перемазаны соком фруктов, которые они съели. Найдет ли она способ общения с ними?

— Сейчас оставь меня, Сталлан. Самец надежно связан, а самка не проявляет агрессивности. Если я буду одна, они станут смотреть только на меня, ни на что не отвлекаясь.

Сталлан долго думала, потом неохотно согласилась.

— Я сделаю, как ты просишь. Сейчас опасность невелика. Но я останусь снаружи, у двери, которую можно быстро открыть. Крикни, если что-то будет угрожать тебе.

— Хорошо, обещаю. А сейчас я должна начинать работу.

10

Устройство нового города — непростое дело. Особенно много сил понадобилось для исправления ошибок прежней Эйстаи, вовремя умершей Дисти, и дни Вайнти были заполнены от рассвета до заката. Погружаясь иногда в сон, она завидовала ночным лодкам и другим существам, которые могли двигаться ночью. Если бы она могла бодрствовать немного дольше каждый день, можно было бы успеть сделать гораздо больше. Это была безумная идея, преследовавшая ее каждую ночь перед тем, как она засыпала. Правда, эти мысли все-таки не мешали ей спать, потому что бороться со сном было для ийлан физически невозможно. Закрыв глаза, она засыпала и была настолько неподвижна при этом, что со стороны могла показаться мертвой. Однако этот сон был неглубок, и его без труда мог прервать какой-либо громкий звук. Несколько раз в течение ночи крики животных будили Вайнти. Ее глаза открывались, и на мгновение она прислушивалась. Если вокруг было тихо, она закрывала их и снова засыпала.

Только от серого света она пробуждалась окончательно. В это утро, так же как и во все прочие, она шагнула из теплой постели на пол, ткнула постель большим пальцем ноги. Когда та зашевелилась, она направилась туда, где бесчисленные стволы жилого дерева раздувались в тыквообразные утолщения, наполненные водой. Вайнти приложила губы к отверстию и сосала сладковатую воду до тех пор, пока не напилась. Ночью прошел дождь и сырой пол неприятно холодил ступни ног Вайнти, пока она пересекала открытое место, затем до самой амбесед над дорогой была крыша, и фарги выстраивались в ряд, по мере того как она шла.

Каждое утро перед началом работы руководители проекта, подобно всем прочим гражданам города, должны были пройти через амбесед. Здесь они ненадолго останавливались поговорить друг с другом. Эта большая открытая площадь в центре города была центром, вокруг которого вращалась вся жизнь. Задумавшись, Вайнти направилась к своему любимому месту на западной стороне, куда падали первые утренние лучи солнца, не замечая при этом граждан, которые расступались, освобождая проход. Она была Эйстаи, одной из тех, кто всегда ходил по прямой линии. Кора дерева была уже теплой, и она удовлетворенно прислонилась к ней, сузив зрачки до вертикальных щелей, когда повернулась к солнцу. С удовольствием смотрела она, как Альпесак пробуждается к жизни. В этом была своя теплота, даже более приятная, чем тепло солнца. Город рос, строился, расширялся, существовал на этом враждебном берегу. Когда холодные ветры уничтожат Инегбан, этот город должен быть готов. Тогда ее народ придет сюда, будет жить и прославлять ее за то, что она совершила. Когда она думала так, в глубине сознания возникала тревожная мысль о том, что к тому времени она может лишиться своей должности. Малсас — Эйстаи Инегбана — придет вместе с другими, чтобы править новым городом. Что ж, возможно… Однако Вайнти никогда не произносила этого вслух. Мало ли что может произойти! Малсас уже немолода, а время не течет вспять. У Вайнти хватит сил для сопротивления. А пока нужно строить новый город — строить хорошо.

Этдирг перехватила взгляд Вайнти и подошла, повинуясь ее Жесту.

— Ты нашла, кто убил мясных животных? — спросила Вайнти.

— Да, Эйстаи. Крупный устозоу черного цвета с убийственными когтями и длинными острыми зубами, такими длинными, что они торчат из его пасти даже тогда, когда она закрыта. Сталлан устроила засаду у дыры, которую он проделал в изгороди, и сегодня утром мы нашли его там мертвого. Петля схватила его за ногу, он не мог убежать и рвался до тех пор, пока не захлестнул себе шею и не задохнулся.

— Обезглавьте его, а череп, когда его очистят, принесите мне.

Вайнти отпустила ее и тут же подозвала биолога. Та покинула группу, с которой разговаривала, и подошла к ней.

— Он уже почти готов, Эйстаи. Почва очищена, колючая изгородь высока, коралловый риф в море растет тоже хорошо. Думаю, скоро все будет готово.

— Прекрасно. Значит, мы на пороге новых рождений, которые навсегда уничтожат память о смертях на старом берегу. Ваналпи согласилась с этим, но выразила и некоторые сомнения.

— Хотя берег почти готов, он не безопасен.

— Та же самая проблема?

— Это покажет время. Я работаю в тесном контакте со Сталлан, и мы верим, что решение близко. Эти звери будут уничтожены.

— Они должны быть уничтожены. Самцам нужна безопасность. Случившееся никогда не должно повториться.

Плохое настроение покидало Вайнти по мере того, как она говорила с другими, вовлеченными в огромную работу в новом городе. Однако, как бы ни была интересна беседа, мысль о Сталлан ее не покидала. Когда через некоторое время она собралась уходить, а Сталлан так и не появилась, Вайнти подозвала фарги и приказала ей найти охотницу. Около полудня Сталлан наконец пришла.

— У меня хорошие новости, Эйстаи. Скоро берег будет безопасным.

— Если это правда, позорное пятно будет смыто с города.

— Мы нашли место, где размножаются аллигаторы. Я приказала фарги принести сюда все яйца и весь молодняк — они восхитительны.

— Я ела их и согласна с тобой. Значит, ты будешь разводить их вместе с другими мясными стадами?

— Нет, для этого они слишком злобны. Мы построим для них отдельный загон возле реки.

— Очень хорошо. Но что ты будешь делать со взрослыми?

— Те, что слишком велики, будут убиты. Это бессмысленная трата хорошего мяса, но у нас нет выбора. Используя ночные лодки, мы приблизимся к ним, когда они будут спать, и убьем их на месте.

— Покажи мне, где они размножаются, я хочу увидеть это сама. Вайнти уже достаточно долго находилась в амбесед. По мере того, как поднималась температура, все вокруг нее становились вялыми и дремали в тени. Но она не хотела отдыхать: нужно было слишком много сделать.

Группа фарги последовала за ней, когда она медленно направилась к берегу. Поскольку даже под деревьями было жарко, многие погрузились в бассейны, вырытые вдоль тропинки. Большая часть болот, через которые они проходили, еще не была очищена, и над ними кружились тучи маленьких кусачих насекомых. Наконец дорога привела их на крутой песчаный берег, окруженный густыми зарослями. Там была высокая трава и маленькие пальмы с чрезвычайно длинными колючками. Эта земля — Гендаши — была иным миром, чем тот, который они знали. Она удивляла бесконечным разнообразием форм и требовала осторожности.

Впереди была река — медленный и глубокий поток. Лодка, только что накормленная сопровождавшей фарги, уже стояла здесь. Кровь текла из ее маленького рта, куда фарги заталкивала куски красного мяса.

— Аллигатор, — сказала Сталлан. — Это лучше, чем выбрасывать его. Лодки так хорошо едят, что, мне кажется, готовы размножаться.

— Значит, нужно подержать их немного голодными. Все они нужны мне сегодня в хорошей форме.

Множество деревьев росло вдоль речного берега. Одни из них были серыми с массивными стволами, рядом с ними стояли высокие, зеленые деревья, покрытые мелкими иголками, и еще более высокие, красные, с корнями, изгибающимися во всех направлениях. Между деревьями почва была покрыта ковром пурпурных и розовых цветов, но, пожалуй, еще больше их было наверху, среди ветвей. В джунглях кипела жизнь. Птицы кричали в темноте, и красные улитки ползали между стволами деревьев.

— Какая богатая земля, — сказала Вайнти.

— Энтобан тоже был таким когда-то, — сказала Сталлан, широко открыв носовые клапаны и вдыхая воздух. — Пока не появились города и не покрыли всю землю от одного океана до другого.

— Ты думаешь? — Вайнти старалась осознать новую для нее мысль. — Это трудно представить. Некоторые полагают, что города существовали там вечно.

— Я уже не раз говорила об этом с Ваналпи, и она все объяснила мне. То, что мы видим здесь, в этой новой земле Гендаши, могло быть и в Энтобане, только много лет назад. И до ийлан росли города.

— Конечно, ты права. Если мы свои города растим, должно было быть время, когда существовал всего один город. Однако, если следовать этой логике, можно прийти к мысли о том, что когда-то городов вообще не было. Неужели такое возможно?

— Не знаю. Тебе лучше поговорить с Ваналпи, которая изучает подобные головоломные вопросы.

— Ты права. Я спрошу у нее. — Тут она заметила почти рядом с собой фарги; широко открыв рты, они старались понять смысл разговора. Вайнти быстро повернулась к ним спиной. Наконец они добрались до места размножения аллигаторов. В это время самые крупные животные уже покинули берег. Последними ушли самки, проявив поразительную для этих примитивных животных заботу о своих яйцах и детенышах. Лодки выбросились на берег там, где под солнцем трудился рабочий отряд фарги. Вайнти обратилась к надсмотрщице Эхекакот, следившей за всем из укрытия под большим деревом.

— Расскажи мне о своей работе.

— Сделано уже много, Эйстаи. Две груженные яйцами лодки отправились в город, а всю молодежь мы выловили сетями. Они глупы и легко дают себя поймать.

Она наклонилась над загоном со своей стороны и тут же выпрямилась, держа на вытянутой руке детеныша аллигатора, схваченного за хвост. Он извивался, пищал и пытался дотянуться до нее своими маленькими зубами.

Вайнти одобрительно кивнула.

— Хорошо, очень хорошо. Угроза устранена, а ваши желудки наполнены. Хотелось бы мне, чтобы все наши проблемы решались так же просто.

Она повернулась к Сталлан.

— Есть еще другие места размножения?

— Между этим местом и городом — нет. Когда мы очистим здесь, то начнем работу выше по реке и в болотах. Времени на это потребуется немало, но мы должны все сделать тщательно.

— Хорошо. А сейчас, перед тем как вернуться в город, заглянем на новые поля.

— Я должна вернуться к другим охотникам, Эйстаи. Если ты согласна, дорогу покажет Эхекакот.

— Согласна, — сказала Вайнти.

Тем временем духота усилилась, а ветер совсем стих. Лодки вышли из реки, и Вайнти заметила, что небо приобрело странный желтый цвет, которого она никогда прежде не видела Даже погода была другой в этой части мира. Так они двигались вниз по течению, ветер начал усиливаться вновь, но направление его изменилось, и теперь он дул им в спину. Вайнти повернулась и увидела темную линию, появившуюся на горизонте. Она указала на нее.

— Эхекакот, что это может значить?

— Не знаю. Какие-то особые облака. Я никогда прежде не видела ничего подобного.

Черные облака приближались к ним с невероятной скоростью.

Сначала они были просто пятном над деревьями, потом разрослись и приблизились, затемняя небо. С ними пришел ветер. Он бил как кулаком, и одна из лодок, получив удар в бок, перевернулась.

Послышались громкие крики, когда ее пассажиры оказались выброшенными в беспокойное море. Лодка нырнула и ухитрилась вернуться в прежнее положение, тогда как ийланы отплыли от нее во всех направлениях, чтобы избежать ударов. Никто из них не пострадал, хотя и с большим трудом, но всех вытащили из воды и разместили в других лодках.

Все они покинули океан своей юности много лет назад и плавали с трудом. Вайнти выкрикивала распоряжения до тех пор, пока одна из самых отважных фарги, стремящихся к высокой должности, даже если это означает риск покалечиться, не подплыла ко все еще возбужденной лодке и не ухитрилась взобраться на нее. Она резко заговорила с ней, ударяя по чувствительным местам, и наконец добилась полного контроля над ней.

Ветер злобно завывал над ними, угрожая потопить остальные лодки. Все ийланы закрыли от проливного дождя носовые клапаны. Из леса даже сквозь завывание ветра доносился громкий треск, с которым рушились на землю гигантские деревья. Голос Вайнти не был слышен сквозь ветер, но все поняли ее указание держать лодки подальше от берега, чтобы не разбить их о какое-нибудь упавшее дерево.

Лодки неистово раскачивались на огромных волнах, ийланы сбились в кучу, стараясь сохранить тепло под холодным проливным дождем. Прошло немало времени, прежде чем ветер стал порывистым, затем совсем ослабел. Худшее было позади.

— Возвращаемся в город! — приказала Вайнти. — Быстро, как только возможно.

Ураганный ветер промчался через джунгли, свалив даже самые крупные деревья. Насколько обширны были эти разрушения? Обрушился ли ветер на город? Это наверняка произошло, а ведь деревья, образующие город, были еще молодыми, еще растущими, хорошо ли они укрепились? Насколько значительны повреждения, полученные городом? От этих мыслей невозможно было отделаться. Перед глазами Вайнти стояла страшная картина разрушений, она то и дело хлестала лодку, заставляя ее увеличивать скорость.

Держа связанное животное за шею, Сталлан сняла петлю, предохраняющую от ее дергающихся лап, и опустила существо в клетку. Эта операция настолько поглотила ее, что она заметила изменения в погоде, только когда выпрямилась. Ее носовые клапаны открылись и втянули воздух. Это было что-то знакомое и плохое…

Она была в первом исследовательском отряде, который пересек океан и достиг Гендаши, чтобы найти место для нового города. Когда с общего согласия выбрали берега Альпесака, она была одной из тех немногих, кто остался здесь. Они были вооружены и хорошо представляли себе опасности, таящиеся в неисследованных джунглях, но их едва не погубила неизвестная опасность, уничтожившая запасы пищи и заставившая их или умирать с голоду, или охотиться. Это был штормовой ветер и такой сильный дождь, какого она никогда не видела.

Начиналось все это с желтого неба и неподвижного душного воздуха. Сталлан, закрыв клетку с животными, изо всех сил крикнула:

— Опасность!

Ближайшие к ней фарги обернулись на звук, поскольку это было одно из первых слов, которым они научились.

— Ты — к амбесед, ты — скажешь другим. Предупредите всех, что шторм с сильным ветром вот-вот будет здесь. Всем покинуть открытые места и спрятаться под деревьями!

Они бросились бежать, но не быстрее, чем Сталлан. Когда начались первые порывы ветра, сотни ийлан укрылись в безопасном месте. Затем шторм ударил со всей силой, и стена дождя скрыла город.

Сталлан обнаружила группу фарги, сбившихся на речном берегу, и присоединилась к ним, спасаясь от дождя. Они стояли под бешеными порывами ветра, и самые юные из них пищали от страха, пока Сталлан резкими приказами не заставила их замолчать. Ее авторитет удерживал их на месте, пока буря бесновалась над ними, заставил их ждать, пока она не пройдет и им не прикажут возвращаться в город.

Когда уставшая лодка Вайнти приплыла к изуродованному берегу, Сталлан была там, ожидая ее. Задолго до того, как можно было разговаривать словами, она просигналила, что все хорошо. Не прекрасно, но хорошо.

— Расскажи мне о повреждениях, — крикнула Вайнти, выпрыгнув на берег.

— Две фарги погибли и…

Вайнти гневным жестом заставила ее замолчать.

— Меня интересует город, а не граждане.

— Ни о чем серьезном пока не докладывали. Много мелких повреждений, вроде обломанных веток, некоторые части города рухнули на землю. Фарги отправлены на проверку новых полей и стад, но никто еще не вернулся.

— Это гораздо лучше, чем я ожидала. Донесения пусть доставляют в амбесед.

Размеры повреждений стали ясны им, когда они прошли через город. Во многих местах крыши обвалились, а прогулочные дорожки были завалены листьями. Из одного загона доносились жалобные стоны, и, заглянув туда, Сталлан увидела, что один из оленей сломал ногу во время бури. Дротик из ее неразлучного хесотсана заставил его умолкнуть.

— Это плохо, но не настолько, чтобы отчаяться, — сказала Вайнти. — У нас крепкий и хороший, разросшийся город. Скажи, может ли такая буря повториться?

— Вероятно, нет, по крайней мере не в этом году. Ветер и дождь бывают в любое время, но только в этот период бывают подобные бури.

— Год — это достаточный срок. Повреждения будут устранены, и Ваналпи увидит, что все растения окрепли. Этот новый мир жесток и упрям, но и мы можем быть такими же упрямыми и жестокими.

— Все будет, как ты решишь, Эйстаи, — сказала Сталлан, и ее слова выражали не только согласие, но и уверенность в том, что ийланы выполнят все, что бы она ни приказала. Выполнят любой ценой.

11

Альпесак рос, и через некоторое время его раны зажили. Целыми днями Ваналпи и ее помощницы осматривали город, ведя детальную запись повреждений, нанесенных ураганом. Применение гормонов ускоряло рост растений, и вот уже лиственные крыши разрослись гуще прежнего, дополнительные древесные стволы и воздушные корни стали стеной. Но простое восстановление не устраивало Ваналпи. Крепкие виноградные лозы, жесткие и эластичные, обвивали стену и прорастали сквозь крыши.

Однако город не только укреплялся, но и становился более безопасным по мере того, как с каждым прошедшим днем в окружающих джунглях расчищались все новые участки. Это расширение, казавшееся со стороны случайным, на самом деле умело планировалось.

Самая опасная часть работы делалась Дочерями Смерти. Хотя от диких животных их защищали вооруженные фарги, они не могли защитить их от несчастных случаев: ушибов, ран, от колючек или укусов змей, в изобилии водившихся здесь. Многие из них были ранены, некоторые серьезно, несколько умерло. Но это не тревожило Вайнти: город для нее стоял на первом месте.

После того как распространились личинки, смерть джунглей стала всего лишь вопросом времени. Прожорливые гусеницы были выведены специально для этой цели. Птицы и животные находили их горькими, а гусеницы находили всю растительность соответствующей своему вкусу. Слепые и ненасытные, они ползли по стволам деревьев и сквозь траву, уничтожая все на своем пути. Только скелеты деревьев оставались там, где проходили они. Наевшись, они превращались в отвратительных существ, покрытых щетиной, длиной в руку ийлана.

Затем они умирали, поскольку смерть была заложена в их генах и гарантировала, что эти существа не сожрут весь мир. Итак, они умирали и гнили в слое своих собственных выделений. Сущность проекта Ваналпи и других генных инженеров была отчетливо видна даже в этом. Черви нематоды с помощью бактерий в своих внутренностях превращали отталкивающую массу в удобрения для почвы, затем пускались жуки, поедавшие мертвые деревья, всходила трава, и высаживалась колючая изгородь. Новые площади буквально выедались у джунглей, отталкивая их прочь от города и образуя еще один барьер против опасностей, скопившихся там.

В этом медленном продвижении не было ничего неестественного или грубого, ийланы жили так же, как и их окружение, являясь частью внешней среды, и были тесно с ней связаны. Размеры площадей, которые они завоевывали, невозможно было проектировать, они зависели только от сопротивления листвы и аппетитов гусениц.

Пасущиеся стада изменялись точно так же. Каждый раз, когда урукето возвращался из Инегбана, он привозил оплодотворенные яйца или новорожденных детенышей. Самые беззащитные виды размещались возле центра города, а на естественных пастбищах могли расти до достижения зрелости урукуб и онетсенсаст. Эти бронированные, но мирные всеядные паслись сейчас на краю джунглей: громадные размеры, большие рога и бронированная шкура защищали их от всех опасностей.

Вайнти была довольна развитием своих дел. Каждый день, приходя в амбесед, она была уверена, что для нее не может возникнуть неразрешимой проблемы. Но в это утро, когда фарги, спешащая к ней с донесением, грубо расталкивала окружающих, показывая тем самым важность новостей, она поняла, что все не так хорошо.

— Эйстаи, урукето вернулся. Я была на рыбалке и сама видела…

Вайнти прервала глупое существо резким жестом, потом подозвала своих помощников.

— Мы встретим их на пирсе. Мне нужны новости из Инегбана…

Она величаво двинулась вниз по дороге, за ней ее друзья и помощники, а в самом конце фарги. Хотя в Альпесаке никогда не бывало холодно, здесь шли сильные дожди и сырость в это время года была такая, что Вайнти, подобно многим другим, ходила завернувшись в плащ для теплоты и защиты от моросящего дождя.

Медленно движущиеся веслообразные ноги эйсекола углубляли реку и прилегающую гавань. Груз урукето не нужно было перевозить лодками, потому что сейчас это огромное существо прижалось к берегу. Оно только появилось из закрытого дождем океана, когда Вайнти и ее свита прибыли к месту причаливания. Начальник гавани отправила туда фарги, которые бросали свежую рыбу в подводный резервуар, кормя урукето. Глупое существо приняло это подношение и встало в правильное положение в безопасном доке. Вайнти удовлетворенно следила за этой операцией. Хороший город — эффективный город. Ее город был хорошим. Ее глаза двигались вдоль огромного черного корпуса к плавнику, где стояла Эрефнаис. Рядом с командиром стояла Малсас.

Вайнти замерла при виде ее, потому что совершенно забыла о существовании другой Эйстаи. Но действительность настигла ее, поразив до глубины души.

Малсас, Эйстаи Инегбана… Для нее начинал строиться этот город. Она должна была привести сюда свой народ и занять место Вайнти. Малсас, прямая и настороженная, смотрела на нее. Она не была больной или старой, и именно она должна была стать Эйстаи Альпесака.

В то время как Малсас, ее последователи и ассистенты выходили из урукето и направлялись к Вайнти, она оставалась сдержанной. Она могла только надеяться, что формальности скроют ее истинные чувства.

— Добро пожаловать в Гендаши, Эйстаи, добро пожаловать в Альпесак, — сказала Вайнти.

— Я очень рада оказаться в Альпесаке, — ответила Малсас, соблюдая все формальности. Но последний слог этого выражения требовал открыть рот и показать все свои зубы, и после этого она не закрывала рот несколько долгих секунд. Этого легкого признака неудовольствия было вполне достаточно для Вайнти, и повторения не требовалось. Вайнти уважали за проделанную работу, но должны были заменить. Вайнти прогнала прочь все завистливые и коварные мысли и на мгновение опустила глаза вниз, как бы предупреждая.

Это краткое изменение было настолько неуловимым, что другие ийланы не заметили его. Дела на этом уровне их не касались. Когда все направились в город, Малсас отослала своих помощников и фарги подальше, чтобы те не могли подслушать или подсмотреть их будущий разговор.

— Последняя зима была одной из самых холодных. Этим летом молодежь и фарги из Соромсета не искали входа в Инегбан. Когда стало теплее, я направила отряд охотников посмотреть, что с городом. Он был мертв. Соромсет просуществовал недолго и умер так же, как умер Эргитри. Жители города были Мертвы, и пожиратели падали грызли кости ийлан, живших там. На берегах и теплых водах моря Исегенети ийланы жили в трех крупных городах…

Она замолчала, и Вайнти закончила вместо нее:

— Эргитри умер от холода, за ним последовал Соромсет. Остался только Инегбан.

— Да, остался только Инегбан, и каждую зиму холод подбирается все ближе. Наши стада почти не увеличиваются и скоро начнут голодать.

— Альпесак ждет.

— Мы вспомним об этом, когда придет время. Но сейчас самое необходимое — расширить поля и увеличить поголовье животных. Мы, со своей стороны, должны увеличить число урукето, но это медленная работа., которую мы начали слишком поздно. Однако есть надежда, что новое поколение будет удачным. Они меньше, чем тот, на котором я прибыла, но развиваются гораздо быстрее. Нам нужно их столько, чтобы можно было перевезти весь город за одно лето. А теперь покажи мне, что найдет наш народ, прибыв в Альпесак.

— Он найдет вот это, — сказала Вайнти, указывая на стволы-стены и плетеные полы города, которые тянулись во все стороны от них. Дождь прекратился, и проявившееся солнце сверкало в каплях, покрывавших листву. Малсас выразила свое одобрение, и Вайнти повела рукой вокруг.

— За городом — поля, уже полные животных всех видов, приятных и для глаза, и для желудка.

Пока они шли через луга с пасущимися на них животными, Вайнти приказала вооруженной охране следовать впереди. Сквозь высокие стены из переплетенных стволов и шипов видны были гигантские туши урукубов, поедавших зеленые листья на краю джунглей, и даже на этом расстоянии был слышен в их двойных желудках грохот камней, которые помогали им переваривать огромное количество поглощаемой пищи. Малсас некоторое время молча смотрела на это зрелище, затем повернулась и направилась к центру города.

— Ты хорошо потрудилась, Вайнти, — сказала она, — и все сделала хорошо.

Жест Вайнти, выражающий благодарность, несмотря на свою ритуальность, был полон искренней признательности. Похвала Эйстаи настолько выделялась среди других похвал, что в эту минуту никакие коварные или завистливые мысли не могли возникнуть в голове Вайнти. В этот момент она готова была последовать за Малсас на верную смерть. Возвращаясь, они позволили остальным подойти поближе, чтобы те могли слышать разговор: для них это был единственный способ учиться и запоминать. Только когда они прошли через отверстие в стене Истории, их разговор снова вернулся к не очень приятным вещам, поскольку история на стене была мертвой.

Между кольцами амбесед и берега рождений колючая стена истории. Запечатленное на ней было символической защитой того, что когда-то имело смысл и значение. Неужели ийланы когда-то действительно размахивали огромными крабами, вроде хранящихся здесь, используя их как орудие для защиты самцов? Это была правда, но не всегда об этом знали. Жгучая крапива наверняка использовалась в прошлом так же, как и сейчас, но причем здесь эти раковины гигантских скорпионов? О них не было известно ничего, и все же эти экзоскелеты хранились здесь, а до того были осторожно сняты со стены в Инегбане и привезены сюда, как знак непрерывности города.

Поскольку стена была также и живой историей, на стороне, обращенной к берегу, закреплялись тела мертвых хесотсанов, к которым позднее прикладывались черепа убитых ими.

В самом конце находился округлый череп с пустыми глазницами, выбеленный солнцем и окруженный наконечниками копий и острыми каменными лезвиями. Малсас удивленно остановилась перед ним и потребовала объяснений.

— Это один из устозоу, населяющих эту землю. Все черепа, которые ты видишь здесь, принадлежат меховым, теплокровным и вонючим устозоу, которые угрожали нам и были нами убиты. Но этот безымянный был хуже всех. Со своими остроконечными камнями они совершили такое, что было хуже всего остального.

— Убили самцов и детенышей? — Малсас произнесла эти слова с безразличием к смерти.

— Да. Мы нашли их и убили за это.

— Разумеется. Больше от них неприятностей не было?

— Нет. Этот вид не жил здесь, а пришел с севера, мы выследили и убили их, всех до единого.

— Значит, теперь берег в безопасности?

— За исключением коралловых рифов. Но они растут быстро, и, когда достигнут достаточной высоты, мы начнем первые рождения. Тогда берег рождений будет безопасен во всех отношениях. — Вайнти вытянула руку к белому черепу. — И особенно обезопасен от этих убийц младенцев.

— Нам никогда больше не придется беспокоиться о них.

12

Пища в этот день была особенной, по случаю прибытия Малсас и ее окружения. События подобного рода были настолько редки, что самые молодые фарги, никогда прежде не видевшие такого, возбужденно крутились вокруг весь день и переговаривались друг с другом. Впрочем, были такие, что прислушивались. В повседневной жизни ийлан, хотя они питались хорошо и не ложились спать голодными, мясо было редкостью. Каждый мог принести широкий лист в одну из мясоразделок и получить порцию восхитительного мяса, которую полагалось есть в каком-нибудь укромном месте. Это был привычный способ получения пищи, и никто не представлял, что может быть иначе. В тот день жители города почти не работали, они заполняли амбесед, плотно прижимались к ее стенам, карабкались на нижние ветки ограды в стремлении увидеть побольше.

После осмотра города и его полей Вайнти и Малсас отправились в амбесед. Там Малсас встретилась с ответственными за растения Альпесака, проведя большую часть времени с Ваналпи. Наконец, удовлетворенная услышанным, она отпустила всех и поговорила с Вайнти.

— Тепло солнца и растения этого города заставили меня забыть о зиме. Я вернусь в Инегбан с этой новостью. Это сделает следующую зиму менее холодной для наших граждан. Эрефнаис доложила, что урукето загружен, хорошо накормлен и готов отправляться в любое время. Мы поедим, и я покину вас.

Вайнти выразила огорчение скорым расставанием, и Малсас поблагодарила ее, но отказалась продлить свое пребывание.

— Я понимаю твои чувства, однако урукето медлителен, и мы не можем терять ни одного дня. Я видела достаточно, чтобы понять — работа здесь в хороших руках. А сейчас накорми нас. Ты знаешь Алакенши, моего первого советника и эфензеле? Она будет подавать тебе мясо.

— Это большая честь для меня, — сказала Вайнти, думая только о привилегиях этого предложения, отгоняя мысли об Алакенши, которую знала давно. Это было существо хитрое, с недобрыми замыслами.

— Хорошо. — Малсас жестом подозвала к себе Ваналпи. — Сейчас мы будем есть. Алакенши, моя ближайшая соратница, будет подавать мясо Вайнти, а ты за то, что сделала для этого города, можешь подавать мне.

Ваналпи лишилась дара речи, как неопытный юнец из океана, но в каждом движении ее тела была гордость.

— Для такого торжественного случая у нас есть два вида мяса, — сказала Вайнти. — Одно из старого мира, другое из нового.

— Старое и новое мясо смешаются в наших желудках так же, как Инегбан смешается с Альпесаком, — ответила Малсас.

Стоявшие рядом стали восторгаться оригинальностью высказывания Малсас и поспешили передать ее слова тем, кто стоит дальше и ничего не слышит. Вайнти пришлось подождать, пока они повторят слова Малсас.

— Мясо из Инегбана — это урукуб, выращенный из яйца, доставленного на этот берег, вылупившийся под солнцем Гендаши и выросший на его травах. У нас есть и другие, но это один из самых крупных, и все вы видели его, когда проходили по пастбищу на болоте. Все вы восхищались его лоснящейся шкурой, длинной шеей и толстыми боками.

Вокруг одобрительно загудели, что все видели эту маленькую голову на конце длинной шеи, высоко поднявшуюся из воды с большим куском зеленого растения.

— Это первый урукуб, убитый здесь, и он так велик, что им могут наесться все присутствующие. А для Малсас и всех прибывших из Инегбана мы приготовили животное, которого они никогда не пробовали. Это олень одного из видов, встречающихся только здесь. Итак, мы начинаем.

Те, что должны были прислуживать, торопливо вышли и вернулись, неся тыквы с мясом: каждая стала на колени перед Эйстаи, которой прислуживала. Малсас потянулась и взяла длинную кость с небольшим черным копытом и мясом, свободно висевшим над ним. Оторвав большой кусок, она подержала его так, чтобы могли увидеть все.

— Урукуб, — произнесла она, и те, кто слышал ее, прокомментировали эту шутку. Самая маленькая кость урукуба была больше всего этого животного.

Вайнти была довольна, обед прошел хорошо. Когда они закончили и обмыли руки в тыквах с водой, поданных фарги, церемония окончилась и все разошлись, чтобы поесть до наступления темноты.

Воспользовавшись тем, что за ними никто не следит и не подслушивает, Малсас завела с Вайнти конфиденциальный разговор. Голос ее был мягким, а движения тела почти незаметными.

— Все сказанное здесь сегодня было более чем правдиво. Все работали упорно, но ты упорнее всех. Поэтому ты можешь использовать Дочерей Смерти, которые прибыли со мной.

— Я видела их. Они будут использованы.

— Пусть работают, пока не умрут! — Зубы Малсас громко щелкнули, выражая всю силу ее чувств. — Их становится все больше, подобно термитам, пожирающим основы нашего города. Смотри, чтобы они не попытались съесть и твой город.

— Сделать это здесь не так-то просто. У меня для них есть опасная и тяжелая работа. Это их судьба.

— Значит, мы думаем одинаково. Это хорошо. А сейчас о тебе, неутомимая Вайнти. Нужна ли тебе какая-нибудь помощь?

— Нет, у нас есть все необходимое.

— Ты не говоришь о личных нуждах, но я догадываюсь, что тебе приходится нелегко. Поэтому я хочу, чтобы моя правая рука, моя эфензеле Алакенши, помогала тебе в твоих занятиях. Она будет твоим первым помощником и разделит с тобой неизбежные трудности.

Вайнти не позволила себе ни малейшего движения или самого мягкого слова, которое могло бы выдать волну внезапного гнева, захлестнувшего ее. Но и без слов Малсас, смотревшая ей прямо в глаза, все поняла. Сделав лишь один небольшой победный насмешливый жест, она повернулась и пошла в сопровождении своей свиты к урукето.

Имей Вайнти в этот миг оружие, она послала бы смертоносный дротик в удаляющуюся спину. Малсас наверняка запланировала все свои действия задолго до прибытия сюда. В Альпесаке были ее шпионы, доносившие обо всем, что происходило здесь. Она знала, что Эйстаи Вайнти вряд ли охотно откажется от своей власти. Поэтому сюда и была привезена отвратительная Алакенши. Она должна была следить за Вайнти и докладывать обо всем происходящем. Ее присутствие должно было постоянно напоминать Вайнти о ее судьбе. Она работала и строила этот город, а когда он будет создан, ей придется исчезнуть. Сейчас Вайнти понимала, что все было заранее распланировано: позволяя Вайнти строить город, ей позволили осуществлять свою судьбу.

Сама того не сознавая, Вайнти загребала ногами по полу, ее острые когти рвали доски. НЕТ! Все будет совсем иначе. Сначала она хотела выдвинуться своей работой, присоединиться к тем, кто управлял городом, не больше. Но теперь… Малсас никогда не будет править здесь. Алакенши умрет: ее назначение принесет ей смерть. Детали плана пока не ясны, но будущее покажет. Когда зима придет в Инегбан, над Альпесаком взойдет солнце. Слабость будет править там, пока здесь растет сила. Альпесак принадлежит ей, и никто не сможет отнять его.

Вайнти покинула присутствующих и прошла через город окольными путями, где ее могли видеть только фарги, но и они разбежались от ее гневного взгляда. В каждом движении тела была смерть.

Когда-то здесь был пост охраны, перенесенный сейчас выше порта. Вайнти стояла в удлиняющейся тени, пока погрузка урукето не была закончена. Последним грузом, который он принял, были безвольные тела многочисленных оленей. Ваналпи улучшила некий препарат, используемый для крупных животных. Новый наркотик не повергал их в транс и не убивал, но приводил в состояние, очень близкое к смерти. При этом пульс едва прослушивался, а дыхание было крайне замедленно. Получив дозу этого вещества, они могли пересечь океан и достичь Инегбана, не нуждаясь в пище и воде, и снабдить необходимым мясом голодных жителей Инегбана. Вайнти не только мысленно, но и вслух страстно пожелала Малсас получить необходимую дозу. Внешне мертвая, она будет жить, пока не кончится ее время.

Когда урукето скрылся в сумерках, Вайнти молча вернулась через сгущающуюся тьму и, несмотря на то, что гнев все еще душил ее, сразу же уснула.

Сон освободил ее от ненависти. Тем, кто видел ее в амбесед, она показалась такой, как обычно, но стоило ей мельком увидеть прошедшую мимо Алакенши, ненависть вернулась. В то утро многие почувствовали ее характер, и одной из них была Энги.

— У меня есть маленькая просьба, Эйстаи, — сказала она.

— Нет. От тебя и твоих ходячих мертвецов мне нужна только работа.

— Ты никогда прежде не была жестокой безо всяких причин, — спокойно ответила Энги. — В моем понимании, для Эйстаи все граждане равны.

— Вот именно. Я решила, что Дочери Смерти больше не будут гражданами. Они теперь рабочие животные и будут трудиться, пока не умрут. Вот их судьба. Что касается тебя, то ты учишь говорить устозоу. Как обстоят дела с этим? Время уходит, очень много времени.

— Его и нужно много, и в этом заключается моя просьба.

— Объясни.

— Каждое утро я начинаю работу с устозоу в надежде, что это будет день взаимопонимания, и каждый вечер я покидаю их с твердой уверенностью, что все это напрасный труд. Самка умна, но это ум элиноу, который подкрадывается к городу, разглядывает его и убивает мышей. Эти действия похожи на разумные, хотя и не являются ими.

— А что с самцом?

— Глуп, как и все самцы. Не реагирует, даже когда его бьют, просто молча сидит и смотрит. Но самка, подобно элиноу, реагирует на доброту, и ей это нравится. Однако за все время она научилась произносить всего несколько фраз, как правило, не к месту и всегда плохо. Ее нужно учить этому, как учат лодку, и фразы эти, несомненно, ничего для нее не значат.

— Эти новости меня не радуют, — сказала Вайнти, и это действительно было так. Все это время Энги могла работать на полях, а теперь ее труд потерян. В данный момент контакт с устозоу был не слишком важен. Дальнейшей угрозы от этих существ пока не было, зато были неприятности с другими видами. Если же опасность придет… она оборвала эту мысль и спросила вслух:

— Если существа не в состоянии выучить наш язык, почему бы тебе не научиться их языку?

Конвульсивными движениями тела Энги выразила отчаяние и сомнение.

— Это вопрос, на который я не могу ответить. Сначала они казались мне бродягами, которые не могут общаться между собой, но теперь вижу, что это не так…

— Невозможно! — Вайнти полностью отвергла эту идею. — Как могут существа любого вида общаться, не передавая и не получая при этом информацию? Ты задаешь мне загадки вместо того, чтобы отвечать на них.

— Мне очень жаль, но я не могу ничего поделать. Их звуки и движения не похожи одно на другое, и, чтобы научиться говорить, я должна запомнить не одну сотню их. И все они бессмысленны. В конце концов, я могу поверить — но только теоретически, что они обладают другим уровнем общения, который никогда не будет доступен нам. По теории психологического изучения один мозг способен обращаться непосредственно к другому. Может, это радиоволны? Если бы у нас в городе был психолог, который мог ответить на это!

Энги молча слушала, как Вайнти выражает отчаяние, сомнение и неверие.

— Я не перестаю удивляться тебе, Энги. Твоя превосходная память была потеряна для города, когда ты посвятила свою жизнь этой омерзительной философии. Но сейчас я думаю, что твои эксперименты не удались и надежды погибли. Я навещу твоих устозоу и решу, что с ними делать. — Вайнти заметила проходящую Сталлан и сделала ей знак следовать за собой.

Когда они подошли к тюремной комнате, Сталлан торопливо вышла вперед, чтобы открыть дверь. Вайнти прошла мимо нее и стала смотреть на молодую устозоу, а Сталлан тем временем стояла рядом, готовая вмешаться в случае какой-либо неожиданности. Самка сидела на корточках, но ее губы были приоткрыты, показывая зубы, и Вайнти почувствовала гнев при такой явной угрозе. Маленький самец молчал, неподвижно стоя у задней стены.

Вайнти обратилась к Энги и приказала:

— Покажи, чего ты достигла.

Когда Керрик услышал скрежет засова на двери, он метнулся на свое место, уверенный, что пришел день его смерти. Исел начала смеяться над ним.

— Глупый мальчик, — сказала она, потирая царапины на своем голом черепе, — глупый и пугливый. Мараг принес нам еду и поиграет с нами.

— Мургу приносят смерть, и однажды они убьют нас.

— Глупый! — она бросила в него кожуру апельсина и с улыбкой на лице повернулась к входящим.

Первым вошел странный мараг, который тяжело ступал по полу, и ее улыбка исчезла. Однако за ним следовал другой, знакомый, и улыбка вернулась.

Она была ленивой и не очень смышленой девочкой.

— Поговори со мной, — приказала Вайнти, остановившись перед устозоу. Затем с ударением, медленно и отчетливо, как будто говоря с молодой фарги, повторила: — Поговори… со мной!

— Умоляю тебя, позволь мне попробовать первой, — сказала Энги. — Я смогу добиться от нее ответа.

— Ничего ты не сможешь. Если это существо не умеет говорить, с ним все будет кончено. Слишком много времени потрачено впустую. — Повернувшись к самке устозоу, Вайнти четко и ясно просигналила:

— Вот мое последнее требование: ты будешь говорить сейчас и не хуже, чем другие ийланы. Если ты сделаешь это, тебе будет сохранена жизнь. Разговор означает жизнь, поняла?

Исел поняла — по крайней мере угрозу, содержащуюся в словах.

— Я буду говорить, — сказала она, но слова тану не произвели впечатления на большое безобразное существо, возвышающееся над ней. Она должна вспомнить, чему ее учили… И она пыталась, как могла, делая движения и одновременно произнося слова.

— …хес лейбе энэ уу…

Вайнти была поставлена в тупик.

— И это разговор? Что она сказала? Что значит “Старая самка растет ловко”?

Энги тоже ничего не поняла.

— Возможно, это означает, что гибкость увеличивается у самок с годами.

Гнев захлестнул Вайнти. По всей видимости, в другой день она могла бы принять это объяснение как доказательство того, что устозоу научилась говорить. Но не сегодня, после вчерашних оскорблений и приводящего в ярость присутствия Алакенши. Этого было слишком много, и она даже не пыталась обходиться с отвратительным существом сдержанно. Наклонившись, она схватила его обеими руками и подняла в воздух перед собой, тряся глупую тварь и приказывая ей говорить.

Однако та даже не пыталась. Вместо этого она закрыла свои глаза, из которых потекла вода, откинула голову назад, широко открыла рот и испустила звериный крик.

Вайнти не успела ни о чем подумать, как ее захлестнула слепая ненависть, и она вонзила ряды своих острых конических зубов в глотку устозоу.

Горячая кровь брызнула ей в рот, она почувствовала ее вкус и резко отшвырнула труп. Сталлан шевельнулась, выражая молчаливое одобрение.

Вайнти выхватила из рук Энги тыкву с водой, прополоскала рот, сплюнула и выплеснула остаток воды себе на лицо.

Слепой гнев ушел, она снова могла думать и почувствовала удовлетворение от того, что сделала. Однако она еще не закончила: второй устозоу был еще жив. Быстро повернувшись, она двинулась прямо на Керрика, свирепо глядя на него.

— Теперь ты, последний, — сказала она и потянулась к нему. Отступать было некуда. Он задвигался и заговорил.

— …эсекакуруд — эсекилшаи — элел лейбе — лейбе…

В первый момент это показалось бессмыслицей, и Вайнти шагнула вперед. Затем остановилась и посмотрела на существо в упор.

Оно раз за разом приседало, по крайней мере пыталось это сделать. Но что означали эти движения из стороны в сторону? И вдруг пришло понимание — ну конечно, у него же нет хвоста, и он не может сделать все, как надо! Но если бы хвост у него был, это походило бы на попытку общения. Отдельные фрагменты соединились в мозгу вместе, и Вайнти воскликнула:

— Ты поняла, Энги? Смотри, он делает это снова.

Неуклюже, но достаточно ясно для понимания устозоу говорил:

— Я очень не хочу умирать. Я очень хочу говорить. Очень долго, очень хорошо.

— Ты не убила его, — сказала Энги, когда они покинули комнату и Сталлан закрыла дверь. — А прежде у тебя не было жалости к ним…

— Те ничего не стоили. Ты должна научить этого последнего так, чтобы его можно было использовать в любое время. Здесь могут появиться другие стаи этих существ. Однако ты утверждала, что он никогда не говорил?

— Никогда. Вероятно, он более сообразительный, чем самка. Он все время следил за мной, но никогда не говорил.

— Ты лучший учитель, чем тебе кажется, Энги, — великодушно сказала Вайнти. — Твоей единственной ошибкой было обучение не того устозоу.

13

Хотя небо наверху было чистым, ветер гнал через перевал мелкий снег. Порывы северного ветра поднимали его со склонов внизу, а затем несли холодными волнами.

Херилак, наклонясь вперед, с трудом шагал через высокие сугробы. Его правый снегоступ был сломан, и это затрудняло движение, однако, остановившись для починки, он мог погибнуть прежде, чем закончит ее. Потому он и спешил. Наконец он понял., что вступил на перевал и миновал его. Когда он пересек крутой’ склон, серые скалы поднялись из сугробов и преградили дорогу ветру. Херилак почувствовал, что ветер слабеет. Еще несколько шагов, и он полностью стих, оставшись за скалами. Человек со вздохом сел, прижавшись спиной к шершавому камню: подъем потребовал напряжения всех его огромных сил.

Его рукавицы покрылись слоем льда и снега, и он колотил их друг о друга, пока они не приобрели прежнего вида, а затем теплой внутренней рукавицей стряхнул с бровей и ресниц снежные хлопья, мешавшие увидеть долину внизу.

Это было укрытое место, где еще зимовали гигантские олени — он видел темные пятнышки их шкур в долине. Там росли высокие деревья, под которыми расстилался луг и бежал ручей, никогда не замерзавший, так же как источник, давший ему начало. Здесь было прекрасное место для лагеря и зимовки, известное как место лагеря саммад Амахаста. Амахаст был женат на сестре Херилака.

Но сейчас долина внизу была пуста.

Весть об этом принес охотник из саммад Ульфадана. И Херилак решил, что должен все увидеть сам. Он взял копье и лук со стрелами, натер тело гусиным жиром, надел на себя одежду из шкур бобра мехом вовнутрь, а затем одежду из шкур гигантского оленя. Со снегоступами, прикрепленными к тяжелым меховым ботинкам, он был готов к зиме. Чтобы двигаться быстрее, он должен был идти налегке, и потому мешок за его плечами имел более чем скромный запас сушеного мяса и смеси растертых орехов и ягод — экотаза.

Он достиг цели своего путешествия, и был доволен этим. Наклонившись, чтобы починить снегоступ, Херилак грыз снег, и каждый раз, когда, ненадолго отрываясь от работы, поднимал глаза, пустая долина внизу напоминала о печальной правде.

Был полдень, когда он все закончил и пожевал немного сухого мяса, обдумывая, что делать дальше. Собственно, у него не было выбора. Покончив с едой, он поднялся на ноги, — большой человек, на голову выше самых высоких членов его саммад, и посмотрел на долину, куда собрался идти. Там был юг…

Он двинулся вдоль склона, ни разу не оглянувшись назад, на пустую долину.

Весь день он шел и остановился только тогда, когда первые звезды засверкали в темноте. Завернувшись в шкуры, он смотрел в ночное небо, потом закрыл глаза, начиная дремать. Однако, словно вспомнив что-то, открыл их снова и поискал в небе знакомые созвездия. Мастодонт атаковал охотника, который держал свое копье наготове; изгибался ряд звезд в поясе охотника. Были ли там новые, более близкие к центру звезды? Не такие яркие, как остальные, и видимые только в холодную, прозрачную зимнюю ночь? Он не был в этом уверен. Это могли быть души отважных воинов, помогавшие охотнику. Думая об этом, Херилак снова закрыл глаза и уснул.

На третий день после полудня Херилак подошел к деревьям, росшим на берегу быстрой реки, которая мчалась с такой скоростью, что до сих пор не замерзла в центре. Он шел, как обычно ходят охотники, и застал врасплох небольшого оленя, который стремглав умчался, взметнув снежную пыль. Этот олень был легкой добычей, но Херилак пришел сюда не ради охоты.

Пробравшись сквозь чащу, он вдруг остановился и глубоко задумался. Потом натянул между двумя ветвями петлю из внутренностей кролика. После этого Херилак запел о том, как пришел сюда, и провел копьем по низким веткам деревьев, чтобы они загудели. Ни в одном из рассказов стариков не говорилось о подобных действиях, это сделалось необходимым только сейчас. Тану убивали тану. Мир перестал быть безопасным местом, где охотники могли не бояться охотников.

Вскоре он почувствовал под ногами тропу и, выйдя на очередную поляну, остановился, воткнув свое копье в сугроб, и сел на корточки возле него. Ждать ему пришлось недолго.

Неслышно, как струйка дыма, на другой стороне поляны появился охотник. Его копье было наготове, но он опустил его, увидев сидящего Херилака. Когда охотник тоже вонзил копье в снег, Херилак медленно поднялся и пошел к нему. Они встретились в центре поляны.

— Я здесь на своих охотничьих землях, но я не охочусь, — сказал Херилак. — Здесь охотится саммад Ульфадана, и ты ее вождь.

Ульфадан согласно кивнул. Подобно имени, его светлая борода была длиной почти до талии.

— Ты Херилак, — сказал он. — Моя племянница замужем за Алиосом из твоей саммад. — Он обдумал степень их родства, затем указал рукой себе за спину. — Возьми наши копья и пойдем в мою палатку. Там теплее, чем на снегу.

Они шли рядом и молчали, ибо не годится охотникам болтать, как птицы. Наконец подошли к месту, где на изгибе реки стоял зимний лагерь — двенадцать больших и крепких палаток. На лугу за палатками мастодонты рыли снег своими бивнями, стараясь добраться до сухой травы, скрытой под ним. Из каждой палатки в безоблачное небо поднимались тонкие струйки дыма. Это была мирная картина, хорошо знакомая Херилаку: то же самое можно было увидеть в его саммад. Ульфадан откинул шкуру, закрывавшую вход, и вошел в темную палатку.

Они сидели молча, пока старая женщина наливала из ведра, стоявшего у огня, талую воду в деревянную кружку и добавляла в нее сухую траву, заваривая вкусный напиток. Оба охотника глотками пили горячую жидкость, пока женщины, болтавшие друг с другом, завертывались в шкуры и одна за другой выскальзывали из палаток.

— Ты будешь есть, — сказал Ульфадан, когда они остались одни.

— О гостеприимстве Ульфадана говорят в палатках тану от моря до моря.

Формальные слова не совсем соответствовали поданной пище- несколько кусочков сушеной рыбы, явно очень старой. Зима была длинной, до весны еще далеко, и, прежде чем она придет, мог начаться голод.

Херилак допил последние капли жидкости и даже ухитрился вызвать отрыжку, показывая, какой обильной была еда. Он знал, что должен говорить сейчас об охоте, погоде, миграции стад и только потом переходить к цели визита. Но этот обычай, поглощавший массу времени, тоже изменился.

— Мать жены моего первого сына — жена Амахаста, — сказал Херилак. Ульфадан согласно кивнул. Все саммад в этой горной долине были соединены друг с другом узами брака. — Я пришел на место лагеря Амахаста, но оно пусто.

Ульфадан кивнул и на это.

— Они ушли на юг прошлой весной, но тропа всегда приводила их в эту долину. Тогда была плохая зима, и половина мастодонтов погибла.

— Сейчас все зимы плохие, — проворчал Ульфадан.

— Они не возвращались после этого.

— А раньше они уходили к морю?

— Каждый год они ставили лагерь на реке у моря. Но в этом году они не вернулись.

Ни Херилак, ни Ульфадан не знали причины случившегося. Возможно, саммад нашла другой зимний лагерь. Уже не одна саммад была уничтожена холодом, и их лагеря стояли пустыми. Это было возможно. Но могло произойти и нечто такое, о чем они не имели никакого понятия.

— Дни коротки, — сказал Херилак, поднимаясь на ноги, — а дорога длинна.

Ульфадан тоже встал.

— Это долгий и одинокий путь. Эрманпадар поведет тебя к морю.

Больше говорить было не о чем. Херилак плотно завернулся в свои меха и указал копьем на юг. Достигнув равнины, он пошел быстрее, потому что снег там был более плотным. Сейчас на этом покрытом льдом континенте его единственным противником была зима. Только однажды за много дней пути он увидел гигантского оленя, и за этим худым и несчастным существом гналась стая длиннозубых. Все они двигались через долину в его направлении. Херилак остановился под деревьями и стал ждать, следя за происходящим.

Несчастный олень ослабел, его бока были разорваны, и с них капала кровь. Достигнув склона холма, он остановился, слишком уставший, чтобы бежать дальше, и повернулся, не подпуская преследователей к себе. Гнавшиеся длиннозубые бросились на него со всех сторон, не обращая внимания на опасность. Одного из них подцепил острый, как кинжал, рог и отбросил в сторону, но это оказалось удобным моментом для вожака стаи, который прыгнул на искалеченного оленя, раздирая ему задние ноги. Замычав, животное упало, и все было кончено. Вожак — крупный, черный зверь с огромной гривой вокруг шеи — отступил в сторону, позволив остальным есть первыми. Здесь должно было хватить на всех.

Отойдя в сторону, зверь вдруг инстинктивно почувствовал, что за ним наблюдают. Он зарычал, посмотрел на холмы, где стоял Херилак, нашел его взглядом. Затем подобрался и двинулся в том направлении, подойдя так близко, что Херилак мог заглянуть в его немигающие желтые глаза.

Взгляд Херилака был непоколебим, охотник не двинулся и не поднял копья, но в его молчании таилось невысказанное предупреждение. Пусть они идут своим путем, а он пойдет своим. Если на него напасть, он будет убивать — длиннозубый знал, что копья могут это. Желтые глаза смотрели внимательно, и, видимо, зверь понял все, потому что вдруг повернулся и пошел вниз с холма. Однако, прежде чем погрузить морду в теплую кровь, он еще раз взглянул на холмы. Под деревьями никого не было. Копьеносное существо ушло. Зверь опустил голову и стал есть.

Метель задержала Херилака на целых два дня. Он спал большую часть суток, стараясь не есть слишком много из своих истощившихся запасов. Когда пурга стихла, он вновь пошел. Через несколько дней ему повезло найти свежие следы кролика. Заткнув копье за ремень, он убил его стрелой из лука и устроил пир с жареным мясом.

Здесь, на юге, было меньше снега, но так же холодно, как в его родных местах. Сухая трава речного берега хрустела под ногами. Херилак остановился и прислушался. Издалека доносилось что-то вроде шепота. Это был звук прибоя, звук волн, набегающих на берег. Море…

Когда он вновь двинулся вперед, трава больше не хрустела, и копье было наготове. Херилак был готов встретить любую опасность.

Но ему ничто не угрожало. Под серым зимним небом он вышел на луг, усеянный костями мастодонтов. Холодный, как смерть, ветер свистел в их изогнутых высоких ребрах. Пожиратели падали уже сделали свое дело, после них пришли и пировали здесь волны и морские птицы. Здесь же, только вдали от мастодонтов, он нашел первые скелеты тану. Его челюсти крепко сжимались, а глаза сужались по мере того, как он понимал, сколько скелетов разбросано по речному берегу. Это было место ужасной бойни, место смерти всей саммад.

Но кто убил их? Другая саммад? Тогда бы нападавшие забрали оружие и палатки и увели бы мастодонтов, а не убивали бы их вместе с владельцами. Палатки были здесь, сложены и погружены на волокуши, лежавшие рядом со скелетами мастодонтов. Это саммад собирала свой лагерь, чтобы уйти отсюда, когда смерть обрушилась на нее.

Херилак продолжал поиски, и среди костей крупного скелета увидел блеск металла. Осторожно отодвинув в сторону кости, достал покрытый ржавчиной нож из небесного металла. Стерев ржавчину, он сразу узнал этот нож. Схватив его обеими руками и подняв к небу, он заплакал и громко закричал от боли и гнева.

Амахаст был мертв, так же как все женщины, дети и охотники. Мертвы, все до единого… Саммад Амахаста больше не существовала.

Херилак справился со своей печалью и перестал плакать. Сейчас он должен найти убийц. Низко согнувшись, он ходил по лагерю, сам не зная, чего ищет. Но искал осторожно и внимательно, как могут только охотники. Темнота помешала ему, он лег на ночь рядом с костями Амахаста и стал искать его дух на ночном небе. Он наверняка был там, среди самых ярких звезд.

На следующее утро он нашел то, что искал. Поначалу это показалось ему обрывком кожи, одним среди многих, но, убирая черный мороженый кусок, он увидел под ним кости. Осторожно, чтобы не повредить останков, удалил кожаный покров. Задолго до конца работы Херилак понял, что нашел, но все же продолжал, пока все кости не были обнажены.

Это было длинное существо с маленькими атрофированными ногами, с большим количеством костей в позвоночнике.

Мараг особого вида, ошибиться было невозможно, хотя Херилак и не видел подобных прежде. Как он попал сюда? Ведь мургу не могут жить так далеко от жаркого юга.

Юг? Что это такое? Херилак посмотрел на запад, откуда пришел. Там мургу не было. Он повернулся к северу и мысленным взором увидел холодные льды и снега, не сходящие никогда. Там жили парамутаны, очень похожие на тану, хотя и говорившие иначе. Но здесь побывали лишь немногие из них, они редко приходили на юг и воевали только с зимой, а не с тану или кем-то еще. На востоке, за океаном, тоже никого не было.

Но с юга, с жаркого юга мургу могли прийти, принести смерть и уйти обратно. Юг…

Херилак встал на колени и внимательно разглядывал скелет мургу, запоминая все его детали, пока не сумел по памяти воспроизвести его изображение на песке.

Затем он поднялся, затер рисунок ногами, повернулся и, не оглядываясь назад, пошел в обратный путь.

14

Керрик так никогда и не понял, что жизнь ему спас его возраст. Не то чтобы Вайнти пощадила его, потому что он был еще мальчик, она испытывала настолько сильную ненависть к любому устозоу, что с удовольствием предала бы его смерти. Просто Исел переросла тот возраст, когда можно непосредственно усваивать новый язык, особенно такой сложный, как язык ийлан. Для нее марбак был единственным способом разговора, и они много смеялись с другими женщинами, когда охотники с Ледяных Гор приходили в ее палатку и говорили так плохо, что их с трудом можно было понять. Она была всего лишь глуповатым, несмышленым представителем тану. Поэтому она не выказывала особого интереса к изучению языка ийлан и довольствовалась заучиванием наизусть нескольких звуков, доставлявших удовольствие марагу, и получением за это пищи. Иногда она даже запоминала движение тела, сопровождавшее эти слова. Для нее это было глупой игрой, и она жестоко поплатилась за свое легкомыслие.

Керрик никогда не думал о языке как о самостоятельной области жизни. Он был слишком молод, чтобы изучить язык сознательно. Если бы ему сказали, что в языке ийлан есть сотня понятий, которые можно комбинировать в 125 миллионов вариаций, он только пожал бы плечами. Это ничего не значило для него, ибо он не мог считать и не представлял числа больше двенадцати. Все, что он изучил, он изучил интуитивно, спонтанно. Но теперь, по мере языкового роста, Энги привлекала его внимание к очевидным утверждениям, способам интерпретации понятий и заставляла повторять движения тела до тех пор, пока он не стал делать их верно.

Из-за невозможности изменять участками цвет своей кожи он был вынужден обучаться так называемому сероцветному разговору. В джунглях, на рассвете или в сумерках ийланы общались без изменения цвета, так подбирая выражения, что он становился не нужен.

Каждое утро своего заключения, когда открывалась дверь, он ждал смерти. Он слишком хорошо помнил резню саммад, уничтожение всех живых существ — мужчин, женщин, детей, даже мастодонтов. Его и Исел тоже могли убить в любой день. Когда безобразный мараг вместо смерти принес пищу, Керрик понял, что их уничтожение откладывается на один или несколько дней. После этого он молча следил за происходящим, стараясь не смеяться, когда глупая Исел день за днем совершала ошибки. У него была гордость охотника, поэтому он не помогал ни ей, ни марагу. Через несколько дней он обнаружил, что понимает кое-что из того, что говорит Энги, когда разговаривает с другим марагом, который бил его и связывал и которого он ненавидел безмерно. Теперь сохранять молчание стало еще важнее, чем прежде, чтобы не выдать секрета его знания. Это был маленький успех после предшествовавших ему несчастий.

А затем Вайнти убила девушку. Он не жалел об этом, потому что она была глупа и вполне заслужила свою печальную участь. Только когда Вайнти схватила его и он увидел на ее челюстях свежую кровь, выдержка изменила ему. Позднее, стараясь объяснить свой страх смерти от этих острых зубов, он говорил себе, что охотился всего один раз, что никогда не воспринимал себя как охотника. И действительно, он испугался больше, чем тогда, когда копье пронзило марага под водой.

Откровенно говоря, охваченный ужасным страхом, он едва ли сознавал, что жизнь ему спасло умение говорить. Керрик по-прежнему не сомневался, что однажды, когда мургу надоест возиться с ним, они убьют его. Но этот день был в будущем, а сейчас в его душе проснулась надежда. Каждый день он понимал все больше и говорил все лучше. Однако он еще ни разу не покидал этой комнаты. Если они не собираются вечно держать его под замком и позволят ему выйти отсюда, он сможет бежать. Мургу ходили переваливаясь, и он был уверен, что бегает быстрее их, если они вообще способны бегать. Это была его тайная мысль, и потому он делал все, что ему говорили, и надеялся, что его непокорность будет забыта. Каждый день начинался одинаково. Сталлан открывала дверь, входила и внимательно осматривала Керрика. Хотя он больше не сопротивлялся, охотница швыряла его на пол и, больно надавливая коленом на спину, накладывала живые кандалы на его щиколотки и запястья. Затем Сталлан терла его голову струной-ножом, удаляя отросшие волосы. Энги появлялась позднее, с фруктами и гелевым мясом, которое он все-таки заставил себя есть, ведь мясо означало силу. Керрик никогда не говорил со Сталлан за исключением тех случаев, когда она била его, требуя ответа. Он знал уже довольно много, чтобы не надеяться на сострадание этого безобразного, хриплоголосого существа.

Но Энги во всем была другой. Острым мальчишеским взглядом он присмотрелся к ней вблизи и заметил, что она реагирует иначе, чем остальные мургу. Прежде всего она выразила свое огорчение, когда была убита девушка, а Сталлан эта сцена доставила удовольствие, и она одобрила ее. Когда вместе со Сталлан появлялась Энги, речь Керрика улучшалась, и он был уверен, что может сказать именно то, что хочет. Когда же Сталлан приходила сюда одна, Керрик начисто забывал все до следующего утра.

Однажды, когда они пришли вместе, он ничего не сказал, но тело его было таким неуклюжим, что Сталлан обошлась с ним грубее, чем обычно. Когда его руки были вытянуты вперед и холодные оковы заняли свое место, он заговорил:

— Почему ты причиняешь мне боль и связываешь меня? Я же не делал тебе больно?

Единственным ответом Сталлан был жест отвращения и удар по голове, но краем глаза мальчик заметил, что Энги прислушивается.

— Мне тяжело говорить, когда я связан, — сказал он.

— Сталлан, — произнесла Энги, — он говорит правду.

— Он же нападал на тебя, или ты забыла?

— Нет, не забыла, но это было, когда его только что принесли сюда. И вспомни, он напал на меня только потому, что защищал самку, — она повернулась к Керрику. — Ты хочешь снова напасть на меня?

— Никогда. Ты мой учитель. Я знаю, что, если я говорю хорошо, ты наградишь меня пищей и не сделаешь мне больно.

— Меня удивляет, что устозоу может говорить, но это еще дикое существо и должно быть надежно обездвижено, — непреклонно ответила Сталлан. — Вайнти возложила ответственность за это на меня, и я выполню приказ.

— Пожалуйста, выполняй, но освободи ему хотя бы ноги. Это сделает разговор с ним легче.

В конце концов Сталлан неохотно согласилась, и в тот день Керрик трудился особенно старательно, зная, что его тайный план продвинулся вперед.

Не умея считать дни, Керрик не особенно заботился о том, сколько прошло времени. Когда он был на севере со своей саммад, зима и лето резко отличались друг от друга, и было важно знать время года для охоты. Но здесь, в бесконечной жаре, прошедшее время не имело значения. Порой дождь барабанил по прозрачному иллюминатору вверху, а иногда его затемняли облака. Керрик знал только, что прошло много времени со дня смерти Исел.

Однажды их ежедневный урок был неожиданно прерван. Скрежет в замке привлек внимание их обоих, и, повернувшись, они увидели, как в открывающуюся дверь вошла Вайнти. Керрик мысленно приготовился к новому событию.

Хотя мургу были очень похожи друг на друга, он научился замечать различия, и Вайнти была одной из тех, кого ему не суждено забыть. Он автоматически воспроизвел знак покорности и уважения, когда она двинулась к нему, и с удовольствием отметил, что она в хорошем настроении.

— Ты хорошо потрудилась со своим дрессированным животным, Энги. Глупые фарги не могут ответить так быстро и ясно, как делает он. Пусть он говорит еще.

— Ты можешь беседовать с ним сама.

— Вот как? Я не верю этому. Это похоже на общение с лодкой. — Она повернулась к Керрику и сказала:

— Иди влево, лодка, иди влево.

— Я не лодка, но могу идти влево.

Он медленно прошел по комнате, пока Вайнти выражала недоверие и восторг одновременно.

— Стань передо мной и назови свое имя.

— Керрик.

— Это звучит бессмысленно. Ты — устозоу, поэтому не можешь говорить правильно. Нужно произносить так: Экерик.

Вайнти слегка изменила звуковой облик слова, и теперь в целом это означало: медлительный, глупый. Но Керрик не обиделся.

— Экерик, — сказал он, затем повторил: — Медлительный, глупый.

— Это почти так же, как говорить с фарги, — заметила Вайнти. — Но ты видишь, как нечетко он произносит: “медлительный, глупый”?

— Он не может лучше, — объяснила Энги. — У него нет хвоста, а без этого не выполнить правильно все движения. Но ведь он старается воспроизводить их.

— Скоро мне понадобится это существо. Урукето привез из Инегбана Зхекак, которая работает с Ваналпи. Она тщеславна и толста, но это лучший ученый ум Энтобана. Зхекак останется здесь, пока мы нуждаемся в ее помощи. Я собираюсь ублажать ее всеми способами и надеюсь, что устозоу привлечет ее внимание. Зрелище говорящего устозоу должно иметь успех. Когда Вайнти повернулась к Керрику, его лицо выражало только почтительное внимание. В отличие от ийлан, у которых что на уме, то и на языке, он умел лгать. Вайнти оглядела его с ног до головы.

— Он грязный. Нужно его помыть.

— Он моется ежедневно. Это его естественный цвет.

— Отвратительно. Так же, как его пенис. Нельзя ли, чтобы он убрал его в сумку?

— У него нет сумки.

— Значит, нужно сделать и прикрепить ему. Такого же цвета, как его плоть, чтобы не было заметно. А почему его череп поцарапан?

— Мех ежедневно убирается. Это твой приказ.

— Действительно, мой, но я не приказывала делать это таким способом. Поговори с Ваналпи, пусть найдет другой способ убирать его. И сделай это немедленно.

Керрик выражал покорную благодарность и смирение, пока они не ушли. Однако не успела Сталлан опечатать дверь, как он позволил себе выпрямиться и громко рассмеяться. Его окружал суровый мир, но в свои десять лет он отлично овладел искусством выживания в нем.

Ваналпи пришла в тот же день в сопровождении Сталлан и обычной свиты своих помощников и нетерпеливых фарги. Их было слишком много для такого маленького помещения, и Ваналпи приказала всем, кроме первого помощника, ждать снаружи. Помощник положила узлы и контейнеры на пол, а Ваналпи тем временем ходила вокруг Керрика, разглядывая его вблизи.

— Я никогда не видела таких существ вблизи и живыми, — сказала она, — но мне приходилось анатомировать их. Говоря это, она находилась за спиной Керрика, поэтому он не все слышал. В переводе с ийланского это звучало примерно так: резать—мертвое—тело—отдельно—изучать.

— Скажи, Сталлан, он действительно говорит?

— Это животное. — Сталлан не разделяла общего интереса и хотела его смерти.

— Говори! — приказала Ваналпи.

— О чем ты хочешь поговорить со мной?

— Великолепно! — воскликнула Ваналпи. — Чем вы пользуетесь для удаления меха?

— Струной-ножом.

— Очень плохо. Эти штуки годятся только для резки мяса. Принеси унутака, — приказала она помощнице.

Коричневое, слизнеподобное существо вытряхнули из контейнера на ладонь Ваналпи.

— Я использую это для подготовки образцов. Он переваривает мех, но не портит кожу. Правда, пока я использовала его на мертвых образцах; сейчас посмотрим, как он действует на живых.

Сталлан швырнула Керрика на пол и наклонилась над ним пока Ваналпи сажала унутака ему на голову. Существо медленно поползло по черепу.

— Очень хорошо, — объявила Ваналпи. — Плоть не повреждена, а мех удален. Теперь другая проблема — ему обязательно нужна сумка. У меня есть выделанная шкура, почти точно подходящая по цвету. Остается примерить ему по месту и окончательно отделать. Я пущу по ее краю повязки, и она прилипнет к коже. Ну, хорошо, а сейчас встань сюда.

Керрик едва не расплакался от грубого и оскорбительного обращения, но сдержался. Мургу не должны видеть его плачущим. Холодный слизняк еще ползал по его голове. Когда он двинулся обратно, Керрик взглянул на маленькие куски кожи, которые как раз примеряли на него, и забыл о твари, которая медленно ползла по ресницам его глаза.

Никогда, даже в страшном сне, не мог он предположить, что будет носить сумку, сделанную из хорошо выделанной кожи Исел, девушки, убитой у него на глазах.

15

— Я долго думала о твоем статусе, — сказала Энги. — И пришла к выводу, что ты нижайший из низших.

— Я — нижайший из низших, — согласился Керрик, стараясь сосредоточиться на ее речи и не обращать внимания на ползающего по его черепу унутака. Шел всего третий день, как тот очищал его тело от волос, и Керрик находил это отвратительным. Он с нетерпением ждал, когда тот кончит, чтобы смыть его липкие следы. Сейчас унутак ползал по его затылку, и мальчик мог вытереть лишенные ресниц глаза тыльной стороной ладони.

— Ты не очень внимателен, — сказала Энги.

— Я стараюсь. Я нижайший из низших.

— Но ты говоришь это не так. Ты никак не научишься делать это правильно, а сейчас это необходимо. Смотри: я нижайший из низших.

Керрик заметил ее согбенную позу, подогнутый хвост и постарался повторить.

— Уже лучше. Тебе нужно побольше практиковаться, потому что скоро ты будешь в обществе тех, кто правит здесь, а они не потерпят искажения языка.

— Откуда ты знаешь, что я нижайший из низших? — спросил Керрик.

— Вайнти—Эйстаи и правит здесь, в Альпесаке. Она выше всех. Под ней, но бесконечно выше тебя и меня, находятся Сталлан, Ваналпи и другие, которые распоряжаются в городе. У них есть свои помощники и, конечно, фарги, которые во всем прислуживают им. Хотя сейчас ты говоришь лучше, чем многие фарги, ты ниже их, поскольку они ийланы, а ты только устозоу, говорящее, но все же животное.

Керрика нисколько не заинтересовала структура их сложных общественных отношений, рангов и привилегий. Сейчас его занимало новое, никогда прежде не слышанное слово.

— Что такое фарги?

— Они… ну просто фарги.

Едва сказав это, Энги осознала пустоту такого утверждения.

Долгое время она сидела неподвижно, пытаясь достичь ясности. Это было трудно. Энги никогда не задумывалась над этим. Она просто принимала факт их существования.

Поскольку Энги готовила устозоу к выступлениям перед Высшими, она решила объяснить ему все с самого начала.

— Когда молодые покидают берег рождения, они уходят в море. Много лет они живут в океане, растут и взрослеют. Это счастливое время, потому что рыбы много, а опасностей мало. Все выходящие в океан одновременно принадлежат к одной эфенбуру. Они эфензеле друг друга и связаны узами, которые сохраняются всю жизнь. Постепенно они взрослеют и покидают океан. Самцов собирают в одно место и приводят в город, потому что они слишком глупы, чтобы обеспечивать себя сами. Это очень тяжелое время для каждого, ведь нужно найти собственную дорогу в жизни. Пищи много, но существуют и опасности. Жизнь сосредоточена в городах, и молодежь идет туда. Они слушают и учатся, те, что научились говорить, и есть фарги. Ты же находишься еще ниже, чем они.

— Я понял это, но не понял относительно самцов. Фарги — это самки?

— Конечно.

— Но ты же самец…

— Нет. Ты никогда не видел самцов, потому что их содержат в Канале.

Новость ошеломила Керрика. Самки, все мургу — самки!

Даже отвратительная Сталлан. Действительно, многое у мургу было странным и не имело смысла. У тану все умели говорить, даже молодежь, а у мургу нет. Наверное, они были слишком глупыми.

— А что происходит с теми, кто не научился говорить? — спросил он.

— Это не должно тебя интересовать. Достаточно запомнить, что даже нижайшие фарги, из тех, кто не умеет говорить или говорит с трудом, выше тебя.

— Я нижайший из низших, — согласился Керрик и подавил зевоту.

Вскоре их урок был прерван скрипом открывающейся двери.

Керрик постарался скрыть ненависть, которую испытывал всегда, когда входила Сталлан. Она принесла закрытый контейнер.

— Время пришло, — сказала она. — Вайнти хочет представить устозоу.

Керрик не протестовал, когда Сталлан взяла унутака и провела им по нему от головы до ног. Потом ей не понравились живые кандалы, державшие его руки, и она заменила их на свежие. Затем извлекла из контейнера длинную тонкую ленту, которая извивалась, когда она держала ее за один конец.

— Нам не нужны неприятности с этим устозоу, — сказала Сталлан, толкнув Керрика назад, и захлестнула лентообразное существо вокруг его шеи. Затем она закрепила пасть животного на его собственном теле, сделав тем самым петлю, и крепко взялась за другой конец ленты.

— Прикажи ему следовать за тобой, — обратилась она к Энги, недовольная, что Керрик был чем-то большим, чем дрессированное животное. Они были равны в своей ненависти друг к другу.

Керрика это не задело: впервые после захвата он мог увидеть, что находится за дверью. У него сохранились лишь смутные воспоминания о боли, лесе и деревьях, когда его первый раз несли сюда. Сейчас он был настороже и изо всех сил старался казаться послушным. Энги широко распахнула дверь, и он последовал за ней: руки его были крепко связаны впереди, а сзади шла Сталлан, державшая конец ленты с петлей на его шее.

Перед ним тянулся тускло освещенный зеленый туннель. Пол был плетеный, как в тюремной камере, но стены были менее плотными. Их образовывали растения многих видов, тонкие и толстые стволы деревьев, вьющиеся лозы, цветущие кусты и многие странные растения, названия которых он не знал. Перекрывающиеся листья не позволяли видеть происходящее по сторонам. В многочисленных коридорах он мельком замечал движущиеся фигуры, которые затем появлялись в освещенных солнцем отверстиях. Он поглядел на них искоса, ослепленный после долгого заключения. Свет причинял боль, и глаза слезились, но он упорно смотрел, стараясь разглядеть все.

“Вот это и есть Альпесак?” — думал он. Когда Энги рассказывала о городе, он представлял себе гигантский лагерь с бесчисленными палатками, уходящими вдаль.

Коридор вдруг кончился открытым пространством, гораздо большим, чем все то, мимо чего они проходили. Глаза Керрика уже привыкли к свету, и он разглядел группу ийлан, стоявших вокруг этого пространства. Сталлан выкрикнула какую-то команду, и фарги покорно расступились в стороны, освобождая проход. По плотно утоптанной земле они прошли до дальней стены, где стояла небольшая группа. Двое из них были весьма высокопоставленные, потому что даже на таком расстоянии были заметны сгорбленные спины прислуги. Когда они подошли ближе, Керрик узнал Вайнти: она была одной из тех, кого он никогда не забудет.

Рядом с Эйстаи сидела на корточках очень толстая ийлан, кожа которой натянулась, готовая лопнуть. Вайнти знаком приказала им остановиться и повернуться к толстяку.

— Перед тобой, Зхекак, один из устозоу, совершивших преступление, о котором тебе известно.

— Подведите его ближе, — тонким голосом приказала Зхекак. — Он не кажется очень уж опасным.

— Этот пока еще молод. Взрослые гораздо больше.

— Интересно… Покажите мне расположение его зубов.

Пока Керрик ломал голову над смыслом этой фразы, Сталлан схватила его за голову и раздвинула челюсти, чтобы Зхекак могла заглянуть ему в рот. Та была заинтригована зрелищем.

— Очень похоже на экземпляры, которые имеются у Ваналпи. Это весьма интересно, и их нужно изучать. Я уже вижу день, когда Альпесак превзойдет все другие города своими знаниями об устозоу и их практическом использовании.

Вайнти слушала с удовольствием.

— Есть кое-что еще, что ты должна знать об этих существах. Они говорят.

Зхекак отступила назад, выражая одновременно недоверие, Удивление и уважение.

— Покажите, — приказала Вайнти.

Сталлан подтолкнула Керрика поближе, а Энги стала так, чтобы он мог видеть ее…

— Скажи свое имя этим высочайшим над тобой, — сказала она.

— Я — Керрик, нижайший из низших.

Зхекак не скупилась на похвалы.

— Великолепный образец дрессировки. Никогда прежде я не встречала животное, которое могло бы произнести свое имя.

— Он способен на большее, — заметила Энги, — он может говорить почти как ийлан. Ты убедишься в этом, если побеседуешь с ним.

Восторг и недоверие Зхекак были велики. Наконец она наклонилась вперед и произнесла очень медленно и отчетливо:

— Я поняла, в чем дело. В действительности ты не можешь говорить.

— Я могу говорить очень быстро и очень четко.

— Просто тебя хорошо выдрессировали.

— Нет. Я научился, как учатся фарги.

— В океане?

— Нет, я не умею плавать. Я научился говорить, слушая Энги.

Зхекак даже не взглянула на Энги, но слова ее были полны презрения.

— Очень хорошо. Учит языку и общению та, что причинила так много неприятностей далекому, славному Инегбану. Ничего удивительного, что глупое животное, вроде этого, нашло общий язык с Дочерью Смерти. — Она повернулась к Вайнти. — Тебя можно поздравить с умением делать многое из ничего: город из джунглей, оратора из устозоу, учителя из Дочери Смерти. Несомненно, будущее Альпесака всегда будет светлым.

Вайнти жестом отпустила Энги и Керрика и обратилась к Зхекак:

— Я всегда помню, что новый мир означает новые дела, и мы выполним свои хорошо. А сейчас — не хочешь ли мяса? У нас здесь много разновидностей, которые ты никогда не пробовала.

Зхекак щелкнула челюстями, выражая удовольствие.

— Это именно то, что я хотела бы изучать для себя.

“Поешь и лопни, толстый мургу”, — подумал Керрик, но ни малейшего намека на эту мысль не было в его покорной позе.

— Отведите его обратно, — приказала Вайнти.

Сталлан дернула за петлю и потащила Керрика за собой. Он спотыкался, почти падал, но не жаловался. Они миновали открытое пространство и вошли в зеленые тоннели города. Сталлан свернула в один из них, и Керрик осторожно осмотрелся. Когда вокруг никого не оказалось, он вскрикнул от боли.

— Помогите мне… такая боль… эта штука на моей шее… я задыхаюсь…

Сталлан повернулась и ударила Керрика по голове за то, что тот посмел побеспокоить ее. Но она знала, что хозяева города хотят сохранить это существо живым, а потому решила ослабить петлю. Бросив свободный конец, она потянула животное за голову.

Керрик вырвался и побежал, не обращая внимания на гневный рев за его спиной.

Беги, мальчик, беги так быстро, как могут нести тебя ноги, быстрее, чем любой мургу. Вдруг перед ним появилось двое ничего не знающих мургу.

— Уходите! — приказал он, и они послушались.

Глупые, глупые существа… Свободный конец ленты, бивший по плечу и спине, мешал Керрику, он поднял руку и оторвал его. Пробегая через одно из открытых мест, он оглянулся и увидел, что Сталлан далеко позади. Он был прав — эти существа не могли бегать.

Он побежал легче, свободнее. Так он мог бежать весь день. Легкие размеренно прокачивали воздух, ноги шлепали по плетеному полу.

Ничто не останавливало его. Если он видел впереди группы мургу, то выбирал другой путь, а фарги расступались в стороны, когда он приказывал. Один мараг не ушел, попробовав схватить мальчика, но Керрик увернулся от этой неловкой попытки и побежал дальше. Оказавшись наконец в закрытом листьями уголке, он остановился, чтобы отдышаться и подумать.

Город все еще окружал его. Солнце пробивалось сквозь листья и слепило его. Сейчас было далеко за полдень, значит, море находилось за ним, а суша впереди, в направлении садящегося солнца. Именно туда и должен он идти.

Город переходил в поля без резкой границы. Теперь Керрик двигался быстрым шагом, переходя на бег только когда его замечали.

Вскоре он был уже на дальнем поле. Джунгли по ту сторону ограды выглядели мрачно и враждебно. Но это не испугало мальчика. Он проскользнул под изгородью и обомлел: перед ним стояло огромное существо. Существо не двигалось, но внимательно разглядывало человека.

Страх парализовал Керрика. Существо было огромным: больше, чем мургу, больше, чем мамонт. Сердце мальчика колотилось так бешено, что казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Однако существо не делало попыток приблизиться к человеку, а всего лишь рассматривало его.

Очень медленно, с остановками Керрик начал обходить существо и оказался наконец в спасительной темноте леса.

Свобода! Он ликовал! Раздвинув лианы, Керрик ступил на холодную землю джунглей.

Однако двинуться вперед он не смог: лианы прилипали к его ногам и плотно обвивали их.

Это были не обычные лианы. Он рвал их, пытался бить, но все было бесполезно. Он был связан, и достаточно крепко. Извиваясь в холодных объятиях лиан, Керрик увидел ийлан, шедших к нему по полю.

Обессиленный, совершенно не готовый к сопротивлению, мальчик повернулся лицом к лесу и почувствовал, как двупалые лапы грубо схватили его.

Прощай, свобода! Он снова стал пленником.

16

Вайнти прислонилась к дереву, и, приняв удобную позу, задумалась. Ее тело было неподвижно. Помощники, стоявшие неподалеку, тихо переговаривались между собой. Их в свою очередь сопровождали вездесущие фарги. Вайнти была словно окутана тишиной, потому что никто не осмеливался потревожить покой Эйстаи.

Она отдыхала, и только правый глаз ее следил за тремя удаляющимися спинами. Это были Ваналпи — ее незаменимый помощник в расширении города, Зхекак — приезжая ученая и Алакенши — смертоносный груз, висевший на ее шее. Сейчас самым важным для Алакенши было доказать, что она приносит пользу. Она наблюдала и запоминала, чтобы потом, когда Малсас прибудет сюда, подробно ее информировать. Сейчас Алакенши заискивала перед Зхекак, слушая все, о чем говорили между собой двое ученых.

Троица исчезла из поля зрения Вайнти, и взгляд ее остановился на Энги, которая молча подошла и стояла рядом, согнувшись в умоляющем жесте.

— Оставь меня, — сказала Вайнти так сухо, как умела она одна. — Я не хочу с тобой говорить.

— У меня дело величайшей важности. Я умоляю тебя выслушать.

— Уходи.

— Ты должна выслушать. Сталлан бьет устозоу, и я боюсь, что она убьет его.

Вайнти внимательно посмотрела на Энги и потребовала немедленных объяснений.

— Существо пыталось бежать, но было перехвачено, и сейчас Сталлан избивает его.

— Этого я не приказывала. Передай, чтобы она перестала. Нет, подожди, я сделаю это сама. Я хочу услышать подробности об этом побеге. Как это случилось?

— Это знает только Сталлан, а она никому не рассказывает…

— Мне расскажет, — заметила Вайнти с мрачной угрозой в голосе.

Когда они подошли к тюремной камере, то увидели, что дверь открыта, и услышали глухие звуки ударов и стоны.

— Стоп! — приказала Вайнти, остановившись в дверях, и произнесла это слово с такой силой, что Сталлан тут же прекратила истязание, замерев с окровавленной петлей в руке.

У ее ног корчился от боли Керрик, избитый до потери сознания.

— Присмотри за устозоу, — приказала Вайнти, и Энги бросилась вперед. — А ты положи эту штуку и объясни, что все это значит.

От ее слов так сильно повеяло холодом смерти, что даже крепкая и бесстрашная Сталлан задрожала. Петля выпала из ее ослабевших пальцев при мысли о том, что стоит Вайнти сказать несколько слов, и она погибла.

— Существо убежало от меня. Очень быстро, так, что никто, не мог поймать его. Мы преследовали его, но подойти достаточно близко нам не удавалось, и оно могло удрать, если бы не одна из ловушек, размещенных вокруг поля для предотвращения ночных набегов.

— С этим ясно, — сказала Вайнти, глядя вниз на маленькое тело. — У него есть способности, о которых мы не подозревали. — Гнев ее прошел, и Сталлан вздохнула с облегчением. — Но как он мог убежать?

— Не знаю, Эйстаи. Точнее, я знаю, что произошло, но не моту объяснить этого.

— Все же попробуй.

— Он шел рядом со мной и выполнял мои приказания. Когда мы отошли на некоторое расстояние, он остановился и поднял фуки к ошейнику, хрипя и говоря, что задыхается. Это было “возможно. Я хотела ослабить ошейник, но прежде чем я коснулась его, устозоу бросился бежать. И он вовсе не зады-жался.

— Но он сказал тебе, что задыхается?

— Да.

Гнев Вайнти вернулся вновь, когда она задумалась над словами охотницы.

— Ты отпустила конец петли?

— Да, я бросила его, потянувшись к ошейнику. Раз существо задыхалось, оно не могло бежать.

— Конечно. Ты думала, что это так, но оказалось, что оно вообще не задыхалось. Ты уверена в этом?

— Безусловно. Оно пробежало большое расстояние, но дышало хорошо. Когда его схватили, первым делом я осмотрела ошейник. Он был таким же, как в тот момент, когда я его надевала.

— Невероятно, — сказала Вайнти, глядя вниз на лежавшего без сознания устозоу. Энги склонилась над ним, вытирая кровь с его спины и груди. Под глазами у него были синяки, лицо испачкано кровью. Удивительно, что он остался жив после вмешательства Сталлан, и уж совсем необъяснимым было то, что ошейник не задушил его. Ведь он говорил, что задыхается… Это было невозможно, однако же произошло.

И вдруг Вайнти замерла. В голову ей пришла фантастическая мысль, одна из тех, что никогда не посещают неотесанных охотников, вроде Сталлан. На мгновение она отогнала от себя эту мысль и резко приказала Сталлан:

— Уйди же наконец!

Сталлан тут же заторопилась прочь, выражая облегчение и благодарность и зная, что жизнь ее в этот момент вне опасности. Ей хотелось забыть навсегда о том, что произошло.

Она могла это сделать, но Вайнти — нет. Энги по-прежнему стояла к ней спиной, поэтому она могла думать, не боясь, что кто-то подсмотрит ее мыслительный процесс.

Это была совершенно невозможная идея, но она возникла и требовала внимания. Вайнти из опыта знала, что, когда отпадают все возможные объяснения, оставшееся, каким бы невозможным оно ни казалось, и будет единственно верным.

Устозоу сказал, что ошейник душит его.

Ошейник не душил.

Утверждение этого факта не является фактом.

Устозоу сказал то, что не является правдой.

Значит, это была ложь. Устозоу лгал.

Ийланы не могли лгать, они могли лишь скрывать свои мысли полной неподвижностью тела, слово было мыслью, а мысль была словом, и разговор у них был прямо связан с мышлением.

У них, но не у устозоу.

Он мог думать одно, а говорить другое, мог казаться послушным, а на самом деле мечтал о побеге. Он мог лгать.

Это существо нужно сохранить живым, надежно охранять и не допустить, чтобы оно сбежало. Будущее было туманным и неопределенным, но Вайнти уже знала наверняка, что оно связано с устозоу. Она использует его умение лгать. Использует, чтобы подняться и достичь предела своих желаний.

Сейчас же главное — сохранить в тайне свое невероятное открытие и сделать так, чтобы никто другой не догадался об удивительном таланте устозоу. Прежде всего нужно запретить все разговоры на эту тему. А может, убить Сталлан? На мгновение она задумалась, но потом отказалась от этой мысли: охотница была слишком ценна. Сталлан должна выполнять приказы без рассуждений, должна наслаждаться выполнением их. Нужно, чтобы она всегда помнила, как близко была к смерти.

Успокоившись наконец, Вайнти обратилась к Энги.

— Он серьезно покалечен?

— Не могу сказать. Он весь в синяках и царапинах, но, может быть, этим все и ограничилось. Смотри, он двигается и открывает глаза.

Керрик, как в тумане, видел двух мургу, склонившихся над ним. Он не смог убежать, был избит и обессилен. Придется ждать другого раза.

— Скажи, как ты себя чувствуешь? — приказала Вайнти, и его поразила тревога, звучавшая в ее словах.

— У меня все болит, — он подвигал руками и ногами.

— Это потому, что ты пытался бежать, — сказала Вайнти. — Ты воспользовался тем, что Сталлан выпустила из рук петлю. Я постараюсь, чтобы в будущем это не повторилось.

Керрик сразу понял: Вайнти должна знать, что он сказал Сталлан, чтобы освободиться. Энги ничего не заметила, а он заметил, но потом забыл об этом. Он был слишком сильно избит.

Одна из учениц Зхекак перевязала его раны, и, пока они заживали, он находился в камере в полном одиночестве. Ученица каждое утро приносила пищу, а потом проверяла состояние его ран. Уроков языка больше не было, так же как и визитов страшной Сталлан. Кандалы с него сняли, но дверь всегда была старательно заперта.

Когда боль ослабела, он стал думать о своей попытке бежать и о том, что он сделал не так. В следующий раз он не попадется в ловушку, перепрыгнет через фальшивые лозы и убежит в джунгли.

И еще одно его волновало. Он не мог понять, было ли среди листьев бородатое лицо или это ему только привиделось. Может, то была только мечта, чтобы кто-то ждал его там? Впрочем, это неважно. Ему не нужна никакая помощь, представилась бы только возможность бежать. В следующий раз они его не поймают.

Дни медленно следовали за днями. Ученица по-прежнему каждое утро, принося пищу, осматривала его. Когда наконец с черепа мальчика исчезли последние синяки, она принесла уну-така, чтобы убрать щетку отросших волос. После этого он стал постоянно пользоваться скользким существом. Когда ученица возилась с ним, дверь всегда была закрыта. Но Керрик чувствовал зловещее присутствие Сталлан по другую ее сторону. Пока что дороги к бегству не было. Но не могли же они вечно держать его в этой камере.

Однажды ученица пришла необычайно возбужденной, и Керрик понял: что-то должно случиться. Она вымыла его и внимательно осмотрела все тело, проследив за тем, чтобы кожаная сумка закрывала нужное место, потом согнулась и уставилась на дверь. Без всяких расспросов Керрик понял, что сейчас произойдет, поэтому сел и тоже стал смотреть на Дверь.

Когда она наконец открылась, вслед за вошедшей Вайнти появилась толстая, переваливающаяся с боку на бок Зхекак. Фарги и помощники несли контейнер.

— Это был первый и последний побег, — сказала Вайнти. — Я хочу быть уверенной, что такое больше не повторится.

— Это интересная задача, — отозвалась Зхекак, — она доставила мне много счастливых минут. Я верю, что нашла ответ, но лучше я все покажу, чем буду рассказывать, и надеюсь, что ты получишь такое же удовольствие, как я.

— Я получаю удовольствие от любой заботы Зхекак, — формально ответила Вайнти, но за внешней бесстрастностью было видно, что она довольна. Зхекак сделала знак фарги и приняла от нее контейнер.

— Это абсолютно новое, — сказала она, вытаскивая из него ленту из гибкого материала.

Она была тонкой, темно-красной и чрезвычайно крепкой. Зхекак продемонстрировала ее прочность, заставив двух фарги тянуть ленту за концы, что они и делали, скользя и падая к развлечению остальных. Потом она взяла струну-нож и провела им взад и вперед по туго натянутой ленте. Когда после этого она передала ленту Вайнти, та увидела, что у нее по-прежнему блестящая и ровная поверхность. Она выразила свое восхищение и удивление.

— Я с радостью объясню, — самодовольно сказала Зхекак. — Как тебе известно, струна-нож — это одна длинная молекула. Он режет потому, что имеет малый диаметр и практически не ломается из-за сильнейших интермолекулярных связей. И здесь мы имеем подобную картину. Гибкая лента сделана из молекулярного углерода, росшего в углеродистой среде. Она сгибается, но не ломается и не может быть разрезана.

Вайнти поблагодарила за объяснение.

— Итак, у тебя есть лента, которая гарантирует сохранность животного. Но как ты прикрепишь ее к устозоу и к чему будет прикреплен другой конец?

Зхекак довольно заколыхалась своим мягким телом.

— Эйстаи, ты хорошо разбираешься в этом вопросе. У меня есть существо-ошейник.

Ассистент положила перед ней полупрозрачную медузу длиной и толщиной с ее руку. Та лениво извивалась, когда Зхекак набросила ее на шею Керрика, ему не понравилось холодное прикосновение, но он знал, что на его протесты не обратят никакого внимания. Зхекак отдала быстрый приказ, ассистент смазала концы животного какой-то мазью и соединила их вместе в виде ошейника вокруг шеи Керрика.

— Быстрее! — приказала Зхекак. — Процесс уже начался. Осторожными движениями они обернули конец ленты вокруг животного, затем дернули его так, что он погрузился в прозрачную плоть существа.

— Наклонись ближе, Эйстаи, — сказал Зхекак, — и ты увидишь начало процесса.

Прозрачная плоть начала обесцвечиваться и застывать вокруг инородного предмета.

— Это животное — единственный выделитель металла, — сказала Зхекак. — Оно отлагает молекулы железа вокруг гибкой сердцевины, и скоро та становится твердой. Мы будем кормить это существо до тех пор, пока вокруг шеи устозоу не образуется сплошной металлический ошейник. Он будет слишком крепок, чтобы его сломать или разрезать.

— Великолепно. Но к чему ты собираешься прикрепить другой конец?

Зхекак, сотрясаясь обвисшей плотью, прошла через комнату к следящим за ней фарги и вытащила одну из них вперед. Это существо было выше и шире остальных, и, когда она двигалась, под кожей у нее перекатывались крепкие мускулы. Зхекак сжала одну из мускулистых рук своими большими пальцами, но не смогла оставить в ней вмятину.

— Эта фарги служит мне много лет, и никого сильнее ее я не встречала. Она едва может говорить, но выполняет всю самую тяжелую работу в лаборатории. Теперь она твоя, Эйстаи, для более важного дела. — Маленькие глазки Зхекак почти исчезли в складках ее плоти, когда она взглянула на свою молчаливую и ожидающую свиту.

— Вот в чем будут заключаться ее услуги. Вокруг ее шеи тоже будет выращен металлический ошейник, и второй конец будет прочно прикреплен к нему. Устозоу и фарги будут соединены вместе, как два фрукта, растущие на одной ветке!

— Это оригинальная идея, — сказала Вайнти, и все помощники и ассистенты выразили свое согласие. — Соединены вместе, навсегда и неразделимо! Скажи мне, устозоу, как далеко ты сможешь убежать, таща за собой эту маленькую фарги?

Вопрос не требовал ответа, и потому Керрик молчал, тогда как все вокруг него веселились. Он взглянул на глупое лицо фарги и не испытал ничего, кроме растущей ненависти. Тут он заметил, что Вайнти в упор смотрит на него, и молчаливо выразил смирение и покорность.

— У этой фарги будет теперь новое имя, — сказала Вайнти. — С этой минуты ее будут звать Инлену, за ее мощное тело, которое сделает весь мир тюрьмой для устозоу. Ты запомнила свое имя, фарги?

— Инлену, — довольно ответила та, зная, что получила его от самой Эйстаи, которой отныне будет прислуживать. Покорность Керрика была настолько же фальшивой, насколько искренним было удовольствие всех остальных. Он уже думал о том, как разорвать ошейник.

17

Вечернее небо над темной линией деревьев было красным, как огонь, когда над океаном появились первые звезды — духи самых известных воинов. Но четверо мужчин на берегу смотрели не на звезды, а на темную стену джунглей перед ними, боясь проглядеть существо, которое рычало там. Они прижимались спинами к деревянным бортам своей лодки, черпая силы в их прочности. Она доставила их сюда и должна была, как они надеялись, унести назад из этого опасного места.

Не в силах больше молчать, Ортнар высказал общую мысль:

— Там может быть мургу, выслеживающий нас и готовый напасть. Мы не должны оставаться здесь. — Воображение рисовало ему неведомые опасности; он был худой, нервный и легко поддавался тревоге.

— Херилак приказал нам ждать здесь, — сказал Телгес, для которого вопрос был ясен. Он не боялся того, чего не мог увидеть, и предпочитал выполнять приказы, данные ему. Он будет терпеливо ждать, пока не вернется саммадар.

— Но он должен был уже прийти. Что если его уже убили и съели мургу? — Ортнар пришел в ужас от этих мыслей. — Мы можем никогда не вернуться с этого далекого юга. Мы прошли мимо стад оленей, а могли бы поохотиться…

— Мы поохотимся, когда вернемся, — сказал Серриак, почувствовав страх Ортнара. — А сейчас замолчи.

— Почему? Потому, что я говорю правду? Из-за желания Хе-рилака отомстить мы все умрем. Мы не вернемся…

— Тихо, — сказал Хенвер. — Что-то движется вдоль берега. Они скорчились, держа копья наготове, и с облегчением опустили их только тогда, когда на фоне неба появился силуэт Херилака.

— Тебя не было очень долго, — укоризненно сказал Ортнар, когда саммадар подошел ближе. Херилак, сделав вид, что не слышит, остановился возле него и устало оперся на свое копье.

— Принеси мне воды, — приказал он, — потом выслушай, что я скажу. — Он утолил жажду, потом уронил сосуд на песок и сам опустился рядом с ним. Когда он заговорил, голос его был низок.

— Саммад Амахаста больше нет, все убиты, вы видели их кости на берегу моря. Вы видите, что нож Амахаста из небесного металла висит сейчас на моей шее, и знаете, что я нашел его среди костей прежнего хозяина. То, что я нашел среди скелетов на берегу, подсказало мне: смерть пришла к ним с юга. Я выбрал вас, чтобы вместе искать эту смерть. Я выбрал вас потому, что вы сильные охотники. Мы шли на юг много дней, останавливаясь только для того, чтобы добыть мясо и набить наши желудки. Придя на юг, в страну мургу, мы видели многих из них, а вчера нашли кое-что другое. Мы нашли следы, которые не были следами животных. Я пошел по ним и сейчас расскажу вам, что я видел.

В голосе его было что-то такое, что заставило замолчать всех, даже Ортнара. Последние лучи заходящего солнца так осветили лицо Херилака, что показалось, будто на нем кровавая маска. Гнев заставил его обнажить зубы и сильно сжать челюсти, поэтому слова получились приглушенными.

— Я нашел убийц. Эти тропы были сделаны мургу особого вида, которых я никогда прежде не видел. Там огромное гнездо, где они кишат, как муравьи в муравейнике. Но они не муравьи и не тану — хотя стоят вертикально, как мы. Они не принадлежат к животным, которых мы знаем, эти мургу нового вида. Они двигаются по воде на спинах существ, подобных лодкам, а их гнездо защищает колючая стена. И у них есть оружие.

— Что ты говоришь? — в голосе Ортнара был ужас, словно ожили все его ночные кошмары. — Мургу, которые ходят, как тану? Имеющие копья и луки и убивающие, как тану? Нужно уходить сейчас же, немедленно, пока они не добрались до нас…

— Замолчи! — угрюмо приказал Херилак. — Ты охотник, а не женщина Если ты покажешь свой страх животным, они будут знать об этом и смеяться над тобой, а все твои стрелы пролетят мимо.

Даже Ортнар знал, что это правда, и прикусил губу, заставив себя замолчать. Если ты говоришь об олене, неважно, на каком расстоянии от него, — он может услышать тебя и убежать. Еще хуже, если охотник испытывает страх: все животные знают это, и его каменные наконечники никогда не ударят как надо. Ортнар чувствовал, что остальные отвернулись от него, и знал, что сказал не подумав.

— Эти мургу похожи на тану и в то же время не похожи. Из своего убежища я следил за ними и видел, как они делали много такого, чего я не понимаю. Но я понял, что у них есть, хотя это не копье и не лук!. Это похоже на палку. Мараг направил одну из них на оленя, что-то щелкнуло, и тот упал мертвым. — Его голос поднялся, как бы бросая им вызов, но все промолчали. — Вот что я видел, хотя не могу объяснить этого. Похожая на палку вещь была оружием, и там было много мургу и много палок. Это они перебили саммад Амахаста.

Долгое молчание, последовавшее за этими словами, нарушил Телгес.

— Ты уверен, что эти мургу, убивающие из щелкающих палок, перебили саммад Амахаста?

— Да, уверен, — неумолимо произнес Херилак. — Уверен, потому что знаю о тану, потому что видел в плену у них мальчика тану. Они знают о нас, теперь и мы знаем о них.

Что же нам делать, Херилак? — спросил Серриак.

— Мы вернемся к саммад, потому что нас только пятеро против неисчислимого количества мургу. Но мы вернемся не с пустыми руками. Тану нужно предупредить об этой опасности, показать, что она действительно есть.

— А как мы это сделаем? — спросил Ортнар, и в голосе его еще чувствовалась дрожь страха.

— Я обдумаю это и утром поговорим. А сейчас всем спать, потому что нам нужно многое сделать завтра.

Херилак не открыл своего замысла. Он уже решил, что нужно сделать, но не хотел тревожить своих товарищей. Особенно Ортнара. Тот был одним из лучших охотников, но со слишком развитым воображением. Иногда же было лучше не думать, а просто действовать.

На заре все проснулись, и Херилак приказал грузить вещи в лодку, готовую к спуску на воду.

— Когда мы пойдем обратно, — сказал он, — нужно, чтобы это происходило без задержек. Может быть, нас будут преследовать. — Он улыбнулся, увидев опасения на их лицах. — Но вероятность этого невелика. Если вы сделаете все, как настоящие охотники, этой вероятности не будет вообще. Вот что мы должны сделать. Мы найдем небольшую группу мургу, рядом с которой никого не будет, Вчера я видел такие группы, которые что-то делали. Мы найдем их, а затем перебьем. Всех до единого. И тихо. Если мой брат ранен, я истекаю кровью. Если мой брат убит, смерть придет и за мной. А сейчас мы идем.

Глядя на мрачные лица, Херилак видел, что они взвешивают его слова. То, что он предлагал, было новым для них и опасным. Но они должны охотиться и убивать мургу, мургу, которые вырезали всю саммад Амахаста. Всех женщин и детей, и даже мастодонтов. Когда они задумались над этим, гнев охватил их, и вот они уже готовы на все. Херилак кивнул и взял оружие, остальные взяли свое и последовали за ним в джунгли.

Под деревьями, куда густая листва не пропускала солнечные лучи, было темно, но тропа была хорошо утоптана и идти по ней было легко. Они шли молча, а вокруг под пологом леса кричали яркие птицы. Не единожды они останавливались с копьями наготове, когда что-то тяжелое и невидимое ломилось сквозь чащу рядом.

Тропа, по которой они шли, извивалась среди песчаных холмов, на которых высились сосны, шелестевшие своими иглами высоко вверху. Вдруг Херилак поднял руку, и они остановились в напряженном молчании. Он поднял голову и понюхал воздух, затем прислушался. Теперь все могли слышать слабые звуки, похожие на треск ветвей или звук волн, накатывающийся на каменный берег. Они еще прошли вперед, туда, где деревья расступались, открывая вид на заросшие травой луга, полные движения.

Вдалеке бродили стада мургу. Четвероногие, круглые, каждый второй размером с мужчину, они рвали траву и жевали сосновые шишки. Внезапно один из них заревел, схватил ветку своим утиным клювом. Херилак сделал знак отступать — напрямик пути не было, но прежде чем охотники успели двинуться с места, из джунглей донесся рев, и огромный мараг появился между деревьями, скачками несясь к одному из пасущихся животных. Бронированный и чешуйчатый, с белыми кинжалообразными зубами, он производил устрашающее впечатление. Его передние лапы были маленькими и бесполезными, но когти мощных задних лап мгновенно убили намеченную жертву. Остатки стада, завизжав, бросились бежать, охотники тоже торопливо скрылись, пока мараг не заметил их.

Тропа вела к деревьям внизу и густому кустарнику, росшему между ними. Почва стала мягче, вода брызгала между пальцами ног охотников, когда они шли по ней. Солнце жгло их спины на открытых местах и исчезало, когда они вступали под защиту леса, влажная жара лишала сил. Все были мокрыми от пота и тяжело дышали, когда Херилак сделал наконец знак остановиться.

— Видите — впереди? — он произнес это так быстро, что они едва смогли понять его слова. — Это долина реки, а там я видел их. Идем вперед молча, и чтобы никто не увидел нас.

Они двигались как тени. Под ними не шелестела трава, вокруг них не качались ветки, показывая, где они идут. Один за другим они выбрались к воде, откуда и стали смотреть, сами невидимые в темноте. А потом у одного из охотников вырвался тихий вздох удивления, и Херилак зло посмотрел на него.

Хотя саммадар рассказал им о том, что видел, и они поверили ему, увидеть все самим было совсем другое дело. Молча следили они за двумя темными фигурами, скользившими по воде. Первая из них подплыла ближе, двигаясь перед убежищем охотников.

Это была лодка и в то же время не лодка, потому что двигалась без весел. Но ее украшала большая раковина, хотя нет, не украшала, она росла там, являясь частью живого существа, которое служило лодкой. На своей спине оно несло других существ — мургу, тех, о ком говорил Херилак. Некоторые из них держали странные толстые предметы, похожие на темные палки, — это было оружие, описанное Херилаком. В напряженном молчании смотрели охотники, как существа проплывают мимо, на расстоянии полета стрелы. Один из них издал щелкающий ворчащий звук. Наконец лодки остановились у дальнего берега, где мургу выбрались на сушу.

— Вы видели, — сказал Херилак, — все, как я говорил. То же самое они делали и вчера, а потом вернулись назад. Сейчас мы должны незаметно подобраться и найти место на берегу, где можно использовать наши луки. Положите стрелы на землю рядом со мной и молча ждите. Когда они вернутся, я дам сигнал к готовности, выберите себе мишени и ждите. Натяните луки, но не пускайте стрелы, а когда я скомандую — убивайте их всех. Никто не должен уйти, чтобы предупредить остальных. Все понятно?

Он заглянул в каждое мрачное застывшее лицо, и каждый охотник кивнул соглашаясь. Молча они заняли свои места, потом так же молча стали ждать. Солнце поднялось высоко, жара усиливалась, досаждали насекомые, а рты пересохли от жажды, но они не двигались, они ждали.

Мургу были заняты странными непонятными делами, издавая при этом громкие звериные звуки. Они были либо неподвижны, как камни, либо дергались в отвратительных движениях. Все это продолжалось невыносимо долго, а кончилось так же внезапно, как и началось. Мургу уложили свои инструменты в живые лодки, затем сели в них сами. Те, что носили смертоносные палки — несомненно, охрана, — сели первыми.

Птицы в это жаркое время дня молчали, и единственным звуком было журчание воды, рассекаемой носовыми раковинами с приближающимися существами. Они были все ближе и ближе, пока цветные пятна на их шкурах не стали видны до отвращения ясно. Вот они поравнялись с невидимыми охотниками…

— Пора!

Щелкнули тетивы луков, засвистели стрелы. Только один мараг успел вскрикнуть, но тут же затих, добитый второй стрелой.

Стрелы вонзились и в темные шкуры живых лодок: те поднимались из воды, крутились на одном месте, тела мертвых мургу сползали с них. Затем раздался громкий всплеск, когда Херилак прыгнул в реку и поплыл к месту бойни. Вернулся он, таща за собой одно из тел, которое подхватили руки охотников. Они перевернули марага и смотрели в его невидящие глаза, тыкая в тело своими луками.

— Это было сделано хорошо, — сказал Херилак. — Все мертвы. Сейчас мы уходим — и возьмем это с собой. — Он показал им одну из смертоносных палок. — Возьмем мы и тело. Охотники молча посмотрели на него, не понимая.

— Другие должны увидеть то, что видели мы. Их нужно предупредить. Мы возьмем этот труп с собой в нашу лодку и будем грести весь день и всю ночь, чтобы уйти подальше от этого места и мургу. Затем, до того как этот мараг начнет слишком сильно вонять, мы освежуем его.

— Хорошо, — сказал Телгес. — Возьми его череп и шкуру.

— Верно, — согласился Херилак. — Ни у кого не должно быть никаких сомнений. Каждый тану, увидевший то, что мы принесем, будет знать, что мы видели.

18

Макет имел практическое значение, он был неотъемлемой частью планирования и проектирования города. Поэтому какие бы ограничения ни существовали, масштабный макет Альпесака был сделан.

Вайнти медленно прохаживалась вокруг него, испытывая огромное удовлетворение. Он значительно улучшился с тех пор, как из Инегбана прибыла Сокайн со своими обученными ассистентами. Сейчас маленькие чахлые деревца образовывали сердце города, окруженное небольшими полянами амбесед. Наклонившись ниже, Вайнти увидела золотой полумесяц берега рождений, полностью окруженный колючими стенами.

Алакенши была, разумеется, справа от нее, как постоянное напоминание о Малсас, и ее присутствие притупило удовольствие. Керрик, как обычно в последнее время, находился рядом. Он был очень возбужден, хотя из осторожности старался ничем не выдать себя. Сегодня он впервые видел макет, о существовании которого даже не подозревал. Он должен изучить его и постараться запомнить. Таким образом, когда он убежит из города, ему будет известна система охраны.

Когда Керрик двигался, то же самое делала в нескольких шагах от него Инлену, его постоянный страж, соединенный с ним общим поводком. Он так привык к ее присутствию, что обычно совсем забывал о ней. Он мирился с ней как с неизбежностью. Когда он останавливался, она останавливалась тоже и, повернувшись спиной, не слушая, о чем разговор, думала о чем-то своем; даже рывок поводка не всегда пробуждал ее к жизни.

Вокруг макета была всего лишь узкая дорожка, поэтому внимательные фарги были вынуждены остаться снаружи, пытаясь заглянуть в дверь, переговариваясь между собой о том, как прекрасен этот макет, и восхищаясь формой прозрачного потолка, который сохранял золотистый цвет солнечных лучей.

Вайнти направилась к дальнему концу макета, где со своими ассистентами работала Сокайн.

— Добро пожаловать, Эйстаи, — приветствовала ее Сокайн, торопливо выпрямившись и стряхивая грязь с колен. В руках она держала похожее на луковицу оранжевое существо.

— Не прерывай из-за меня своей работы, — сказала Вайнти.

— Она уже завершена. Сейчас идет перевод размеров.

— И ты пользуешься этим. — Вайнти указала на оранжевое существо. — Я никогда не видела подобного.

Сокайн передала ей существо. На макушке у него была труба, а с нижней стороны многочисленные зубцы.

— Объясни, — попросила Вайнти.

Сокайн указала на щепки, воткнутые в землю в том месте, где макет начинал расширяться.

— Эти кусочки дерева соответствуют колышкам, которыми мы пользуемся при землеизмерении. Когда мы находимся в поле, я ставлю это измерительное существо на определенное место и смотрю через эту трубку на колышек, находящийся на некотором удалении. Когда это сделано, я нажимаю на зубец, заставляя инструмент запомнить угол и расстояние. Затем я разворачиваю трубу к другому колышку и делаю то же самое. Эти действия проводятся много раз. Когда я возвращаюсь к макету, существо-инструмент сообщает мне об измеренном расстоянии между колышками и точный угол между ними. Результат — этот макет.

— Великолепно. А что значат извилистые линии, нанесенные на землю?

— Это водные пути, Эйстаи. Около города немало болот, и сейчас мы переносим на макет их размеры.

Позднее Вайнти не раз вспоминала этот разговор, потому что больше она с Сокайн не встретилась.

Подобно всем ее дням, и этот был заполнен до отказа. Работы в городе расширялись, и постоянно возникали вопросы, требовавшие ее вмешательства. Когда тени стали удлиняться, она почувствовала, что устала, а потому отослала фарги и подозвала Керрика с питьевым плодом. Тот был полон сладкого сока, и мальчик сжимал его зеленую луковицу до тех пор, пока он весь не вытек. Потом он поднес сосуд с соком Вайнти, и она с наслаждением выпила сладковатую жидкость. В этот момент она заметила Сталлан, спешащую в амбесед и расталкивающую фарги в разные стороны.

— Говори, — приказала она, когда Сталлан подбежала к ней.

— Измерительный отряд не вернулся, а сейчас уже почти ночь.

— Прежде они задерживались так долго?

— Нет. Мои приказы были вполне определенны. У отряда была вооруженная охрана, которая приводила их обратно в это время.

— Значит, это первый раз, когда они не вернулись в указанное время?

— Да,

— Что можно сделать?

— До утра — ничего.

— Мне нужен большой вооруженный отряд, готовый выступить на рассвете. Я сама поведу его.

Вайнти проснулась, когда первые лучи солнца пробились сквозь листву, и тут же послала фарги за Керриком. Он зевнул, потянулся и, еще не совсем проснувшись, последовал за Эйстаи.

Алакенши Вайнти не вызывала, но она все же пришла и, нетерпеливая, как всегда, высматривала и прикидывала, о чем можно будет сообщить Малсас.

Сталлан и вооруженная охрана сидели в лодках, когда они появились на берегу реки. Хотя Керрик уже не раз плавал на лодке, существо это до сих пор восхищало его. Лодку только что покормили, и хвост детеныша аллигатора еще торчал из ее пасти. Маленькие глазки существа, неподвижно смотревшие из-под раковины, на мгновение закрылись, когда оно глотнуло, и остатки аллигатора исчезли. Керрик поднялся на лодку вместе с другими. Пилот нагнулся и произнес в открытое ухо существа какую-то команду. Тело под ним ритмично закачалось, сзади показалась струя воды, и маленькая флотилия двинулась под кроваво-красным небом.

Сталлан была на головной лодке, показывая дорогу. Поля медленно проплывали по обе стороны, животные на них либо разбегались, либо глупо таращились на проплывающие лодки. Вдалеке дренированные поля были окружены со всех сторон обширными болотами. Огромные деревья со множеством корней, уходящих в ил, стояли слева, соединенные в южную изгородь. Ветви их были гибкими и прочными. Эти изгороди образовывали загоны для урукубу, крупнейших живых существ на земле. Когда они двигались, их огромные тела посылали во все стороны высокие волны, их головы на длинных шеях казались карикатурно маленькими. Они паслись около деревьев, глубоко ныряя в болото за подводными растениями. Один из детенышей, уже сейчас крупнее мастодонта, пронзительно закричал, когда мимо него проплыла лодка, и бросился в сторону. Керрик никогда раньше не бывал в этой части города и поэтому внимательно запоминал путь, которым они двигались.

Когда они миновали последние поля, начались нерасчищенные болота, и Сталлан направила маленькую флотилию в узкую протоку. Высокие деревья вздымались со всех сторон, и лодки проплывали под их корнями. Повсюду было множество цветов. Жалящие насекомые вились вокруг и, защищаясь от тех, что садились на него, Керрик пожалел, что ему пришлось отправиться в это путешествие.

Они двигались все медленнее, пока Сталлан не сделала знак остановиться.

— Здесь они работали, — сказала она.

Медленно приблизились они к этому месту. Вверху громко щебетали птицы, но других звуков не было. Охранники сжимали свое оружие, поглядывая по сторонам. Ничего. Молчание нарушила Вайнти.

— Их нужно найти. Расходитесь в разные стороны и будьте осторожны.

Керрик первым заметил какое-то движение.

— Там! — крикнул он. — В этой протоке. Я видел, как что-то двигалось.

Все оружие немедленно было направлено в ту сторону, но Сталлан остановила своих подчиненных.

— Вы начнете стрелять и убьете друг друга. Или меня. Я сама пойду туда, а вы направляйте хесотсаны в другую сторону.

Ее лодка медленно скользнула вперед. Сталлан поставила одну ногу на раковину и вглядывалась в темноту.

— Все хорошо! — крикнула она наконец. — Это одна из наших лодок. — Затем, после долгого молчания, она разочарованно добавила: — Пустая…

Лодка слегка вздрогнула от прикосновения другой лодки, потом, когда Сталлан прыгнула в нее, вздрогнула сильнее. Однако Сталлан пришлось прокричать несколько команд и хорошенько ударить лодку ногой, прежде чем она двинулась к берегу. Приблизившись к ожидавшим ее, Сталлан молча указала на какой-то странный предмет, торчавший из толстой шкуры лодки. Когда она схватила и вырвала его, лодка вздрогнула от боли, а Керрик почувствовал, как сердце его учащенно забилось: Сталлан держала в руке стрелу! Это была стрела тану!

Сталлан опустила ее в воду, вымыла дочиста, затем наклонилась вперед и передала Вайнти. Та повертела ее в руках, изучая этот отвратительный предмет, затем взглянула на Керрика, и тот съежился, как от удара.

— Ты узнал ее, не так ли? Я тоже знаю, что это такое. Вещь устозоу с острым наконечником из камня. Оказывается, здесь больше отвратительных устозоу, чем мы думали, и мы убили не всех. Ничего, мы сделаем это сейчас — убьем их всех до единого. Найдем их и устроим резню. Земля Гендаши велика, но не настолько, чтобы укрыть устозоу. Или ийланы — или устозоу, и, конечно, мы победим!

Со всех сторон послышалось одобрительное шипение, и Керрик вдруг испугался, что его убьют первым. Вайнти подняла стрелу и, отшвырнув ее подальше, с внезапным интересом посмотрела на Керрика.

“Смерть Сокайн и других может оказаться кстати”, — подумала она, и долгое время сидела неподвижно, глядя куда-то вдаль, на что-то, видимое только ей. Все вокруг терпеливо ждали, пока она шевельнется и снова заговорит.

— Сталлан, ты будешь искать, пока не убедишься, что все возможности исчерпаны, и вернешься до темноты. Я же немедленно отправлюсь в город. Мой долг быть там. Всю обратную дорогу в Альпесак Вайнти сидела неподвижно и молчала. Если она шевельнется, окружающие легко поймут возникший у нее план. Только после того как они прибыли в док и все вышли на берег, она встала со своего места. Ее взгляд нашел широкую спину Алакенши, на секунду задержался и скользнул дальше.

Ее план был готов.

19

Никаких следов измерительного отряда найдено не было, и стрела была единственным мрачным свидетельством его судьбы. Войдя в свою комнату, Вайнти села и послала за Ваналпи и Сталлан, которые прибыли вместе с вездесущей Алакенши и закрыли за собой дверь. Керрик, заглянувший в комнату, был отослан властным жестом. Вайнти не могла теперь думать в присутствии утозоу. Втроем они подробно обсуждали меры, необходимые для безопасности города. Нужно было больше ловушек, больше охранников — и никаких измерительных отрядов. Потом Вайнти отпустила всех и крикнула одну из фарги, которая недавно помогала ей и к тому же довольно хорошо говорила.

— Скоро здесь будет урукето. Когда он отправится обратно, я хочу, чтобы ты на нем вернулась в Инегбан и нашла Малсас. Ты передашь ей то, что я сейчас скажу тебе, и передашь в точности, не изменив ни слова. Ты поняла?

— Да, Эйстаи. Я сделаю так, как ты прикажешь.

— Вот это сообщение: “Приветствую тебя, Малсас, я принесла тебе сообщение от Вайнти из Альпесака. Это печальное и гневное сообщение большой важности. Сокайн мертва. Она и другие ийланы были убиты устозоу того же вида, что учинили резню на берегу рождений. Мы не видели их, но знаем это наверняка, потому что нашли оружие из дерева и камня, каким пользуются они. Эти устозоу должны быть найдены и убиты. Сейчас они незаметно крутятся вокруг Альпесака в джунглях, их нужно найти и убить, убить всех. Когда урукето отправится в Альпесак, я прошу тебя прислать на нем много фарги, которые умеют хорошо стрелять, с хесотсанами и запасами дротиков. Я чувствую, что это необходимо сделать. Условием благополучия Альпесака является смерть устозоу”.

Здесь Вайнти замолчала, подавленная правдой и мрачностью своих слов, а фарги раскачивалась перед ней в страхе от ужасного донесения, которое должна была нести. Но Вайнти справилась с подавленностью и приказала фарги повторять сообщение до тех пор, пока та не заучила его наизусть.

Наутро, после ухода урукето, Вайнти пришла к себе и послала за Керриком. Мальчик приблизился к ней с явной опаской. Но Вайнти, казалось, была рада видеть его.

— Инлену, — сказала она, и огромное существо послушно вышло вперед. — Ты станешь у входа, заслонив его спиной, и любого, кто приблизится, будешь отправлять обратно. Ты поняла?

— Они должны уйти прочь.

— Да, но говори это тверже, вот так: уходите, Вайнти приказывает! Повтори.

— Уходите, Вайнти приказывает!

— Вот так, правильно. А теперь выполняй.

Инлену была хорошим охранником, и вскоре послышался удаляющийся топот ног. Вайнти повернулась к Керрику и сказала как Эйстаи, отдающая приказ.

— Сейчас ты расскажешь мне все об устозоу, о своем виде. Говори.

— Я не понимаю смысла слов, Эйстаи.

Вайнти заметила его страх и замешательство и поняла, что она задала слишком общий вопрос. Нужно было его “сузить”.

— Как называется ваш город?

— У устозоу нет городов. Ваш город первый, который я видел. Устозоу живут в… — он тщательно рылся в своей памяти. Прошло уже много времени с тех пор, как он думал и говорил на марбак, поэтому слова не хотели приходить. Тогда он представил себе эту картину: — В мягких постройках из шкур, висящих на шестах. Они ходят порознь, а шесты перевозят крупные животные с шерстью…

— Почему они ходят порознь? Почему они вообще перемещаются?

Керрик пожал плечами, потом беспокойно задвигался, стараясь соединить осколки стершихся воспоминаний.

— Они охотятся в одном месте, а ловят рыбу в другом, для этого нужно двигаться.

Продолжение допроса позволило получить еще несколько ответов. Устозоу жили группами, подобными той, которую они вырезали, и сейчас вокруг бродили другие группы, но неясно было, насколько они многочисленны Воспоминания мальчика были смутны и недостоверны. Наконец Вайнти прекратила задавать вопросы и жестом остановила его. Сейчас начиналась самая важная часть. Грозя наказанием и суля награду, она должна была научить устозоу, что ему предстоит сделать. Ее поведение вдруг изменилось, и она заговорила как Эйстаи, распоряжающаяся жизнью города и ее жителей.

— Я могу убить тебя сама или приказать другому — и ты знаешь это.

— Я знаю это, — он умоляюще согнулся, смущенный резким изменением ее тона.

— Но я могу и возвысить тебя, и ты не всегда будешь устозоу- нижайшим из низших. Тебе это нравится, не так ли? Сидеть рядом со мной и командовать другими, работающими для тебя. Я могу сделать это для тебя, но взамен ты должен кое-что сделать для меня. Такое, что можешь сделать только ты.

— Я сделаю, как ты скажешь, Эйстаи, но я не понимаю, что ты имеешь в виду?

— То, что ты делаешь, когда говоришь одно, а думаешь другое, что ты сделал со Сталлан, сказав ей, что задыхаешься, хотя на самом деле ничего такого не было.

— Я не знаю, о чем речь, — сказал Керрик, изображая непонимание и наивность. Вайнти радостно шевельнулась.

— Прекрасно! Ты сделал это сейчас. Ты делаешь это, говоря о том, чего не было, так, словно это произошло. Признайся в этом или я убью тебя на месте!

Он содрогнулся от резкой перемены настроения Вайнти: ее лицо приблизилось, а рот открылся, показав ряды острых зубов.

— Да, я делал это, признаю. Я делал это, чтобы убежать.

— Очень хорошо. — Она шагнула назад, момент опасности миновал. — Эту вещь, которая прекрасно получается у тебя и недоступна ийланам, мы называем ложью. Я знаю, что ты лгал, и несомненно будешь лгать мне в будущем. Я не могу помешать этому, но Инлену будет следить, чтобы твоя ложь не позволила тебе убежать. А сейчас, зная, что ты лжешь, мы попробуем использовать эту ложь для добрых дел. Ты будешь лгать для меня.

— Я сделаю, как приказывает Эйстаи, — сказал Керрик, ничего не поняв, но спеша согласиться.

— Вот и хорошо. Ты сделаешь, как я прикажу, и никогда никому не скажешь об этом приказе — иначе умрешь. А вот та ложь, которую ты должен произнести, и произнести возбужденным голосом: — Там, среди деревьев, устозоу, я вижу его! Повтори.

— Там, среди деревьев, я вижу устозоу!

— Хорошо. Не забудь этих слов и произнеси их только тогда, когда я прикажу. При этом я сделаю вот такое движение. Керрик с радостью согласился. Сделать это было довольно просто, хотя он и не видел особой необходимости в этом. Угрозы были вполне реальны, поэтому он постарался запомнить слова и сигнал, бормоча их про себя на обратном пути через город.

Много дней прошло с тех пор, как Керрик в последний раз видел Энги. Теперь он даже редко думал о ней в своей ново-обретенной свободе, занимавшей все его дни. Сначала он боялся выходить один, и даже получал удовольствие от молчаливого присутствия Инлену, как некоторой гарантии безопасности. Покинув свою комнату, он очень быстро обнаружил, в чем заключается действительное социальное разделение граждан города. Отношение к нему, “отвратительному устозоу”, резко изменилось с тех пор, как он стал появляться в обществе Эйстаи и часто сидел рядом с ней. Для безымянных фарги это было доказательством того, насколько его ранг выше, чем их, и, грубо говоря, это было действительно так.

Он видел, как эти фарги быстро продвигаются по служебной лестнице. Они становились охранниками, заготовителями птиц, мясниками, надсмотрщиками над рабочими и занимали еще множество других должностей, о которых он не знал почти ничего. С этими ийланами он говорил в нейтральной манере, обращаясь как с равными или чуть свысока, и они охотно принимали это.

Уважительно он разговаривал с теми, кто правил городом. Их положение было ясным, хотя то, что они делали, не всегда понятно, потому что их окружали помощники и ассистенты, нетерпеливые фарги, стремящиеся занять постоянные места в администрации города.

Видя каждый день так много, Керрик не скучал по ежедневным визитам Энги в тюремную камеру. Однако иногда мальчику хотелось, чтобы Энги была рядом и объяснила некоторые непонятные вещи. В прежние дни он задавал ей беспокоящие его вопросы, и ее ответы всегда разжигали его любопытство. Потом его обучение было резко прервано, и Керрик так и не понял почему. Когда Вайнти и Энги разговаривали между собой, они вели себя как равные. Тогда откуда это предубеждение даже против простого упоминания ее имени? Он долго думал об этом, потом спросил у Вайнти, где сейчас Энги. Эйстаи ответила что-то маловажное для него, и прервала разговор.

Снова он увидел Энги чисто случайно. Он был возле амбесед, когда среди фарги началось волнение. Они задавали друг другу вопросы, а потом заторопились все в одном направлении. Из любопытства он последовал за ними и увидел удаляющихся четырех ийлан, которые несли пятого. Ничего не понимающий, Керрик хотел было уйти, но в этот момент четверо ийлан вернулись и теперь медленно шли, тяжело дыша. Их кожа была испачкана грязью, а ноги покрывал красный ил. И вдруг Керрик увидел, что одна из них Энги. Он окликнул ее, и она остановилась. Она смотрела на него внимательно, но молча.

— Где ты была? — спросил он. — Я не мог тебя увидеть.

— Моя знающая голова больше не требовалась, поэтому меня перевели к остальным обреченным. Сейчас я работаю на новых полях.

— Ты? — он выразил удивление, даже страх, что не понял ее слов.

— Я.

Остальные трое тоже остановились, она сделала им знак идти дальше и предложила Керрику проводить ее.

— Я должна вернуться к работе.

Она пошла по дороге, и он засеменил рядом с ней. В этом была какая-то тайна, которую он обязательно хотел разрешить, но не знал, как начать.

— Что случилось с той, которую вы несли?

— Укус змеи. Их много там, где мы работаем.

— Но почему ты? — Сейчас их никто не мог подслушивать — тащившуюся сзади Инлену можно было не считать. — Ты говоришь с Эйстаи как с равной, а сейчас выполняешь работу, которую лучше может сделать нижайшая фарги. Почему?

— Причину этого не просто объяснить. Кроме того, Эйстаи запретила говорить об этом с другими ийланами.

Едва произнеся эти слова, Энги осознала заключенную в них двусмысленность: Керрик не был ийланом. Она показала на Инлену.

— Прикажи, чтобы она шла впереди нас, следуя за теми тремя. — Как только это было сделано, Энги повернулась к Керрику и так горячо заговорила, как он еще не слышал.

— Я и другие находимся здесь потому, что слишком сильно верим в то, что чуждо нашим правителям. Нам приказали отречься от этой веры, но мы не можем. Тот, кто однажды узнал правду, не может забыть ее.

— О какой правде ты говоришь? — удивленно спросил Керрик.

— О жгучей, беспокойной правде, согласно которой мир и все в нем содержащееся может стать гораздо лучше. Ты думал о подобных вещах?

— Нет, — честно признался Керрик.

— А я думала. Но ты еще молод и не ийлан. Ты удивил меня своей первой попыткой заговорить, а твое существование до сих пор загадка для меня. Ты не ийлан, а в то же время не дикий устозоу, потому что можешь говорить. Я не знаю, кто ты и каково твое место в планах великих.

Керрик начал жалеть, что встретил Энги. Очень немногое из того, что она говорила, ему было понятно.

— Наша вера должна быть правдивой, потому что ее сила в передаче понимания неверящим. Первой это поняла Угуненапса, исповедовавшая идеи, которых никогда прежде не было. Она говорила о своей вере другим, и они смеялись над ней. Эйстаи города, узнав о ее странном поведении, вызвала к себе и велела все рассказать. И она рассказала. Она говорила о существе внутри нас, которое нельзя увидеть, но которое дает нам возможность говорить и возвышает нас над животными. У животных этого существа внутри нет, и потому они не могут говорить. Следовательно, речь — это голос существа внутри, и оно есть жизнь и знание смерти. Животные не знают о жизни и смерти, сейчас они есть, потом их не будет. Но ийланы знают, а теперь знаешь и ты. И в этом загадка, которую я должна попытаться решить. Кто ты? Каково твое место в жизни? Энги повернулась к Керрику и заглянула в его глаза, как будто могла найти в них ответ на свой вопрос. Но он не мог ничего ответить, и она поняла это.

— Когда-нибудь ты узнаешь, — сказала она. — А сейчас ты слишком молод. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять прекрасную мечту Угуненапсы, мечту о правде, которую она объясняла другим. И доказывала! Этим она разозлила Эйстаи, которая приказала ей забыть фальшивую идею и жить так, как всегда жили ийланы. Угуненапса отказалась и тем самым признала, что вера выше города и приказов Эйстаи. За непослушание Эйстаи лишила ее имени, изгнав из города. Ты знаешь, что это значит? Конечно, нет. Ийлан не может жить без своего города и имени, если однажды он уже получил его. Лишение этого означает смерть. С незапамятных времен ийланы, покидающие город, очень страдали, падали духом, потом теряли сознание и быстро умирали. Так было всегда.

У Энги было сейчас какое-то странное настроение, нечто среднее между радостью и восторгом. Она остановилась, мягко взяла Керрика за руку и заглянула ему в глаза, пытаясь полнее выразить свои чувства.

— Но Угуненапса не умерла, и это было неоспоримым доказательством ее правоты. С того дня ее правота подтверждалась снова и снова. Мне приказали уйти из Инегбана, приказали умереть — но я не умерла. Никто из нас не умер, потому мы и оказались здесь. Они называют нас Дочерями Смерти, считая, что мы заключили с ней договор. Но это неправда. Мы называем себя Дочерями Жизни, и это правда, потому что мы живем там, где умирают другие.

Керрик осторожно высвободился от ее холодного и мягкого прикосновения и повернул назад, солгав:

— Я зашел слишком далеко. Мне запрещено бывать здесь, на полях. — Он дернул за поводок, избегая пристального взгляда Энги. — Инлену, мы возвращаемся.

Энги молча смотрела, как он уходит, потом двинулась дальше. Оглянувшись, Керрик увидел, как она медленно бредет по пыльной дороге. Он удивленно покачал головой, не понимая, зачем она говорила все это, потом заметил поблизости апельсиновые деревья и потянул к ним Инлену. Его горло пересохло, солнце сильно пекло, и он не понял десятой доли того, о чем говорила Энги. Он не знал, что ее вера была первой трещиной за миллионы лет существования ийланов. Быть ийланом означало жить как ийлан, больше он ничего не смог понять.

У деревьев, как и вокруг всего города, стояли вооруженные охранники, с любопытством смотревшие, как он срывает спелые плоды. Эти охранники следили за входом в город днем, тогда как ночью его блокировали большие и сильные ловушки. Причем охранники не видели ничего, ловушки же собирали большое количество всевозможных животных. Однако устозоу-убийцы не попадались.

Тем временем урукето пересек океан, достигнув Инегбан, и вернулся в Альпесак. Когда он наконец подошел к причалу, Вайнти и ее свита уже ждали на берегу. Первым на берег сошла его командир, Эрефнаис, и остановилась перед Вайнти.

— Эйстаи, я привезла личное послание Малсас, которое касается зверств устозоу. Кроме того, она приказала мне передать распоряжение о необходимости усиления бдительности и уничтожения устозоу. Для этого она повелела использовать своих лучших охотников с хесотсанами и дротиками и надеется, что угроза будет полностью ликвидирована.

— Мы все думаем так же, — сказала Вайнти. — Сейчас ты пойдешь со мной, потому что я хочу услышать все новости из Инегбана.

Новости действительно были, и Эрефнаис изложила их Вайнти в ее личной комнате, в присутствии одной Алакенши.

— Зима была мягкой. Некоторые животные погибли, но погода была лучше, чем в другие годы. Это добрые вести, однако есть и другие. Более половины урукето погибло. Они выросли слишком быстро и оказались слишком слабыми. Теперь началось выведение других урукето, но это потребует времени, поэтому граждане Инегбана не прибудут в Альпесак ни в этом, ни в следующем году.

— Ты привезла тяжелые известия, — сказала Вайнти, и Алакенши тоже выразила свои сожаления и соболезнования. — Но тем более необходимо истребить устозоу. Ты должна вернуться с сообщением о нашем росте, и это смягчит горечь других известий. Тебе нужно увидеть макет… Алакенши, пошли фарги передать Сталлан, чтобы она немедленно шла туда. — Алакенши была недовольна, что ей приказывают, как фарги, но скрыла свою обиду и пошла выполнять приказ. Когда они добрались до макетов, Сталлан уже была там.

Альпесак не вырос после смерти Сокайн, но его защита была укреплена. Сталлан указала на заново выращенные колючие изгороди и посты охраны, где вооруженные ийланы находились день и ночь.

— Но что может сделать охрана ночью? — нетерпеливо спросила Алакенши.

Сталлан ответила ей формально и ясно:

— Очень мало, но они снабжены осветителями и плащами, поэтому работают хорошо. И им не нужно каждый день проделывать долгий путь от города и обратно.

— По-моему, наши средства можно использовать более мудро, — сказала неубежденная Алакенши, а Вайнти, обычно не обращавшая на нее внимания, заметила:

— Возможно, Алакенши права. Давайте посмотрим на это сами, и ты тоже, Эрефнаис, чтобы могла рассказать Малсас о нашей защите, когда вернешься.

Они прошли через город нестройной толпой со Сталлан и Вайнти во главе, остальные следовали за ними соответственно своим должностям. Керрик со своей неразлучной Инлену шел сразу за командиром урукето, помощники и фарги тянулись сзади. Из-за шедшего дождя Вайнти и некоторые другие закутались в плащи, но дождь был теплым, поэтому Керрик не взял плащ и наслаждался, чувствуя, как струйки воды стекают по его телу.

Возле леса у края последнего поля росла группа деревьев. Когда все подошли к ней, стало видно, что лозы и колючие кусты со всех сторон окружают рощу, оставляя единственный выход. Сталлан указала на ийлан с хесотсанами, стоявших на платформе вверху.

— Когда они на посту, никто не может пройти, — сказала она.

— Это кажется вполне надежным, — заметила Вайнти, поворачиваясь к Алакенши и неохотно выслушивая ее мнение. Затем она направилась к роще, но Сталлан попросила ее остановиться.

— Там есть самые разные животные, поэтому пусть впереди идет охрана.

— Согласна. Но я — Эйстаи и вместе со своими советниками хожу в Альпесаке куда хочу. Остальные могут остаться здесь. Когда линия охранников с оружием наизготовку заняла место перед ними, они пошли дальше. У дальней стороны рощи Сталлан показала им ловушки и западни.

— Ты все сделала хорошо, — сказала Вайнти. Алакенши попыталась согласиться, но Вайнти не обратила на нее внимания и повернулась к Эрефнаис. — Расскажи обо всем этом Малсас, когда вернешься в Инегбан. Альпесак охраняется и в безопасности.

Она повернула назад и в последний момент, когда только Керрик мог ее видеть, сделала ему знак говорить. Мгновение он смотрел, не понимая, потом до него дошло.

— Там! — громко закричал он. — Там, среди деревьев, я вижу устозоу!

Его слова были настолько убедительны, что все повернулись в ту сторону, куда он указывал. В тот момент, когда внимание всех сосредоточилось на деревьях, Вайнти сбросила свой плащ на землю. Под ним она держала деревянную стрелу с каменным наконечником.

Крепко держа ее обеими руками, она легко повернулась и вонзила стрелу в грудь Алакенши.

Только Керрик видел это, только его взгляд не был направлен на деревья. Алакенши схватилась за древко, ее глаза широко раскрылись от ужаса, затем она покачнулась и упала.

Тут только Керрик понял, для чего нужна была его ложь, и мгновенно подстроился.

— Стрела устозоу прилетела из леса! Она попала в Алакенши!

Вайнти отступила в сторону и склонилась над телом.

— Стрела из леса! — закричала Инлену, обычно повторявшая то, что слышит. Другие сказали то же самое, и факт был установлен. Слово стало делом, а дело — словом. Тело Алакенши унесли, Сталлан и Эрефнаис торопливо увели Вайнти в безопасное место.

Керрик ушел последним. Некоторое время он смотрел на стену джунглей, такую близкую и такую далекую, потом дернул за поводок, прикрепленный к ошейнику, и Инлену покорно пошла за ним.

20

Запершись в своей комнате, Вайнти горевала о смерти верной Алакенши. Об этом сказал Керрик, выйдя к нетерпеливо ожидавшим ийланам. Она не может никого видеть. Опечаленные, все разошлись, Керрик был превосходным лгуном. Вайнти удивлялась его таланту, глядя и слушая через небольшую щель в листьях и сознавая, что это было именно то оружие, которое она всегда хотела иметь. Она не показывалась сейчас перед другими, потому что пока она двигалась, победу и радость выражал каждый мускул ее тела. Но никто не видел это, ведь она не появлялась перед публикой, пока не прошло порядочно времени с момента ухода урукето. При этом она недолго сожалела о смерти Алакенши, потому что это было не в обычаях ийлан. Кем бы ни была Алакенши, больше ее не существовало. Ее телом распоряжались сейчас нижайшие фарги.

Жизнь в городе шла своим чередом. По распоряжению Эйстаи, те, кто управлял им, пришли навестить ее. Керрик стоял сзади и наблюдал, предчувствуя какие-то важные перемены. Вайнти приветствовала всех прибывших по имени, чего никогда прежде не делала.

— Ты здесь, Ваналпи, та, что вырастила этот город из семени, и ты здесь, Сталлан, та, что защищает нас от опасностей этого мира. Зхекак, помогающая нам своими научными знаниями, и Акасест, снабжающая нас пищей, вы тоже здесь.

Она называла их так, пока они собирались, — небольшая, но важная группа лидеров Альпесака. Когда Вайнти обратилась ко всем сразу, они замерли неподвижно.

— Некоторые из вас прибыли сюда с первой группой, еще до того, как возник город, другие прибыли позднее, так, как я. Но сейчас все мы работаем для роста и славы Альпесака. Вы все слышали о позоре, который я обнаружила в день своего прибытия, — об убийстве самцов и детенышей. Мы отомстили за это преступление — устозоу, совершившие его, были убиты, и больше такого никогда не повторится. Наш берег рождений безопасен, защищен, он теплый — и пустой.

Когда она произнесла эти слова, волна движений прокатилась по всем телам слушателей. Только Керрик не шевельнулся, молча ожидая следующих слов Вайнти.

— Да, вы правы. Время пришло. Золотой песок должны заполнить толстые и медлительные самцы.

За все время своего пребывания в Альпесаке Керрик не видел ийлан в таком возбуждении. Идя быстрее, чем обычно, они громко разговаривали и смеялись, а он недоуменно следовал за ними через город к выходу в Канал, где жили самцы. Охранница Икеменд шагнула в сторону при их появлении, выражая движениями тела свое почтение. Керрик хотел войти следом, но был остановлен резким рывком железного ошейника. Когда он дернул за поводок, соединявший его с Инлену, та осталась стоять неподвижно, как камень. За его спиной раздался глухой стук и дверь закрылась.

— Что случилось? — раздраженно спросил он. — Говори, я приказываю.

Инлену повернулась и пустые глаза уставились на него.

— Не нас, — сказала она и повторила, — не нас.

Больше он ничего не смог от нее добиться. Некоторое время он думал об этом странном происшествии, а потом забыл, сочтя его еще одним необъяснимым фактом жизни этого полного тайн города.

Его изучение Альпесак продолжалось. С тех пор как все узнали, что он сидит рядом с Эйстаи, куда бы он ни пошел, ничто не преграждало ему путь. Он не пытался покинуть город — охранники и Инлену препятствовали этому, но в пределах города он мог бродить где угодно. Подобное занятие было вполне естественно для мальчика из саммад, но теперь он помнил о своей прежней жизни все меньше и меньше и постепенно приспосабливался к жизни ийлан.

Каждый день начинался одинаково. С первыми лучами солнца город пробуждался к жизни. Подобно всем прочим, Керрик умывался, но в отличие от них хотел пить, да и есть тоже. Ийланы ели один раз в день, иногда и еще реже, а пили всегда в одно и то же время. С ним все было по-другому. Он мог бесконечно пить сок из плодов, возможно, из-за бессознательных воспоминаний о своей жизни среди охотников. Затем он ел фрукты, отложенные с вечера. Если у него были другие важные дела, он приказывал фарги принести их, но, как правило, старался это сделать сам. Фарги, как бы подробно он их ни инструктировал, всегда возвращались с помятыми и гнилыми фруктами. Для них все они были одинаковы — корм для животных, которые едят все, что дадут, невзирая на качество. И действительно, если какие-нибудь фарги были рядом, когда он ел, они собирались вокруг, внимательно смотрели и переговаривались между собой, пытаясь понять, что он делает. Самые смелые пробовали фрукты, а потом долго плевались, и это было очень смешно. Поначалу Керрик пытался прогнать фарги, досаждавших ему своим присутствием, но они всегда возвращались. В конце концов он привык к ним, как к прочим ийланам, и прогонял только в крайних ситуациях — если нужно было обсудить какой-то важный личный вопрос

Постепенно он начал замечать в кажущемся беспорядке Альпесака естественный порядок и контроль, который правил всем. Думая об этом, он мысленно уподобил жизнь ийлан жизни в муравейнике. Внешне бессмысленная суета, а на самом деле разделение труда между рабочими, собирающими пищу, ухаживающими за молодняком, и охраной, предотвращающей возможные нападения, — а в центре всего этого матка, дающая начало потоку жизни, гарантирующему существование муравьиного города. Не самая точная аналогия, но лучшей он подобрать не мог. В конце концов, он был всего лишь мальчиком, попавшим в исключительные обстоятельства.

Часто по утрам он выходил вместе с фарги, чтобы привезти фрукты из рощ, окружавших город. Этим было приятно заниматься, пока не наступала жара. А его растущее тело требовало упражнений. Он мог ходить быстро, даже бегать с тяжело топающей сзади Инлену, и останавливался только потому, что она перегревалась и не могла идти дальше. Он испытывал огромное удовольствие, сознавая, что он может продлить бег, тогда как этого не может сделать даже такая сильная ийлан, как Инлену.

Вокруг города широкими, постоянно изменяющимися кольцами тянулись рощи деревьев и зеленые поля. Ассистенты Ваналпи и ее помощники все время выводили новые растения и деревья, некоторые из новых фруктов и овощей были восхитительны, другие имели дурной запах или вкус. Керрик пробовал их все, потому что знал — перед посадкой все их проверяют на токсичность.

Видов растений, употреблявшихся в пищу, было даже больше, чем видов животных. Керрик не знал о глубоко укоренившемся консерватизме ийлан. Будущее должно быть как прошлое — неизменяемым. Новые виды выпускались в мир после осторожного генного манипулирования и уже не изымались из него.

Леса и джунгли Гендаши кишели новыми растениями и животными, которые были источником постоянного восхищения Ваналпи и ее ассистентов. Большинство из них были слишком знакомы Керрику, чтобы представлять для него какой-либо интерес. Что удивляло его, так это огромное, неуклюжее, холоднокровное животное, которое у ийлан называлось мургу: это было слово из языка марбак, который он почти забыл.

Поскольку Альпесак вырос из Инегбана, жизнь старого мира то и дело проглядывала в новом. Керрик мог полдня провести, разглядывая трехрогого ненитеска, обрывающего листву в своем неутолимом голоде. Его бронированная шкура и огромные роговые плиты вокруг черепа развились как защита от хищников, вымерших миллион лет назад, хотя, возможно, небольшое их количество тоже сохранилось в старых городах Энтобана. Видовая память об этой угрозе была еще запечатлена в мозгу этих существ, и порой, если, по их понятиям, что-то могло угрожать им, они собирались большими группами и рыли своими рогами землю. Но это было исключение, обычно они спокойно паслись, поедая каждый день огромное количество пищи. Керрик заметил, что если двигаться медленно, то можно подойти вплотную к этим огромным существам. Вероятно, они не видели опасности в такой маленькой букашке. Их шкуры покрывали морщины, маленькие разноцветные ящерицы бегали по их спинам, поедая паразитов, живших в складках кожи. Однажды, несмотря на тревогу Инлену, дергавшую за поводок, он рискнул приблизиться к одному из них и коснуться его холодной шершавой шкуры. Результат был неожиданным: он вдруг увидел другое серое существо, мастодонта Кару, светлый глаз которого взглянул сверху на Керрика. Так же неожиданно, как появилось, видение исчезло, и перед ним вновь была стена шкуры ненитеска. Он вдруг возненавидел это существо, бесчувственное, как камень, неторопливое и глупое. Повернувшись, он ушел обратно.

Единственное, что не понравилось Керрику, была бойня, где каждый день убивали и разделывали большое количество животных. Убийство было быстрым и безболезненным: у входа во двор охранники просто стреляли в животных, которых вводили внутрь. Когда они падали, их тащили во двор крупные животные, очень сильные и глупые: по-видимому, им было все равно, что их ноги измазаны в крови. Внутри еще теплые трупы разделывались и разрезались на куски, которые затем подвергались обработке энзимами. Впервые с тех пор, как Керрик употреблял в пищу желеобразное мясо, ему захотелось забыть, откуда вообще оно берется.

Лаборатории, где работала Ваналпи и ее ассистенты, мало интересовали его, и поэтому он редко заходил туда. Ему больше нравилось изучать поражающие воображение детали растущего города, макет города или говорить с самцами. Он обнаружил их после того, как вернулся с берега рождений. Никому не разрешалось находиться там, кроме охраны и провожатых, а то, что он увидел через колючую изгородь, было невероятно скучно: только толстые самцы лежали под солнцем.

Но самцы в Канале были разными. К этому времени он забыл чувство глубокого потрясения, которое испытал, узнав впервые, что все ийланы, с которыми он встречался, были самки. Теперь он принимал это как факт жизни, забыв о роли мужчин и женщин у тану. Его просто мучило любопытство относительно той части города, где он никогда не был. Спустя некоторое время после возвращения из Канала, он спросил об этом Вайнти. Ее это развлекло, хотя она не объяснила почему. Она решила, что, поскольку он самец, нет причин не пускать его туда. Но Инлену войти не могла, следовательно, и ему вход был запрещен. Он думал об этом довольно долго, пока не нашел четкого решения. Он входил в дверь, которая тут же закрывалась за ним, оставляя снаружи Инлену с поводком, соединявшим их.

Правда, при этом он не мог отойти от двери и увидеть все, но это не имело особого значения. Самцы подходили к нему, радуясь новизне его появления в их уединенной и скучной жизни.

Однако Керрик был слишком юн, чтобы разговаривать с самцами о самках, и постепенно интерес к нему поубавился.

И все-таки многие самцы время от времени беседовали с ним или задавали вопросы. Алипол подходил и приветствовал его, когда бы он ни появился. Всеми делами в Канале руководила Икеменд, но ее власть заканчивалась перед дверью, а за ней царствовал Алипол. Он был прислан из Инегбана специально для этого ответственного места руководителя и был гораздо старше всех остальных. Ко всему прочему Алипол был художником, но об этом Керрик узнал спустя много времени. Это случилось в один из его визитов, когда Алипол не появился, как обычно, и мальчик спросил о нем у кого-то другого.

— Алипол, как всегда, занят своим искусством, — ответил тот и заторопился прочь. Керрик не понял этого выражения — большинство самцов знали язык даже хуже, чем фарги, — но уловил, что тот делает новые красивые вещи. В тот день Алипол не появился, поэтому Керрик задал свои вопросы в следующий раз.

— Искусство — это очень важное, может, даже самое важное из того, что я знаю, — сказал Алипол. — Но глупые молодые самцы этого не понимают, а жестокие самки даже не подозревают о его существовании.

Алипол и другие самцы всегда выражались о самках подобным образом, со смесью страха и уважения, чего Керрик никак не мог понять. Они и сами не могли объяснить этого, и вскоре он перестал спрашивать.

— Пожалуйста, расскажи мне, — попросил Керрик с любопытством и интересом, что вызвало явное недоумение Алипола.

— Редкое отношение, — сказал он, затем ненадолго задумался. — Стой здесь, а я покажу тебе, что делаю. — Он хотел уйти, но тут же повернул назад. — Ты когда-нибудь видел ненитеска?

Керрику вопрос показался неуместным, но он подтвердил, что действительно видел этого зверя. Алипол ушел и вернулся с предметом, увидев который, Керрик выразил нескрываемую радость и удовольствие. Что касается Алипола, то его удовольствие было неизмеримо больше.

— Ты видишь то, чего не видят другие, — просто сказал он. — У них нет глаз, и они ничего не понимают.

Алипол соединил вместе все четыре своих пальца и поднял вверх в виде чаши, внутри которой была изящная статуэтка ненитеска, ярко сверкавшая в солнечных лучах и, казалось, сотканная из этих лучей. Глаза были красными, а от хвоста и рогов, огромных роговых плит и толстых ног шло сияние. Керрик наклонился ниже и увидел, что маленькое существо сделано из тонких нитей какого-то блестящего материала, соединенных вместе. Он вытянул указательный палец и осторожно коснулся скульптуры.

— Что это? Как ты это сделал? Я никогда прежде не видел ничего подобного.

— Это проволока, золотая и серебряная проволока. Два металла, которые никогда не тускнеют. Глаза — маленькие драгоценные камни, которые я привез из Инегбана. Их находят в реках и на отмелях, и я умею их полировать.

Потом Алипол показал Керрику другие вещи, которые он сделал, такие же удивительные. Керрик оценил искусство, и ему захотелось иметь у себя одну из этих вещиц, но он не осмеливался попросить, чтобы не разрушить завязавшуюся между ними дружбу.

По мере роста у города осталась всего одна проблема — устозоу. В дождливые месяцы, когда на севере было холодно, город охранялся и был окружен защитным кольцом. Когда тепло вернулось на север, Сталлан начала устраивать рейды вдоль берега. Только однажды они наткнулись на большую группу устозоу и перебили всех, кто не успел убежать Чаще им встречались небольшие группы, которые тут же уничтожались, а однажды они вернулись с раненым пленником. Вместе с другими Керрик отправился взглянуть на это грязное, покрытое мехом существо, но пленник вскоре умер, не приходя в сознание.

Время, прошедшее без смены времен года, едва ощущалось в Альпесаке. Город разрастался, захватывая леса и джунгли, пока не покрыл обширную площадь от реки до моря. По сообщениям из Инегбана, погода была прежней, ураганов не было. Прошедшая зима оказалась довольно мягкой, поэтому кое-кто надеялся, что холода кончатся, хотя ученые считали, что это временное улучшение. Они приводили в доказательство температуру воды и воздуха, измеренные на летней станции в Тесхете, и указывали на увеличение числа прожорливых диких устозоу, которые спускались вниз, со своих родных северных гор.

В Альпесаке подобные новости вызывали, конечно, большой интерес, но они были всего лишь историями с далекого континента Урукето уже выращивались, это было приятно слышать, и однажды Инегбан придет в Альпесак, и город будет полон. Однажды… К тому времени здесь будет многое сделано, и солнце всегда будет теплым.

Керрику казалось, что лето длилось бесконечно. Со своего места — рядом с Эйстаи — он наблюдал, как растет город, и рос вместе с ним. Воспоминания о прошлой жизни постепенно тускнели и исчезали, за исключением редких сновидений. Он больше не был устозоу, не был Экериком. Когда Вайнти назвала его так, она изменила услышанное от него слово, и все стали подражать ей. Но теперь он стал не Экерик-медлительный и глупый, а Керрик — близкий к центру.

Ему было нужно новое имя, потому что он вырос и стал теперь высоким, как ийлан, даже еще выше На его теле было теперь так много волос, что унутак умер, возможно от переедания, и его пришлось заменить более крупным и прожорливым. Но без зимнего холода в конце года и весенней зелени в его начале Керрик не мог измерять проходившее время.

Между тем ему было уже пятнадцать лет, когда однажды Вайнти позвала его к себе.

— Завтра утром урукето уйдет в океан, я поплыву на нем в Инегбан.

Керрика мало заинтересовало сообщение (Инегбан был всего лишь словом, ничем больше), но он сказал, что ему будет жаль расстаться с ней.

— Близятся большие перемены. Новые урукето достигнут зрелости, и через год, максимум через два, Инегбан будет покинут. Те, кого это касается, смотрят в будущее и на перемены, которые должны произойти, с таким страхом, что недооценивают реальных проблем, имеющихся здесь. Их нисколько не заботят устозоу, угрожающие нам, едва замечают они Дочерей Смерти, которые подрывают нашу мощь. Меня ждет много работы, и ты должен помочь мне. Вот почему ты поедешь со мной в Инегбан.

Интерес Керрика сразу возрос. Путешествие внутри урукето через океан, визит в новые места! Он был одновременно возбужден и испуган.

— Ты привлечешь всеобщее внимание и, пользуясь им, я попробую убедить их, что нужно делать — Она насмешливо посмотрела на него — Но ты сейчас стал слишком ийланом Ты должен показать им всем, что как был устозоу, так к остался им.

Она подошла к месту, где много лет назад положила маленький нож, и достала его. Зхекак, изучив его, определила, что он сделан из метеоритного железа, а затем покрыт антикоррозийным слоем. Вайнти отдала нож Этдирг, своему первому ассистенту, и приказала повесить его на шею Керрику. Этдирг взяла кусок витой золотой проволоки и прикрепила сверкающее железо к ошейнику, в то время как в дверь заглядывали любопытные фарги.

— Это должно показаться им довольно-таки странным, — сказала Вайнти, сдавливая острый конец проволоки. Ее пальцы впервые за несколько лет коснулись кожи Керрика, и она удивилась, почувствовав ее теплоту.

Керрик смотрел на тупой конец ножа без особого интереса: он вообще не помнил его.

— Устозоу одеваются в шкуры, и в одну из них был одет ты, когда тебя сюда принесли. — Она сделала знак Этдирг, которая развязала сверток и вытряхнула из него мягкую оленью шкуру. Фарги начали переговариваться с отвращением, и даже Керрик отшатнулся от нее.

— Стой смирно, — приказала Вайнти. — На ней нет ни грязи, ни вшей. Этот кусок вычищен и стерилизован, и это будет повторяться ежедневно. Этдирг, убери старую сумку и прикрепи это на старое место.

Этдирг сняла сумку и попробовала приладить шкуру, но застежки были не на месте. Она отправилась переделывать их, а Вайнти внимательно посмотрела на Керрика. Он вырос и возмужал, и она смотрела сейчас на него с интересом и отвращением. Потом прошла через комнату, потянулась к нему, и Керрик вздрогнул от ее прикосновения. Вайнти удовлетворенно улыбнулась.

— Ты — самец, такой же, как наши самцы. Правда, у тебя всего один пенис вместо двух, но ты реагируешь точно так же, как они!

Керрик почувствовал себя неловко от того, что она делает, и пытался оттолкнуть Вайнти, но она схватила его второй рукой и подтащила поближе к себе.

Вайнти была возбуждена сейчас и агрессивно настроена, как все самки ийлан, и Керрик прореагировал на это, как другие самцы.

Он не знал, что происходит с ним и что за странные чувства он испытывает, но Вайнти знала это хорошо. Она была Эйстаи и могла делать все, что захочет. Отработанным движением бросила его на пол и наклонилась над ним.

Ее кожа была холоднее его, а он теплый, странно теплый — и вот это случилось. Он не знал, что это было, знал только, что это самое восхитительное, что случалось с ним за всю его жизнь.

21

— Я принесла почтительное послание от Эрефнаис, — сказала фарги, дрожа от усилия передать сообщение правильно. — Погрузка закончена, и урукето готов к отплытию.

— Мы идем, — объявила Вайнти, и, повинуясь ее жесту, Этдирг и Керрик выступили вперед. Она посмотрела на руководителей Альпесака, собранных вместе, и сказала самым формальным и официальным тоном: — Город ваш, пока я не вернусь. Сохраните его.

Она попрощалась и медленно двинулась через город с Керриком и Этдирг, соблюдавшими приличествующую дистанцию.

Керрик долго учился контролировать свое поведение и поэтому приближался сейчас к урукето так же спокойно, как все остальные, хотя внутри у него все бурлило от противоречивых чувств. Это путешествие коренным образом меняло его привычную жизнь. И потом он никак не мог понять, что произошло у него вчера с Вайнти. Что вызвало у него такие чувства? Может ли это повториться? Он надеялся, но как этого достичь?

У него не было никаких воспоминаний о любви у тану, о различиях между полами, о притягательно-запретных разговорах старших мальчиков, шептавшихся друг с другом, даже об удовольствии, которое он однажды испытал, коснувшись обнаженного тела Исел. Все это исчезло перед необходимостью жить с ийланами. Самцы в Канале никогда не говорили о своих отношениях с самками, а если и делали это, то, вероятно, в его отсутствие. Инлену молчала. Вообще у него не было никаких знаний о сексе ни тану, ни ийлан, и он мог лишь строить догадки об этой увлекательной тайне.

Небо позади них было красным от лучей заходящего солнца, когда они добрались до гавани. Энтисенат, прыгавший в предвкушении путешествия, появился из моря и вновь обрушился в воду, в розовую от солнца пену. Керрик поднялся на борт последним, вошел в высокий плавник и несколько мгновений почти ничего не видел в слабоосвещенном помещении. Пол под ним запульсировал, Керрик потерял равновесие и упал. Путешествие началось.

Новизна плавания быстро прошла, потому что вокруг было только море и абсолютно никакого занятия. Большую часть помещения заполняли мертво-живые тела оленей и другой дичи. Они лежали, сваленные в кучу, с безвольными лапами и закрытыми роговыми клювами. Некоторые из оленей, хотя и неподвижные, лежали с широко открытыми глазами, и это было хорошо видно в свете люминесцентных пятен. Керрик чувствовал себя неловко от того, что они смотрят на него и беззвучно кричат в своем парализованном состоянии. Впрочем, этого не могло быть, просто он переносил на них свои чувства. Пока наверху бушевал казавшийся бесконечным шторм, плавник урукето оставался закрытым, и воздух в нем стал затхлым и вонючим.

В темноте ийланы делались вялыми и засыпали. Только один или два из них бодрствовали все время. Однажды Керрик попытался заговорить с ийланом, стоящим на руле, но тот не ответил: все его внимание было сосредоточено на компасе. Керрик спал, когда шторм кончился, и волнение на море улеглось. Он проснулся от холода — сверху задувал свежий ветер. Ийланы суетились, натягивали плащи, но ему воздух и лучи света доставили удовольствие. Он дергал за поводок до тех пор, пока медлительная Инлену не проснулась, а потом потянул ее в отверстие, ведущее наружу. Он быстро поднялся по морщинистой спине урукето и остановился рядом с Эрефнаис, которая стояла там, плотно закутавшись в большой плащ. Инлену стояла ниже, так далеко, как позволял ее поводок. Керрик ухватился за край и посмотрел вниз, в зеленые волны, катившиеся к ним и пенившиеся у спины урукето. Лучи солнца, пробиваясь сквозь облака, освещали бескрайнее море, которое тянулось до горизонта во все стороны. Это было великолепно. Смеясь, когда соленые брызги попадали ему в лицо, Керрик, дрожавший от холода, обхватил себя руками, но не хотел уходить. Эрефнаис повернулась, увидела его и восхитилась его реакцией.

— Тебе холодно. Пойди вниз и возьми плащ.

— Нет, мне это нравится. Я понимаю теперь, почему ты пересекаешь океан на урукето. Ничто не может сравниться с этим.

Эрефнаис была довольна.

— Очень немногие способны так чувствовать. Если у меня отнять море, я буду несчастна и, может, даже умру.

Прямо по курсу перед урукето носились морские птицы, и Эрефнаис указала в этом направлении.

— Сейчас мы недалеко от земли. Видишь, у самого горизонта видна темная линия? Это берег Энтобана.

— Я слышал это название, но никогда не понимал его значения.

— Это огромный континент, настолько большой, что никто не обогнул его с юга. Это дом ийлан, где один город сменяется полями другого города.

— Это и есть цель нашего путешествия?

Эрефнаис подтвердила.

— Да, на северном берегу. Сначала нужно миновать проход, называемый Генагли, и войти в теплые воды Апканала, на берегах которого расположен Инегбан.

Когда она говорила это, в ее голосе звучали радость и боль.

— Сейчас, в середине лета, все как будто благополучно, но прошлая зима была худшей за всю историю города. Урожай погиб, животные тоже. Звери с севера приходили стадами. А однажды, правда недолго, из облаков сыпалась твердая вода, и земля побелела.

Твердая вода! Смысл был ясен, но что это такое? Керрик уже хотел попросить объяснений, но тут в его воображении возникли покрытые снегом горы. Правда, видение это сопровождалось угрызениями совести и страхом. Он потер глаза, потом посмотрел на море и отогнал воспоминание прочь. Что бы это ни было, понимания оно не принесло.

— Мне холодно, — сказал Керрик полуправду-полуложь, — я, пожалуй, вернусь внутрь.

Однажды утром он проснулся от теплого воздуха и солнечных лучей, лившихся через открытый плавник. Он быстро поднялся и присоединился к Вайнти и Этдирг, которые уже стояли там. Их внешний вид удивил его, но поскольку они ничего не говорили об этом, он тоже промолчал: Вайнти не любила вопросов. Краешком глаза он посмотрел на нее. Ее лоб и углы мощных челюстей были окрашены в красный цвет и украшены мелкими завитками. У Этдирг на лице не было краски, но вокруг ее рук обвивались черные ветви, заканчивающиеся листьями на тыльной стороне ладоней.

Керрик никогда прежде не видел, чтобы ийланы украшали себя подобным образом, но постарался сдержать свое любопытство и стал смотреть на берег. Его линия быстро приближалась, зеленые лесистые холмы четко выделялись на фоне неба.

— Инегбан, — сказала Этдирг, вложив в это слово все свои чувства.

Покрытые травой поля чередовались с лесами, по ним бродили темные фигуры пасущихся животных. Когда миновали последний выступ суши, открылась величественная гавань. На ее берегу и раскинулся Инегбан.

Керрик, считавший Альпесак великолепным, увидел теперь настоящий город и выражением своих чувств доставил удовольствие Вайнти и Этдирг.

— Когда-нибудь Альпесак будет таким же, — сказала Вайнти, — хотя и не при нашей жизни, ведь Инегбан растет с начала начал.

— Альпесак будет лучше, — со спокойной уверенностью сказала Этдирг. — Ты сделаешь его таким, Вайнти.

Вайнти промолчала.

Когда урукето вошел во внутреннюю гавань, Эрефнаис поднялась на вершину плавника, затем крикнула вниз какую-то команду. Огромное существо замедлило ход и остановилось, покачиваясь на чистой воде. Пара энтисенатов плыла впереди, потом резко повернула назад, достигнув плавучего заграждения из огромных бревен. Им не хотелось даже слегка касаться жалящих щупалец медуз, подвешенных к бревнам. Энтисенаты носились взад и вперед, не в силах дождаться, когда проход откроется и они смогут достичь долгожданной награды — пищи. Они должны были оставаться в гавани, пока урукето не двинется обратно. Еще не до конца обученные, они плохо выполняли приказы и уже едва сдерживались, когда заграждение открылось. Энтисенаты бросились в гавань, урукето не спеша последовал за ним.

Керрик молча наблюдал за всем этим. Площадь пристани была большой, и всю ее заполняли ийланы, ожидающие их прибытия. Вдали поднимались стволы древних деревьев, и их ветки и листья высоко вверху, казалось, касаются неба. Дороги, ведущие от пристани в город, были такими широкими, что по ним мог двигаться урукуб. Ийланы, толпившиеся на берегу, расступились, пропуская небольшую процессию. Четыре фарги несли конструкцию из гнутого дерева, завешенную цветными тканями. Они осторожно опустили ее на землю, а сами расположились вокруг нее на корточках. Чья-то рука изнутри отдернула ткань, и ийлан с раскрашенным золотой краской лицом ступил на землю. Вайнти сразу же узнала его.

— Гулумбу, — сказала она, внимательно следя за своими движениями. — Я знаю ее уже давно, потому что она из тех, кто поддерживает Малсас. Нужно встретить ее.

Они сошли на берег и ждали на пристани, когда Гулумбу подойдет к ним. Она с некоторым подобострастием приветствовала Вайнти, отметила присутствие Этдирг и медленно скользнула взглядом по Керрику.

— Добро пожаловать в Инегбан, — сказала она. — Добро пожаловать в родной город, Вайнти — строительница Альпесака, пересекшая бурное море.

Вайнти ответила столь же формально.

— А как поживает Малсас, Эйстаи нашего города?

— Она приказала мне приветствовать тебя и пригласила посетить ее в амбесед.

Пока они разговаривали, паланкин унесли обратно. Вайнти и Гулумбу пошли рядом, возглавляя процессию, направившуюся в город. Керрик и Этдирг, согласно обычаю, медленно следовали за ними вместе с другими помощниками.

Керрик смотрел по сторонам широко открытыми глазами. Все дороги, отходившие от той, по которой они двигались, были полны ийланами и не только ийланами. Маленькие существа с острыми когтями и яркой чешуей сновали в толпе. На некоторых крупных деревьях, мимо которых они проходили, были устроены платформы, с которых ийланы, многие с раскрашенными лицами и телами, смотрели вниз на толпу. Под одним из этих деревьев, которое было больше других, стояла вооруженная охрана.

Ийланы вверху двигались и разговаривали между собой так, что не оставалось сомнений — это самцы.

Здесь не было посвящения работе и формальных разговоров, знакомых Керрику по Альпесаку. Ийланы тыкали в него пальцами и открыто переговаривались о его странном внешнем виде.

Кроме того, здесь были ийланы, подобных которым он никогда прежде не видел, некоторые раза в два ниже других. Они стояли группами, прижимаясь друг к другу. Керрик коснулся руки Этдирг и вопросительно указал на них.

— Нинсе — безответные, — сказала она, каждым своим движением выражая презрение. — Ийлейбе — плохо говорящие.

Безответные — значит немые, Керрик понял это достаточно ясно. Они не могли ни говорить, ни понимать того, что говорили другие. Этдирг больше ничего не могла сказать про них, и Керрик на время отложил этот вопрос вместе с другими, на которые хотел получить ответы.

Амбесед была такой большой, что дальняя сторона ее терялась за бурлящей толпой, которая расступилась, чтобы пропустить процессию. Она прошла сквозь нее к солнечной стене, где Малсас вместе со своими советниками полулежала на платформе, задрапированной мягкими тканями. Она вся сверкала от золотой и серебряной краски на лице и руках и золотых колец, покрывавших ее толстое тело без талии. Она разговаривала с помощниками, не замечая появления процессии до тех пор, пока та не оказалась перед ней, считая, что небольшое ожидание не оскорбит, но напомнит о ее высоком положении. Затем она повернулась, увидела Вайнти и поднялась ей навстречу. Традиции обязывали их приветствовать друг друга.

Керрик смотрел с интересом вокруг, не обращая внимания на то, что говорится, и поэтому был поражен, когда двое ийлан подошли и схватили его за руки. Когда они потащили его, он испуганно посмотрел на Вайнти, но та сделала ему знак не сопротивляться и идти с ними. Впрочем, выбора у него не было. Они с силой тащили его за собой, и он подчинился, позволив увести себя вместе с Инлену, которая покорно шла следом.

Недалеко от амбесед был вход куда-то, довольно странного вида. Между стволами виднелись полупрозрачные хитиновые панели, тянувшиеся в обе стороны. Посредине была дверь из того же материала, без ручки или какого-либо отверстия на ее поверхности. Все- еще держа руку Керрика, один из ийлан вдавил в дверь что-то похожее на луковицу. После недолгого ожидания дверь открылась и выглянула фарги. Затем Керрика втолкнули внутрь вместе с Инлену, следовавшей за ним, и дверь закрылась.

— Сюда, — сказала фарги, игнорируя Керрика и обращаясь к Инлену, затем повернулась и пошла вперед.

Это было весьма необычно. Короткий коридор из того же самого материала привел их к другой двери, затем еще к одной. Следующее помещение было меньше, и здесь фарги остановилась.

— Опусти глазные мембраны, — сказала она Инлену, затем, вытянув руки, попробовала сделать то же самое с веками Керрика.

— Я слышал тебя, — сказал он, отталкивая ее. — Оставь свои грязные пальцы для себя.

Фарги уставилась на него, шокированная его грубостью, и только через некоторое время пришла в себя.

— Важно, чтобы глаза были закрыты, — сказала она наконец, затем опустила свои собственные мембраны и вдавила в стену красную луковицу какого-то растения.

Керрик стоял с открытыми глазами, пока сверху на них не обрушилась теплая вода. Некоторые струйки, попавшие ему в рот, были жгучими и горькими, и он плотно сжал губы. Почти все кончилось, но фарги повторила:

— Глаза не открывать.

Повеявший теплый ветер быстро испарил воду с их тел. Керрик подождал, пока его кожа полностью высохнет, затем осторожно открыл глаза. Мембраны фарги скользнули вверх, и, заметив, что глаза Керрика открыты, она толкнула его через последнюю дверь в длинное низкое помещение.

Все там было совершенно непонятно для Керрика — никогда прежде он не видел ничего подобного. Пол, потолок, стены из того же самого твердого материала. Солнечные лучи падали через полупрозрачные панели вверху и пятнали пол тенями листьев. Вдоль дальней стены возвышалась плоскость из того же материала, на которой стояли незнакомые ему предметы. Ийланы возились с ними и не заметили его появления. Фарги, ничего не сказав, покинула их. Во всем этом Керрик не видел никакого смысла, а Инлену, как всегда, нисколько не беспокоилась о том, где она была и что происходило вокруг. Она повернулась и удобно уселась на свой хвост.

Вскоре одна из работающих заметила их и обратилась к той, которая сидела на корточках и смотрела на маленький квадратик какого-то материала так, словно это было очень важно.

Она повернулась, увидела Керрика и, подойдя, остановилась перед ним. Одного глаза у нее не было, зато второй был так сильно навыкате, словно стремился работать за двоих.

— Посмотри на это, Эссаг, — громко воскликнула она, — посмотри, что нам прислали из-за моря.

— Это странно, Икемен, — вежливо ответила Эссаг. — И напоминает мне один из видов устозоу.

— Верно, только этот почему-то не покрыт мехом. А почему он закутан в эту ткань? Убери ее.

Эссаг шагнула вперед, и Керрик приказал ей:

— Не трогай меня. Я запрещаю тебе это делать.

Эссаг попятилась, а Икемен радостно воскликнула:

— Он говорит, устозоу, который говорит! Хотя нет, что я. Он просто выучил несколько фраз. Как твое имя?

— Керрик.

— Вот видишь! Его хорошо обучили.

Керрик испытывал все возрастающий гнев на этих тупиц.

— Это неверно, — сказал он. — Я могу говорить не хуже вас и гораздо лучше фарги, которая привела меня сюда.

— В это трудно поверить, — сказала Икемен. — Но предположим на мгновение, что ты действительно говоришь, а не повторяешь заученный урок. Если это правда, значит, мы можешь ответить на мои вопросы.

— Я готов.

— Как ты появился здесь?

— Я прибыл с Вайнти, Эйстаи из Альпесака. Мы пересекли океан да урукето.

— Верно. Но это тоже может быть заученной фразой. — Икемен долгое время размышляла. — Но должны же они кончиться! О чем не мог знать твой дрессировщик? Ну вот, скажи мне, что произошло за дверью, пропустившей тебя сюда?

— Мы были вымыты очень горькой водой.

Икемен восхищенно затопала ногами.

— Великолепно. Ты действительно животное, которое может говорить. Как удалось достичь этого?

— Меня научила Энги.

— Да, если кто-то и годился для этого, так это она. Однако хватит говорить. Сейчас ты будешь делать то, что я скажу. Иди к этому рабочему месту.

Керрик прекрасно видел, что они делают, но не понимал, зачем это. Взяв губку, Эссаг смочила подушечки его большого пальца, затем Икемен проткнула ее каким-то острым предметом. Керрик удивился, что он ничего не почувствовал даже тогда, когда Икемен выдавила из пальца крупные капли крови. Эссаг поймала их небольшим контейнером, который закрылся, когда она нажала на его макушку. Затем его руку положили на стол и потерли другой губкой, от которой стало прохладно, а затем она онемела.

— Посмотри туда, — сказала Икемен, указывая высоко на стену. Керрик взглянул, но ничего не увидел. Когда он перевел взгляд обратно, оказалось, что за это время она, пользуясь струной-ножом, срезала тонкий слой его кожи. Боли он и сейчас не чувствовал. Появившиеся мелкие капли крови были закрыты адгезивной повязкой ныофмейкела.

Керрик не выдержал.

— Ты взяла немного моей крови и кожи. Зачем?

— Любопытный устозоу, — сказала Икемен, давая ему знак лечь на низкую лежанку. — Это не последнее чудо в нашем мире. Я изучаю твое тело — вот что я делаю. Эти цветные кусочки будут подвергаться хроматографии, в то время как эти ускорительные колонны и прозрачные трубы будут открывать другие секреты твоей химии. Доволен?

Керрик промолчал, ничего не поняв. Икемен положила ему на грудь серое шишковатое существо и пробудила его к жизни. — А сейчас эта штука — генератор ультразвука — заглянет внутрь твоего тела. Когда это закончится, мы будем знать о тебе все. Вот и готово. Фарги покажет тебе обратную дорогу.

Когда за Керриком и Инлену закрылась дверь, Икемен заметила:

— Разговорчивое животное. Первое время мне очень хотелось в Альпесак. Я слышала, что тамошние устозоу разнообразны и интересны. А теперь будь внимательна.

— Я готова, Икемен, — сказала Эссаг.

— Сделай полную серию серных проб, все металлические пробы и представь мне полную картину биологии этого существа. После этого начнется настоящая работа.

Икемен вернулась к своему рабочему столу.

— Мы должны узнать все о процессах их метаболизма. Нам приказано найти паразитов, которые могут жить только на этом виде. — Сказав это, она вздрогнула, и ассистенты поняли и разделили ее чувства. Икемен жестом призвала их к молчанию.

— Я знаю ваши мысли и вполне разделяю их. Мы создаем жизнь, а не уничтожаем ее. Но эти устозоу представляют для нас большую опасность и должны быть изгнаны. Да, именно так, изгнаны. Поняв, что им угрожает, они уйдут и не станут больше беспокоить новый город. Мы не убьем их, мы только прогоним их прочь.

Она говорила со всей искренностью, на которую была способна. Вместе с Эссаг они испытывали страх оттого, что подобные задачи придется решать не однажды, и чувствовали боль, потому что их уважение к жизни — любой жизни — вступило в противоречие со стремлением выжить.

22

Когда стали закрывать огромные двери, звуки, доносившиеся в амбесед снаружи, постепенно стихли, и воцарилась тишина. Прежде Вайнти не обращала на двери особого внимания, хотя бывала здесь не один раз. Двери были сделаны из различных переплетенных растений и животных и украшены вставками из сверкающих металлов и драгоценных камней. Они были единственной роскошью в этом древнем городе. Как отличалось все от нового Альпесака, где дверей почти не было, а те, что имелись, были влажными от сока составляющих их растений. Все там было еще неотделанным и растущим, новым и зеленым, прямо противоположным этому древнему и степенному городу. Да и сама она была всего лишь Эйстаи далекого города, лишь на время пришедшая перед теми, кто правит бессмертным Инегбаном.

Вайнти вдруг резко оборвала себя. Ей нечего стыдиться. Древний и богатый Инегбан обречен, в этом можно не сомневаться. Эти деревья умрут, ветер погонит через пустой город холодные туманы и опавшие листья, эти тяжелые двери упадут под ударами времени и превратятся в пыль. Ийланы Инегбана могут смеяться над грубостью ее далекого города, но в нем их спасение. Вайнти высоко оценила эту мысль, повертела ее и так и этак и позволила ей овладеть собой. Альпесак был их спасением, а она была Альпесаком. Оказавшись рядом с Малсас и ее помощниками, Вайнти держалась прямо и горделиво, почти высокомерно. Они почувствовали это и, по крайней мере двое из них, беспокойно заерзали. Это были Лекмелик и Мелпон, которые знали ее многие годы и сейчас надеялись на некоторую почтительность. Малсас тоже не пришла в восторг от недостатка уважения. Когда она заговорила, ее поза была твердой и вопросительной.

— Ты кажешься очень довольной, Вайнти, и должна нам объяснить: почему?

— Я довольна оттого, что снова оказалась в Инегбане, среди всех его удобств, среди эфензеле моей эфенбуру. Мне приятно сообщить тебе, что работа, за которую я отвечаю, идет хорошо. Альпесак растет и процветает, поля его обширны, животные многочисленны. Гендаши — богатая и плодородная земля, и Альпесак будет расти, как не рос ни один другой город.

— Твои слова оставляют сомнения, все ли так хорошо, как ты говоришь, — сказала Малсас.

— Ты очень проницательна, Эйстаи, — ответила Вайнти. — Есть и темные стороны. Устозоу и все прочие животные этой земли многочисленны и опасны. Мы не можем устроить берег рождений, пока не уничтожим аллигаторов, существ, очень похожих на известных тебе крокодилов, но гораздо более многочисленных. Некоторые виды устозоу восхитительны, и ты сама пробовала их, когда почтила наш город своим посещением, но есть и другие устозоу, которые стоят на задних лапах, подобно ийланам. Они наносят большой вред и представляют собой настоящую угрозу.

— Я понимаю опасность. Но как могут эти животные противостоять нашему оружию? Если они так сильны, то не потому ли, что вы слабы?

Это была откровенная угроза, и Вайнти тут же отступила.

— Возможно, это только моя слабость. В таком случае я могу уйти вниз, предоставив более сильным занять мое место. Но взгляни, как эти опасные существа проникают прямо в наши ряды и убивают нас! Погибла твоя эфензеле, сильная вездесущая Алакенши. Возможно, их не так и много, но они устраивают засады. Сокайн и все, кто был с ней, погибли в одной из таких засад. Если умирает фарги, всегда найдется кто-нибудь, кто займет ее место, но кого можно поставить вместо Алакенши и Сокайн? Устозоу убивают наших животных, и нам приходится растить новых, но они убивают и на берегу рождений… Кто заменит погибших самцов и молодняк?

После этих слов Мелпон громко вскрикнула. Она была очень старой и питала сентиментальные чувства к берегу рождений. Ее крик подействовал на всех, даже на Малсас, славившуюся своей выдержкой. Поэтому она позволила себе несколько раз качнуться от отчаяния.

— Дело, кажется, зашло слишком далеко. А ты все делаешь правильно.

— Это так, но мне хочется большего.

— Чего?

— Позволь сначала сообщить тебе как можно больше сведений об устозоу. Я хочу, чтобы ты выслушала пленного устозоу.

Малсас обдумала предложение и согласилась.

— Если у него есть сведения, представляющие ценность, мы выслушаем его. Он действительно говорит и отвечает на вопросы?

Керрик, видимо, ждал недалеко, потому что посланец быстро вернулся с ним. И вот он предстал перед собравшимися — нижайший перед высочайшими, ожидая приказов.

— Прикажи ему говорить, — сказала Малсас.

— Расскажи нам о своей стае, устозоу, — сказала Вайнти, — но так, чтобы все поняли.

Керрик быстро взглянул на, нее, когда она говорила это, и тут, же отвел взгляд. Ее последние слова были сигналом. Он должен был сообщить слушателям сведения, которым Вайнти научила его.

— Я могу сказать немногое. Мы охотимся, роемся в земле в поисках насекомых и убиваем ийлан.

Гневный ропот и быстрые движения тел были ему ответом.

— Объясни насчет убийства ийлан, — приказала Малсас.

— Это вполне естественная реакция. Я знаю, что ийланы испытывают отвращение к устозоу, и те отвечают тем же. Но будучи существами грубыми, устозоу хотят лишь убивать и уничтожать. Их единственная цель — убивать всех ийлан. Они стремятся сделать это, а если не получается — убивают сами себя.

Это звучало глупо даже в устах Керрика. Кто мог поверить такой явной и грубой лжи? Ответ был один: только ийланы, которые сами никогда не лгали. Керрик в страхе отпрянул, видя их угрожающие движения, и был рад, когда ему приказали выйти из комнаты. Как только дверь закрылась, Малсас сказала:

— Устозоу должны быть уничтожены раз и навсегда. И все до единого. Выследить и убить уже за одно то, что они убили Алакенши, сидевшую рядом со мной. Искать их и уничтожать! Ты можешь сказать нам, Вайнти, как этого достичь?

Вайнти поняла, что одержала тактическую победу. Опершись на хвост, она продолжала движение вперед — к победе окончательной.

— Во-первых, там должно быть больше вооруженных фарги. Их никогда не бывает слишком много. Они будут охранять поля, прокладывать дороги в джунглях и защищать город от устозоу.

— Мы сделаем это, — согласилась Малсас. — У нас есть хесотсаны и фарги, обученные обращаться с этим оружием. Когда ты будешь возвращаться, урукето примет столько вооруженных фарги, сколько сможет поднять. Два меньших урукето уже готовы к морским путешествиям и тоже повезут фарги. Что еще?

— Существа-шпионы и существа-убийцы. Ийланы — не убийцы из джунглей, но их наука может вывести таких существ, которые будут делать это в совершенстве.

— Об этом мы тоже позаботимся, — сказала Малсас. — Многое уже сделано, и работа продолжается. Икемен, руководящая этим, уже вызвана. Она даст объяснения.

— Значит, делается все, что можно? — спросила Вайнти, каждым движением своего тела выражая удовольствие и благодарность.

— Да, — ответила Малсас. Однако время работает не на нас. Вернувшиеся из Тесхета сообщают о холодном лете, ранней осени и предполагают, что зима будет долгой и суровой. Мы ОБЯЗАНЫ как можно скорей закончить работу.

Она сделала такое ударение на этих словах, а ее гнев и страх были так велики, что слушатели отшатнулись от этой волны эмоций. Прошло немало времени, прежде чем Малсас нарушила молчание.

— Пошлите за Икемен. Послушаем, что уже сделано.

Керрик не только услышал об этом, но и увидел результаты своими глазами. Икемен вошла в сопровождении тяжело нагруженной фарги, которая опустила свою ношу и удалилась. Икемен сдернула покрывало с клетки, которая была достаточно большой, чтобы вместить даже ийлана.

— Повелитель небес, — гордо сказала она, и ее единственный глаз еще больше выкатился.

Огромная птица взъерошила свои перья и огляделась. Ее кривой клюв предназначался для разрыва плоти, длинные крылья позволяли летать высоко, быстро, неутомимо, пальцы ног заканчивались острыми когтями, пригодными только для убийства. Существу пришлось не по вкусу, что его разглядывают, оно встряхнуло крыльями и гневно закричало. Икемен показала вытянутый длинный предмет, прикрепленный к одной из лап птицы.

— Это животное — нейрологический фиксатор изображения, — сказала она. — Причем гораздо более совершенный, чем прежде. Как вам известно, изображение на его глазе фокусируется на мембране внутри, нейроны записывают его в нервных узлах, и впоследствии возможно его воспроизведение. Количество этих изображений почти не ограничено.

— Изображение чего? — спросила вдруг Малсас, прерывая технический разговор, в котором ничего не понимала.

— Того, что мы хотим записать, Эйстаи, — пояснила Икемен.

— Эта птица почти нечувствительна к холоду и летает на больших высотах, выискивая свою добычу. Во время дрессировки ее учили летать на север, и обучение прошло успешно. Обычно она интересуется длиннозубыми хищными устозоу, которые живут на севере. Они не угрожают ей и слишком велики, чтобы у нее хватило сил напасть на них и съесть. Но птица была обучена и знает, что получит награду, если точно выполнит инструкции. Один раз она уже летала на север, и сейчас мы можем увидеть, что она там видела.

Икемен открыла один из свертков и вытащила пачку отпечатков. Они были черно-белыми, но очень выразительными, она разложила их в нужной последовательности. На первом было белое поле с черными точками, затем точки приблизились, стали более отчетливыми. Это были четвероногие, покрытые мехом устозоу. Одно из них выросло и заполнило весь снимок — оскаленная морда с торчащими изогнутыми клыками. На следующем снимке оно уже убегало, спасаясь от атакующей птицы. Этот снимок был самым драматичным из-за птицы, тень которой падала на длиннозубого и на снег. Когда Малсас отложила снимки, их тут же взяла Вайнти.

— И ее можно научить искать любое животное?

— Да, любое.

— Даже устозоу, которого я привезла из Альпесака?

— Особенно этого устозоу. Она может искать их, найти и вернуться. Используя эти снимки и подготовленную карту, можно легко определить, где она была.

— Тогда это то, что нам нужно! Устозоу ходят небольшими группами, а страна велика. Мы нашли одну такую группу и легко уничтожили ее. Сейчас мы найдем другие…

— И уничтожим тем же самым способом, — сказала Малсас.

— Да. Я обещаю тебе — мы уничтожим их.

— Очень хорошо. А сейчас все могут идти, кроме Вайнти. Малсас сидела молча, пока тяжелые двери не закрылись за уходящими. Только тогда она шевельнулась, и Вайнти увидела выражение подавленности и страха на ее лице. Эйстаи Инегбана боится? Причина могла быть только одна. Вайнти все поняла еще до того, как Малсас начала говорить.

— Дочери Смерти, не так ли?

— Да. Они не умирают и число их все увеличивается.

— Не умирают они и в Альпесаке. Вначале, когда работа была тяжелой и опасной, умирали, но сейчас, когда мы разрослись, все изменилось. Правда, и сейчас они калечатся и иногда гибнут, но этого слишком мало.

— Ты возьмешь самых злостных нарушителей с собой, когда отправишься обратно. Тех, что говорят перед народом и обращают его в свою веру.

— Хорошо. Но каждая из них будет уменьшать число вооруженных фарги. В Альпесаке эти бессмертные существа будут мне только мешать, поскольку не хотят участвовать в уничтожении устозоу. Они будут лишь обузой.

— Так же как и в Инегбане.

— И все же я возьму их, но только на новом, еще не проверенном урукето.

В знаке Малсас, которым она выразила согласие, чувствовалось уважение.

— Ты жестока и опасна, Вайнти. Если молодой урукето не сможет пересечь океан, его неудача окажется и нашим успехом.

— Я думаю точно так же.

— Хорошо. Мы еще поговорим об этом, перед тем как ты вернешься в Альпесак. А сейчас я устала — день был очень длинным.

Вайнти сделала жест формального прощания и вышла. Идя через город, она думала о будущем, и движения ее тела отражали эти мысли.

В них было не только хорошее настроение, но и присутствие смерти, так что встречные фарги, мимо которых она проходила, торопливо разбегались в стороны. Она была голодна и направилась к ближайшему месту выдачи мяса. Там стояло много желающих, но она приказала им уйти с дороги. Поев, Вайнти вымыла руки и направилась в свои комнаты. Обе они были функциональными и удобными, со стенами, закрытыми расшитыми тканями.

Фарги расходились от ее резких команд, все, кроме одной, которой она приказала подойти.

— Найди моего устозоу, — сказала она, — приведи его сюда.

Это потребовало времени, потому что фарги не знала, где его искать. Но она сказала об этом другой фарги, та — третьей, и постепенно через живую ткань города приказ дошел до той, которая знала Керрика.

К тому времени, как он появился, Вайнти почти забыла о своем приказе, глубоко погрузившись в планирование будущего. Однако, едва он вошел, воспоминание вернулось.

— Это был день успехов, день моих успехов, — сказала она задумчиво, не заботясь, понимает ли он. Инлену удобно уселась на свой хвост, разглядывая вышитые ткани на стенах и восхищаясь ими.

Вайнти подтащила Керрика к себе, сдернула с него мех и засмеялась, когда он попробовал отпрянуть.

Керрик недолго сопротивлялся тому, что должно было произойти. Когда все кончилось, и она оттолкнула его от себя, он ушел с сожалением и надеждой, что это будет происходить снова и снова.

23

В темных тучах зловеще громыхал гром, а проливной дождь хлестал по поверхности океана. Урукето медленно уходил от берега, за ним следовали два поменьше. Энтисенаты, радуясь возможности вновь оказаться в открытом океане, помчались вперед, выскакивая из воды и снова погружаясь в нее. Инегбан остался вдали, потускнел, а затем исчез за пеленой дождя.

Путешествие оказалось нелегким. После восторгов и удовольствий Инегбана — обратная дорога на урукето была просто мучением. Весь пол в помещении занимали фарги, и невозможно было пройти, не наступив на них. Запасы пищи и воды были ограниченны, и их выдавали весьма скупо. Это было не страшно для ийлан, которые просто проспали большую часть времени, но Керрик чувствовал себя как в ловушке и постоянно задыхался, отчего никак не мог уснуть. Если ему это удавалось, то ненадолго, и скоро он с криком просыпался весь в поту. Он не мог ходить, где ему вздумается, и только дважды за все путешествие выбрался на плавник подышать свежим воздухом.

В довершение всего начался шторм, плавник не открывался много дней, и дышать спертым воздухом стало невозможно. В конце концов плавник открыли, оставив узкую щель, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать холодный ветер и брызги волн. Сырость и жару, холод и тепло Керрик переносил молча.

Когда шторм наконец кончился и плавник можно было открыть как следует, Вайнти приказала всем оставаться внутри и поднялась на верхушку одна. Море, еще волновавшееся в белопенных волнах, было пустым, два меньших урукето исчезли и больше их никогда не видели.

Морская болезнь Керрика прошла только тогда, когда они прибыли в порт Альпесака. Болезнь и дни без пищи ослабили его настолько, что он едва мог подняться на ноги. Сидевший в клетке рептор страдал почти так же, как и он: низко свесив голову, он слабо закричал, когда его стали выносить наружу. Керрик покинул урукето последним, вынесенный Инлену и двумя другими ийланами.

Вайнти глубоко вдыхала влажный теплый воздух, насыщенный запахами живого города, и испытывала огромное наслаждение, стряхнув с себя летаргию путешествия. Она скользнула в первый же прохладный бассейн, смыла с себя морскую соль и вновь вынырнула наружу освеженной и готовой к дальнейшей работе.

Ей не нужно было вызывать руководителей города, потому что они ждали в амбесед ее прибытия.

— В Альпесаке все хорошо? — спросила она и почувствовала еще большее удовольствие, когда все ответили утвердительно. — Что с устозоу, Сталлан, как себя ведут эти паразиты, разъедающие окраины нашего города?

— Неприятностей гораздо меньше. Они выкрали несколько наших мясных животных, других зарезали в ночное время и унесли до наступления утра. Но наша защита крепка, и они могут сделать немногое.

— И все же слишком много. Они должны быть остановлены. Я привезла много фарги, обученных пользоваться оружием. Устозоу будут выслежены и уничтожены.

— Их нелегко выследить, — с сомнением сказала Сталлан. — У них звериное чутье, и они не оставляют после себя следов, а если и оставляют, то они ведут в засаду. Уже многие фарги погибли таким образом.

— Больше не погибнут, — сказала Вайнти и, как будто поняв ее, рептор пронзительно закричал. Его клетку принесли сюда носильщики, и он с наслаждением после долгого путешествия чистил свои перья.

— Сейчас я вам все объясню, — сказала Вайнти. — Это летающее существо даст нам возможность найти устозоу, найти их норы, где они прячутся, где прячут своих детенышей и самок. Но сейчас я хочу подробно рассказать вам о том, что произошло в Инегбане.

Рептор быстро оправился от морского путешествия, и Вайнти с нетерпением ждала очередного набега устозоу. Когда ей сообщили о нем, она отдала приказ и немедленно направилась на дальнее пастбище, где произошло нападение. Сталлан уже была там.

— Расточительство — взяты только задние части.

— Это очень практично, — спокойно сказала Вайнти. — Легче нести и разделывать тоже. Каким путем они ушли?

Сталлан показала на отверстие в колючей изгороди и след, исчезавший вдали под высокими деревьями.

— На север, как обычно. Их след слишком ясен и рассчитан на то, что мы его заметим, но в конце его наверняка ждет засада.

— Птица доберется туда, куда мы не сможем, — сказала Вайнти, поворачиваясь к принесенному рептору. Та вдруг гневно закричала и рванула цепь, державшую ее ногу. Вместо клетки она сидела на деревянном насесте. Длинные столбы поддерживали его там так, что птица не могла дотянуться до фарги, принесших ее, ни когтями, ни клювом. Срочно вызванный, появился Керрик.

— Делайте свое дело, — приказала Вайнти дрессировщикам. Керрик понял, что он не зритель, когда твердые пальцы схватили его и толкнули вперед. Рептор, возбужденный видом и запахом кровоточащих трупов, закричал и сильно взмахнул крыльями. Одна из дрессировщиц вырезала кусок мяса из бока растерзанного животного и бросила птице. Та жадно схватила мясо свободной лапой, прижала к насесту и начала отрывать от него куски. Теперь можно было продолжить, и Керрика толкнули вперед, почти в пределы досягаемости этого окровавленного кривого клюва.

— Проследи, найди… Проследи, найди… — снова и снова выкрикивали дрессировщицы, пока остальные держали Керрика.

Рептор не бросился вперед, вместо этого он откинул голову назад и уставился холодным, серым взглядом на Керрика. Он неподвижно смотрел на него, пока выкрикивали команды, потом моргнул и втянул голову в плечи.

— Поверните насест, чтобы он увидел следы, — приказала одна из дрессировщиц, затем повернулась к нему и быстро освободила ногу.

Рептор закричал, согнул свои ноги, затем сильным ударом крыльев бросил себя в воздух. Он был хорошо обучен и потому быстро поднялся вверх, сделал один круг и направился на север.

— Начало положено, — удовлетворенно сказала Вайнти.

Однако энтузиазм ее пошел на убыль, когда прошло несколько дней, а рептор не возвращался. Встревоженные дрессировщики избегали ее, да и другие тоже, видя гнев в ее движениях. Пока Керрика не вызывали к ней, он старался быть от нее как можно дальше. Канал был отличным убежищем, где его нелегко было найти, к тому же он не заглядывал туда с тех пор, как вернулся из Инегбана.

Икеменд открыла дверь при его приближении.

— Ты был в Инегбане, — сказала она, и в словах ее были одновременно и вопрос и ответ.

— Я никогда прежде не видел такого города.

— Расскажи мне о нем, потому что я никогда не увижу его снова своими собственными глазами.

Керрик знал, что она хочет услышать, и рассказал только о величии города, толпах его жителей и всеобщей радости, и ничего о суровых холодных зимах. Она слушала долго и заторопилась прочь только тогда, когда работа потребовала ее личного присутствия. Самцы не любили Икеменд и избегали ее, поэтому сейчас в пределах видимости никого не было. Керрик заглянул в темный коридор и, заметив кого-то в дальнем конце, окликнул его:

— Это я, Керрик, я хочу говорить с тобой.

Самец заколебался, затем пошел дальше и остановился только, когда Керрик окликнул его вторично.

— Я был в Инегбане. Ты хочешь послушать об этом?

Искушение было слишком велико, чтобы ему противиться.

Ийлан медленно двинулся к Керрику, и тот узнал его. Это был Эсетта, нудное существо, с которым он разговаривал один или два раза. Все самцы восхищались пением Эсетты, хотя Керрику оно казалось монотонным и немного скучным. Правда, он никогда не говорил этого вслух.

— Инегбан — настоящий город, — сказал Эсетта, как будто слегка запыхавшись, как говорили все самцы. — Там мы могли бы сидеть среди листьев и следить за всем, что происходит внизу. Там мы никогда бы не испытывали скуки, как здесь, где нам нечего делать, кроме как думать о роковом береге. Скажи мне…

— Чуть позже. Сначала сходи за Алиполом. Я хочу рассказать ему тоже.

— Я не могу.

— Почему?

— Почему не могу? Ты хочешь знать, почему я не могу? Хорошо, я скажу тебе. — Он замешкался с ответом и провел языком по губам, чтобы увлажнить их. — Ты не сможешь говорить с ним, потому что он умер.

Керрика потрясла эта новость. Могучий Алипол, крепкий, как ствол дерева, умер? Это казалось невозможным.

— Болезнь или несчастный случай?

— Хуже. Его забрали, забрали силой. Его, который уже дважды был на берегу. И они знали, эти грубые животные, они знали, он говорил им, умолял, но они только смеялись над ним. Некоторые из них повернули обратно, но одна, отвратительная, со шрамами и грубым голосом, та, что возглавляет охотников, сочла его протесты возмутительными и забрала Алипола, и задушила его крики своим телом. Весь день они были там, весь день. Я видел это.

Керрик понял, что с его другом случилось что-то страшное, но не понял, что именно. Эсетта, забыв о нем, начал что-то напевать про себя, погребальное, затем хриплым голосом затянул песню, полную страха:

Молодым я однажды ходил на берег,

И я вернулся!

Второй раз я пойду уже взрослым,

Но вернусь ли я?

Только не в третий, прошу вас!

Не в третий раз,

Когда вернутся лишь немногие,

Но не я.

Если я пойду, я знаю, что не вернусь.

Наконец Эсетта замолчал. Он забыл о том, что Керрик должен был рассказать ему об Инегбане, или, скорее всего, не хотел больше слушать об этом далеком городе. Он повернулся, не отвечая на вопросы Керрика, и, пошатываясь, пошел обратно. Потом, хотя Керрик громко кричал, никто больше не появился. В конце концов он ушел, захлопнув за собой дверь. Что имел в виду Эсетта? Что убило Алипола на берегу? Этого он понять не мог. Инлену спала на солнце, прислонившись к стене, и он грубо дергал за поводок, пока она рассеянно не взглянула на него и, зевая, не поднялась.

24 

Фарги торопилась доставить послание для самой Эйстаи, но в своей торопливости двигалась слишком быстро в это жаркое время дня. Когда она добралась до амбесед, рот ее широко открылся, а дыхание так участилось, что говорить она не могла.

Страдая от нерешительности, она, шатаясь, вышла на солнце, но затем вернулась обратно в прохладную тень. Нет ли поблизости бассейна? В своем теперешнем состоянии она никак не могла этого вспомнить. Никто из проходивших мимо фарги не обращал внимания на движения ее пальцев и изменения окраски кистей рук. Они были эгоистичны, думали только о себе и никогда не помогали другим фарги. Она почувствовала растущий гнев, забыв, что на их месте и сама поступила бы так же.

Она решительно заглянула в ближайший коридор и наконец нашла питьевой плод. Высосав большую часть его содержимого, она вылила остатки на свои руки и шею. Дыхание ее замедлилось, и она рискнула заговорить:

— Эйстаи… я принесла тебе послание…

Получилось грубовато, но понятно. Двигаясь теперь медленно и оставаясь при этом в тени, она обошла амбесед, пробиваясь через толпу фарги, собравшихся перед Эйстаи, и замерла в позе выжидательного внимания.

Через некоторое время Ваналпи заметила ее и обратила внимание Вайнти на молчаливую фигуру.

— Говори, — приказала Вайнти.

Фарги вздрогнула и заставила себя говорить, осторожно вспоминая слова.

— Эйстаи, я принесла послание от той, что кормит рептора. Птица вернулась.

— Вернулась! — восторженно воскликнула Вайнти, и фарги задрожала от радости, наивно полагая, что удовольствие доставила она. Вайнти вызвала другую фарги: — Найди Сталлан. Пусть немедленно идет ко мне. — Потом повернулась к той, что принесла послание. — А ты вернешься обратно и останешься там ждать, пока снимки не будут готовы для просмотра. Затем известишь меня. Повтори.

— Вернуться к тем, с птицей, ждать. Вернуться к Эйстаи, когда будут готовы…

— Снимки, виды, пейзажи, — сказала Вайнти тремя разными способами, чтобы существо могло запомнить. — Повтори, акайил.

Акайил — плохо владеющий языком. Глазевшие фарги тревожно зашептались друг с другом и расступились, пропуская посланца.

— Ваналпи, как долго будет продолжаться процесс? — спросила Вайнти.

— Это зависит от имеющейся сейчас информации. Запасы памяти будут переведены в долговременный банк памяти. Я сделаю это сама. Первое и последнее изображение можно сделать немедленно, но получение информации, находящейся между ними, потребует много времени.

— Я не понимаю тебя.

— Ты права, Эйстаи, это было глупое объяснение. Птица летала где-то много дней, и все это время, ночью и днем, каждые несколько секунд запоминались новые картины. Каждый снимок можно перенести на пластинку жидкого кристалла и записать или отбросить. Это займет дни, много дней.

— Значит, наберемся терпения и будем ждать. — Она оглянулась и увидела приближающуюся Сталлан.

— Птица вернулась, и скоро мы узнаем, найдены ли устозоу. Вы готовы атаковать их?

— Да, фарги уже хорошо стреляют, и хесотсаны накормлены. Посажено много дротиковых кустов и еще больше дротиков собрано. Лодки успешно разводятся и некоторые из молодых уже достаточно велики, чтобы использовать их.

— Подготовь все. Загрузи пищу и воду, затем приходи ко мне. Ваналпи, твой опыт в обращении со снимками пригодится нам сейчас. Ты отправишься помогать тем, кто делает эту работу.

Остаток этого дня и весь следующий Вайнти руководила городом, не вспоминая устозоу. Но каждый раз, когда она расслаблялась и ей не с кем было поговорить, мысли об этом возвращались. Найдены ли устозоу? Если найдены, то они должны быть выслежены и уничтожены. Ее носовые клапаны белели от гнева, когда она думала от устозоу. В таком состоянии она не испытывала удовольствия даже от еды и часто пугала фарги жестоким выражением лица. К счастью для города, на третий день пришло долгожданное сообщение.

— Снимки готовы, Эйстаи, — сказала фарги, и дрожь облегчения прошла по телам тех, кто это слышал. Когда Вайнти покинула амбесед, даже Керрик присоединился к большой группе следовавших за ней и желавших узнать, что произошло.

— Они найдены, — сказала Вайнти. — Большинство снимков уже готово.

Пластины целлюлозы были извлечены из отверстия. Ваналпи отделила их друг от друга, и Вайнти схватила снимки — еще сырые и теплые.

— Они действительно найдены, — сказала она, и снимки задрожали в ее руках. — Где Сталлан?

— Здесь, Эйстаи, — откликнулась Сталлан, откладывая в сторону снимки, которые разглядывала.

— Ты знаешь, где находится это место?

— Пока нет. — Сталлан указала на центр одного из снимков. — Достаточно знать, что река проходит мимо этого места. Мы атакуем из воды. Я сейчас пойду по их следам, эта дорога мне известна, и первая часть пути уже нанесена на карту. Со снимками я могу двигаться, пока не доберусь до цели. Смотри, это их логово. Укрытия из шкур крупных животных, все, как в прошлый раз.

— И они будут уничтожены так же, как в прошлый раз. — Она сделала Керрику знак приблизиться, затем постучала по снимку большим пальцем. — Ты знаешь, что это такое?

Он никогда прежде не видел снимков и не понял их назначения. Взяв пластинку, Керрик повертел ее в руках, даже заглянул на обратную сторону, пока Вайнти не забрала ее.

— Ты уже видел этих существ и эти укрытия прежде, — сказала она.

— Позволь заметить, Эйстаи, — смиренно вмешалась Ванал-пи, — но фарги ведут себя точно так же. Если их не научить разглядывать снимки, они кажутся им бессмысленными.

— Понимаю, — Вайнти отбросила пластинки в сторону. — Конец приготовлениям. Мы уходим, как только будет определено место. Ты, Керрик, пойдешь вместе с нами.

— Спасибо, Эйстаи. Я буду рад помочь тебе.

Керрик был вполне искренен сейчас. Он понятия не имел, куда они отправляются и что там будут делать, его просто привлекало путешествие на лодке.

Его энтузиазм прошел очень быстро. Они выехали на заре, до самых сумерек плыли, а затем легли спать на берегу. Это продолжалось день за днем, пока он не начал завидовать ийланам и их возможности погружаться в бездумное состояние. Он вместо этого смотрел на берег и пытался представить, что находится за стеной деревьев, высившихся там.

По мере продвижения к северу берег менялся. Джунгли уступали место лесу, затем пошли болота, а потом низкий кустарник.

Они миновали устье большой реки, но продолжали движение. Только когда достигли бухты, маршрут был изменен. Вайнти и Сталлан на головной лодке направились к ней. Это было нечто новое, и дремавшие до сих пор фарги пробудились к жизни. Когда они приблизились к берегу, из тростниковых зарослей вылетели птицы и подняли невообразимый крик. Их было так много, что потемнело небо.

Подобно другим, Керрик придвинулся ближе, чтобы услышать, какое решение примет Вайнти. Сталлан коснулась одного из снимков.

— Мы сейчас здесь, и устозоу тоже здесь, — на речном берегу. Если мы подойдем сегодня ближе, нас могут заметить. Самое разумное для нас: облегчить здесь лодки, оставив всю воду и пищу на берегу. Тем самым мы подготовимся к быстрому удару с первыми лучами солнца.

Вайнти согласилась.

— Мы атакуем с реки, чтобы не упустить их на этот раз. Я хочу, чтобы они все были убиты, за исключением нескольких. Сталлан даст вам нужные инструкции относительно пленных. Все понятно? Повторите.

Начальники групп повторяли приказание снова и снова, пока самые тупые фарги не поняли, что нужно делать, Керрику это быстро надоело, и он отвернулся, но Вайнти окликнула его.

— Ты останешься здесь с запасами и подождешь нашего возвращения. Я не хочу, чтобы тебя по ошибке убили в сражении. Твоя работа начнется позже.

Прежде чем Керрик успел ответить, она отвернулась. Он не хотел видеть никаких убийств, даже устозоу, и поэтому приветствовал ее решение.

На рассвете все пришло в движение. Керрик сидел на берегу, пока они садились в лодки, затем следил, как те исчезают в утреннем тумане. Инлену тоже смотрела, хотя и с явным отсутствием интереса и, как только они скрылись из вида, открыла один из мясных контейнеров.

— Ты отвратительная обжора, — сказал Керрик. — Ты станешь толстой.

— Есть хорошо, — ответила Инлену, — Ты тоже ешь.

Ему не хотелось этого мяса, хранившегося в пузырях и имевшего затхлый запах, но он все-таки немного поел и выпил воды. Заставить Инлену двигаться, пока она не поест, было невозможно, поэтому он начал разглядывать ее вблизи и вдруг понял, что сказал правду: она толстела и жир уже мягким слоем покрывал все ее тело.

Постоянно находившийся в обществе других, Керрик обнаружил, что еще может получать удовольствие от одиночества. Инлену можно было не считать. Когда лодки ушли, вокруг стало тихо, и он услышал другие звуки: шум ветра в высокой траве, шорох волн, катившихся на берег. Не было только голосов, постоянных разговоров в амбесед.

Керрик и Инлену медленно пошли по чистому песку, между пучками травы, заставая врасплох птиц, которые выпархивали из-под самых ног. Они прохаживались так, пока Инлену не начала что-то недовольно бурчать. Когда они подошли к гребню высокой черной скалы, начался отлив. Водоросли свисали с ее боков, под водой виднелась россыпь темных раковин, прицепившихся к трещинам.

— Есть хорошо, — сказала Инлену и громко прищелкнула челюстями.

Став по колено в воде, она попыталась оторвать некоторые из раковин, но они крепко прикрепились к камню. Она не протестовала, когда Керрик потянул ее на берег, где вскоре нашел камень размером с кулак. Пользуясь им, он отбил несколько раковин, а Инлену, схватив их, отправила в рот и разгрызла своими огромными челюстями. Она выплюнула осколки раковин в воду и, счастливая, проглотила сладкую плоть моллюсков. Керрик собрал еще для себя и, пользуясь металлическим ножом, висевшим у него на шее, открыл их. Они ели, пока не наелись до отвала.

Это был прекрасный день, лучший из всех, которые он помнил. Но Керрик хотел быть на месте, когда вернутся другие, поэтому они пошли обратно к месту высадки. Ждать им пришлось долго, солнце почти село, когда показались лодки.

Вайнти вышла на берег первой. Широко шагая, она пересекла его, подошла к запасам, опустила оружие в песок и вскрыла контейнер с мясом. Откусив большой кусок, она заметила вопросительную позу Керрика.

— Никто не ушел. Убийцы были наказаны. Они сражались отчаянно, мы потеряли много фарги, но в мире их вполне достаточно. Мы сделали то, за чем пришли сюда, а сейчас ты выполнишь свой долг.

По приказу Вайнти две фарги принесли и швырнули на песок тяжелый узел. Сначала Керрик решил, что это связка шкур, но узел вдруг шевельнулся.

Когда фарги развязали шкуры, Керрик увидел бородатое лицо. Волосы были залиты кровью, а глаза широко открыты от ужаса. При виде Керрика он издал странный резкий звук.

— Устозоу, — сказала Вайнти, — по всей видимости, делает то, что считается разговором у этих грязных существ. Что он говорит, Керрик? Я приказываю тебе послушать и сказать мне, что он говорит.

Нечего было и думать не выполнить приказа — когда Эйстаи приказывала, все делали то, что она говорила. Но Керрик не сделал этого, и движения его выражали страх. Он не понимал смысла этих звуков. Они ничего не значили для него. Совсем ничего.

25

— Существо говорит? — настойчиво спросила Вайнти. — Отвечай немедленно.

— Я не знаю, — пробормотал Керрик. — Может быть. Я ничего не могу понять, вообще ничего.

— Значит, это просто шум?

Вайнти была в ярости — это нарушало ее планы. Она никогда не верила Энги, которая настойчиво утверждала, что грязные существа могут общаться друг с другом. И вот теперь ясно: Энги ошиблась. Вайнти выместила свой гнев на устозоу, ударив его ногой в лицо. Тот застонал от боли, затем громко вскрикнул.

Керрик вдруг насторожился.

— Эйстаи, подожди — что-то есть.

Она отступила назад и повернулась к нему, все еще гневная, и Керрик торопливо заговорил, не дожидаясь, пока она обратит свой гнев на него.

— Ты слышала, что он выкрикивал много раз одно и то же слово, и я знаю, то есть думаю, что знаю, что это значит.

Он помолчал и закусил губу, ища в своей памяти давно забытое слово.

— Мараг, вот что он сказал. Мараг.

— Это ничего не значит.

— Нет, значит. Это примерно то же, что устозоу.

Вайнти ничего не могла понять.

— Но ведь это существо само устозоу.

— Нет, я имел в виду другое. Это примерно то же, что для ийлан устозоу.

— Это не совсем ясно, но я начинаю понимать, что ты имеешь в виду. Задавай ему вопросы, а если думаешь, что этот устозоу не может говорить хорошо, мы найдем тебе другого.

Но Керрик не мог этого сделать. Пленник молчал. Когда Керрик, чтобы подбодрить, наклонился к нему, устозоу плюнул ему в лицо. Это не понравилось Вайнти.

— Почисти себя, — приказала Вайнти, затем сделала знак фарги принести другого устозоу.

Керрик почти не замечал происходящего. Мараг. Это слово снова и снова возвращалось к нему и пробуждало воспоминания, неприятные воспоминания. Керрик в джунглях, какая-то схватка на море… Мургу. Это было больше одного марага. Мургу, мараг, мургу, мараг…

Он вдруг заметил, что Вайнти гневно кричит ему.

— Ты что, стал плохо слышать, как фарги, только что вышедшая из моря?

— Прости, я задумался. Звуки, которые произносит устозоу, разбудили мою память…

— Для меня они ничего не значат. Поговори с другим устозоу.

Керрик взглянул вниз на широко раскрытые, испуганные голубые глаза, на спутанные светлые волосы. Испуганное существо заскулило, когда Вайнти схватила одно из копий с каменным наконечником, которые захватили у устозоу, и направила его на пленника.

— Смотри, — сказала Вайнти, — я покажу, что тебя ждет, если ты будешь молчать.

Бородатый пленник хрипло закричал, когда Вайнти повернулась и вонзила в него копье. Она делала это снова и снова, пока он не замолчал. Второй узник застонал и откатился в сторону, насколько позволяли его путы. Вайнти отбросила окровавленное копье в сторону.

— Развяжи ему конечности и заставь говорить, — приказала она и ушла.

Пленник тяжело закашлялся и из глаз у него потекли ручьи слез. Керрик наклонился ближе и ждал, пока он успокоится, потом произнес единственное слово, которое знал:

— Мараг. Мараг.

Ответ последовал немедленно, но был слишком быстр, чтобы он его понял, хотя он различил слово “мургу” и что-то еще. Саммад. Да, саммад, которая была убита. Эти слова что-то значили для него. Все саммад было убито мургу. Это было то, что она сказала.

Она. Слово это пришло ему на язык. Самка. Она была линга, а тот, которого убили — ханнас. Самец и самка. И он сам тоже был ханнас.

Понимание приходило, но очень медленно. Некоторые слова он не мог понять вообще — запас слов восьмилетнего мальчика значительно отличался от запаса слов взрослой женщины.

— Вы оба производите похожие звуки. Ты понимаешь их?

— Да, конечно, понимаю, Эйстаи.

— Это хорошо. Свяжите ее снова, чтобы не могла убежать. Утром ты сможешь продолжить и, когда будешь понимать все, задашь устозоу несколько вопросов. Если существо откажется отвечать, его ждет судьба первого. Я уверена, что этот аргумент подействует.

Женщина произнесла несколько слов, и вдруг он осознал, что понимает их, несмотря на то, что не видит ее движений!

— Мне холодно.

— Ты можешь говорить в темноте, и я понимаю тебя.

— Холодно…

Ну конечно, язык марбак отличался от языка ийлан тем, что не зависел от движений тела. Это были звуки, только звуки. Удивленный своим открытием, он снял несколько окровавленных шкур с тела мертвого мужчины и накинул их на женщину.

— Мы можем говорить даже ночью, — сказал он, вытирая свои грязные руки о песок. Когда она ответила, ее голос был низким и еще испуганным, но в нем уже чувствовалось любопытство.

— Я Ина из саммад Охсо. А кто ты?

— Керрик.

— Ты тоже пленник, захваченный мургу. И ты можешь говорить с ними?

— Да, могу. Как вы оказались здесь?

— Странные вопросы ты задаешь. Конечно, пришли. Мы никогда прежде не заходили так далеко на юг, но прошлой зимой очень многие погибли от голода, и нам не оставалось ничего другого. — Она взглянула на его силуэт на фоне темного неба и спросила: — А когда тебя захватили в плен, Керрик?

— Когда? — На этот вопрос было трудно ответить. — Это случилось много лет назад. Я был тогда очень маленьким.

— Они все мертвы, — сказала вдруг женщина и зарыдала. — Эти мургу убили всех, всех, за исключением нескольких пленников.

Она рыдала все громче, и вдруг Керрик почувствовал боль в шее. Он схватил обеими руками ошейник, и тут его дернули в сторону. Все было просто: шум мешал Инлену спать, и она откатилась в сторону, потащив за собой Керрика. После этого он больше не пытался говорить.

Утром он проснулся с трудом. Голова была тяжелой, кожа горела. Видимо, вчера он слишком много был на солнце. Найдя контейнер с водой, он жадно пил, когда появилась Сталлан.

— Эйстаи сообщила мне, что ты говоришь с другими устозоу, — сказала она, и в словах ее было столько ненависти, что Керрик возмутился.

— Я — Керрик, тот, что сидит рядом с Эйстаи. Твои слова оскорбительны.

— А я — Сталлан, убивавшая для Эйстаи устозоу. В том, что я сказала, нет ничего оскорбительного.

Охотница вчера пресытилась убийствами, и ее манера говорить была, как всегда, грубой. Но Керрик чувствовал себя сегодня слишком плохо, чтобы спорить с этим наглым существом. Не сегодня. Намеренно не замечая ее движений, выражающих превосходство и удовлетворение, он повернулся к ней спиной, заставив ее следовать за ним к месту, где лежала связанная женщина.

— Говори с ней, — приказала Сталлан.

Женщина задрожала при звуке ее голоса и испуганно взглянула на Керрика.

— Я хочу пить.

— Я принес немного воды.

— Она корчится и издает звуки, — сказала Сталлан, — что это значит?

— Она хочет воды.

— Хорошо, дай ей немного, а потом я буду задавать вопросы.

Ину пугал мараг, стоявший рядом с Керриком и холодно, безо всякого выражения смотревший на нее. Потом руки его шевельнулись и он издал какие-то звуки. Керрик перевел:

— Где есть большие тану?

— Где? Что это значит?

— Я говорю за этого безобразного марага. Он хочет знать, где находятся другие саммад.

— На западе, в горах. Ты же сам знаешь.

Сталлан не удовлетворил этот ответ, допрос продолжался. Через некоторое время, даже со своим неполным знанием языка, Керрик понял, что Ина уходит от прямого ответа.

— Ты не говоришь всего, что знаешь, — сказал он.

— Конечно, нет. Этот мараг хочет найти другие саммад, чтобы убить их. Я не скажу ему. А ты сам хочешь этого?

— Мне все равно, — искренне ответил Керрик. Он устал, и у него болела голова. Мургу могли убивать устозоу, устозоу убивать мургу, ему до этого не было дела. Он кашлянул раз, другой, третий, а когда вытер губы, увидел, что слюна с кровью.

— Спроси снова, — сказала Сталлан.

— Спрашивай сама, — ответил Керрик в такой оскорбительной манере, что Сталлан зашипела от гнева. — Я хочу выпить воды — мое горло пересохло от жажды.

Он выпил воды, жадно глотая ее, затем на мгновение закрыл глаза.

Потом он почувствовал, что кто-то дергает его, но нужно было слишком много усилий, чтобы открыть глаза. Через некоторое время его оставили в покое. Ему было холодно, хотя в небе ярко светило солнце.

26

Самое тяжелое осталось позади. Правда, бывали еще периоды беспамятства, но боль в это время утихала и становилась тупой. Он видел все, как в тумане, однако понимал, что крепкие прохладные руки, поддерживающие его за плечи, чтобы он мог пить, могли принадлежать только Инлену. “Постоянный слуга и провожатый”, — подумал он и, сам не зная почему, рассмеялся от этой мысли.

Наконец он окончательно пришел в себя, но не мог двинуться с места. Не то чтобы он был связан или его кто-то держал, просто страшная слабость прижала его к постели. Потом он обнаружил, что может открывать и закрывать глаза, но их туманили непрошеные слезы. Инлену была возле него, упорно сидя на своем хвосте и молча глядя в никуда. С огромным трудом он мог произнести одно-единственное слово — “вода”, но не смог сопроводить его нужным движением тела. Один глаз Инлену повернулся к нему, пока она соображала, что он имеет в виду. Постепенно его мысль дошла до нее, она засуетилась, принесла сосуд с водой и приподняла Керрика, чтобы он мог напиться. Он закашлялся, затем откинулся назад, утомленный, но в сознании. У входа что-то задвигалось и в поле его зрения появилась Акотолп.

— Я слышала, он говорит? — спросила она, и Инлену знаком подтвердила это.

— Хорошо, очень хорошо, — сказала ученая. Керрик мельком взглянул на ее толстое лицо, плывшее перед ним, как восходящая луна.

— Ты должен был умереть, — довольно сказала она, — и ты умер бы, не окажись здесь меня. Покажи, как ты благодарен мне за это.

Керрик ухитрился сделать слабое движение челюстью, Акотолп приняла это как должное.

— Болезнь захватила все твое тело, эти язвы на твоей коже только самая малая часть ее. Фарги не хотели касаться тебя, слишком глупые, чтобы понять, что инфекция этого рода очень специфична. А меня это привлекло. Это было очень интересно, поскольку я никогда не работала с теплокровным устозоу. Твоя смерть казалась неизбежной.

Говоря это, Акотолп обмывала его тело. Это было довольно больно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал прежде.

— Некоторые устозоу, захваченные нами, имели ту же самую болезнь, но в слабой форме. Антитела от них ввели тебе, потому что у тебя их не было. Ну вот и все. А сейчас съешь что-нибудь.

— Как много? — ухитрился прошептать Керрик.

— Как много пищи? Или как много антител? А может, ты еще бредишь?

Керрик сделал рукой движение, означавшее время.

— Понимаю, сколько времени ты болен? Очень долго, я даже не могу сказать точно. Но это неважно. Выпей это, ведь ты сильно потерял в весе и тебе нужен протеин. Это восхитительный мясной бульон.

Керрик был слишком слаб, чтобы протестовать, и выпил немного жидкости. Затем он уснул, утомленный. Кризис миновал, болезнь ушла, и он поправился. Его никто не навещал, кроме толстой ученой, да он и не хотел никого видеть. Воспоминания о тану, с которой он разговаривал, возвращались снова и снова. Тану и устозоу — одни и те же люди, одни и те же существа. Он не мог этого понять и старался найти в этом смысл. Конечно, он сам был тану и был принесен сюда еще маленьким, но это случилось так давно и так много произошло с ним с тех пор, что все воспоминания об этом исчезли. Хотя физически он не был ийланом и не мог быть им, сейчас он думал, как они, двигался, как они, и говорил, как они. Но его тело было телом тану, и в его снах он двигался среди таких же, как он, людей. Эти сны тревожили его, даже пугали, и он был рад, что, проснувшись, почти не помнил их. Он пытался вспомнить больше слов тану, но не мог, потому что даже слова, произносимые им вслух, ускользали из его памяти, пока он выздоравливал.

Если не считать постоянного молчаливого присутствия Инлену, он был совершенно один. Акотолп была единственным посетителем, и это его удивляло.

— Они все еще остаются за городом, те, что отправились убивать устозоу? — спросил однажды Керрик.

— Нет. Они вернулись по крайней мере двенадцать дней назад.

— И никто не пришел сюда, кроме тебя?

— Конечно, нет. — Акотолп удобно уселась на свой хвост. — Ты слишком мало знаешь об ийланах, примерно столько, сколько места между моими пальцами. — Она плотно сжала их и показала ему. — Ты живешь среди нас и ничего не знаешь.

— Я никто и ничего не знаю. Ты же знаешь все и можешь просветить меня.

Керрик отдавал себе отчет в том, что говорит, и это было не простой вежливостью. Он жил в джунглях тайн, в лабиринте вопросов без ответов. Большую часть своей жизни он провел здесь, в этом загадочном городе. В жизни ийлан было много моментов, о которых знали все, но никто не хотел говорить. Если лесть и подобострастие могли заставить говорить это толстое существо, он готов пойти на это.

— Ийланы не болеют, болезнь бывает только у низших существ, вроде тебя. Я думаю, когда-то были болезни, которые поражали и нас, но прошло уже много времени с тех пор, как они побеждены, подобно лихорадке, убившей некоторых из первых ийлан, пришедших сюда. Поэтому твоя болезнь поставила в тупик глупых фарги, они не могли понять и принять этого, а потому избегали тебя. Однако у меня, поскольку я работала со всеми формами жизни, есть иммунитет к подобной глупости.

Она гордилась собой, и Керрик поспешил согласиться с ней.

— Нет ничего неизвестного для тебя, высочайшая, — добавил он. — Могу ли я осмелиться задать тебе вопрос?

Акотолп знаком выразила свое разрешение.

— А есть ли болезни среди самцов? Я слышал в Канале, что многие из них умирают на берегу.

— Самцы глупы и ведут глупые разговоры. Ийланам запрещено обсуждать эти вопросы.

Акотолп насмешливо взглянула на Керрика одним глазом, скосив второй на спину флегматичной Инлену, думавшей о чем-то своем.

— Но я не вижу вреда от разговора с тобой. Ты не ийлан, к тому же самец, поэтому с тобой можно говорить. Мои объяснения будут просты, ибо у тебя нет знаний, подобных моим. Я опишу тебе некоторые подробности процесса воспроизведения, но прежде ты должен уяснить свое низшее происхождение. Все теплокровные самцы, включая тебя, извергают сперму, и в этом ваш вклад в процесс рождения. У нашего, высшего вида, все по-другому. Во время полового сношения оплодотворенные яйца откладываются в мужскую сумку. Этот акт начинает метаболические изменения в телах самцов: они становятся вялыми, расходуют мало энергии и толстеют. Яйца высиживаются и молодежь питается в защитной сумке, выходя из нее, когда вырастает достаточно, чтобы выжить в море. Этот прекрасный процесс освобождает высших самок для более важных дел.

Акотолп причмокнула губами, потянулась, схватила тыкву Керрика с жидким мясом и одним глотком осушила ее.

— Высших во всех отношениях! — Она удовлетворенно рыгнула. — Когда молодежь выходит в море, роль самцов в воспроизведении заканчивается. Повернуть вспять метаболические изменения в телах самцов невозможно, и примерно половина из них умирает при этом. Конечно, самцам это не нравится, но на выживание всего вида это не влияет. Я вижу, ты так и не понял, о чем я говорила, верно? Это заметно по пустоте твоих глаз.

Но Керрик все-таки кое-что понял. “ТРЕТИЙ РАЗ НА БЕРЕГУ — ВЕРНАЯ СМЕРТЬ”, — подумал он, а вслух сказал:

— Твоя мудрость недосягаема, высочайшая. Живи я даже с начала времен, и тогда я знал бы только малую часть того, что знаешь ты.

— Разумеется, — согласилась Акотолп. — Низшие теплокровные существа не способны на серьезные метаболические изменения, поэтому их так мало и они могут жить только на краю света. Я работала в Энтобане с животными, которые зарываются в ил на дне высохших озер на время сухого периода и живут там, пока очередные дожди не заполняют водоемы снова. Поэтому даже ты можешь понять, что метаболические изменения помогают выжить так же хорошо, как и умереть.

Разные факты соединились в мозгу Керрика, и он сказал:

— Дочери Жизни.

— Дочери Смерти, — поправила его Акотолп. — И не говори при мне об этих существах. Они не служат своему городу и не умирают, как принято, покидая его. — Когда она вновь посмотрела на Керрика, в ее движениях читалась холодная злоба.

— Икемен умерла, а она была великой ученой. Ты имел честь встречаться с ней, когда она брала образцы твоего тела. Это ее и погубило. Какие-то глупцы на высших этажах потребовали от нее найти биологический путь уничтожения твоего вида устозоу, а она не смогла, как ни старалась. Поэтому, подобно ийланам, отвергнутым своим городом, она умерла. Но я вижу, что тебя это не трогает, и не хочу больше говорить с тобой.

Она ушла. Керрик был потрясен. Впервые он начал понимать то, что происходит вокруг. А он-то принимал мир таким, каким видел! Он считал, что существа вроде хесотсанов и лодок появились естественным путем, а что было на самом деле? Ийланы изменяли их тела каким-то неизвестным способом и могли сделать это с любым растением или животным в городе. Если толстая Акотолп знала, как добиться этого, ее знания действительно превосходили все, что он мог вообразить. Впервые он испытывал к ней уважение, он уважал ее за то, что она знает и что может сделать. Она вылечила его, без нее он бы просто умер. Потом он уснул и во сне стонал: ему снилось, что животные вокруг него изменялись и он таял и изменялся вместе с ними.

Скоро он поправился настолько, что мог уже сидеть, а потом, опираясь на Инлену, ухитрился даже сделать несколько шагов. Постепенно силы возвращались к нему, и вскоре он рискнул покинуть свою комнату и посидеть у зеленой стены, на солнышке. Фарги снова приходили, когда он окликал их, приносили ему фрукты.

Силы его продолжали прибывать, и наконец, то и дело останавливаясь, чтобы отдохнуть, он дошел до далекой амбесед. Прежде это была короткая прогулка, а сейчас получилось целое путешествие, он тяжело опирался на Инлену, чтобы достигнуть цели. У стены амбесед он опустился на землю, задыхаясь от усилий. Вайнти заметила его появление и приказала ему приблизиться. Он с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, направился к ней.

— Ты еще болен, — сказала она.

— Болезнь прошла, Эйстаи, осталась только слабость, бесконечно знающая Акотолп велела мне есть больше мяса, чтобы мое тело обрело прежнюю форму и силу.

— Делай, как она сказала, — это и мое распоряжение. Победа идет с нами на север, и все устозоу, которых мы встретили, уничтожены, за исключением нескольких пленников. Я хочу, чтобы ты поговорил с ними и получил от них информацию.

— Как прикажет Эйстаи, — ответил Керрик. Он говорил с покорной вежливостью и вдруг почувствовал возбуждение: кожа его покраснела и сам он задрожал. Керрик понял, что ненавидит этих отвратительных существ, и все же продолжал общаться с ними.

— Ты будешь говорить, но не с теми, кого мы приносили тогда, они уже мертвы. А сейчас восстанавливай свои силы. Когда теплое солнце вернется на север, мы пойдем туда снова и снова будем убивать.

Керрик знаком выразил покорность и удивился своей досаде. Оказалось, достаточно ему полежать на солнце, чтобы болезнь окончательно ушла и силы вернулись. Прошло немало дней, прежде чем Акотолп послала за ним. Фарги указали ему дорогу в ту часть города, где он никогда прежде не бывал.

— Закрой глаза, — приказала фарги. — И Керрик быстро закрыл глаза, когда сверху брызнула теплая жидкость.

Акотолп прервала работу, когда они вошли, вытянула руку и ущипнула Керрика своими большими пальцами.

— Хорошо. Ты уже поправился. Теперь тебе нужны упражнения, это приказ Эйстаи. Для нее важно, чтобы ты мог идти на север вместе с другими.

— Я выполню это. — Керрик оглядел странную лабораторию, стремясь во все вникнуть и почти ничего не понимая. — Однажды в далеком Инегбане я был в комнате, похожей на эту.

— Ты мудр в своей глупости. Одна лаборатория действительно похожа на другую.

— Расскажи мне, что ты делаешь здесь, великая.

Акотолп причмокнула губами, и ее толстое тело задрожало от переполнивших ее чувств.

— Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе, существу бесконечно глупому? Даже прожив десять жизней, ты не сможешь этого понять. С тех пор, как первый ийлан вышел из моря, у нас есть своя наука, и с тех пор она развивается. Наука — это знание о жизни, взгляд внутрь жизни, взгляд на клетки, образующие все живое, на клетки генов, на спираль, которая может быть разорвана и изменена по нашему желанию. Можешь ты понять мои слова, ползающее и пресмыкающееся существо?

— Очень мало, бесконечно знающая, но достаточно, чтобы понять, что ты управляешь жизнью.

— Это верно. По крайней мере, твоего интеллекта хватает, чтобы оценить то, чего ты не понимаешь. Взгляни на это удивительное существо. — Акотолп оттолкнула в сторону одного из своих ассистентов и указала на шишковатое разноцветное животное, сидевшее на корточках рядом с прозрачной частью стены. Яркие солнечные лучи сверкали на его больших глазах, направленных в их сторону. Кроме того, у него был еще один глаз на макушке. Акотолп пригласила Керрика подойти поближе, страшно развеселилась, заметив его отвращение.

— Тебя что-то беспокоит?

— Эти глаза…

— Они ничего не видят, глупец. Эти глаза превращены в линзы, преломляющие солнечные лучи так, чтобы мы могли видеть невидимое. Взгляни сюда, на эту прозрачную пластину. — Что ты видишь?

— Каплю воды.

— Удивительная наблюдательность. А сейчас, смотри, я вставлю ее в сандуу. — Акотолп ткнула пальцем, и в боку сандуу появилось отверстие, куда она вставила пластину. Затем она мельком заглянула в самый верхний глаз и, довольная, подозвала Керрика.

— Закрой один глаз и загляни сюда другим. Теперь скажи мне, что ты видел.

Сначала он не различал ничего, кроме пятен света. Моргнув несколько раз, он шевельнулся и тут увидел их. Это были прозрачные существа с быстро двигающимися щупальцами. Ничего не поняв, Керрик повернулся к Акотолп за помощью.

— Я вижу каких-то двигающихся существ. Кто они такие?

— Мельчайшие животные, живущие в капле воды, их изображения увеличены линзами. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Нет.

— Ну разумеется, ты же никогда не учился. Твой интеллект не выше интеллекта других устозоу. Иди.

Керрик повернулся и задохнулся, увидев бородатого тану, стоявшего в нише стены. В следующее мгновение он понял, что это всего лишь чучело животного.

Идя обратно, он чувствовал странное беспокойство. Солнце грело его плечи, Инлену тащилась сзади. Мыслями и речью он был ийланом, но телом — тану, а значит, не был ни тем ни другим, и это огорчало его. В конце концов он решил, что он ийлан и не стоит сомневаться в этом, но пальцы, снова и снова ощупывающие тело, касались теплой плоти тану.

27 

— Пришло время уходить, — сказала Сталлан. — Мы уже знаем все места, изображенные на снимках.

— Покажи, — распорядилась Вайнти. Ее помощники и фарги подошли ближе, чтобы тоже увидеть, но властный жест заставил их отойти. Сталлан показывала снимки один за другим, объясняя каждый из них.

— На этих, самых ранних, горные долины, где устозоу обычно зимуют. Но прошлой зимой все там замерзло, а оттепелей, которые приносят жизнь, не было. Поэтому в поисках пищи устозоу должны двигаться на юг.

“На юг, подальше от зимних холодов, — подумала Вайнти. — Мы тоже бежим на юг от зимы Инегбана”. Впрочем, она тут же откинула эту отвратительную мысль. Между этими фактами нет никакой связи, как нет ее между ийланами и устозоу. Это только случайное совпадение. Что касается устозоу, то они передвигаются на юг в поисках пищи.

— Юг — это место, где мы можем настигнуть их, — сказала Вайнти.

— Ты отчетливо видишь будущее, Эйстаи. Если они останутся там, где привыкли, то умрут от голода, а если не останутся, то придут прямо к нам.

— Когда мы выходим?

— Очень скоро. Посмотри сюда и сюда, на крупных животных, которые тащат волокуши. Они идут вниз с холмов. Там есть трава, но она еще серая и мертвая после холодной зимы. И там лежит белая твердая вода. Им придется идти дальше на юг.

— И они пойдут. Приготовления закончены?

— Да, Эйстаи. Запасы собраны, лодки накормлены, вооруженные фарги готовы.

— Следи, чтобы они всегда были наготове.

Она отпустила Сталлан и тут же начала думать о предстоящей кампании. На этот раз они отправлялись далеко и должны были отсутствовать все лето. Они не смогут взять с собой продуктов в достаточном количестве, поэтому нужно подумать о поставках продовольствия. А может, лучше жить за счет той земли? Это проще, к тому же, чем больше животных они убьют, тем меньше достанется устозоу. Но кроме того, нужно иметь и запасы консервированного мяса, чтобы продвижение их не замедлялось. Все должно быть предусмотрено. Пленников тоже нужно будет брать. Летавший наугад рептор нашел только несколько стай устозоу, но допросы пленников дадут недостающую информацию о местонахождении их стоянок. Вайнти нетерпеливо подозвала к себе фарги.

— Вызови ко мне Керрика.

Ее мысли вновь обратились к будущей кампании, пока она не заметила, что Керрик стоит перед ней.

— Как твое здоровье? — поинтересовалась она, — ты похудел.

— Да, но болезнь ушла, и шрамы от язв зажили. Каждый день я устраиваю этой толстой Инлену пробежку со мной по полям. Она теряет вес, я набираю его.

— Скоро мы пойдем на север, и ты с нами.

— Как прикажешь, Эйстаи, так я и сделаю. — Под внешним спокойствием и покорностью скрывались совсем иные чувства. Ему хотелось пойти, и в то же время он боялся этого. Болезнь наложила свой отпечаток на его впечатления от последней экспедиции. Проще всего было, когда он лежал без сознания, потому что об этом не оставалось воспоминаний. Затем пришли бессонные дни, боль в груди, язвы, покрывавшие его тело. Он смутно осознавал приближение смерти, но был слишком слаб, чтобы что-нибудь сделать.

Но все это в прошлом — и должно остаться там. Хотя он еще чувствует усталость к концу дня, каждый день делает его более сильным. Все будет хорошо. Он снова пойдет с ними и там, где будут другие Устозоу, будет говорить с ними. Долгое время он даже не позволял себе думать об этом, но сейчас странное возбуждение охватило его, и он нетерпеливо ждал экспедиции. Он снова будет говорить с тану и на этот раз запомнит больше их слов.

Они отправились на север спустя несколько дней, раньше, чем планировали, потому что решили двигаться медленно: Вайнти хотелось посмотреть, смогут ли они запасать мясо по пути. В первый день они плыли лишь до обеда, а затем высадились на каменистый берег. Сталлан взяла своих лучших охотников и ушла, а следом за ней двинулись возбужденные фарги.

Они вернулись назад перед сумерками, фарги тащили туши оленей. Керрик с каким-то странным возбуждением смотрел, как они подходят и кладут оленей у ног Эйстаи.

— Это хорошо, это очень хорошо, — довольно сказала она. — Ты носишь правильное имя, Сталлан, — как охотнику тебе нет равных.

ОХОТНИК. Керрик никогда не задумывался над смыслом ее имени. Охотник. Входить в лес, осторожно двигаться по равнине и убивать, убивать…

— Я тоже люблю охотиться, Сталлан, — сказал он, наклонившись, чтобы взять хесотсан, лежавший рядом, но Сталлан грубо оттолкнула его ногой. Отказ был жестким и резким.

— Хесотсан не дают в руки устозоу, из него их убивают.

Керрик отпрянул. Он вообще не думал об оружии, а только об охоте и погоне. Пока он обдумывал ответ, заговорила Вайнти.

— У тебя такая короткая память, Сталлан, что ты забыла, кто приказывает здесь? Дай Керрику свой хесотсан и объясни, как он действует.

Сталлан замерла от силы этого приказа. Вайнти не меняла повелительного положения своего тела — ей было важно, чтобы все ийланы, даже такого ранга, как Сталлан, помнили, что она — Эйстаи.

Сталлан оставалось только повиноваться. Фарги подошли ближе, как делали всегда, когда что-то должны были объяснять, а охотница с отвращением протянула оружие Керрику.

— Это существо — хесотсан — выведено для того, чтобы быть оружием. — Керрик осторожно взял длинную темную палку и стал следить за указательным пальцем Сталлан. — Пока молоды, они двигаются, а достигнув зрелости, изменяют свою форму. От ног остаются лишь следы, позвоночник костенеет, и существо выглядит подобно этому. Его нужно кормить, иначе оно умрет. Вот это рот, — она указала на черное отверстие, — и его нельзя смешивать с отверстием, в которое вставляются дротики. Дротики собирают на кустах и сушат… НЕ ДВИГАЙ СВОИМИ РУКАМИ!

Сталлан вырвала оружие из рук Керрика и держала, пока не усмирила свою злость. Присутствие Эйстаи сковывало охотницу, будь они одни, она разорвала бы этого устозоу на куски. Ее голос стал еще более хриплым, когда она заговорила снова.

— Хесотсан убивает. Для этого нужно сдавить его тело там, где была твоя рука. А затем нажать вот здесь, в основании, большим пальцем другой руки.

Раздался резкий щелкающий звук — и дротик, свистнув, улетел в море.

— Дротик вставляется сюда. Когда хесотсан получит импульс, он выделяет небольшое количество секрета, который превращается в пар и с силой выталкивает дротик. Когда заряжаешь, дротики можно держать руками, но когда они движутся через эту трубку, то слегка касаются железы, которая выделяет яд настолько сильный, что невидимая капля его убивает такое крупное животное, как ненитеск.

— Ты стала отличным учителем, — сказала Вайнти, резко обрывая эту сцену. — А теперь хватит.

Сталлан вырвала хесотсан у Керрика и быстро ушла. Однако не настолько быстро, чтобы он не заметил жгучей ненависти в ее движениях. Он быстро забыл этот теоретический урок, ему не терпелось опробовать оружие на охоте. Но Керрик был слишком осторожен, чтобы остаться со Сталлан наедине, и предусмотрительно держался от нее подальше, особенно на охоте. Отравленные дротики могли убить его так же легко, как любое другое животное.

Когда подходил день очередной охоты, он смотрел, куда идут Сталлан и другие, а затем уходил в противоположном направлении, ему не хотелось стать жертвой несчастного случая. Охотиться с неуклюжей Инлену на привязи было нелегко, но он делал это, как мог.

Счастье не оставляло его, и Инлену с течением времени приносила на берег все больше и больше оленей. Но для Керрика важнее, чем олени, было чувство, которое он испытывал, подкрадываясь к ним в высокой траве. Это было высшее удовольствие. При этом он не замечал усталости, ел с большим аппетитом и крепко спал. Охота продолжалась по мере продвижения на север, и с каждым днем он замечал, что делает это все лучше и лучше. Когда они покинули океан и вошли в широкую реку, Керрик чувствовал себя таким же сильным, как до болезни. Через несколько дней после этого произошел первый бой, первая бойня этого лета.

Когда все ушли, Керрик остался на своем обычном месте, в лагере. Снимки рептора показывали, что устозоу двигаются в этом направлении вдоль реки, и в удобном месте была устроена засада. Но это не касалось Керрика. Скрестив ноги, он сидел на земле и открывал рот хесотсана ногтем указательного пальца. Затем втолкнул туда кусок мяса, думая при этом о следующей охоте. Он хотел описать широкий круг вокруг найденного стада оленей, а затем лечь в засаду с подветренной от них стороны. Олени будут бежать от других охотников и выскочат на него. Это был хороший план.

Далекий пронзительный крик нарушил его мысли. Даже Инлену засуетилась, оглядываясь по сторонам. Звук повторился ближе и громче. Керрик вскочил на ноги, держа оружие наготове, когда крик раздался снова, сопровождаемый глухим стуком падения.

Потом с берега донеслось громкое мычание и появилась большая голова. Огромные белые бивни, поднятый хобот и оглушительный рев.

— Убей устозоу! — взмолилась Инлену. — Убей! Убей!

Керрик поднес хесотсан к глазам, взглянул вдоль него на темный глаз существа, свирепо смотревшего на него, и вдруг прошептал:

— Кару… — Рука его опустилась, и он не выстрелил. Инлену застонала от ужаса.

Мастодонт поднял хобот, снова заревел, затем повернулся и исчез из виду.

Кару… Почему он сказал это? Что это значило? Его поразило это гигантское существо, но он не боялся его. Это странное слово “кару” и эта смесь воспоминаний: теплый и дружеский… холодный, как смерть… Весь дрожа, он отбросил их прочь. Сражение, должно быть, очень близко: огромный волосатый зверь испугался схватки и побежал этим путем. Керрик был рад, что не убил его.

— Эйстаи вызывает того, кого зовут Керрик, — сказала фарги, медленно шедшая вдоль речного берега. Она была ранена острым предметом, и широкая повязка покрывала ее руку. Кровь стекала по ней и капала у ее ног.

— Вымой себя, — приказал Керрик, затем дернул поводок, и Инлену неуклюже поднялась на ноги. Хесотсан доел кусок мяса, и, прежде чем идти, Керрик ловко закрыл его рот: у существа были маленькие острые зубы и оно могло пребольно укусить, если этого не сделать.

Они дошли до речной отмели, затем повернули, наткнувшись на хорошо утоптанную тропу. Множество раненых фарги проходили мимо них, направляясь в обратную сторону. Некоторые из них стояли, другие лежали на земле, слишком слабые, чтобы идти дальше, а потом попалась мертвая, лежавшая у дерева с широко раскрытым ртом. Сражение, видимо, было жестоким.

Затем Керрик увидел первых мертвых тану. Они лежали рядом- мужчина и женщина, а в стороне валялись маленькие детские трупики. Еще дальше виднелся мертвый мастодонт, окруженный рассыпавшимся скарбом.

Потрясенный, Керрик, спотыкаясь, отошел от них. Они были устозоу, и их нужно было убивать, и в то же время они были тану. Они были отвратительные устозоу, которые устроили резню ийланских самцов и детенышей на берегу. Но что он сам знал об этом? Он никогда даже не подходил к берегу.

Фарги, пронзенная копьем, лежала в луже крови, обхватив охотника, убившего ее. Она была ийланом, и он, Керрик, тоже был ийланом.

Но нет, он был тану. А может быть, не был?

На этот вопрос он ответить не мог, как не мог и забыть его. Когда-то он был мальчиком, но этот мальчик давно умер, и сейчас он был ийланом, а не грязным устозоу.

Фарги дернула его за руку, и он пошел за ней, мимо новых трупов тану, мастодонтов, ийлан. Смотреть на это было невыносимо. Скоро они подошли к группе вооруженных фарги, которые расступились, пропуская Керрика. Там стояла Вайнти, каждым движением своего тела выражая нескрываемый гнев. Увидев Керрика, она молча указала на что-то, лежавшее у ее ног. Это была шкура животного, плохо выделанная и бесформенная, за исключением головы, набитой травой.

Керрик в ужасе отпрянул. Это было не животное, а ийлан, и он узнал его. Это была Сокайн, убитая устозоу, убитая, ободранная и принесенная сюда.

— Посмотри на это! — Каждое движение Вайнти, каждый звук ее голоса дышали ненавистью и неукротимым гневом. — Посмотри, что сделали эти животные с одной из лучших наших ученых. Я хочу знать, кто это сделал, сколько их было и где их можно найти. Ты задашь эти вопросы захваченному устозоу. Вероятно, это вождь стаи, его удалось усмирить только дубиной. Расскажешь мне все, когда я вернусь. Нескольким устозоу удалось бежать, но Сталлан со своими охотниками преследует их.

На поляне, окруженной высокими деревьями, лежал связанный тану. Стоявшая рядом фарги избивала его копьем.

— Причиняй ему боль, но не убивай до моего возвращения, — сказала Вайнти, затем повернулась и заторопилась прочь.

Керрик медленно, почти против своей воли, подошел и увидел, что борода и волосы охотника в крови. Он молчал, и фарги продолжала избиение.

— Прекрати, — приказал Керрик, ткнув фарги хесотсаном, чтобы привлечь ее внимание. — И уходи отсюда.

— Кто ты? — хрипло спросил мужчина, закашлялся и выплюнул кровь и остатки зубов. — Ты тоже пленник?.. Где твои волосы?.. Кто ты?.. Ты можешь говорить?..

— Я… Я — Керрик.

— Это имя мальчика, а не охотника, а ты уже взрослый.

— Здесь я задаю вопросы. Скажи мне твое имя.

— Я — Херилак, а это моя женщина. Была….. Они мертвы, все мертвы, так?

— Некоторые убежали, и за ними гонятся.

— Имя мальчика… — его голос стал мягче. — Подойди ближе, мальчик, ставший мужчиной. Дай мне взглянуть на тебя. Я плохо вижу, поэтому тебе нужно подойти… Да, я вижу. Хоть у тебя нет волос, я вижу, что у тебя лицо тану.

Херилак повертел головой. Видя, что кровь заливает ему глаза, Керрик наклонился и вытер ее. Это было как прикосновение к самому себе, к теплой коже, похожей на его собственную, он вздрогнул от этого незнакомого ощущения.

— Ты издавал какие-то звуки, — продолжал Херилак, — и ерзал, как это делают они. Ты можешь говорить с ними, да?

— Здесь я задаю вопросы, а ты должен отвечать на них. Херилак не обратил внимания на эти слова, но с пониманием кивнул.

— Они хотят, чтобы ты делал их работу. Давно ты у них?

— Я не знаю, много лет… зим…

— И все это время, Керрик, тану убивали их. Мы убивали их, но слишком мало. Однажды я видел мальчика, которого схватили мургу: у них что, много пленников?

— Ни одного, кроме меня…

Херилак заговорил почти шепотом:

— Ты можешь говорить с ними. Нам нужна твоя помощь, всем тану… — Он вдруг замолчал, увидев, что висит на шее Керрика, затем заговорил вновь. — Повернись, мальчик, повернись к свету. Что это у тебя на шее?

— У меня? — переспросил мальчик, касаясь холодного металла ножа. — Они сказали, что это висело у меня, когда меня захватили.

Голос Херилака становился все более глухим и далеким, по мере того как он погружался в воспоминания.

— Небесный металл… Я был одним из тех, кто видел его падение с неба, искал его и нашел. Я был там, когда делались эти ножи, пилил куски металла крепкими камнями, ковал и сверлил их. Подними мой мех спереди и посмотри…

Под ним на ремне висел металлический нож. Керрик недоверчиво коснулся его — он был таким же, как его собственный, только в два раза больше.

— Я видел, как их делали — большой для саммадара, а маленький для его сына. Возможно, детское имя мальчика было Керрик, я не помню, но его отец был близок мне. Его звали Амахаст. Потом много лет спустя я вновь нашел нож из небесного металла — среди сломанных костей его тела. Тела Амахаста.

Керрик молча слушал, как охотник произносил это имя. Имя, приходившее к нему во сне и забывавшееся наяву.

АМАХАСТ.

Это слово, подобно ключу, освободило поток воспоминаний, хлынувших на него. Кару, его мастодонт, убитый рядом с ним, его отец Амахаст, убитый вместе со своей саммад… Воспоминания туманились и накладывались на сегодняшнее зрелище трупов, лежавших со всех сторон. Сквозь эти воспоминания медленно пробивались слова охотника:

— Убей их, Керрик, убей их, как они убивали всех нас!

Керрик повернулся и вместе с Инлену, спотыкавшейся сзади, бросился прочь от охотника и его голоса. Но убежать от них было невозможно. Мимо вооруженных фарги он поднялся на вершину травянистого склона, который спускался к морю, сел на землю, обхватив колени, и уставился на море, погруженный в себя.

Он видел Амахаста, своего отца, и его саммад. Глаза его наполнились слезами, которых он не знал за собой даже в детстве, когда видел гибель своей саммад, вырезанной так же, как саммад Херилака сегодня. Две эти сцены слились в его мыслях воедино и превратились в одну. За долгие годы жизни с ийланами он забыл прошлое, но сейчас вспомнил и чувствовал себя двумя разными людьми: устозоу, говорящим, как ийлан, и мальчиком тану.

Мальчиком? Он взглянул на свои руки, пошевелил пальцами. Он больше не был мальчиком. За эти годы его тело выросло, он стал мужчиной, хотя только теперь осознал это.

Вскочив на ноги, Керрик громко закричал от возбуждения. Кто он такой и что произошло с ним? Внезапно что-то дернуло его за шею. Он повернулся и обнаружил, что Инлену тянет за свой конец поводка. Ее глаза были широко открыты, а движения выражали тревогу и страх.

Ему вдруг захотелось убить ее, и он начал поднимать оружие, еще зажатое в его руке.

— Мараг! — выкрикивал он. — Мараг! — Но гнев исчез так же быстро, как появился, и Керрик сконфуженно опустил хесотсан.

Стоило ли стрелять в ту, которая была пленником больше, чем он.

— Успокойся, Инлену, — сказал он. — Все в порядке, так что успокойся.

Инлену вновь села на свой хвост и уставилась на вечернее солнце. Керрик смотрел мимо нее на поляну среди деревьев, где ждал Херилак.

Чем мог он помочь избитому и обреченному пленнику? Кто он такой? Физически он был тану, мужчиной с мыслями мальчика, и это очевидно для него теперь. Этот мальчик, оставшись в живых, стал ийланом, и это тоже очевидно. Ийланом — по своим внутренним ощущениям и тану — для окружающего мира.

Это все ясно, непонятно только, что будет с ним дальше. Если он ничего не сделает, его жизнь останется прежней — высокое положение, правая рука Эйстаи, почет и уважение.

Но было ли это тем, чего он хотел? Его будущим? Никогда прежде он не задумывался над этим вопросом, и даже не предполагал возможности такого конфликта. Керрик пожал плечами и встряхнул головой, освобождаясь от невидимой ноши. Он сделает, как сказала Вайнти, и задаст вопросы устозоу, а подумать обо всем этом он сможет позднее, сейчас же у него слишком болит голова.

Когда он вернулся, все было по-прежнему. Херилак лежал связанный на земле, а три фарги стояли на страже, послушные и нерассуждающие. Керрик взглянул вниз, на охотника, попробовал заговорить, но слова не приходили. Первым молчание нарушил Херилак.

— Делай, как я говорю, — прошептал он. — Убей мургу, разрежь мои путы и бежим вместе. В горы, к зимнему снегу, к хорошей охоте и костру в палатке. Вернись к своему народу. Сказанные шепотом, эти слова прогремели для Керрика, как раскаты грома.

— Нет! — закричал он. — Замолчи! Ты должен только отвечать на мои вопросы. Ничего не предлагать, только отвечать…

— Ты был потерян, мальчик, потерян, но не забыт. Они пытались сделать из тебя своего гражданина, но ты не стал им. Ты — тану и можешь вернуться в саммад.

Керрик гневно закричал, приказывая Херилаку замолчать, но не мог избавиться от голоса и слов охотника, и в то же время не мог уступить ему. Все решила фарги, державшая копье охотника. Она ничего не понимала, но, видя странное поведение Керрика и помня прежний приказ Эйстаи, решительно подошла к Херилаку.

— Нет! — громко крикнул Керрик на языке марбак. — Не делай этого!

Оружие в его руке щелкнуло почти без его усилий, и фарги рухнула мертвой. Еще охваченный гневом, он повернулся и выстрелил во вторую фарги, ее рот был недоверчиво открыт, когда она падала. Третья начала поднимать оружие, но Керрик оказался быстрее, и она тоже упала. А он продолжал снова и снова сжимать хесотсан, пока трупы фарги не ощетинились дротиками. Потом хесотсан опустел, и Керрик швырнул его на землю.

— Возьми копье и освободи меня, — приказал Херилак.

Инлену, шатаясь, последовала за Керриком, когда он подошел к фарги и вырвал копье из ее мертвых рук, а затем освободил руки и ноги Херилака.

— Что такое? Что случилось? — услышал вдруг он гневный голос Вайнти.

Керрик резко повернулся и увидел ее, стоявшую за ним с открытым ртом и белыми блестящими зубами. Потом глаза его затуманились и он вспомнил, как эти зубы разрывали горло девушки, увидел ряды зубов над собой, когда она сидела на нем, расставив ноги и ревя от наслаждения, разделенного с ним.

Наслаждение и ненависть — сейчас он испытывал их одновременно. Она сказала что-то, чего он не услышал, и, видя, что он не повинуется, повернулась и потянулась за одним из валявшихся рядом хесотсанов.

То, что он сделал в следующий миг, было настолько естественным, что не потребовало ни размышления, ни усилий. Копье поднялось, рванулось вперед и глубоко погрузилось в тело Вайнти.

Она схватила его, выдернула, и из раны фонтаном брызнула кровь, силы покинули Вайнти, и она упала на землю.

— Беги! — крикнул Херилак, схватив Керрика за плечо. — Идем со мной. Тебе нельзя оставаться после того, что ты сделал.

Единственный выход — бежать.

Он взял Керрика за руку и потянул к темной стене леса на дальней стороне поляны. Поначалу Керрик сопротивлялся, но потом, спотыкаясь, последовал за ним, держа в руке забытое копье. Протестующая Инлену топала сзади.

Потом все трое скрылись среди деревьев, и вскоре их шаги затихли вдали. Поляна снова была пуста и тиха.

Тиха как смерть.

Конец первой книги

КНИГА ВТОРАЯ