— Что, мой не подойдет? — остановился Дуглас.
Приказчик задумчивым взглядом оценил стол, потом положил руку на столешницу и попробовал покачать стол.
— Пожалуй, подойдет, — признал он. — Стол для машины рекомендуется использовать менее высокий, чем для обычного письма от руки, — продолжил он излагать заученный текст. — Людям обеспеченным мы рекомендуем заказать специальный эргономический стол в нашем магазине…
— Какой-какой стол? — с интересом спросил Дуглас.
— Эргономический, сэр! — доложил приказчик и продемонстрировал буклетик, на развороте которого был изображен стол-монстр, химерически сочетающий в себе обычный письменный стол с одной тумбой, к нему углом пристроенный стол пониже для пишущей машинки, тоже с одной тумбой. — Вдобавок мы предлагаем заказать специальный эргономический стул, сэр! — приказчик продемонстрировал второй буклет, с изображением стула. — На колесиках, сэр! — добавил он с искренним восторгом.
— Был бы у меня дом, — молвил Дуглас, разглядывая эти новомодные чудеса, — непременно заказал бы. Но с собой по гостиницам этого не потащишь, увы! Как вы говорите — эргономический?
Он вписал это звонкое слово в специальный блокнотик, где накапливались вопросы для Дэна.
— Чтобы предотвратить порчу поверхности стола, мы рекомендуем использовать салфетку из толстого сукна, сэр! — из чемоданчика появился квадрат драпа со стороной в два фута. — Будете приобретать, сэр?
— Сколько стоит ваша салфетка?
Цена оказалась вполне приемлемой, в магазине такой кусок ткани оказался бы, возможно, еще и дороже. Вероятно, где-то в производстве у Фицджеральда сукно использовалось в объемах, которые позволяли закупать его по оптовым ценам.
Потом Дуглас приобрел толстый лист резины чуть меньших размеров — для уменьшения вибрации и ударных нагрузок на стол, а также для частичного погашения звука.
После этого футляр был открыт:
— Обратите внимание на замки — это самые современные замки для чемоданов, сэр. А с противоположного края — система зацепления, сэр. Легким движением вы можете снять крышку… и снова зацепить ее самым надежным образом. Для удобства транспортировки машина привинчена к поддону. В стационарных условиях мы рекомендуем машинку с поддона снимать, но раз вы пока живете в гостиницах, сэр, то лучше оставить ее на поддоне.
Машинку вместе с поддоном поставили на суконно-резиновую подложку, и приказчик перешел к описанию работы и обслуживания машины, периодически пытаясь всучить Дугласу за отдельную цену те или иные предметы, извлекаемые из чемоданчика: набор кисточек и щеток (Дуглас отказался), две отвертки с разными наконечниками (взял, пригодятся), ножик и ножницы для резки бумаги (отказался), две дюжины листков копировальной бумаги, с одной красящей стороной (взял, хотя не очень был уверен, что они ему понадобятся), сменную красящую ленту (взял) и, наконец, несессер, в роли которого выступал сам чемоданчик (отказался). Кроме того, приказчик прорекламировал возможность воспользоваться помощью инструктора по машинному письму (Дуглас отказался).
Приказчик выразил сомнение, что Дуглас справится со сменой красящей ленты, и посоветовал для этой операции приглашать механика из фирменного магазина «Роудраннер». В очередном буклетике выяснилось, что у «Роудраннера» пока не так много магазинов: два в Миссури, несколько в крупных городах Севера, в том числе в Нью-Йорке и Филадельфии, один в Новом Орлеане, а когда Дуглас спросил, как с продажами пишущей машины, приказчик нехотя признал, что велосипеды продаются лучше. Оно и понятно, потому что велосипеды разъезжают по улицам, как сами себе реклама, а пишущие машина на улице не продемонстрируешь. «Кстати, не хотите ли приобрести велосипед?» — Дуглас пообещал, что подумает. И нет, ему не нужна демонстрация новых моделей роудраннеров.
Приказчик сел за машину и одним пальцем, подолгу зависая над каждой буквой, напечатал пару строчек.
Дуглас понятливо покивал.
Всё это время в открытую дверь номера с интересом заглядывали разные люди: хозяйка, обслуга, постояльцы.
Наконец, приказчик выписал Дугласу счет, получил чек, собрал непроданные приложения к машине в «несессер», и удалился, а Дуглас сел перепечатывать статью про музыкальные новинки, вспоминая, что там Дэн рассказывал про десятипальцевый метод… ну вот не получалось никак нажимать клавиши мизинцами!
Ближе к вечеру Дуглас уже обладал несколькими знаниями:
Первое: ничего сложного в писании на машине нет, и действительно, самое главное привыкнуть к мысли, что в процессе должны участвовать все пальцы руки, пусть даже мизинцы участвуют скорее в звании наблюдателей. Но, в конце концов, на пианино играют примерно так же.
Второе: можно писать на машинке довольно быстро и очень качественно. Дуглас обычно предпочитал писать карандашом, потому что с перьями и чернилами в его странствиях бывали проблемы, однако карандашные записи очень быстро затирались и размазывались, да и сам карандаш выглядел на бумаге довольно блекло — на некоторых сортах бумаги почти не виден. Мастика же машинной ленты была ничем не хуже типографской краски. Оставалось только пожалеть, что Дэн не придумал более компактный механизм — имеющийся сундук был весьма неудобен в путешествиях.
Третье: стол должен быть низким! Совершенно правильно приказчик пытался всучить ему эргономический стол, и, судя по красивому названию, это скорее всего идея Дэна. Клавиатура должна быть ниже, руки уставать меньше будут. Ладно, попробуем что-нибудь придумать.
Четвертое: уже к концу дня Дугласа возненавидел и сосед из комнаты справа, и сосед из комнаты слева. Придется обсудить с хозяйкой гостиницы вопрос, где бы ему устроить рабочий кабинет, чтобы стук машинки никому не мешал.
Так что следующим утром Дуглас уже обустраивался в бельевой, узкой кладовке у лестницы, где помимо белья хранились лампы, подсвечники, ночные горшки, умывальные тазики и всякое такое барахло, которое очень быстро накапливается в любом большом доме. В качестве эргономического стола сошел высокий дубовый табурет весьма основательной конструкции, на табурете пониже Дуглас разложил свои бумаги и записные книжки, на подоконнике с другой стороны уместилась коробка с сигарами, пепельница, чашка и кофейник.
Отлично!
Дуглас закурил и задумался о том, что и как будет писать.
* Часть 2
…
Глава 1
Летом этого, тысяча восемьсот шестьдесят шестого года в штате Пенсильвания вспомнили, что как раз тридцать лет назад ушел из жизни Сажатель Кукурузы (Gaiänt’wakê на языке сенека, Корнплантер — по-английски).
Корнплантер, портрет Фредерика Бартоли, 1796 г.
Мать Корнплантера была Гах-хон-но-не (Идущая к реке) из клана Волка, мужчины которого традиционно становились военными вождями сенека. Поскольку у сенека было принято считать родство матрилинейно, это означало, что будущему Корнплантеру место среди индейских военачальников было обеспечено.
Отцом Корнплантера был Иоханнес (для англичан просто Джон) Абель, внук Иоханнеса Абеля, известного торговца, землевладельца, судьи и два раза мэра города Олбани, который впоследствии стал столицей штата Нью-Йорк. Родители этого самого первого Иоханнеса приехали из Голландии, и женился он тоже на девушке из голландской семьи Скайлер. Папа этой девушки и его брат, очутившись на американской земле, так мощно взрастили свое генеалогическое древо, что на веточках его можно увидеть многие славные фамилии, которые украшают американскую историю, политику и экономику: Кортланд, ДеЛэнси, Ренселлер, Гамильтон, Рузвельт…
Дэвид Мэтьюз, последний колониальный мэр Нью-Йорка, лоялист, которому пришлось сбежать в Канаду, приходился младшему Абелю двоюродным братом, а старшему — внуком.
Так что стоит ли удивляться, что первым индейским вождем, которому белые американцы решили поставить памятник, оказался именно Корнплантер?
Нет, разумеется, у Корнплантера, кроме отменной родословной, были и личные заслуги: сначала воевал в союзе с французами против британцев, потом в союзе с британцами против американцев… затем утихомирился и стал племенным дипломатом, а также агитатором за образование и прогресс. В конце концов получил в подарок от Джорджа Вашингтона томагавк, совмещенный с трубкой, и кусок земли в Пенсильвании, удалился туда и тридцать лет назад умер, разочаровавшись в прогрессе и образовании. Камня на могиле он велел не ставить, но памятник — это же совсем другое дело!
«Резня в Черри-Вэлли» гравюра по картине Алонсо Чаппела.
В 1778 году отряд под руководством полковника Томаса Хартли сжег деревню Тиога, принадлежавшую сенека. В ответ на это Сажатель Кукурузы и Джозеф Брант, военный вождь мохоков, объединившись с отрядом британца Уолтера Батлера, напали 11 ноября 1778 года на деревню Черри-Вэлли к западу от Нью-Йорка. В результате форт у деревни был взят штурмом, погибли 14 американских солдат и 30 мирных жителей. Больше сорока человек были взяты в плен. У нападавших было лишь пятеро раненых.
При открытии памятника бывший директор Монетного Двора США, а ныне просто житель городка Франклин, неподалеку от которого все и происходило, произнес прочувствованную речь, которую чуть позже издал отдельной брошюркой, чтобы общественность Соединенных Штатов оценила красоту стиля и глубину мысли. В частности, он сказал:
Он был бесстрашным воином и мудрейшим государственным деятелем своего народа, патриархом этого племени и миротворцем своей расы. Он был образцовым человеком, сформированным природой. У истины, умеренности, справедливости и человечности никогда не было более благородного воплощения или более серьезного и последовательного защитника, чем он. Поскольку мы любили его лично и уважали его благородный и мужественный характер, мы воздвигаем эту дань его памяти, чтобы те, кто живет после нас, могли знать его добродетели и подражать им.
Дуглас обнаружил этот пассаж в газете, которую купил на вокзале перед посадкой в поезд, когда направлялся в резервацию Тонаванда на западе штата Нью-Йорк, чтобы, разделавшись с делами, вечером, уделяя время сигарам и виски, обсудить речь со своим приятелем из племени сенека. Однако с приятелем они разминулись, он уехал в Олбани — и надолго, дела пришлось обсуждать с другими людьми, а с ними задушевных посиделок не получилось. Даже мысли не возникло посидеть, если точнее.