назначенного места, окаянный артефакт тотчас сработает, чтобы не пропадать понапрасну.
Он и сработал, когда Лис загрыз ужасательницу, или террористку, как называл ее Эдмар, используя слово из «своего» мира. Едва материальное тело демона разлетелось в клочья, он обрел свободу, а верная дочь Ктармы заняла его место, превратившись в живой барельеф. Эдмар и Дирвен, по предварительному уговору с Лисом, успели отбежать подальше и уцелели, хотя все равно их чуть не зашибло камнями и кусками сосновых стволов.
– Польщен, сударыня, – демон с лисьими ушами поклонился с видом светского волокиты, покосившись на мага-экзорциста, словно на ревнивого мужа.
– Нам пора, – с не менее светской улыбкой сообщил Тейзург. – Зинта, тебе лучше отойти вместе с Суно подальше, и не пугайтесь моих добрых знакомых – они всего лишь возьмут то, что им обещано, и ничего тут не испортят. Впрочем, портить дальше некуда: после того как здесь побывали люди, которые ни в чем не виноваты, демоны Хиалы отдыхают…
Орвехт взял лекарку за локоть и мягко потянул к дверному проему.
Ее подвело тугодумие. Догадайся она сразу о планах Тейзурга, постаралась бы если не усовестить его, то хотя бы упросить. Ну что ей стоило догадаться? Но она ведь и в мыслях не держала такой развязки, тем более что он по-хорошему улыбался, искренне печалился о смерти Селдабур-нубы, никому вслух не угрожал… А у него, оказывается, все было решено заранее.
В воздухе нарисовалась туманная арка, из клубящейся под ней бледной мути высыпала орава неописуемых тварей. Зинте запомнились отдельные подробности: у одного раздутая морда цвета чернослива, с длинным синим языком, свисающим наружу, у другого ветвистая алая поросль на почти человеческом лице – то ли бакенбарды, то ли жабры, у третьего пятнистые змеи вместо рук, у четвертого когтистые птичьи лапы, унизанные золотыми кольцами.
Демоны бросились на пленников и поволокли их под арку.
– Эдмар, тех, кто у меня набезобразничал, пусть не трогают! – крикнула лекарка. – Я их простила, приберутся тут – и пусть идут по домам!
– Сожалею, но я уже обещал их своим приятелям из Хиалы, – судя по ухмылке Тейзурга, ни о чем он не сожалел. – Ты неисправима – нашла из-за чего беспокоиться!
– Да как ты можешь… Ах ты подлец!
Между ней и визитерами стоял Суно, готовый в случае чего пустить в ход боевые заклинания. Отпихнув его с дороги, Зинта с кулаками бросилась на Эдмара. Маг Ложи, не ожидавший атаки с тыла, в первый момент упустил ее, но тут же настиг, схватил в охапку и потащил обратно.
– Суно, держите ее, – попросил Тейзург.
– Держу… – прохрипел Орвехт, которому лекарка саданула каблуком по лодыжке. – Убирайтесь отсюда, живо!
Серебряный Лис что-то прорычал не по-человечески. Очевидно, он был главнее остальных тварей, потому что те заспешили, проворно ныряя друг за дружкой в Хиалу вместе с ошалевшими от ужаса вырывающимися жертвами.
В бессильной ярости Зинта принялась обзывать их всеми дурными словами, какие только смогла вспомнить. Орвехт, не выпуская ее из крепких объятий, тоже бормотал под нос какие-то ругательства – и, кажется, вовсе не в адрес демонов.
– Я знал вас за людей с пристойными манерами, а вы соревнуетесь в неизящном сквернословии, не стесняясь окружающих, – заметил Тейзург с видом шокированной добродетели. – Зинта, Зинта, как это грустно, где твой хороший вкус? Демоны Хиалы спасаются от тебя бегством, зажав уши, чтобы не слышать твою непотребную брань! Уж прости, но я бы сейчас не назвал тебя примером для подражания.
– Пошел вон, жабий мерзавец! – выпалила лекарка. – Чтоб глаза мои больше тебя не видели! Я тебя теперь знать не знаю, придешь к нам в гости – вытолкаю взашей, зложитель, тать бесстыжий, окаянец беззаконный, шлюха портовая, кровопийца вероломный, индивидуалист!
– Зинта, с твоей стороны некрасиво всем об этом рассказывать, – кротко упрекнул Эдмар. – Я давно сменил род занятий. Лисичка, боюсь, этот удручающий поток сквернословия не скоро иссякнет, пойдем отсюда…
Он обнял Серебряного Лиса за талию, а тот его – за плечи, будто бы утешая после всего услышанного, и эта идиллическая парочка скрылась в тумане под аркой, висевшей посреди опустелой комнаты. Зинта в сердцах плюнула им вслед за мгновение до того, как Врата Хиалы исчезли.
– Дура! – обругал ее Суно, только теперь разжав свою железную хватку.
– Знаю! – огрызнулась лекарка.
– А по-моему, не знаешь, иначе не отколола бы такой глупости. Никогда не плюй на демонов. Это все равно что сказать: «Видеть вас не желаю, но если захотите встретиться – вот вам адресок, чтобы вы в любой момент смогли меня найти». Насчет того, что эффектный плевок защищает от ненужных незримых связей – суеверие и заблуждение, в действительности через слюну недолго установить привязку к плюнувшему. В этот раз я принял меры, перебил возможную привязку заклинанием, и коллега Тейзург, если не ошибаюсь, со своей стороны сделал то же самое, так что для этих демонов к тебе дорожки нет. Но учти на будущее.
– Хорошо, учту, – согласилась Зинта, однако тут же хмуро поинтересовалась: – Почему ты не помешал им, когда они потащили людей в Хиалу?
– Потому что от своего руководства я таких указаний, хвала богам, не получал, а по собственной инициативе защищать подлецов не собираюсь, – его голос прозвучал колюче и сухо. – Эти несчастные не только здесь побывали, но еще и в сурийских кварталах, и если тебя на тот момент не было дома, там они много кого застали… Ты же видела пострадавших, я имею в виду тех счастливчиков, которые дожили до встречи с тобой. Многих лечить не понадобилось, сразу повезли хоронить, как Селдабур-нубу. При погромах любого толка в первую очередь достается тем, кто не может отбиться и убежать, – старикам, больным, маленьким детям. Полагаю, что те здоровые безмозглые лбы, из-за которых Ложа пошла на эту меру, в большинстве уцелели, а расплачиваться за их подвиги пришлось невиновным.
Она не стала говорить: «Что же ты?» В Ложе все решают архимаги, а Суно Орвехт – исполнитель, пусть и не самого низкого ранга.
Тихо заметила:
– Выглядели-то они жалкими да смирными – люди как люди, которые попали в беду. Не верится, что это они таких дел натворили…
– Можешь не сомневаться, они. Обычная картина, хорошо знакомая любому дознавателю: преступник, который чувствует себя безнаказанным, и преступник, которого притянули к ответу, – это зачастую буквально два разных человека. Кроме того, им разрешили творить все, чего душа пожелает, и посулили, что расплаты за это не будет, вот они и разгулялись. Нет уж, расходовать на них свое сочувствие я не собираюсь, лучше приберегу его для более достойных объектов. Поехали домой?
Тяжело вздохнув, Зинта в последний раз оглядела грязную и выцветшую, как будто незнакомую комнату.
– Ладно. Только давай я тебе сначала ушиб на ноге залечу.
Внизу правой голени у него набухла здоровенная гематома. Лягнула, как лошадь – и впрямь дура, кто же еще?
Всю дорогу до дома Зинта пристыженно молчала. Только за ужином спросила:
– О том, что у него шуба из демона, ты сразу догадался?
– Я видел, что шуба непростая, но поначалу решил, что это волшебная вещь. Каюсь, не пришло в голову, что он самого Серебряного Лиса на себе таскает.
– А кто этого Лиса в скалу тогда засадил, неизвестно?
Она задавала вопрос за вопросом, чтобы поговорить с ним хоть о чем, лишь бы он не сидел такой невеселый и отстраненный, как будто в далеком окне за стеклом. Отвечал он ласково – значит, сердился не на Зинту, несмотря на то, что она отмочила.
– Это был кто-то из другого мира. В Сонхи он надолго не задержался, как пришел, так и ушел. Видимо, Лис его допек сверх меры. Зато с Эдмаром они два башмака пара, оба любят помолоть языками да порисоваться.
– Да уж, – буркнула Зинта.
Позже ее начала грызть совесть. То, что учинил Тейзург, она не оправдывала: негоже так с людьми поступать, пусть даже с плохими, тем более что сам-то он разве хороший? Только напрасно она брякнула о том, как он поначалу, до того как стал могущественным магом, на прожитье зарабатывал. Ничего похвального в этом нет, но попрекать его этим не стоило. Эдмар ведь не только на себя те деньги тратил, еще и Зинту кормил, она тогда наконец-то начала есть досыта после нескольких лет жизни впроголодь.
В Молоне земли не особенно плодородные, продовольствие дорогое, а у лекаря под дланью Тавше, регулярно пропускающего через себя поток целительной божественной силы, аппетит изрядный, и вдобавок необходимость: не будешь есть за двоих, истаешь раньше времени. Зинта в прежнюю пору об этом не задумывалась, не настолько веселая была у нее тогда жизнь, чтобы она боялась истаять.
В Ларвезе ее повсюду старались хорошо накормить. Если ей доводилось лечить бедняка, у которого дома хоть шаром покати, за порогом ее обычно поджидали те из соседей пациента, кто побогаче, и зазывали к себе пообедать. Такие, как она, здесь наперечет.
Зато в Молоне, стране добрых коллективистов, избранных служителей Милосердной водилось в избытке: тамошние нравы способствовали воспитанию бескорыстных доброжителей, всегда готовых поставить общее благо превыше собственного, а Тавше, как известно, лишь над такими простирает свою длань.
Жалованье у Зинты было небольшое, что в Апне, что в столице, да и пациенты ей чаще всего доставались небогатые. Она не роптала: должен ведь и этих кто-то лечить.
С Улгером однажды попыталась договориться о том, что хорошо бы он поменьше пил, чтобы у нее была возможность побольше есть. Тот объяснил, что не пить не может, слишком больно его ранит непонимание окружающих, и к тому же он не думает, что Зинта преждевременно истает, она ведь сильная, и Тавше к ней благосклонна, поэтому он верит, что с ней все будет в порядке. Глядел он при этом до того страдальчески, что лекарка почувствовала себя бессовестно жестокой и больше к этой теме не возвращалась.
А насмешливый и беспринципный Эдмар, от пресловутого непонимания ничуть не страдавший, приносил домой вдоволь еды. Зарабатывал он на эту еду способом, от которого ранимый Улгер пришел бы в ужас. Когда Зинта начинала размышлять о вещах такого рода, ей казалось, что жизнь похожа на сплошную пеструю путаницу, и нет никакой возможности в этом разобраться, и если за какую-нибудь из перепутанных ниток потянуть, нипочем не угадаешь заранее, что вытянешь… По счастью, у нее было не так уж много времени для праздных размышлений.