Бесцеремонно перебивая их, изголодавшийся по баранине Бровальд вперемежку с сетованиями расточал барышне комплименты: пусть у него обманом выманили сорок бахунов, он положительно рад, что благодаря этому черному мошенничеству познакомился с самой прекрасной жемчужиной Руфагры. Его сочли несносным типом, но на дуэль не вызвали – видимо, он не был похож на достойного конкурента.
Когда вернулись в гостиницу, Зомар поделился собранными сведениями: господина Глигодаго тут знают давно, он и раньше наведывался в Сакханду, скупал всякую старину, и дом этот уже года три как взял внаем, а Сонанк Амуан он сюда привез с полторы восьмицы назад. Управляющий купил для барышни нескольких рабынь, и шесть из них куда-то запропастились. Говорят, сбежали, обрадовавшись, что хозяева нестрогие. Причем не все вместе, а друг за дружкой: сегодня одна, завтра вторая…
Суно кивнул. Еще одна деталь: барышня Глигодаго так ничего и не съела. Лишь пригубила вино да весь обед мусолила крохотный кусочек мяса – то ли блюла свое изящество, как это водится у изысканных девиц, то ли угощение не по ней, потому что вурваны пьют кровь, ничего им больше не надо.
Лиловато-полутемную грязную комнату скупо освещала масляная лампа. За окошком смеркалось, сакхандийская симфония звуков и запахов с наступлением вечера набрала еще большую силу. По стенке опять что-то ползло.
– Мне сдается, это они, – подытожил Орвехт. – Семь из десяти, как сказали бы наши видящие, не будем сбрасывать со счета возможность ошибки. После полуночи еще раз туда сходим.
Большой Седой хребет вырос до неба, уже рукой до него подать – и вот тут-то раскисшая тундра окончательно превратилась в зыбкую ледяную беспутицу. Салдун Заячья Лапа обустроил лагерь на хорошем возвышенном месте, и оставалось только ждать, когда вокруг более-менее подсохнет.
– Символично, – пробормотал однажды Куду, печально оглядывая водяное зеркало, в котором обрывки отраженных облаков перемешались с комьями медленно тающего снега. – Что мы теперь будем делать? Не сейчас, а когда доберемся до людей?
– Покровителя будем искать, – мрачно буркнул услышавший его Вабито, самый порывистый и торопливый из четверых, сохранивший эти качества, несмотря на перенесенные по милости Тейзурга страдания. – Или кто-то из вас может предложить что-нибудь другое?
Глава 5Тимодия и крысиный яд
Своим выступлением на суде Хеледика обеспечила себе досадный проигрыш во времени, и теперь хоть локти грызи. Блюстители Детского Счастья приняли к сведению, что она не так проста, как им показалось вначале, и решили пока не выпускать ее из хорошо охраняемого приюта.
Такая выходка уместна для благородной героини на театральных подмостках, а в реальной жизни это бессмысленно. Другое дело, если бы суд хотел докопаться до правды, но правду там изо всех сил старались зарыть поглубже с помощью прочувствованных обвинительных речей и пресловутых рисунков Талинсы Булонг.
Словно компания приличных господ, совершив убийство, деловито прикапывает труп, и при этом участники из кожи вон лезут, чтобы выглядеть в глазах окружающих по-прежнему приличными господами.
Касательно дела «матери-сутенерши» Нинодии Булонг все было заранее продумано, улажено и решено. Вмешательство какого-нибудь посланца справедливости стало бы для кукловодов горше редьки, хуже головной боли, страшнее вторжения шайки демонов из Хиалы, так что публичное заявление «потерпевшей» о невиновности Нинодии их изрядно огорчило. Повлиять оно заведомо ни на что не могло, но общее впечатление от процесса несколько подпортило.
Девочка пусть и тихоня, но с неприятными сюрпризами, может проявить своенравие, поэтому лучше не сразу отдавать ее на воспитание обеспеченным бездетным супругам, которые разок видели Талинсу издали, но «уже успели полюбить и очень ждут», а вначале понаблюдать за ней в приюте. А то вдруг скажется дурная ларвезийская кровь, и она опять что-нибудь выкинет?
Опекуны были не так уж не правы в своих опасениях: агент Змейка собиралась немедля сбежать от заочно полюбивших ее супругов и добраться до агента Плясуньи, куда бы ту ни упрятали. А теперь из-за того, что она сглупила на суде, с этим планом придется повременить.
Куда сильнее, чем история с Дирвеном, песчаную ведьму мучили воспоминания о том, как она ушла из родной деревни и обрекла на ужасную смерть Ксиланру. Она и в Дирвене видела орудие наказания: это все за то, что она выкупила у судьбы собственную жизнь ценой чужой. Что заслужила, то и получила. Хотя, повторись все снова, она бы, наверное, опять поступила так же, кончина в пасти у куджарха – это слишком страшно и больно. Ничего не поделаешь, она трусливая, эгоистичная, плохая, такую и впрямь любить не за что… Но она никого из своих не бросит в беде. Ничего нет хуже, чем знать, что из-за твоего малодушия кто-то умер.
Прошлым летом, когда Аленду охватил сурийский мятеж – спровоцированный Овдабой, немало денег угрохавшей на эти беспорядки, в чем шпионка Ложи убедилась теперь с полной определенностью, – она с помощью песчаной магии разделалась с южанами-погромщиками, заявившимися на улицу Розовых Вьюнов. Убивать людей было страшно, но в деревне ее когда-то учили: твои близкие – это главное, и если кто-то угрожает оборвать их жизни, с незамутненной душой отправь его на суд Акетиса, бога смерти и справедливости. Она и отправила, и переживала по этому поводу недолго – сказалось воспитание песчаной ведьмы. А близкими для нее были экономка господина Суно матушка Сименда и ее сестра, такая же пожилая женщина, пришедшая в дом Орвехта с тремя внучатами прятаться от сурийцев. Если бы Хеледика струсила и до них добрались бы распаленные смуглые молодчики с палками и ножами, это было бы невыносимо, но в тот раз она никого не подвела.
Теперь в беду попала Нинодия. Тоже близкая. Она вечно суетилась и надоедала юной напарнице легкомысленной болтовней, насвистывала пошловатые трактирные песенки, ходила по комнатам, пританцовывая. Делала Хеледике прически, если та уступала ее уговорам. Песчаные ведьмы издавна признавали только три вида причесок – распущенные волосы, косу и конский хвост, но Талинсе, ларвезийской девочке, мечтающей поскорее стать большой, полагалось интересоваться всеми этими «принцессами», «корзинками», «куртуазными прогулками» и «цветущими вьюнами». Нинодия донимала ее ненужными советами насчет нарядов, присматривала, чтобы она потеплее одевалась в холодную погоду. Если ведьма впадала в задумчивость, та старалась развеселить ее какой-нибудь забавной сплетней или анекдотом из своего бурного прошлого. Порой тяжело вздыхала, вспоминая настоящую Талинсу, умершую двухлетней малышкой в деревне вдали от матери: мол, зря не оставила ее у себя, была бы сейчас родная дочка… Неизвестно, как оно сложилось бы в действительности, все-таки Нинодия была довольно ветреной и безответственной особой, но об этом несостоявшемся она в иные моменты горевала и утирала слезинку.
Ведьма чувствовала, что ее надо спасать чем скорее, тем лучше, однако из приюта просто так не ускользнешь, он защищен магическими печатями и охранными заклятьями. Неизвестно, удастся ли прорваться, но даже в случае успеха останется след, по которому дознаватели смогут вычислить, что здесь побывала песчаная ведьма.
Ничем себя не выдавать – одно из главных правил, которым должен следовать агент Ложи. Даже когда ее по решению суда подвергли «законному освидетельствованию во благо», как они называли эту мерзкую процедуру, Змейка сдержалась и не навела порчу на опекунш из Надзора за Детским Счастьем.
Те повалили хнычущую и взвизгивающую Талинсу на кровать, задрали юбку, стянули панталоны и к своему великому разочарованию удостоверились, что она и впрямь невинная девица. Дай она тогда волю злости, и эти раскрасневшиеся тетки, похожие на бойких недобрых девчонок, теребящих куклу, назавтра же занемогли бы по женской части. С помощью магии можно установить происхождение недуга, поэтому от порчи пришлось отказаться – но, Зерл и Акетис, до чего ей хотелось это сделать!
Есть еще один доступный для ведьмы способ уйти из-под замка. Ага, тот самый, всем известный по детским сказкам… Для этого надо башмак с левой ноги надеть на правую ногу, а башмак с правой – на левую, да в придачу нужен кто-нибудь, кто выведет тебя наружу волшебными тропками.
Хеледика по-прежнему сидела в карантине и шила одежки для овдейских игрушек с бессмысленными румяными рожицами. Несколько раз нарочно роняла на пол какие-нибудь мелочи: яркую нитку, крючок для застежки, крохотный бантик для кукольного платья – и вещицы через некоторое время исчезали.
Из синего, малинового и желтого лоскутков она тайком смастерила маленькую шапочку с двумя прорезями на макушке, запихнула ее в пыльную щель между комодом и стеной: вдруг удастся кого-нибудь приманить?
Ночная Сакханда полна чернильных омутов, ложных серебристых дорожек и смутных чертогов, которые наслаиваются поверх глинобитных и кирпичных дневных построек. На иных улицах еле теплятся фонари, окутанные сплошной шуршащей кисеей мошкары. Кое-где из тьмы выступают, словно обрывки чьих-то снов, по случайности ставшие видимыми для всех, фрагменты выщербленных мозаик. В свете прибывающей луны поблескивают многочисленные маски Ланки Хитроумного на храмовых стенах.
Полуночная жизнь мадрийской столицы сосредоточилась на крышах, озаренных масляными и магическими лампами. Оттуда доносились голоса, пение, смех, звяканье посуды, переборы струн маранчи. В вышине шелковисто шелестели крылья флирий, но волшебных полудев-полунасекомых можно было не опасаться – они чужими делами не интересуются, а пора их безумных хороводов еще не наступила.
Ветер утих, и хонкусы больше не носились по городу с клубами пыли. Вот это было кстати, поскольку среди них наверняка есть соглядатаи Лормы.
Маг и амулетчик крались закоулками. Без личин, зато в сурийских тюрбанах и матхавах – удобные для маскировки штуки, даже Эдмар оценил. Суно решил, что личины они возобновят позже, после визита в дом Глигодаго. Господин Бровальд и его слуга не должны иметь никакого отношения к ночному безобразию: возможно, они еще понадобятся, так что пусть их репутация останется не подмоченной.