ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ В 1920 ГОДУ
ГЛАВА 8.ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В БЕЛОРУССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1920 ГОДА
Попытка создания союза Белоруссии и Польши
После демонстративного визита главы Польского государства в Минск в сентябре 1919 года многим белорусам показалось, что польско-белорусские отношения скоро наладятся. В Минск стали приезжать отовсюду белорусские политические деятели.
Уже 19 сентября председатель Рады ВНР Язэп Лёсик и его заместитель Аркадий Смолич направили Пилсудскому письмо, в котором просили дать согласие на возобновление деятельности Рады и на создание белорусской армии. То, что белорусские политические партии приветствовали воззвание Пилсудского и его самого во многом объясняется антибелорусской политикой большевиков. Во времена ССРБ и Лит-Бел, то есть, с января по июль 1919 года, во всех школах Белоруссии обучение велось только на русском языке, не выходили белорусские газеты. В правительстве Лит-Бел не было ни одного белоруса. Жестко пресекались любые проявления белорусской национальной самобытности. Русификаторская политика большевиков оттолкнула от них подавляющее большинство белорусских деятелей, за исключением местных членов этой партии.
Во второй половине июля 1919 года в Париже, во время работы Парижской мирной конференции, состоялась встреча премьер-министра Польши Игнация Падеревского с премьер-министром БНР Антоном Луцкевичем. Падеревский предложил Луцкевичу создать федерацию Польши и Белоруссии. Луцкевич ответил, что этот вопрос должна решать Рада БНР, но в любом случае ее согласие прямо зависит от признания Польшей независимости Белоруссии. Падеревский ответил, что положительное решение этого вопроса определяется позицией Антанты. Вскоре Падеревский встретился с премьер-министром Франции Жоржем Клемансо, но Клемансо отнесся к идее федерации крайне отрицательно. «Там будет Россия!» — сказал он, стукнув кулаком по карте Европы в том месте, где обозначалась Белоруссия{118}.
Франция и Англия поддерживали «белую» Россию, руководители которой стремились восстановить Российскую империю в ее прежних границах. Антанта, оказывая помощь Польше, влияла на позицию Польши по белорусскому вопросу именно в таком направлении.
И все же белорусские политики пытались убедить польское руководство в необходимости признать независимость БНР и передать власть от польской гражданской администрации «крэсов» белорусским органам.
Антон Луцкевич переслал из Парижа в Варшаву, в министерство иностранных дел, копии нескольких документов, послуживших основой для переговоров с Падеревским.
Один документ содержал предложение об объединении военных сил западных соседей РСФСР — Польши, Литвы, Латвии, Белоруссии. Второй — проект «Договора о создании союза суверенных государств БНР и Польской республики». Этот проект, который обсуждали оба премьера, предусматривал создание союза Польши и Белоруссии на основе равноправия, общего руководства внешней политикой и обороной, общего таможенного пространства, взаимного конституционного обеспечения прав граждан. Предусматривалось также заключение нескольких отдельных соглашений: о границе, о коммуникациях, о торговле, и других.
К проекту договора о союзе прилагался проект дополнительного секретного соглашения, имевшего характер военной конвенции и соглашения о границах. По нему Польша обязывалась помогать в создании белорусской армии и в освобождении территории Белоруссии от власти большевиков. Линию границы предполагалось установить на этнографической основе, но с учетом экономических интересов обоих государств и возможности взаимных территориальных уступок. Предусматривалось проведение плебисцитов на спорных территориях при посредничестве мирной конференции в Париже{119}.
Последующие редкие встречи Луцкевича с Пилсудским не дали конкретных результатов. Луцкевич настаивал на признании Польшей независимости Белоруссии, а Пилсудский рекомендовал ему, чтобы Рада БНР преобразовалась в Белорусскую Национальную Раду, утратив статус высшего представительного органа государства, и занялась исключительно вопросами образования и культуры.
Переговоры Луцкевича с Падеревским и Пилсудским не были подкреплены реальной силой с белорусской стороны — у БНР не было армии. Сам же Пилсудский в своем стремлении создать федерацию Польши, Литвы и Белоруссии наталкивался на сильное сопротивление со стороны национал-демократов, шовинистов, значительной части генералитета и офицерского корпуса. Отсюда его колебания в восточной политике.
После раскола белорусского национального движения, произошедшего в декабре 1919 года, группировка Луцкевича — Алексюка — Середы поручила ведение переговоров с польскими властями Ивановскому, министру просвещения в правительстве Луцкевича.[35] В начале февраля 1920 года Ивановский встретился в Вильне с Пилсудским, с которым обсудил ряд важных вопросов, в том числе о создании белорусского войска. После этой встречи Пилсудский поручил вести дальнейшие переговоры не начальнику Гражданского управления восточных земель Е. Осмоловскому а министру иностранных дел Ст. Патеку.
1 марта Патек назначил Леона Василевского председателем комиссии для переговоров с белорусскими представителями и выработки проекта урегулирования польско-белорусских отношений. Ивановский, в свою очередь, 16 марта вручил Л. Василевскому в Варшаве памятную записку по белорусскому вопросу. Первый пункт этого документа содержал требование не соглашаться на предложение председателя Совнаркома РСФСР о разделе Белоруссии между Польшей и Россией (по реке Березине, как было сказано в ноте Совнаркома от 28 января 1920 г.). Ивановский рекомендовал требовать от России и восточную часть Белоруссии.
Далее Ивановский предлагал решить судьбу своей страны на основе воли ее населения, т. е. путем референдума. Фактически, речь шла о восстановлении государственности Белоруссии в федеративной связи с Польшей.
20–24 марта переговоры Л. Василевского и В. Ивановского продолжились в Минске. Польская сторона подтвердила намерение объединить все белорусские земли, но соглашение подписано не было{120}. Далее переговоры не возобновились в связи с активизацией военных действий на Западном фронте и летним наступлением «красных».
Однако эти переговоры не изменили общего характера политики Польши в белорусском вопросе. 8 марта 1920 года польское правительство официально заявило, что не намерено признавать БНР. Оно соглашалось на уступки только в сферах местного самоуправления и культуры на территории Минского округа и других восточных округов (если таковые появятся в будущем). Гродненский и Виленский округа польское руководство считало частью Польши, предлагая их белорусскому населению всего лишь культурно-национальную автономию.
В апреле 1920 года Наивысшая Рада БНР предложила Польше заключить договор о федерации. Согласно проекту договора, Польша и Белоруссия имели бы общий парламент (сейм), но отдельные правительства, финансы, войска и законодательство. Польское правительство проигнорировало это предложение.
В июне 1920 года Наивысшая Рада БНР предложила передать территорию Белоруссии под управление Лиги Наций вплоть до выборов Учредительного сейма. Далее судьбу страны определили бы депутаты сейма, представлявшие все социальные и национальные группы населения. Но и этот демарш не возымел никаких последствий.
Польский оккупационный режим в Белоруссии
Всю первую половину 1920 года территория Белоруссии оставалась фактически разделенной между Польшей и Россией. В зоне польской оккупации оказались многие важные города, в том числе Барановичи, Белосток, Бельск, Брест, Вилейка, Вильня, Гродно, Клецк, Лида, Лунинец, Минск, Молодечно, Ошмяны, Пинск, Слоним, Слуцк и другие. В первые месяцы после изгнания российских и местных большевиков значительная часть белорусских национальных деятелей испытывала своего рода эйфорию. Поверив обещаниям Пилсудского, они ожидали скорого восстановления независимого белорусского государства.
Подобный энтузиазм значительной части деятелей белорусского национального движения вызвал беспокойство у большевистского руководства в Москве. Поэтому оно в августе 1919 года поспешило ликвидировать Литовско-Белорусскую республику. Ее исчезновение с политической карты Восточной Европы, по мнению московских комиссаров, автоматически превращало всю Белоруссию в часть России. А это, в свою очередь, давало формальное право Совнаркому и ВЦИК РСФСР возможность свободно ею распоряжаться. Вот на таких, якобы «законных основаниях», представители Москвы уже в 1919 году на переговорах в Микашевичах предлагали польской стороне установить «вечную границу» между Россией и Польшей по рекам Западная Двина, Улла и Березина{121}.
Однако реальные действия польских властей показали, что они вовсе не спешат создавать в Белоруссии союзную Польше демократическую республику. Да и сам Пилсудский не торопился с выполнением этого плана. На совещании сотрудников Гражданского управления «крэсов» в Вильне 1 февраля 1920 года он заявил:
«Я считаю нужным дать определенные и значительные уступки белорусам в области культурного развития, но делать политические уступки в пользу белорусской фикции не хочу»{122}.
Все воззвания и приказы начальника государства Пилсудского, командующего Литовско-Белорусским фронтом Шептицкого и администрации «крэсов» в обязательном порядке публиковались в переводе на белорусский язык. Польские военные и гражданские власти хотели показать населению, что они не оккупанты. В этом отношении польская администрация несомненно выигрывала по сравнению с большевиками, употреблявшими только русский язык.
Была разрешена деятельность всех политических партий (кроме большевистской), выходили газеты на белорусском, польском и еврейском языках, разрешались собрания и демонстрации. Но вся общественная деятельность населения осуществлялась под контролем гражданской администрации восточных территорий, и если она где-нибудь приобретала антипольский характер, то немедленно пресекалась.
В противоположность словам польских начальников разных уровней, их практические действия с каждым месяцем все больше и больше приобретали черты именно оккупационной политики. Так, поветовыми (уездными) старостами Гражданское управление назначало только помещиков польской национальности, а войтами в гминах (волостях) — либо поляков, либо белорусов-католиков. Армейские части, жандармерия и полиция систематически реквизировали для своих нужд продовольствие, фураж и лошадей у сельского населения. Крестьяне увидели, что в этом отношении «белые паны» ничем не лучше «красных товарищей». Широко вошли в практику аресты и казни лиц, подозреваемых в подпольной деятельности и коммунистической пропаганде.
Политический референт при штабе Литовско-Белорусского фронта поручик Мариан Зындрам-Косьцялковский 4 декабря 1919 года писал в своем рапорте командующему Шептицкому:
«Крестьяне верили, что польский солдат, освободив край от большевиков, принесет им обещанные польским сеймом аграрные права. Тем временем большинство землевладельцев поставило вопрос таким образом, будто бы польские войска пришли прежде всего для защиты их имений. Началось беспощадное взыскание всех их потерь во времена большевиков, посыпались наказания, аресты и т. д… Злоупотребления со стороны Войска Польского, полевой жандармерии, администрации и частных лиц, прежде всего помещиков, повлекли упадок пропольских настроений среди населения»{123}.
Немалое подозрение вызывала у польской администрации деятельность православной церкви и еврейских синагог. Независимые белорусские газеты периодически привлекались к судебным разбирательствам за публикацию тех или иных материалов, неугодных польским властям. В Минске было запрещено ставить пьесы популярных белорусских писателей Янки Купалы и Каруся Каганца.
Большинство генералов и офицеров польской армии с самого начала не поддерживало федеративный план Пилсудского и одобряло политику инкорпорации оккупированных земель в польское государство. При этом ни польские власти, ни военнослужащие не желали учитывать реальный национальный и религиозный состав местного населения. Между тем, в большинстве уездов западной и центральной частей Белоруссии удельный вес этнических поляков и католиков не превышал 15–25 % от общей массы{124}.
Стремясь как можно скорее утвердить свое господство «на крэсах всходних», польские власти и военнослужащие не стеснялись в средствах. Вот свидетельство из архивного документа об их действиях в Минской губернии:
«В деревне Гарово легионеры разрушили 5 домов, а всех жителей — старых мужчин, детей, женщин — секли розгами; деревня Корсики сожжена; в деревне Летницы всех жителей били нагайками, троих расстреляли без всякого суда; в деревне Вярежа всех жителей били нагайками, двоих забили до смерти, четырех расстреляли, в том числе Андрея Кривошока и Андрея Коршуна; в Слуцком повете расстреляно 36, арестовано 200 душ; в деревне Поляны жителя Сикорского били шомполом, ему нанесли 220 ударов.
В деревне Подоресье польские солдаты во время грабежей убили крестьянина Романчука — отсекли ему голову тесаками; крестьянину Сопляку распороли тесаками живот, Демьяна Котлича бросили в огонь, а Акулину Малычко — застрелили; в деревне Дражно были убиты 32 человека»…
В Минске и других городах центральной части Белоруссии действовали военно-полевые суды, выносившие смертные приговоры арестованным подпольщикам и захваченным в плен партизанам. Так, 7 мая 1920 года возле Минска, в Комаровском лесу (за нынешней площадью Якуба Коласа) были расстреляны арестованные с помощью предателей в местечках Козырево и Койданово 8 партизан. Это Сергей и Семен Плащинские, Вячеслав Василевский, Андрей Кеппэ, Василий Погирейчик, Мелентий Процкий, Леон Путырский, Владимир Шумский{125}.
В Слуцком уезде отряд жандармерии в ночь на 23 апреля 1920 года вошел в местечко Греск, где произвел аресты. Вместе с 11 партизанами были арестованы трое польских солдат, местные уроженцы Петр Ярмолицкий, Михаил Емельянчик и Алесь Каминский. Эта троица помогала подпольщикам добывать оружие для партизан и вела большевистскую пропаганду в польских частях.
Уже 24 апреля состоялось заседание военно-полевого суда. Он приговорил к расстрелу 14 человек. Кроме троих польских солдат, смертные приговоры получили Никифор Бенько, Михаил Быченко, Ефим Грачук, Степан Красуцкий, Михаил Реутович, Антон Симонович, Петр Солодуха, Петр Стефанович, Максим, Михаил и Николай Тишкевичи. Еще 12 партизан суд приговорил к каторжным работам. Казнь состоялась 25 апреля на местном кладбище.
По сведениям большевистского руководства БССР, за 18 месяцев польской оккупации в 8 уездах центральной части Белоруссии пострадали от действий польских властей и войск 158 060 человек{126}. В эту цифру входят не только лица, подвергшиеся репрессиям, но также те, кто заявил о реквизициях продовольствия, фуража или лошадей, либо о разграблении имущества. Граждане, имевшие материальные претензии к оккупантам, составили около 80 % от указанной цифры.
Подобными действиями поляки сильно осложнили свое положение на оккупированных территориях. Крестьяне взялись за оружие, стали создавать отряды самообороны и партизанские отряды.
Раскол в белорусском политическом движении(конец 1919 — начало 1920 гг.)
Наиболее решительно выступали против действий польских властей белорусские социалисты-революционеры (эсэры) и социалисты-федералисты (эсэфы). Они перешли в оппозицию по отношению к оккупантам уже летом 1919 года, на съезде белорусов Виленщины и Гродненщины (9–12 июня в Вильне). На этом съезде эсэры и социалисты высказались за создание Литовско-Белорусской республики в границах бывшего ВКЛ и в своем большинстве отмежевались от деятелей, ориентировавшихся на Польшу.
Партия белорусских социалистов-революционеров — БПС-Р сформировалась из левого крыла распавшейся в середине 1918 года Белорусской Социалистической Громады. Среди ее членов преобладали учителя и крестьяне. Объективно она выражала интересы крестьянства. Эсэры ставили своей целью создание демократического национального государства — Белорусской Народной Республики. Первоначально они не отвергали политического союза БНР с РСФСР и даже участвовали в работе местных советов после провозглашения ССРБ. Но в связи с политикой «военного коммунизма» и преследованиями активистов национального движения, БПС-Р отказалась от поддержки большевиков. Эсэры объявили советскую власть в Белоруссии «иноземной».
Однако под влиянием систематических поборов польских властей и военщины, часто переходивших в прямой грабеж, в условиях ограничения ими деятельности национальных организаций, линия партии снова изменилась. В декларации, опубликованной 11 июля 1919 года в газете «Беларуская думка», ЦК БПС-Р сделал заявление о необходимости «создания единого центра для борьбы за освобождение Белоруссии» — разумеется, во главе с партией эсэров. ЦК также заявил, что идею республики способен реализовать на практике только Трудовой конгресс, а не Учредительный сейм. В этом конгрессе нет места представителям эксплуататорских классов. Тем самым белорусские эсэры сблизились с позицией большевиков, которые в январе 1918 года выступили против Учредительного собрания, избранного всеобщим голосованием всех граждан России, а не советами рабочих и солдатских депутатов.
В августе 1919 года ЦК партии эсэров заявил о несогласии с политической линией председателя правительства БНР социал-демократа Антона Луцкевича, сторонника «унии Беларуси с Польшей».
Партия социалистов-федералистов, объединявшая представителей белорусской интеллигенции, служащих и зажиточной части крестьянства, вступила в блок с партией эсэров и стала агитировать за созыв Всебелорусского трудового конгресса, на котором предлагалось решить вопрос о власти и о белорусской государственности. Осенью 1919 года социалисты-федералисты официально заявили о своей позиции: во-первых, бойкот выборов в органы местного самоуправления в условиях оккупации, во-вторых, пропаганда и практические действия с целью создания белорусских школ и культурно-просветительских учреждений{127}.
В ноябре 1919 года на своей конференции в Минске эсэры сообщили о своем разрыве с теми партиями, которые ориентируются на Польшу Они объявили себя «третьей силой», ведущей борьбу за национальную независимость на два фронта — против польских интервентов и против «империалистической московско-деникинской силы», которая идет с востока (хотя на самом деле с востока шла Красная Армия, а не Деникин). Более того, с этого момента БПС-Р отказалась от борьбы против большевиков и заявила о неприятии любой коалиции с буржуазными партиями.
В резолюции конференции говорилось, что целью партии является установление диктатуры трудового народа, «средней власти» между диктатурой пролетариата и диктатурой буржуазии. Такая программа выражала интересы и иллюзии крестьянства{128}.
На этой конференции был оглашен текст соглашения с большевиками, только что заключенного в Смоленске. Большевики обещали оказать помощь оружием и деньгами в деле установления Белорусской социалистической республики. В данной связи конференция поручила П. Бодуновой, Т. Грибу и Я. Мамонько создать «свою» Раду БНР, а В. Ластовскому и А. Цвикевичу — подобрать министров в новое правительство.
Между тем, Луцкевичу удалось добиться согласия Пилсудского на созыв заседания Рады БНР в Минске в декабре 1919 года. Однако его договоренность с Пилсудским о том, что Рада БНР будет преобразована в Национальный Белорусский совет (что означало превращение ее из органа государственной власти в национальный центр) сильно накалила обстановку. Эсэры и эсэфы обвинили социал-демократов не только в соглашательстве с польскими властями, но и в измене белорусскому движению. Явно назревал раскол Рады.
Сторонники полной независимости Белоруссии — Вацлав Ластовский, Петр Кречевский, Василий Захарко, Томаш Гриб, Александр Цвикевич, ксёндз Адам Станкевич — хотели устранить Антона Луцкевича с поста премьер-министра, лишив его возможности выступать от имени Рады БНР. Сторонники же Луцкевича (пропольская группировка центристов и социал-демократов), во главе с Павлом Алексюком, предлагали создать Директорию, которая играла бы роль национального представительства и вела переговоры с правительством Польши по вопросам внутренней политики в Белоруссии. Они рассчитывали с помощью Польши поднять культурный уровень и национальное самосознание народа, тем самым создавая постепенно условия для достижения независимости страны. Но большинство членов Рады отвергало такой план.
Раскол Рады БНР произошел 13 декабря 1919 года на заседании в Минске. Антон Луцкевич, Василий Захарко, Петр Кречевский и другие руководители БНР приехали в Минск за 12 дней до заседания. Но это им не помогло. Оппозиция (делегаты от партий эсэров и эсэфов) хорошо подготовилась к нему. Согласно уставу Рады, право посылать в нее своих делегатов имели все белорусские общественные объединения. Ластовский, находясь в Вильне, мобилизовал виленские организации, чтобы они послали своих делегатов в Раду БНР, увеличив число его сторонников. Вместе с эсэрами и эсэфами они составили большинство. Вот что писал Антон Луцкевич:
«Характерно, что все «люди Ластовского» получили от второго отдела (Генштаба Войска Польского, занимавшегося разведкой и контрразведкой. — А. Г.) в Вильне пропуска на бесплатный проезд из Вильни в Минск и обратно: очевидно второй отдел был проинформирован о цели поездки и борьбу внутри Рады счел, понятно, выгодной для Польши»{129}.
Луцкевич намеревался сделать доклад о деятельности правительства на закрытом заседании Рады. Однако эсэры не только привезли новых делегатов, которых еще должна была утвердить мандатная комиссия, но и заполнили галерку посторонней публикой. Президиум Рады во главе с Язэпом Лёсиком заявил, что новые делегаты из Вильни будут допущены только после утверждения их полномочий мандатной комиссией и пленумом Рады. Луцкевич отказался выступать с докладом при посторонних, а эсэровские «новобранцы» отказались покинуть зал. Тогда члены президиума Рады, за исключением социалиста-федералиста П. Кречевского, присоединившегося к эсэрам, и члены фракций решили заседать на квартире члена президиума А. Власова, о чем сообщили эсэрам. Ни к какому компромиссу придти не удалось.
Таким образом, раскол Рады был обусловлен противоречиями в белорусском национальном движении, связанными с выбором пути к независимости Белоруссии: ориентироваться на Польшу или на советскую Россию? Отметим, что такой раскол был выгоден руководству обоих этих государств, так как он ослаблял белорусское движение и давал возможность проводить экспансионистскую политику с гораздо меньшими препятствиями.
Итак, появились две Рады. Правое меньшинство (37 человек) объявило себя Наивысшей Радой БНР. Оно являлось сторонником федерации с Польшей и состояло, в основном, из социал-демократов и христианских демократов. Председателем этой Рады стал социалист-федералист Янка Середа. В ее президиум вошли Симон Рак-Михайловский, Александр Власов, Кузьма Терещенко. Совет министров снова возглавил социал-демократ Антон Луцкевич.
Антипольская группировка избрала 13 декабря Народную Раду БНР (50 человек). Пост ее председателя занял Петр Кречевский, его заместителями стали Полута Бодунова (БПС-Р) и Василий Захарко (БПС-Ф), секретарями — Н. Козич и Я. Мамонько (БПС-Р). Эти же 5 человек образовали президиум, исполнявший функции Народной Рады в период между сессиями.
14 декабря Народная Рада утвердила состав правительства. Его возглавил Вацлав Ластовский (эсэр). Заместителем премьера и министром юстиции стал Александр Цвикевич, военным министром полковник Константин Езовитов, министром внутренних дел Томаш Гриб, министром иностранных дел А. Ладнов, министр по делам вероисповеданий ксёндз Адам Станкевич.
Разумеется, польские власти в Минске поддержали правительство Луцкевича и Наивысшую Раду БНР. 17 декабря 1919 года они арестовали министров правительства Ластовского и его самого «за проведение нелегального собрания». Кроме того, польские власти издали распоряжение о роспуске Народной Рады БНР «за узурпирование не принадлежащих ей полномочий». Ластовский провел в тюрьме 2 месяца, его министры на 2 недели меньше. Всем им предложили незамедлительно покинуть «крэсы» и они уехали в литовскую столицу Ковно, где возобновили свою деятельность{130}.
Раскол Рады БНР значительно ослабил белорусское национальное движение.
Несмотря на признание правительства Луцкевича, польское правительство мало считалось и с Наивысшей Радой БНР и с самим премьер-министром. Никаких уступок этой группе белорусских политиков Пилсудский не сделал, конкретных планов восстановления независимой БНР не сообщил. Он лишь туманно пообещал Луцкевичу «решить белорусский вопрос» в рамках своего федералистского плана.
Такая политика польского руководства разочаровала Луцкевича. Он счел невозможным далее возглавлять правительство и 28 февраля 1920 года подал в отставку. На посту премьер-министра его сменил Аркадий Смолич, тоже социал-демократ. Сам Луцкевич и члены Наивысшей рады покинули Минск и уехали в занятую польскими войсками Вильню.
В Минске остался Временный Белорусский Национальный комитет (ВБНК), председателем которого с 17 октября 1919 года был Кузьма Терещенко, исключенный из БПС-Р за поддержку Луцкевича. Тем не менее, после декабрьского раскола большинство членов ВБНК поддержало правительство В. Ластовского. Не удивительно, что этот комитет оказался под влиянием партии эсэров. Последние использовали ВБНК — легальный орган, координировавший деятельность белорусских национальных организаций — для ведения антипольской пропаганды и подпольной работы{131}.
Итак, к началу 1920 года на занятой польскими войсками территории западной и центральной Белоруссии в белорусском национальном движении четко выделились два основных направления. Одно из них продолжало добиваться от польских властей восстановлении белорусской государственности в союзе с Польшей.
Им противостояла многочисленная, более активная и влиятельная группировка деятелей во главе с Ластовским, боровшаяся против режима польской оккупации. Эта группировка поверила обещаниям советской стороны о признании в будущем («после освобождения от белополяков») независимости Белорусской социалистической республики с коалиционным правительством из белорусских эсэров, эсэфов и большевиков.
Кроме этих двух движений, в Белоруссии существовала влиятельная группа консерваторов, представлявшая польских и ополяченных землевладельцев, а также польскую интеллигенцию в Белоруссии, тогда довольно значительную. Данная группа населения выступала за полную инкорпорацию белорусских земель в состав Польского государства. Она была тесно связана с Гражданским управлением «крэсов», а также с польскими военными кругами. Консерваторы не хотели ничего слышать ни о независимой Белоруссии, пусть даже в федерации с Польшей, ни об автономии.
Деятельность правительства БНР в первой половине 1920 г.
В первой половине 1920 года наблюдалась активная деятельность на международной арене Народной Рады и «левого» правительства БНР во главе с Вацлавом Ластовским, находившихся в Ковно (Каунасе). Основной упор они сделали на развитие отношений с прибалтийскими странами, недавно отколовшимися от Российской империи — Литвой, Латвией, Эстонией и Финляндией. В то же время правительство Ластовского весьма сдержанно относилось к Польше и России, справедливо видя в них претендентов на раздел между собой белорусской территории.
Основная задача дипломатов БНР была направлена на юридическое признание независимости Белоруссии европейскими государствами. Наиболее активно действовала Военно-дипломатическая миссия БНР в Латвии и Эстонии (резиденция миссии находилась в Риге). Так, в декабре 1919 года ее сотрудник генерал Корчак-Крыница-Васильковский провел переговоры с правительством Финляндии по этому вопросу. В начале февраля 1920 года Финляндия официально признала независимость БНР, что было сообщено дипломатическому представителю БНР в странах Балтии К. Дуж-Душевскому.
Труднее оказалось установить нормальные отношения с Латвией. 20 марта 1920 года на заседании белорусско-латвийской пограничной комиссии в Риге представители Латвии потребовали от белорусской стороны признать Двинск (Даугавпилс) латвийским городом. Белорусы отказались, сославшись на демографические данные (в Даугавпилсе и теперь живет много белорусов). Они предложили провести референдум на спорной территории. В результате стороны договорились об установлении белорусско-латвийской границы на этнографической основе, предусмотрев народное голосование на спорных территориях{132}.
Но в действительности пограничный вопрос решился иным образом. 11 августа 1920 года был заключен советско-латвийский мирный договор. Он установил ту линию границы между Латвией, с одной стороны, Россией и Белоруссией (как тогдашней частью РСФСР) — с другой, которая сохраняется до сих пор.[36] При этом советская Россия передала Латвии три уезда Витебской губернии, где преобладало белорусское население — Двинский (включая город Двинск), Люцинский и Режицкий.
Как уже отмечалось в предыдущих главах, наиболее дружественные отношения правительства Ластовского сложились с правительством Литвы. В первой половине 1919 года представители от БНР даже входили в состав литовских делегаций, которые вели переговоры с Польшей.
Но уже в конце того же года между литовскими властями и деятелями БНР стали возникать конфликты. Так, 21 декабря 1919 года на станции Вержболово литовская контрразведка арестовала нескольких дипломатических представителей БНР во главе с Я. Чарапуком, которые направлялись в Ригу, вскрыли дипломатический багаж белорусской делегации. Сам Чарапук был помещен в тюрьму в Ковно, где провел 24 дня без предъявления каких-либо обвинений. Его освободили только после официального протеста Военно-дипломатической миссии БНР в Риге. Попытка Чарапука привлечь к ответственности за этот инцидент министра иностранных дел Литвы не имела последствий. Литовский прокурор не принял заявление пострадавшего{133}.
Существовали противоречия из-за Вильни и Виленского края. Обе стороны претендовали на них — и литовская, и белорусская. Правда, с апреля 1919 года Вильня входила в состав Восточных земель Польши («крэсов»), судьба которых должна была решиться либо дипломатическим путем, либо на полях сражений.
Еще одно направление в деятельности правительства БНР — контакты белорусских дипломатов с представителями стран Антанты в Прибалтике, рассылка своих нот правительствам европейских стран и США, а также участие в работе комиссий Парижской мирной конференции, в совете послов Антанты и в Лиге Наций.
Несмотря на все это, в 1919–20 годах Белоруссия оставалась объектом геополитики соседних государств, в первую очередь России и Польши. Точнее, не объектом, а жертвой.
Создание Белорусской коммунистической организации
Наряду с двумя основными течениями в белорусском национальном движении — сторонников независимости и сторонников союза с Польшей, к концу 1919 года стала усиливаться и просоветская группировка.
Ею была общественно-политическая организация «Молодая Беларусь», входившая в партию эсэров на правах автономного подразделения. Возглавлял ее профессор-историк Минского педагогического института Всеволод Игнатовский (1881–1931), член ЦК партии БПС-Р. Основу организации составляли студенты Минского пединститута и молодые представители крестьянской интеллигенции, более радикально настроенные, чем основная масса эсэров. Под влиянием политических событий в Белоруссии и революционных преобразований в России усилился переход этой организации от народнических идей к коммунистическим.
«Молодая Беларусь» создала несколько десятков подпольных организаций. Осенью 1919 года она выступила с призывом начать вооруженную борьбу против польских оккупантов и создать совместный фронт с большевиками. В декабре 1919 года большинство радикальных деятелей этой организации вышли из состава БПС-Р.
1 января 1920 года лидеры «Молодой Беларуси» (В. Игнатовский, С. Булат, И. Кореневский, М. Куделько и А. Сташевский) создали руководящий центр новой национальной организации, которую они назвали «Белорусской Коммунистической» (БКО). Этот центр заявил, что главной целью деятельности БКО является установление «Советской Белорусской Республики с помощью Советской России, с которой Советская Белоруссия находится в федеративной связи».
В январе — феврале 1920 года в конспиративных целях члены Белорусской Коммунистической Организации объединились в подпольные группы — «пятерки» и «десятки». Всего насчитывалось до 2 тысяч членов БКО. В феврале на подпольном совещании в Минске был избран постоянный ЦК БКО из трех человек: В. Игнатовский (председатель), С. Булат, И. Кореневский.
На местах ячейки БКО сотрудничали с большевиками в подполье и участвовали в создании боевых дружин (партизанских отрядов), боровшихся с польскими оккупантами. Так, все партизанские отряды, действовавшие в Минском уезде, находились под контролем БКО. Отряды БКО действовали и в районах Борисова, Докшиц, Игумена, Лиды, Молодечно, Ошмян, Слуцка, Старых Дорог, а также в других местах.
В апреле 1920 года, после разгрома польской полицией большевистского штаба Минской повстанческой организации, ЦК БКО включил своих представителей в Белорусский повстанческий комитет, руководивший боевыми действиями всех «красных» партизан. Этот комитет поддерживал постоянную связь со штабом Западного фронта и руководствовался указаниями командующего Западным фронтом Тухачевского. В то же время, несмотря на отважную борьбу членов БКО против польских оккупантов, ЦК компартии Литвы и Белоруссии с подозрением относился к членам этой организации как бывшим эсэрам, пусть даже «левым».
Союз большевиков с белорусскими эсэрами
После раскола белорусского национального движения (в декабре 1919 г.) и раскола в партии белорусских социалистов-революционеров в связи с созданием Белорусской коммунистической организации (в январе 1920 г.), большевистское руководство в Москве и Смоленске решило использовать белорусских эсэров в своих интересах.
К осени 1919 года БПС-Р сформировала многочисленные партизанские отряды — крестьянские дружины, опиравшиеся на сельское население. Основой их формирования и снабжения послужила так называемая «Связь белорусского трудового крестьянства» — массовая организация на селе, которой руководили эсэры. Выступления эсэровских крестьянских дружин против польских оккупантов приобрели характер организованного военного сопротивления.
Большевики сочли целесообразным временное сотрудничество с эсэрами и с членами БКО ради совместной борьбы против польских оккупантов. Сделать это планировалось на той основе, что большевики якобы поддерживают идею белорусского национального государства. Большевики с серьезным видом обещали эсэрам восстановить Белорусскую Народную республику{134}.
Разумеется, они не собирались этого делать. Но в том и заключалось коварство внешней и внутренней политики большевиков (коммунистов) на всех исторических этапах, что ради достижения своих тактических целей они готовы были заключать соглашения с кем угодно и о чем угодно, меньше всего думая об исполнении своих обязательств. А вот их обманутые партнеры до поры, до времени наивно верили сказочным обещаниям представителей этой аморальной и преступной политической организации.
ЦК КП(б) ЛиБ, находившийся в Смоленске при штабе Западного фронта, получил указание из Москвы подчинить себе всех некоммунистических партизан, в первую очередь — эсэровской ориентации. В декабре 1919 года в Смоленске состоялось совещание представителей большевиков и делегации ЦК БПС-Р (П. Бодунова, Е. Трофимов, М. Освецимский, Ф. Шантырь). В смоленском соглашении двух партий, подписанными их представителями, были следующие пункты:
«1. Белорусская партия эсэров (социалистов-революционеров) должна действовать совместно с Российской Коммунистической партией.
2. Белорусская партия социалистов-революционеров вместе с Российской Коммунистической партией ведет борьбу против всех врагов советского правительства.
3. Белорусская партия социалистов-революционеров организует восстание в тылах польских войск и ведет агитацию для восстания среди белорусов.
4. Белорусская партия социалистов-революционеров применит все средства, чтобы взять в свои руки Белорусскую Войсковую комиссию в Минске, а если это не удастся — спровоцирует ее.
5. Белорусская партия социалистов-революционеров берет на себя обязательство наблюдать за всеми местными организациями, направленными против советского правительства, и будет передавать ему определенную информацию о них, а в случае необходимости обязуется ликвидировать эти организации».
Кроме того, большевики гарантировали эсэрам участие в белорусском правительстве после изгнания поляков из Беларуси{135}.
От имени руководства своей партии Полута Бодунова выдвинула ряд требований, обязательных для исполнения в дальнейшей совместной работе. В том числе:
1. «Признание Советской Россией законным правительства Ластовского, избранного 13 декабря 1919 года Радой Республики…
2. Провозглашение и фактическое осуществление независимости той части этнографической Белоруссии, которая занята советскими войсками (губернии Витебская, б. Могилевская, ныне Гомельская, и части Смоленской и Черниговской губерний с белорусским населением).
3. Немедленная организация белорусских красных войск и концентрация их на территории Советской Белоруссии…
4. Полное и безотложное материальное содействие белорусской культурно-просв. работе в Советской Белоруссии… Громадное педагогическое, а следовательно и культурное значение надо придать преподаванию на белорусском языке, на котором во всех белорусских губерниях говорят все женщины, дети и постоянно живущие в деревне мужчины.
В то время, когда, хотя и под страшным гнетом польской оккупации, все же открыты белорусские учебные средние и низшие заведения в Минске, Вильно, Гродно, Слуцке и других местах, а также курсы белорусоведения, в Советской России нет даже курсов по подготовке белорусских учителей»{136}.
На этом совещании было решено объединить все большевистские и эсэровские повстанческо-партизанские отряды в единую централизованную организацию — Народную военную самооборону (НВС), ставшую как бы прообразом белорусской национальной армии. Именно мираж независимой Белорусской советской республики с коалиционным правительством и своей национальной армией привлекал эсэров к сотрудничеству с большевиками. Вскоре (в феврале 1920 г.) к НВС на тех же основаниях присоединилась и БКО.
Член РВС Западного фронта И. С. Уншлихт весной 1920 года следующим образом характеризовал деятельность Народной военной самообороны:
«Для поддержки этого движения (партизанского) нами уже предприняты меры созданием организации НВС, которая принимает деятельное участие в организации повстанческих действий в местностях, занятых неприятелем. Ближайший тыл противника — Вильно, Минск и Барановичи — для удобства действия НВС нами разбит на несколько участков, куда высылаются инструкторы, партийные товарищи в качестве руководителей целыми уездами, или же поручается подобрать себе помощников в работе для волостей как руководителей, так и боевиков. Те и другие должны, безусловно, быть коммунистами. В случае восстания они организовывают на местах ревкомы. Им на помощь высылаются красные командиры, которые должны руководить движением»{137}.
Свое сообщение Уншлихт направил председателю РВС республики Л. Д. Троцкому. При этом он скрыл от Троцкого то обстоятельство, что в действительности основную массу бойцов Народной военной самообороны составили эсэры и члены БКО. Объяснялось это тем, что Троцкий отрицательно относился к эсэровскому повстанческому движению.
Таким образом, белорусские эсэры и новая организация национал-коммунистов (БКО) вступили в союз с большевиками с целью изгнания польских оккупантов и создания независимой социалистической Белоруссии, союзной советской России.
4 марта 1920 года на подпольном съезде партии белорусских эсэров в Минске ее Центральный Комитет официально заявил, что члены партии эсэров «вместе со всеми революционерами» выступают за установление власти трудящихся в Белоруссии, а эта власть решит вопрос о национальной государственности белорусского народа.
Популярность партии эсэров продолжала расти. В первой половине 1920 года она имела 5 тысяч активных членов. Под руководством ПБС-Р действовали 10-тысячная молодежная организация, а также «Союз белорусского трудового крестьянства», имевший свои отряды самообороны.
Съезд партии принял новую программу, в которую вошли тезисы социалистического характера. Она осуждала капитализм и ставила задачу перестройки общества на социалистической основе, конкретно — национализации земли, крупной и средней промышленности. Программа утверждала, что в Белоруссии происходит не пролетарская революция, а аграрно-крестьянская. «Диктатура трудового народа» будет осуществлена в форме советов{138}. Конечная цель аграрно-крестьянской революции — создание независимой Белорусской трудовой социалистической республики в составе Всемирной федерации свободных народов.
Такая программа сближала белорусских эсэров с большевиками. Вместе с тем стремление партии белорусских эсэров придти к власти после изгнания польских войск с территории Белорусси вызывало тревогу у местных большевиков. Тем более, что само руководство их ЦК сомневалось в необходимости восстановления советской белорусской государственности.
Поэтому для решения этого важнейшего для белорусских эсэров вопроса, по решению ЦК БПС-Р в Москву из Смоленска выехала специальная делегация во главе с членом ЦК П. А. Бодуновой. В Москве они 8 апреля 1920 года встретились с наркомом национальностей И. В. Сталиным и наркомом финансов, секретарем ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинским.
В ходе переговоров представители белорусских эсэров обвинили российских большевиков в том, что у власти в Белорусской и в Литовско-Белорусской ССР они поставили не местных работников, а чужеродные элементы, совершенно не знающие местных условий.
Второе обвинение заключалось в том, что в Белоруссии около 800 тысяч десятин отошло в госхозы, но основную часть помещичьей земли крестьянам не передали, они остались, как и прежде, малоземельными или безземельными. А в советских хозяйствах директорами остались прежние управляющие. Приводились слова крестьян: «Имения берегут, чтобы отдать их в добром порядке панам»{139}.
ЦК РКП(б) положительно отнесся к объединению сил коммунистов и эсэров в борьбе против польских интервентов, но другие требования отклонил. По вопросу о возрождении белорусской государственности ЦК РКП(б) предложил временно отложить решение. Обе стороны договорились вернуться к этому вопросу позже, когда обстановка на Западном фронте улучшится. Но главная задача была решена, белорусские эсэры и Белорусская Коммунистическая организация оказались под контролем большевиков.
29 апреля 1920 года ЦК КП(б) ЛиБ, по указанию ЦК РКП(б), ввел своих представителей в подпольный Белорусский повстанческий комитет, организованный эсэрами в марте в Минске и руководивший действиями эсэровских партизанских отрядов. Отныне действия трех сил — красных партизан, крестьянских отрядов, дружин БКО — координировал единый центр. Ему была поставлена задача подготовить общее выступление всех партизанских сил в момент наступления войск Западного фронта.
Мирный договор между РСФСР и Литвой
Мобилизовав левые силы в Белоруссии и поставив их под свой контроль, большевистское руководство России стремилось обеспечить тыл Красной Армии во время готовившегося наступления.
Учитывая принципиальные разногласия между буржуазной Литвой и Польшей в вопросах о принадлежности Виленского края и федеративного союза, правительство Ленина решило сделать Литву своей союзницей в войне против Польши. Правда, литовские вооруженные силы не превышали двух дивизий, но имел значение и другой фактор — геополитический.
Со своей стороны и литовское правительство стремилось заключить мир с РСФСР. Оно надеялось, что новое столкновение российской и польской армий позволит ему, во-первых, занять Вильню и Виленский край, а во-вторых, отодвинуть границу с Польшей дальше на юго-запад, в бывшую Сувалковскую губернию.
31 марта 1920 года правительство Литвы направило ноту правительству РСФСР, в которой говорилось:
«Ввиду того, что на территории Литвы не находится более ни одного русского солдата, а с другой стороны, литовский народ взялся за оружие лишь для того, чтобы отвоевать и обеспечить себе независимость, а не с целью захвата русской территории (имелась ввиду белорусская территория, которую Совнарком и ВЦИК РСФСР считали российской. — А. Г.), Литовское Правительство настоящим заявляет, что оно готово заключить мир с Россией. Главным условием мира является признание полной независимости Литвы в ее этнографических границах, т. е. заключающей в себе в общих чертах бывшие Виленскую, Ковенскую, Гродненскую и Сувалкскую губернии со столицей Вильно. Если Русское Правительство согласно на наши предложения, мы пришлем наших делегатов для выработки подробностей и для подписания мирного договора»{140}.
Следует отметить в этой связи, что в Гродненскую губернию входили Белосток, Бельск, Дрогичин, Беловежская пуща и Брест, где никакого литовского населения никогда не было.
На эту ноту правительство РСФСР откликнулось по радио практически мгновенно, уже 2 апреля (два дня ушли на составление текста своей ноты и согласование его с Лениным). На следующий день ноту опубликовала газета «Известия». Совнарком РСФСР выразил согласие на ведение переговоров о заключении мира с Литвой. Правда, был разъяснен принцип определения границ:
«Российское Советское Правительство согласно применить этнографический принцип как основу для определения границ территории Литовского государства, предоставив обсуждение деталей и вопросы о национальной принадлежности того или иного города предполагаемой конференции между двумя Правительствами{141}.
Столь же быстро (4 апреля) был получен ответ министра иностранных дел Литвы Аугустинаса Вольдемараса. Его нота была короткой.
«Подтверждая получение Вашего ответа на наши мирные условия, Правительство Литвы просит Вас ответить в форме, не допускающей сомнения, признаете ли Вы за Литвой города Вильно и Гродно. Литва не допускает, чтобы вопрос об ее независимости составил одно из условий договора. Независимость ее должна быть признана предварительно. Она является неотъемлемым правом народов и не может составить предмета обсуждений. Только после точного ответа мы сможем начать переговоры»{142}.
8 апреля также по радио (с публикацией в «Известиях») последовала нота наркома иностранных дел РСФСР Чичерина министру иностранных дел Литвы, где говорилось, что РСФСР уже признала «де факто» независимость Литвы в своей предыдущей ноте, но это признание будет зафиксировано и в мирном договоре «чтобы получить юридическое выражение в формальном акте». Далее в ноте Чичерина было сказано:
«Что касается вопроса о границах нового государства и, в частности, о принадлежности некоторых городов к Литве, то мы заявили, что Российское Советское Правительство принимает этнологический принцип как основу в решении этого вопроса. Литовское Правительство должно дать себе отчет в том, что лишь тогда, когда оно познакомит нас с этнологическими данными, касающимися этого вопроса, мы сможем вывести вытекающие из них заключения и предпринять соответствующие политические шаги, которые окажутся необходимыми.
Если Литовское Правительство знает, что в силу этнологических данных названные им города должны быть отданы Литве, оно может быть уверено, что Российское Советское Правительство без колебаний примет эти заключения, но ясно, что прежде всего необходимо ознакомить Правительство с этими данными»{143}.
Мирные переговоры с Литвой начались в Москве 7 мая 1920 года и тянулись более двух месяцев.
Дипломаты РСФСР, подчиняясь указаниям ЦК РКП(б) и самого Ленина, стремились заключить договор с Литвой по образцу договора с Эстонией от 2 февраля 1920 года. Российскую делегацию возглавлял А. А. Иоффе, имевший немалый опыт в дипломатической деятельности.
Литовские представители упорно требовали значительных территориальных уступок Литве за счет белорусских земель. Они предъявили претензии, кроме Ковенской, Виленской, Гродненской и Сувалковской губерний еще и на Новогрудский уезд Минской губернии, на части Иллукстенского и Гробинского уездов Курляндской губернии. Напомним, что советско-латвийский мирный договор к тому времени еще не был подписан.
Российская делегация соглашалась уступить Литве Вильню и Виленский край на том основании, что Вильня — «историческая столица» Литвы. Прочие же требования литовской стороны вначале были отвергнуты. 15 мая 1920 года советская делегация предъявила литовцам этнографическую карту, на которой литовскими были показаны только Сувалковская, Ковенская и западная часть Виленской губернии (без Вильни). Однако литовская делегация настаивала на передаче своей стране всей Гродненской губернии.
Переговоры затягивались. Один из литовских делегатов (П. Климас) сообщал министру иностранных дел 26 мая 1920 года:
«Русские принципиально не могут удовлетворить наши требования, так как в Лидском, Ошмянском и особенно Гродненском уездах у нас, действительно, почти нет никаких этнографических доказательств, за исключением очень старых и неубедительных упоминаний о том, что в некоторых местах жители пользуются литовским языком, или об их историческом литовском происхождении»{144}.
Попутно договорились с литовской делегацией о реэвакуации беженцев (договор от 30 июня 1920 года). Из России могли уехать на родину литовцы, покинувшие родные места либо выселенные во время мировой войны или гражданской войны.
А в это время (в мае) войска Западного фронта уже перешли в наступление. Дальнейшее затягивание переговоров, опасались в Москве, могло привести к соглашению между Литвой и Польшей о союзе против РСФСР. 4 июля 1920 года министр иностранных дел Польши Эустахи Сапега заявил, что польское правительство готово признать «де факто» независимость Литвы и установить с ней добрососедские отношения. Поэтому Ленин дал указание наркому иностранных дел Чичерину и главе советской делегации Иоффе пойти на уступки литовской стороне. Все равно скоро должна была начаться всемирная пролетарская революция, которая сметет все границы!
Наконец, 12 июля 1920 года в Москве был подписан мирный договор между Россией и Литвой. В 1-й статье договора РСФСР безоговорочно признала суверенитет и независимость Литовского государства. 2-я статья договора описывала (с приложением карты) «государственную границу между Россией и Литвой». Разумеется, о Белоруссии в договоре не было ни слова, граница называлась «российской», хотя Красная Армия еще не вышла к ней по всему периметру.
Итак, линия госграницы начиналась на западе южнее польского Августова, проходила в 30 километрах южнее Гродно и оттуда шла на восток по реке Неман до впадения в нее притока Березины (небольшой реки севернее Новогрудка; не путать с большой рекой Березина к востоку от Минска). Затем граница поворачивала на север и проходила в 60–70 км западне Минска, оставляя на российской стороне местечко Воложин (1 км от границы), города Молодечно (линия границы прошла возле западной окраины тогдашнего города) и Вилейка (граница в 11 км западнее города). На литовской стороне оставались озеро Нарочь, города Поставы и Браслав. Далее граница выходила возле местечка Друя (на российской стороне) к реке Западная Двина, а там уже была Латвия{145}.
Таким образом, по этому договору Литве доставались города Гродно, Лида, Вильня, Ошмяны и Браслав. А латвийско-литовская граница значительно удлинялась по реке Западная Двина. (В настоящее время упомянутые районы составляют большую часть Гродненской, значительную часть Витебской и даже часть Минской области Республики Беларусь).
Статья 2 имела важное для командования Красной Армии добавление:
«Принимая во внимание факт войны между Россией и Польшей и оккупацию последнею части территории, согласно настоящего мирного договора являющейся территорией Литвы, и ввиду невозможности для Российских армий приостанавливать военные действия против Польши на литовской границе, нижеподписавшиеся от имени Правительства Литовской Демократической Республики заявляют, что оно ни в коем случае не сочтет за нарушение настоящего договора и недружелюбный в отношении Литвы акт — факт перехода Российскими войсками литовской границы и занятие ими части территорий, по настоящему договору составляющих территорию Литовского Государства, с тем, однако, условием, чтобы по миновании военно-стратегической надобности Российские войска были выведены из означенных территорий»{146}.
Правда, конвенция о совместных военных действиях между командованием Западного фронта и командованием Литовской армии не была заключена. Литовское правительство не желало связывать себя какими-нибудь конкретными обязательствами, а тем более подчинять свою армию командованию Западного фронта, пусть только в оперативном отношении.
После заключения этого договора литовские войска в середине июля 1920 года начали выдвигаться к линии новой границы, прежде всего на северном участке, вблизи Западной Двины. Но действовали они самостоятельно, не согласуя свое продвижение с командованием Западного фронта. Тем не менее, большевистское руководство обрадовалось. 21 июля нарком Чичерин передал министру иностранных дел Литвы Ю. Пурицкису приветствие в связи с «совместными действиями литовских и российских войск против польских империалистов». Он также отметил, что оккупация российскими войсками литовской территории (указанной в московском договоре) является временной и не угрожает независимости Литвы{147}.