- Хорошие хоть знакомые-то?
- Хорошие. Вместе в вагоне ехали.
- Ну, тогда - конечно. Поди, пить будете?
- А как же?
- Тогда последнюю рюмку за мое здоровье…
- Обязательно.
- …вылейте!
- Как вылить, куда?
- На пол вылейте, бестолковая вы девчонка!
- Ах, вон что. Не знаю, на пол-то… оштрафуют еще. Не бойтесь, не сопьюсь.
Леша уже заказал бутылку сухого вина, графинчик коньяку и фрукты. Валюше он сразу налил вина, а на меня взглянул нерешительно.
- Что будете пить, Женя?
- То же, что и вы,- заявила я.
Тут я опять вспомнила о своей неподходящей внешности. И если мне незачем было играть перед Лешей, то здесь сидела еще Бессонова…
- Налейте мне коньяку.
Вообще-то я не любила крепких вин, но в институте, на всяких там междусобойчиках, приходилось пить всякое. Считалось правилом хорошего тона пить водку не морщась. У меня это получалось не хуже, чем у других.
Леша послушно налил мне коньяку. Мы чокнулись, я отважно выпила свою рюмку. Кажется, на Валюшу это произвело впечатление.
- Когда улетаете? - спросила я у Леши.
- Завтра.
Бессонова сразу низко наклонилась над своим бокалом, и слезинки закапали в вино.
- Ну, что ты, Валюша! Ну, не нужно, я же скоро вернусь.
- Скоро?.. Через два месяца.
- Ну и что - два месяца. Они знаешь как быстро пройдут. А как вернусь, мы поедем с тобой на юг.
Бессонова подняла голову и вытерла глаза.
- Насовсем?
- В отпуск. На месяц.
- Совсем бы отсюда уехать.
- Совсем меня не отпустят. А чем у нас здесь плохо? Вот зимой поедем в наш санаторий.
- Холодно здесь…
- Мы будем с тобой ходить на лыжах.
- Я не умею на лыжах.
- Да я тебя научу. Ты у меня еще так будешь ходить на лыжах…
Милый мальчик Леша… Он так хорошо сказал это: «Ты у меня!»
Невесело было все это мне слушать. Я предполагала, что не будет у них ни лыж, ни санатория… Независимо от того, узнаю я что-либо новое или нет. Зло уже совершилось, и за преступлением последует наказание. Они еще ничего об этом не знают, а я знаю, но уже ничем не смогу им помочь.
У меня появилось ощущение какой-то вины перед ними, перед Бессоновой за то, что мне лично не угрожает такая беда, как ей, потому что у меня воспиталось прочное чувство уважения к государственному добру, а у Валюши этого почему-то не произошло.
Я смотрела на ее глаза, набухшие слезами, и мне казалось, что она уже сама чувствует, ожидает эту страшную беду.
- Допьем!-Леша поднял рюмку.
- За хорошую вам дорогу! - пожелала я ему.
- За хорошую вам работу,-сказала мне Валюша.
Я не знала, чего ей пожелать, чтобы это не было ложью, и только молча кивнула в ответ.
Когда я вернулась домой, Петр Иваныч встретил меня в коридоре, молча покачал головой и пошел на кухню готовить кофе по-бразильски.
3
С нетерпением я ожидала звонка Аллаховой.
Старалась не отлучаться надолго со склада. Беспокоилась, понимая, как много может значить этот звонок: она или принимает меня в свое общество, или нет. Если принимает, следовательно, решила ко мне приглядеться, не смогу ли я ей быть чем-то полезной -«ведь ей необходимы сообщники. Если не позвонит, значит, я ей чем-то «не показалась», мне придется начинать все сначала, и решение задачи усложнится во много раз.
Я потеряла уже всякую надежду…
Аллахова позвонила на третий день. Рита Петровна отсутствовала. Трубку сняла наш бухгалтер и без лишних слов передала ее мне.
Аллахова не назвала себя по телефону - я узнала ее голос.
Она сказала, что выполнила мой заказ и я могу приехать к ней на склад. Когда? Да хотя бы сегодня вечером…
После работы, перед тем как поехать на Главный склад, я купила черный карандаш для косметики. Мазнула по ресницам, поставила в уголках глаз по черточке. Я никогда не делала этого раньше.
Пригляделась к своему отражению в зеркале и решила, что это как раз то, что мне сегодня нужно.
И вот наконец-то я стояла на пороге учреждения^ за которым столько дней наблюдала только издали.
- Спокойнее! - сказала я сама себе.- Спокойнее… Не терять хладнокровия…
Главный склад Торга мало походил на наш грязный неухоженный складишко. В вестибюле - узорный линолеум, ковровая дорожка, пальма в зеленой кадушке. На стене висел роскошный красочный плакат: милая девушка советовала хранить деньги в сберегательной кассе, обещая за это автомобили, холодильники и развесистые пальмы черноморского побережья.
Меня встретила Валюша Бессонова. Она улыбнулась мне как старой знакомой, и у меня опять стало неуютно на душе.
- Улетел?
- Улетел… Пойдемте, там вас уже ждут.
Она пошла вперед.
Кабинет заведующего складом на нашу «контору» тоже никак не походил. Как полагается солидному кабинету, двери были обиты коричневым дерматином, в шашечку. В двери был врезан американский замок. «Закрываются, значит…» - подумала я.
В углу за полированным письменным столом сидела Аллахова. Она приветливо кивнула, протянула руку. С дивана, стоящего у стены, поднялся мужчина, полноватый, лет за сорок, с пухлыми губами и лысинкой. Он поклонился мне.
«Колесов!» - подумала я.
Это на самом деле оказался Колесов.
- Наш Олег Владимирович,- пояснила Аллахова,- бог снабжения комбината и наш благодетель в отношении «что достать». Может достать все. С моим кладовщиком, я знаю, вы уже познакомились. Садитесь, пожалуйста.
Она указала на диван, и я послушно села рядом с Колесовым. Он взглянул на мои колени.
- Как там Рита Петровна? - спросила Аллахова.- Усердствует, как всегда? А ты, Валюша, почему, как бедная родственница, подпираешь косяки? Садись. Да не хмурься ты, горе мое! Приедет твой летчик, точно тебе говорю. Такие, как он, приезжают. Вот за Олега Владимировича я бы не поручилась. Он мог бы и не приехать… Олег Владимирович, да не оправдывайтесь, не стройте из себя праведника, зачем это вам. Если перед Евгенией Сергеевной, то ей праведники, думаю, тоже не очень нужны.
Аллахова вела разговор спокойно и уверенно, в ее поведении не было наигранности.
Я слушала ее и понимала, как нелегко будет здесь что-либо узнать.
- Евгения Сергеевна,- продолжала Аллахова,- я передала Олегу Владимировичу вашу просьбу. Кажется, она не доставила ему особых хлопот.
- Какие пустяки! - подтвердил Колесов.
Он поднял с полу портфель, отличный современный портфель, размером с хороший чемодан, щелкнул бронзовой пряжкой и вытащил бутылку.
- Вот - «Ереван». Как я понял, это и требовалось?
- Спасибо!
- Прошу вас. Одной бутылки вам хватит?, пока, разумеется!
- О, вполне.
Колесов достал из портфеля такую же вторую бутылку.
- Тогда эту мы разопьем за знакомство. Светлана Павловна, надеюсь, нам разрешит.
Аллахова погрозила пальцем шутливо.
- В рабочем помещении, Олег Владимирович!
- Рабочий день закончился.
- Все равно, что подумает о нас Евгения Сергеевна!
Колесов повернулся ко мне:
- А что подумает Евгения Сергеевна?
Конечно, все это была немудреная разведка, дешевая игра. Но, тем не менее, это была разведка.
- Думаю, что это ценное предложение.
- Видите, Светлана Павловна! На молодежь всегда можно рассчитывать. Валюша, милая, добудь-ка нам рюмки.
- Чего их добывать,- отозвалась Бессонова.- Вон они, в тумбочке, там же, где стаканы. Что, не знаете?
Бессонова явно выходила из игры.
- Валюша! - вступила Аллахова.- Откуда Олегу Владимировичу знать, где у нас рюмки? Достань, пожалуйста.
Колесов подтащил к дивану низенький журнальный столик, который стоял у стены, снял с него какие-то бумаги и рекламные проспекты. На полированной столешнице виднелись многочисленные кольцевые отпечатки.
Бессонова, насупившись, достала из тумбочки пластмассовое блюдечко с рюмками. Колесов ловко откупорил бутылку.
- Мне немного,- сказала Аллахова.
- Я не буду,- отказалась Бессонова.
Я понимала, что сейчас происходят «смотрины», меня проверяют «на вкус и на цвет».
Колесов был понятен, его интерес ко мне элементарно прост. Но доверие Аллаховой нужно еще завоевать. В ее глазах я должна стать этакой лихой бабенкой, которая если еще не научилась ловчить и воровать, то и не против того, чтобы этому научиться, а пока любит пожить в свое удовольствие, не делает из моральных вопросов проблем и умеет пить.
Это была роль Нилы Снижко из первого акта…
Только здесь была не сцена, здесь все было всерьез. Делам Колесова и Аллаховой соответствовали вполне настоящие статьи Уголовного Кодекса. И в бутылке, которую держал Колесов, находился не чай, как на сцене, а настоящий коньяк, который нужно было пить.
Что ж, я и буду пить!..
Я молча подвинула Колесову свою рюмку. Я не сказала: «Ах, мне немножко, чуть-чуть!» Он налил половину, помедлил. Я молчала. Тогда он наполнил рюмку до краев и себе налил столько же. Из портфеля достал целлофановый пакет с засахаренными дольками лимона, надорвал его и положил на стол.
Я заметила, что Аллахова с любопытством поглядывает на мою порцию коньяка - рюмка была внушительной.
Колесов произнес обычную формулу:
- Со знакомством!
Однако ни он, ни Аллахова не пили, а продолжали за мной наблюдать. И тогда я махом выпила весь коньяк. Не спеша поставила рюмку на стол.
- Ну, вы молодец! - сказала Аллахова.
Я сделала вид, что не сразу поняла, к чему относится эта похвала, потом пожала плечами, как бы говоря: «Ну, подумаешь, какие пустяки!»
Колесов пододвинул мне пакет с лимоном. Я взяла одну дольку, аккуратно стряхнула с нее сахар. Я боялась здесь «пересолить», но, кажется, все сошло. Только Валюша взглянула на меня с брезгливым сожалением.
Надо было рассчитываться с Колесовым. Я положила бутылку в свою сумку и достала из нее четвертную. Колесов было запротестовал, и весьма энергично.
- Бога ради, Евгения Сергеевна!-театральным тоном воскликнул он.