Любопытство перебороло страх.
Любопытство перебороло страх. Клавдия Петровна поднялась на этаж выше своей квартиры и с удивлением обнаружила, что приоткрыта дверь, за которой жил ее бесшабашный сосед Андрей Вирт. Гости в его квартире не переводились так же, как тараканы в хрущевке. Было удивительно другое. Дверь не заперта, а внутри, не считая музыки, которая, кстати, смолкла к моменту подъема старушки на этаж, стояла тишина.
И она вошла…
Клавдия Петровна не помнила, как добралась до своей квартиры, легла на диван и взяла в руку телефонную трубку. Очнувшись, она так и не смогла восстановить хронологию событий. Перед ее глазами, смешиваясь одна с другой, стояли две картины: истерзанный труп соседа и грязная куртка, исчезающая за углом дома. Посредине этого страшного импрессионистского наброска горели глаза, отливающие тухлым яичным желтком.
— Выходит, старая видела убийцу, не так ли? — подытожил рассказ Черникова Стариков.
— Этого никто не говорил, — возразил Никитин. — Она заметила лишь мужика, облик которого пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он — убийца, и нам надо главным принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.
— Я про плащ вообще ничего не слышал, — заметил Черников.
— Стоп, ребята, — как всегда к месту вмешался в разговор Никитин. — Но эксперты уверяют, что смерть наступила не ранее семнадцати часов. Как я понял из твоего рассказа, старушка видела труп что-то около шестнадцати? Не в цвет тема.
— В том-то и заключается самое хреновое. — Черников поерзал на стуле. — Когда Клавдия Петровна видела Вирта, он был еще жив. Кто-то обработал его так мастерски, что тот мучился еще около часа. Это не убийство, товарищи оперуполномоченные. Если верить нашему Уголовному кодексу, то налицо причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Смешно, правда?
— Нет, не смешно. — Никитин вздохнул и полез в карман за сигаретой. — Все равно это будет квалифицировано как убийство. Бабке никто не поверит, а телу Вирта — да. Однако я вас поздравляю. Последнего маньяка в области задержали пять лет назад. С почином!.. А откуда вообще взялся в доме этот Вирт? Соседи что говорят?
— Перед самой смертью мужа Клавдии Петровны поселился к ним какой-то тип. Молодой, лет тридцать пять. Жизни своей не скрывал. Жены дома нет — он туда с бабами. Потом стало наоборот. Видимо, супружнице его надоело на это непотребство смотреть. Он где-то — теперь она мужика в дом. Несколько раз друг друга ловили на горячем, били об головы посуду, но почему-то жили вместе. Видно, что-то их держало.
— Интересное кино получается.
— Интересное кино получается. — Никитин до конца выслушал эту историю, но что-то в ней не вязалось воедино.
Либо Черников чего-то недосказал, позабыл, либо он сам что-то пропустил.
Молчал начальник долго.
— Что по камню?
Притухший было Черников снова ожил.
— А вот по камню все гораздо интересней! Камень старый. — Он услышал смех Старикова и пояснил: — Я имею в виду не возраст алмаза, конечно, а время его огранки. Сейчас так камни не гранят. Я был у мужика одного, который антиквариатом на Луговой заведует. Так он в свой «глаз» зыркнул на бриллиант, капнул чего-то и с ходу мне предложил пятьдесят тонн зеленых. Я чуть не продал.
— Не понял. — Никитин поморщился. — Объясни.
Сергей вынул из кармана камешек и положил на стол перед сослуживцами.
— Вот и я не понял, пока он мне не объяснил. Так алмазы гранили лет сто назад. Сейчас другие технологии и методы. Камень явно из коллекции чьего-то прадедушки. Начало двадцатого века.
— Да, черт!.. — Никитин удивленно усмехнулся и положил камень в карман. — Это и на самом деле интересно. А вдова не объяснила наличие бриллианта в квартире?
— Если это можно назвать объяснением. Первый раз, говорит, вижу.
Разослав подчиненных, Никитин остался наедине с Черниковым.
— Сергей, я тебя хотел попросить…
— Говори.
— Я сейчас пойду выбивать командировку в Москву. Попробую связаться с МУРом по поводу этого Тимофея Макеева. Я тебе о нем рассказывал. А ты мне напиши какую-нибудь бумажку по нему, чтобы было чем перед генералом мотивировать. Подробно ничего излагать не нужно. Просто придумай что-нибудь, чему можно поверить. Вечером еще поговорим.
— Ты об этом хотел попросить?
— Нет… В восемьдесят четвертом году в поселке Арманский была зверски убита девочка. Начальник того отдела, наверное, давно на пенсии. Найди его и оперов, которые работали по этому делу. В общем, Серега, расспроси их как следует.
Черников некоторое время смотрел на начальника, потом ответил:
— Хорошо. Сделаю.
Никитин посмотрел другу в глаза.
— Пора заканчивать с этим.
Черников долго молчал, а потом осведомился:
— С чем, Саша?
— С тем, о чем я постоянно вспоминаю, ни разу этого не видев.
Глава 4
Сторож базы допил полстакана водки, оставшиеся в бутылке после бдительного дежурства, закусил подсохшим огурцом и вышел на свежий воздух. Почувствовав беспокойство в виде тянущих позывов в самом низу живота, он свернул за дальний от входа склад, расстегнул брюки и прицелился в куст сибирской конопли. Процесс облегчения застопорился на полпути, когда мутный глаз сторожа рассмотрел босую, перепачканную кровью человеческую ступню. Впопыхах окропив обе брючины, сторож развернулся и бросился в строительный вагончик. Там стоял телефон.
Сторож начал соображать в рациональном ключе только тогда, когда схватил трубку и набрал 02.
«А что ты делал, сторож хренов, когда на охраняемой тобой территории резали человека?!» — прогремел воображаемый вопрос.
«А на хера нам нужен такой сторож, из-за которого у нас с ментами рамсы начинаются?!» — протрубил бас Пети Самарского, хозяина всех складов.
«Стоп, — сказал сам себе сторож и покосился на опустошенную бутылку. — А не показалось ли мне чего?»
К складу он приближался очень медленно, словно боясь разбудить того, кто уже никогда не проснется. Каждый сторож в душе трус, если рядом нет телефона. Он никогда не пойдет на подвиг, если не имеет ружья.
Человеческая нога не исчезла, не испарилась. Она продолжала светлеть на фоне земли и серых кустов конопли.
Сторож сделал еще шаг и обомлел.
Прямо перед ним, на грязной земле, залитой за годы существования базы мочой сторожей и грузчиков, лежала обнаженная девочка тринадцати-четырнадцати лет. Ее длинные светлые волосы кровавыми клоками были словно ветром отброшены в стороны, открывая чудовищные раны и увечья.
Окаменевший и в мгновение ока протрезвевший сторож машинально перевел взгляд на лицо девочки, и его рот исказился в судороге.
У девочки не было лица. Содранная кожа, отрезанные нос и губы…
Сторож, пятясь, зацепился ногой за ржавый обод автомобильного колеса и рухнул на землю, не сводя остекленевших от ужаса глаз с девочки.
Ему в лицо смотрели пустые, окровавленные глазницы.
— Никитин здесь? — спросил Черников, едва успев войти в кабинет.
— Нет. Да и рано еще. Тебя тоже подняли? — Игорь сидел за столом и курил сигарету.
— А звонили ему? — не унимался Черников.
— Звонили, он едет.
— Ты на месте уже был? — Черников, казалось, состоял из одних вопросов.
— Тебя жду. Готов? — Стариков задержал руку с сигаретой над пепельницей.
— Поехали.
Игорь уверенно воткнул окурок в хрусталь и поднялся.
Через десять минут оба были у строительного вагончика.
Чуть поодаль толпилась толпа зевак. Черников окинул взглядом этих любопытных типов. Два мужика, один из них, кажется, пьяный, парень, мужчина в черной рубашке, еще двое в строительных робах с какими-то эмблемами на куртках…
— Кто обнаружил труп? — спросил Никитин Старикова, рассматривая тело и что-то чиркая в своем блокноте.
— Сторож. В пять утра.
— Следственный комитет уже в пути?
— Да, — ответил Саморуков, подошедший со спины Никитина. — Минут через десять будут на месте. Районная группа на заявку прилетела и сразу сориентировалась. Они отзвонились в ГУВД и комитет.
— Сторожа сюда приведи.
Через тридцать секунд данный персонаж, благоухающий спиртным, появился перед начальником отдела.
— Я как шум услышал, сразу бегом к складу номер восемнадцать! — без предисловий заговорил он. — Сначала подумал, что опять мальчишки двери ломают. Там шоколад хранится. А потом крики раздались. Я еще быстрее. Подбегаю — поздно! Как увидел, что творится, ринулся звонить в полицию.
— Не убегался, спринтер?
— Чего? — не понял сторож.
— Я спрашиваю, не уморился всю ночь бегать? — надавил Никитин, глядя прямо в глаза сторожу.
Саморуков и Стариков, подперев плечами противоположные стены вагончика, понимающе молчали.
— Я честно говорю. — Сторож пожал плечами.
— Ты свое «честно» к заднице прибей и всем, не считая меня, показывай. Кровь на трупе уже черная, засохшая, а это говорит о том, что смерть наступила вообще часов десять назад. На теле уже трупные пятна проступают, а ты меня тут фуфлом кормишь. Может, тебя встряхнуть немножко для просветления памяти? Какие ты тут крики два часа назад мог слышать, алкаш?
Сторож уже был твердо уверен в том, что переборщил с показаниями.
— Женские…
— Так. — Никитин повернулся к выходу и заявил: — Вот этих двоих сотрудников я стараюсь не оставлять наедине с людьми. Это всегда заканчивается печально для тех бедолаг. Но раз разговор не клеится…
— Ошибся я, наверное!
— Так. — Саша снова развернулся к сторожу.
— По нужде захотелось в пять часов, пошел к складу, а там…
Никитин посмотрел на покрасневшего Старикова, а сторож промямлил:
— В общем, наврал я. Боялся, что с работы выгонят. Меня посадят за дачу ложных показаний?
— Как на базу еще можно проникнуть, если не через центральный вход? Окажешь помощь следствию, замолвлю за тебя словечко перед генеральным прокурором.