— Где живете? — спросил Стариков.
— В городе, — ответил задержанный.
— В каком? — поинтересовался Саморуков.
— В этом.
— Тогда, наверное, нужно просто адрес сказать, не правда ли? — заметил Стариков. — Вас ведь не в Суринаме задержали, да?
— Я на улице Ломоносова живу. В доме номер семьдесят.
— Еще бы квартиру узнать, — заявил Саморуков.
— Восемь.
— Все правильно, — объявил Стариков. — Все сходится. Квартира номер восемь.
— Что сходится? — спросил мужик. — Что может сойтись?!
— Да вы не нервничайте. Может, вам дать бланк, и вы нас допросите по всем правилам? Вы будете спрашивать, а мы отвечать. Когда мы захотим что-либо узнать, вы нам скажете: «Может, вы рот закроете, поскольку здесь спрашиваю я?»
Мужик понял и обмяк. Он решил молча дожидаться разгадки тайны своего задержания.
— Как давно вы знаете Вирта?
— Какую вирту?..
— Андрея Вирта, — уточнил Стариков. — Вы ведь двадцать восьмого мая последний раз с ним виделись.
Никитин понял, что Игорь прокололся. Не нужно было называть число. Если мужик знает Вирта и поймет, что его прижали, то он назовет любое число до двадцать восьмого. Тогда все будет в порядке. Можно крутить его дальше с надеждой на перспективу. А сейчас он станет бодаться до последнего, уверяя всех в том, что Вирта не знает, потому что на него конкретно пытаются повесить убийство, а не знакомство.
— Понятия не имею, о ком вы говорите. Я не знал никого с фамилией Вирт…
«Стоп!» — сработало в голове у Саши.
— А почему «знал», а не «знаю»? — Он вонзился глазами в переносицу мужика.
— Не знал до сегодняшнего момента. Впоследствии, может быть, узнаю.
— Тогда что вы делали в его квартире двадцать восьмого мая?
— Назовите адрес! Я много где бываю. Может, и был где-то двадцать восьмого мая, но я ведь не обязательно должен знать, кто там проживает.
— То есть? — удивился Саморуков.
— Вы кем и где работаете? — уточнил вопрос Никитин.
— Я опросом общественного мнения занимаюсь. От мэрии города. Вы вообще понимаете, что мое задержание и все эти разговоры незаконны? Я ведь буду жаловаться.
— Ваше полное право. — Черников согласно кивнул. — За пять лет работы в этом отделе я не помню ни одного человека, который уходил бы из этого кабинета без подобного обещания. Отдел все еще стоит, а я продолжаю в нем работать. Недавно звание генерал-полковника получил.
Никитин написал на листке блокнота: «Срочно тащи сюда старуху для опознания» и незаметно передвинул его Черникову. Тот скосил глаз, поднялся и вышел.
Через две минуты он уже выводил свою «Тойоту» на дорогу.
Вероника Бородулина сидела в своем кабинете за столом. Напротив нее разместился начальник следственного комитета города и листал уголовное дело по факту убийств Вирта и девушки на базе «Сибирьдальпромрыба». Он так же, как и Никитин, переживал за свою подопечную. Дать ей такое сложное дело было именно его сознательной инициативой.
Валерий Марченко был из тех людей, которые придерживаются нестандартных форм натаскивания подчиненных. Обучая человека плавать, они бросают его в воду посреди реки и сидят в лодке рядом. Если счастливчик после такого «обучения» выплывал, то Марченко больше уже не задумывался о том, брать его в команду или нет. А если тот начинал молить о спасении, Марченко протягивал ему руку, но на берегу отсылал подальше.
На удивление, Бородулина пощады не просила и ни на что не жаловалась. Однако дело есть дело, и Марченко пришел узнать о наработках и перспективах.
Через десять минут после начала разговора в кабинете следователя зазвучала трель телефона. Вика подняла трубку.
— Алло! Следователь Бородулина?
— Да.
— С вами говорит депутат
— С вами говорит депутат городского совета Семкин. По долгу службы я обязан беспокоиться обо всем, что, в свою очередь, заботит моих избирателей. Не секрет, что так называемое дело об убийстве известного предпринимателя Вирта наделало много шума. Люди боятся выходить на улицу, спрашивают, как идет следствие, скоро ли будет задержан маньяк-убийца. Расскажите, пожалуйста.
Вика закрыла трубку ладонью и непонимающе уставилась на начальника.
«Что такое?» — взглядом спросил он.
— Звонит какой-то депутат. Говорит, расскажите о ходе дела по убийству Вирта.
— Учись. — Марченко взял трубку из руки Вики. — Да!
— А кто это? — удивился Семкин.
— А это кто?
— Депутат горсовета Семкин. Я просил рассказать о ходе дела по убийству известного предпринимателя Вирта. Люди боятся выходить на улицу…
— Передайте своему электорату, чтобы смело выходил.
— А что по делу?
— По делу все нормально.
— Ну, зачем вы так в штыки?
— Почему вы, депутат Семкин, оказываете давление на следствие?
— А кто со мной разговаривает, собственно?
— Начальник следственного комитета города Марченко. Так вам доложить? Я через неделю как раз приглашен на сессию горсовета. Там и расскажу о вашей чрезмерной заинтересованности.
— Я, извините, хотел лишь в двух словах.
— В двух? Пожалуйста: до свидания. — Марченко положил трубку. — Виктория Павловна, если еще кто-нибудь из народных избранников будет беспокоить, давайте им мой номер телефона. А если смелости хватит… Вы разговор хорошо запомнили?
— Да. — Вика улыбнулась.
— Выборы скоро. Вот и появилась у них откуда ни возьмись забота о людях.
Начальник встал с простенького кабинетного стула, хотел напоследок сказать что-то, потом передумал и махнул рукой.
— Давай, Виктория Павловна, работай.
После этого он поднялся в свой кабинет и сам позвонил Никитину.
Глава 6
К исходу дня стали очевидны три вещи. Во-первых, труп девочки был установлен. Истерзанным ребенком оказалась жительница того же района, в котором было совершено убийство Вирта. Имя тринадцатилетней Евы Милешиной вписалось кровавой строкой в список жертв садиста. В семь вечера девочка вышла из дома и направилась к подруге. В двенадцать часов ночи родители забили тревогу.
Идиот помощник дежурного по райотделу не принял заявку родителей о пропаже ребенка и сказал:
— Сейчас все они такие. Нагуляется и придет. Вот если и завтра не появится, тогда приходите.
К этому времени Ева Милешина была уже мертва. Родители опознали ее в морге по шраму на руке. Трехлетняя Ева нечаянно уронила себе на локоть горячий утюг.
Во-вторых, старушка не опознала мужчину, задержанного ДПС. Защищая закон, обязательно где-то его нарушишь. Так и сделал Черников. Вместо официального опознания он привез Мыскину в ГУВД, подвел к открытому кабинету и в щелку показал задержанного. Если бы старушка сказала, что он и есть, то можно было бы смело проводить законное опознание.
Но Мыскина посмотрела в просвет на мужика, прищурившись опытным взглядом бывшей вахтерши, потом протерла рукой глаза и заявила опешившему Черникову:
— Ты чего такой бестолковый? Я же сказала, у того глаза серые были. А у этого карие!
— Вы что, в глаза ему глядели с четвертого этажа на третий? — рассердился Черников. — Смотрите хорошо! Все тут — куртка, седоватый, черные штаны! Что еще надо?
— Вот бестолочь, а! — не унималась бабка. — Я же сказала, глаза серые!
— Но вы же еще говорили, мол, то ли серые, то ли зеленые! Может, карие?! Куртка, штаны!..
— Не он.
Черников плюнул. После такого провала было бы дико приглашать следователя для официального опознания. Он отвел бабку в дежурку и попросил отвезти ее домой при первом удобном случае. Вскоре гражданку Мыскину привезли на «Жигулях» патруля прямо к дому, и остаток вечера она гордо рассказывала соседкам, как ее привлекли органы для расследования убийства.
После этого Никитин велел Старикову зарядить за мужиком наружку и провести полную оперативную установку по домашнему адресу.
И, наконец, третье.
В деле появился некий фигурант по кличке Степной. Как бы ни развивались в дальнейшем события, он прямо или косвенно замешан в истории с камнями, образец которых Никитин обнаружил рядом с трупом. Камни старые, история тоже, а труп — только что образовавшийся. Кто он такой, этот Степной?
Есть ли смысл связывать воедино всю полученную информацию?
Сорокапятилетнего Матвеича в этом доме знали все. Данный фрукт был бомжем и ничуть этого не стеснялся. Однажды, когда он сидел под лестницей первого этажа, дверь в подъезд отворилась, и в нее с шумом ввалилась толпа во главе с Андреем Верником, проживающим в двенадцатой квартире. Сорокадвухлетний мужик вместе с холодным облаком улицы затащил за собой двух парней и трех девиц. Компания хохотала как безумная и почти валилась с ног от спиртного. По привычке Матвеич сжался и стал почти прозрачным. Крутых нервировать не стоит — дорого обойдется.
Но одна девица внезапно оторвалась от своего кавалера, пьяно ткнула пальцем в бывшего токаря и спросила:
— Ой, а кто это?
Верник нахмурил брови и уткнулся в бомжа точкой их пересечения.
— А-а! Да это наш Матвеич!
Тому сразу стало не по себе. Могут и побить.
Надежду в него вселил все тот же Верник, заявивший:
— Отстаньте. Он тут живет.
— А почему именно здесь? — пьяно покачиваясь, спросила одна из дам.
Вместо ответа Верник толчком направил их на верхний этаж к своей квартире, повернулся к Матвеичу и с улыбкой спросил, доставая из кармана куртки бумажник:
— Матвеич, «Пассат» мой постережешь? — Он протянул еще ничего не понимающему бомжу сотенную.
Матвеич мгновенно сконцентрировал свое внимание на купюре.
— Андрюша, кого покараулить? Ты только скажи. Я махом.
Верник от души рассмеялся, засовывая деньги в руку Матвеича.
— Машину мою, «Фольксваген»! Стоит у подъезда.
— Андрюша, без вопросов.
Со следующего дня жизнь бывшего слесаря стала входить в новую колею. Неожиданно начальник ЖЭУ, как-то стесняясь, предложил Матвеичу занять одну из кладовок в подвале дома, где тот жил, а потом и небольшой подработок — уборку снега перед домом. Довольно скоро Матвеич сделал у себя в подвале ремонт. Благодаря его почти золотым рукам в двух кладовых Верника, расположенных под подъездом, возникла очень неплохая по нынешним бомжовским меркам квартира. Жильцы несли ему пустые бутылки и мелочь. Вот именно поэтому Матвеич был бомжем и нисколько этого не стеснялся.