Он не сопротивлялся, не произнёс ни слова, лишь смотрел на нас неподвижными, остекленевшими глазами.
Обыск дал не очень многое. Нашли пистолет иностранной марки, спрятанный под бельём в одном из ящиков комода, несколько привезённых из-за границы вещиц. На допросе в губотделе ОГПУ арестованный признался, что является членом «РОВС». Прибыл из-за границы в составе диверсионной группы, подготовившей взрыв бомбы в комендатуре. А после этого сбежал к родителям в Тамбов, надеясь отсидеться у них, пока уляжется тревога в столице.
— Хотели опять уйти за рубеж?
— Да. Но кто мог знать, что у вас такие длинные руки…
Диверсанта отправили в Москву. Невесту его мы не только не стали допрашивать, но и не вызывали на беседу. И родителей, даже старика отца, единственного, кто знал о нелегальном возвращении преступника из-за границы, не трогали. Едва ли этот бомбист посвятил в свои замыслы кого-либо из близких. Зато тёплое чувство благодарности сохранилось к Цветкову и брату невесты. Без их помощи нам не удалось бы так быстро и чётко провести операцию по задержанию белогвардейца.
Тесная связь с народом, постоянная опора на массы всегда помогали чекистам в ответственных и опасных операциях.
«ДУМАТЬ НАДО!»
Чекист должен быть смелым и находчивым, это знают многие. А вот о том, что его смелость и находчивость должны сочетаться с предусмотрительностью, умением предвидеть и заблаговременно предупреждать возможные осложнения, известно не всем.
Между тем в жизни, в том числе и в работе чекистов, бывает всякое. Конечно, смелость и находчивость — замечательные качества. Но они должны сочетаться с определённой, не переходящей в робость, осторожностью, без которой немыслим ни один по-настоящему смелый человек.
Осторожность — это умение действовать в самой сложной обстановке с трезвым расчётом, без излишней запальчивости и горячности. Иначе можно наделать таких ошибок, за которые потом придётся расплачиваться собственной жизнью. Об этом надо помнить всегда.
А я однажды забыл.
Было это в тот раз, когда из ОГПУ Москвы поступило указание принять меры к розыску опасного преступника-мотоциклиста, совершившего несколько ограблений и убийств на шоссе Москва — Харьков. Преступник убивал свои жертвы из револьвера, а значит, мог оказать сопротивление. При задержании его следовало соблюдать максимальную осторожность.
Фамилия преступника и адреса людей, у которых он мог остановиться, в предписании из Москвы не указывались. Говорилось только, что он рыжий, разъезжает на мотоцикле с коляской.
С поисков мотоцикла мы и решили начинать. Это облегчило нашу работу — в ту пору мотоциклы считались редкостью даже в крупных городах. В помощники мне И.М.Биксон выделил нашего шофёра Эдуарда Загорского, отличного знатока автодела и своего парня в среде городских шофёров.
Прежде всего мы отправились к знакомым ему шофёрам, узнать, не продаёт ли кто-нибудь мотоцикл. Понимали: если преступник приехал в город, он постарается прежде всего отделаться от машины — самой главной улики. А через кого, как не через здешних шофёров, можно быстрее всего продать мотоцикл. Но сколько ни ездили мы по городу, кого ни спрашивали, о продаже мотоцикла никто ничего не слышал.
Добрались до окрисполкомовского гаража, разыскали заведующего. Эдик начал жаловаться на наш служебный мотоцикл, выпрашивать кое-какие запасные части:
— Гроб, того и гляди развалится. Новый бы достать, да негде.
— А этот куда? — заинтересовался заведующий.
— Вам можно продать, — не моргнув глазом, ответил Загорский. — Вон какое у вас хозяйство! Там детальку, там другую… В умелых руках и эта развалюха не хуже орловского рысака носиться будет.
Вокруг нас уже собрались окрисполкомовские шофёры, с интересом прислушивались к заманчивому разговору. У заведующего разгорелись глаза.
— Сколько же вы возьмёте? — спросил он.
— По государственной цене, как за списанный с баланса, — продолжал мой помощник. — Только надо сначала новый достать, чтобы не остаться без машины.
— Новый, говоришь? — вмешался один из шофёров. — Есть совсем новенький.
— Где?
— Приехал какой-то чудак и продаёт. Ребята вчера рассказывали.
— Какие ребята?
Шофёр назвал фамилию знакомого Загорскому человека:
— Попробуй узнать у него.
— Удружил, друг, спасибо! — просиял Эдик и хлопнул меня по плечу. — Поехали скорее, а то ещё кто-нибудь перехватит.
Мы мчались, как на гонках, боясь опоздать. К счастью, нужный человек оказался дома и охотно подтвердил, что накануне видел приезжего, который предлагал купить «почти новый мотоцикл» с коляской. Парень этот ещё молодой, с виду крепкий, но прижимистый, не дай бог! Заломил цену и не хочет сбавлять ни рубля.
— Вы сторговались? — спросил Эдик.
— Где там! Откуда мне такие деньги взять…
— Может, мы купим. Для служебного пользования. Не знаешь, где бы повидать этого продавца?
В ответ получили ещё один адрес.
Дальше ехали поспокойнее, не торопясь, обсуждая, как будем брать «продавца». Но застать его дома не удалось.
— Уехал, — объяснила квартирная хозяйка, — утром в Саратов по своим делам укатил.
— На мотоцикле? — ёкнуло у меня сердце.
— Нет, поездом. А мотоцикл в сарае.
— Можно посмотреть? Мы слыхали, что он собирается продавать машину.
— А чего же, смотрите. Вернётся завтра, тогда и торгуйтесь сколько душе угодно.
Словоохотливая, добродушная старушка повела нас в сарай. Загорский сразу занялся осмотром машины, а я принялся расспрашивать хозяйку о владельце мотоцикла: давно ли приехал, долго ли намерен пробыть в Тамбове, когда и куда собирается уезжать.
— Кто его знает, не сказывал, — отвечала старушка. — У меня такие постояльцы часто бывают: один приезжает, другой уезжает. Жить-то надо, вот и приходится комнату сдавать.
— А какой он из себя, этот человек? Может, завтра на вокзале встретим и узнаем, продаёт он мотоцикл или нет, чтобы вас второй раз не беспокоить. Только сможем ли узнать в толпе пассажиров…
— Да узнаете, узнаете, — заверила хозяйка. — Он рыжий такой, будто огонь в волосах горит, и лицо все в веснушках с копейку, не меньше.
— Мало ли рыжих…
— А вы на руки смотрите, он из рук чемоданчик жёлтенький ни на минуту не выпускает, будто золото или бриллианты в нем держит. По чемоданчику да по цвету волос сразу узнаете.
Я незаметно подмигнул Загорскому, — мол, пора кончать, и он выпрямился, начал вытирать руки куском ветоши:
— Ничего машина, исправная. Вернётся хозяин, за деньгами не постоим. В общем, завтра обязательно придём, так ему и скажите.
Поздно вечером, точно к приходу саратовского поезда, мы с Загорским уже были на станции. Брать преступника решили, когда он будет выходить из вокзала, и на всякий случай в помощь себе привлекли сотрудника станционной милиции. Поезд пришёл, из вагонов хлынули пассажиры, плотной толпой направились к единственному выходу.
А человека с рыжей шевелюрой и жёлтеньким чемоданчиком в руках все ещё не было видно. Неужели не приехал? Или побоялся возвращаться в Тамбов, бросил мотоцикл и решил сбежать совсем?
Обуяла досада: «Вот черт, сорвалось!» И тут знакомая дрожь пробежала с головы до ног. Да вон же он, шагает с жёлтым чемоданчиком к выходу, глубоко засунув правую руку в карман демисезонного пальто. Приготовил револьвер? Будет сопротивляться, отстреливаться?
Все равно надо брать…
И, пропустив рыжеволосого вперёд, я пристроился сразу за ним. С каждым шагом вокзальная дверь все ближе. Вот и Эдик шагнул навстречу. На первых порах я не мог сообразить, что Эдик делает. Загорский радостно улыбнулся, раскинул руки и бросился к мотоциклисту в объятия:
— Дружище, дорогой, здорово! Совсем я тебя заждался. Как доехал?
Я все понял.
Казалось — вот-вот грянет выстрел. Но вид у нашего шофёра был такой неподдельно-обрадованный, прокричал он свои приветствия так громко, что преступник, не успев сообразить, кто здоровается с ним, машинально протянул Эдику правую руку. Протянул и сразу присел от боли, попав в железные лапы Загорского.
А я тут же схватил его за левую руку, вырвал из неё чемоданчик:
— Вы арестованы, гражданин. Следуйте вперёд!
Сотрудники железнодорожной милиции тоже выросли рядом, как из-под земли. Бандит понял, что сопротивление бесполезно.
Мы привели его в помещение транспортного отделения ОГПУ и прежде всего тщательно обыскали. В карманах пальто и синего костюма ничего не оказалось. Зато в чемоданчике нашёлся и револьвер с запасом патронов, и несколько документов на разные фамилии. Во время обыска бандит угрюмо молчал, время от времени бросая злобные взгляды на сияющего Загорского.
Я подошёл к телефону, вызвал Ивана Михайловича Биксона, коротко доложил:
— Операция закончена. Взяли без шума.
— Отлично, — услышал в ответ его голос. — Свяжите ему руки и везите сюда.
— А как быть с мотоциклом? — спросил я, но в трубке уже послышался отбой.
Надо было выполнять распоряжение Биксона, а я… решил поступить «лучше». Почему бы вначале не заехать на дом к преступнику, где нас должен ожидать посланный туда с самого утра оперативный сотрудник, и не забрать с собой и его, и мотоцикл этого рыжеволосого типа? Тогда не придётся ездить вторично чуть ли не в конец Тамбова. И нашему работнику не придётся напрасно ожидать. «От нас троих, — рассуждал я, — арестованному никак не убежать…»
Однажды нарушив распоряжение, я с лёгким сердцем продолжал нарушать его и дальше. Не связав преступнику руки, усадил его в коляску нашего мотоцикла, сам сел на заднее седло и велел Загорскому ехать к вчерашней хозяйке. А там даже обыск не произвёл, поверив старушке на слово, что, кроме машины, в сарае и во всем доме нет никаких вещей рыжеволосого, и приказал заводить оба мотоцикла.
— Кто же второй поведёт? — спросил Эдик.
Тут только до меня дошло, что ни я, ни наш оперативный сотрудник не умеем водить мотоцикл. Но отступать было поздно, и я беспечно махнул рукой: