— Идиот! — с тоской подумал он. — Кому доверил? Этому трепачу… О горе мне! Он же гад сейчас меня опозорит не только перед ней. Перед всем лагерем опозорит! Да что лагерем, перед всем институтом. Пойдёт теперь трёп, что ты… Двадцатипятилетний мальчик, хотел познакомиться с девочкой, годиков двадцати с чем-то, три года не мог никак решиться… И вот послал свата, гада ползучего, волка позорного. Я же теперь мимо неё пройти не смогу, со стыда сгорю. И она тоже сидит, хи — хи — хи. Шалава, сразу видно, что шалава. А я к ней, нежные чувства: ах, какие ножки, ах, какая грудка. Тьфу, болван, идиот!
Так он сидел, гневно рассуждая сам с собой, мысленно посыпая голову пеплом и готовясь к позору, пока, наконец, не посмотрел на часы. Прошло уже пятнадцать минут. «Вот черт!.. — подумал он, — о чём можно так долго трепаться с незнакомым человеком?» Впрочем, для Марека, это в порядке вещей. Трепло и бабник, милостью божьей. Илья по сравнению с ним, мог считать себя схимником, аскетом, и стоиком. Это он гад, врал только, что Анюта не в его вкусе, у него и вкуса-то нет, он всеядный. С какими только Илья его не видел, и с женщинами баскетболистками, и с женщинами лилипутками, ко всем змей, подход умеет найти. Как это он раньше Аню не закадрил? Потому что не видел, наверно, поэтому и не закадрил. Заслуженный мастер по клиньям, мать его так. Мочалок командир. Впрочем, Илья с большей частью своих подружек познакомился, как раз через него.
В палатке было невыносимо душно и жарко. Илья, обливаясь потом, стащил через голову насквозь мокрую майку, которую перед тем зачем — то надел. Пить хотелось ужасно, а вода питьевая на кухне. Как же, пойдёшь туда теперь. Лучше от жажды умереть. Тут его озарило: «Может вина выпить? Так от него потом ещё больше пить захочется. Или пойти искупаться. Пусть себе треплется, ботало, — потом пришло соломоново решение. — Ладно, выпью сначала вина, а потом пойду, искупаюсь. Спрыгну с обрывчика, чтобы не переться у всех на виду».
Подумав так, Илья осторожно выглянул из палатки. То, что он увидел, поразило. Эти там, ржали уже втроём. Марек, Анюта и присоединившаяся к ним повариха. Причём Марек уже вошёл в раж, на месте ему не стоялось, он приплясывал вокруг Анюты, пытаясь говорить ей, что-то сквозь бульканье, которое у него означало смех, причём умудрялся почти одновременно отечески похлопывать её по плечу и поглаживать по спине. Та совсем скисла от смеха, утирала полой халата слёзы и махала на него рукой, а повариха рядом хохотала с визгливыми переливами, хватаясь за могучие бока.
Илья не выдержал и тоже улыбнулся: «Во ржут, весело им. Чем это он их так рассмешил? А я тут сижу, как дурак, без подарка. Точно дурак! Нет, обязательно надо выпить. Вот только тёплое, сволочь, и закусить нечем. Ладно, так обойдусь, гусарам не впервой!»
Он налил себе из распечатанной бутылки полстакана вина и выпил в три крупных глотка. Скривился и занюхал кулаком. Тёплое вино продрало горло и моментально зашумело в голове. Вот так, уже лучше, мысли потекли спокойнее, но как-то отрывками: «Хороший мужик всё-таки Марек, умеет он у баб найти дорожку к сердцу. Они его любят. То есть, сначала, конечно, любят, а потом уж… это, как придется. Ну, так извините, всем не угодишь, чего уж тут обижаться. Да и так, друг он, конечно, не плохой, хотя и… Ладно, надо ещё выпить! — Илья налил ещё полстакана. — Всё! И сразу купаться, только купаться! Идите вы все со своей любовью в баню. Кстати, о бане… — он выпил, снова переморщился, но занюхивать на этот раз не стал, — так, о чём это я? Ах да, о бане. Надо будет непременно сходить в баню. С Мареком, с Анюткой. С поварихой, сватьей — бабой — бабарихой… Нет, с поварихой не надо, пусть Марек сам с ней идёт… В отдельный люкс, — он представил Марека в отдельном люксе с поварихой, и ему стало глупо смешно. — Ха-ха! Вот и мне весело стало. Не всё же вам ржать. Ой, чего-то меня разморило… Жара, проклятая… треклятая!»
— Ты чего это тут в одиночку надираешься? — Марек присел в проходе палатки, загородив свет.
— А, тебе-то что? — вздрогнув от его неожиданного появления, агрессивно осведомился Илья, бурча животом. — Явился, не запылился! Хочу и надираюсь тут.
— Интересное дело!.. — удивился Марек, — я ему невесту сватаю. А он сидит, вино жрёт без закуски. Ещё и не доволен. Хоть бы из палатки вышел, сидишь в жаре, духоте. Обалдел вон совсем.
— Ты давай не крути, садись, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Ну-у, как сватовство прошло? Сосватался?
— Дурак! — презрительно сказал Марек. — Приревновал, что ли? Нужна она мне, как в проруби веник. Я ж для тебя, болвана стараюсь. Я если хочешь знать, специально сюда приехал, чтобы от баб отдохнуть. Короче говоря, дело на мази.
— В смысле? — не понял Илья.
— Ну, всё, — нетерпеливо пояснил Марек, — удочка закинута. Сегодня вечером, рыбка наша приплывёт, как пить дать. А там уж ты её сачком.
— Она что, тебе сама сказала?
— Что сказала?
— Ты Ваньку-то не валяй! — рассердился Илья. — Сказала, что придет?
— Это я тебе говорю. Ты, что мне не веришь?
— Тьфу, болван! Ты толком можешь сказать? О чём говорили, о чём договорились?
— Да о чём с бабами можно договориться? — Марек пожал плечами. — Так трёп один. Ну ладно, ладно… Ну, подошёл, спрашиваю. Что мол, девушка заскучала? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь. Она говорит, конечно, сможешь, посуду говорит, за меня помой. Ну, я думаю, нашла дурака. А сам ей тюти — пути, хурды — мурды, вокруг скирды. Ну, чушь, короче, собачью несу. Смотрю, красавица наша ожила, заулыбалась. Я развиваю успех, мол, так и так, зовут меня Марк, а вас как? Можете не отвечать, я и сам знаю. Она мне, молодец, говорит, что знаешь. И что тебе молодцу надо? Я ей, дело говорю у меня к вам, важное. Удивилась. Какое дело? Сватать вот вас пришёл. И за кого же? А вон говорю, за того красивого, высокого парня, возле красной палатки, который, так быстро слинял.
Илья поморщился, как от зубной боли. Худшие его опасения сбывались. Марек продолжал:
— Ну, она похихикала, а что же, говорит, он сам не пришел. Скромный, говорю, очень. Три года уже вас любит, жить без вас не может, а сказать стесняется…
При последних словах, увернувшись от рук потянувшегося к нему Ильи, дать мерзавцу по шее, Марек, гадко хихикая, выскочил из палатки.
— Кр — ретин! — прорычал Илья, высовываясь следом. — Я так и знал! Почему спрашиваешь, в палатке сижу? От позора прячусь, в который ты, скотина, меня вогнал, на старости лет.
— Брось ты, отец, — говорил Марек, пританцовывая возле палатки, — какой позор? Это же естественно. Цель оправдывает средства. Ты хотел получить эту цыпку? Ты её получишь. Наберись терпения до вечера.
— Что она тебе ответила, сволочь?
— Да ничего. Что ты хочешь, чтоб она ответила? Что она тебя без ума любит и согласна быть твоим интимным другом? Похихикала, да и всё.
— Так с чего же ты, кретин, тогда взял, что она придет?
— Ну — у… — Марек вытянул губы дудкой. — Ты уж поверь моему жизненному опыту. Я этих баб нутром чую. Ты бы видел, как её глазки лисьи загорелись. И потом, отец, главное, ей же просто больше некуда идти. Всех её друзей приятелей, из прошлого заезда, а Фая говорит, что их было до фига, увёз тот же самый автобус, что привёз нас. А в этом заезде у неё никого знакомых нет, и это пол беды, долго ли познакомиться, но кроме нас приехали ж все семейные, представляешь. Вот тут тебе повезло, отец. Хотя и не знаю… Короче, у неё такая альтернатива, или спать, или слушать Фаины рассказы про внучков, или с нами гулять, веселится. Угадай с трёх раз, что она выберет.
— Слушай… — смягчился Илья, — иди сюда, садись. Да не бойся, нужен ты мне больно. Садись, выпьем.
— Вот ещё, боятся тебя, — возразил на это Марек, — лучше ты иди сюда, что в палатке парится. Здесь и выпьем. Только, по-моему тебе уже хватит, а то до вечера не дотянешь.
— Ерунда! — отмахнулся Илья, переходя с бутылкой и стаканами на бугорок возле Марека. — Сейчас искупаемся, и всё пройдёт.
— А пройдёт, так на фига пить, добро переводить?
— Слушай… — опять начал Илья, пропуская его слова мимо ушей и разливая вино по стаканам. — Так ты говоришь, хахалей у неё много тут было?
— Ну, я не знаю на счёт хахалей, но мужики вокруг неё крутились, девок, правда, тоже было полно. В общем, Фая говорит, прошлый заезд шибко весёлый был.
— А кто это, Фая?
— Да повариха же наша. Башкирка она или татарка, не знаю, смешно так говорит. Я к ней на кухню потом зашёл, водички вроде попить. Ну и там, слово за слово, разговорились… Ладно, давай дёрнем, чо оно выдыхаться-то будет.
— Короче, — продолжал Марек, отдышавшись и отхрюкавшись, — был тут у неё какой-то дружок, но потом они разосрались и он уехал. У него машина вроде своя.
— Что ж ты мне про дружка-то сразу не сказал? — удивился Илья.
— Да сдался он тебе, хрен с ним. Я же говорю, разругались.
— Ну-у, сегодня разругались, завтра помирятся. Может у них любовь?
— Да пошёл ты! Любовь — морковь. Тебе-то что? Ты на ней жениться собрался?
— Ладно, — махнул рукой Илья, — проехали, давай дальше.
— Так вот, я и говорю. Потом заезд тот. Там было много, как бы это сказать, несемейных, молодых парней и девок. Вот они и гулеванили. Фая говорит, каждую ночь, пьянки-гулянки. Танцы. Разожгут костры возле волейбольной площадки и пляшут до рассвета. Директор уже начальству жаловаться собирался. Ну и Анька твоя с ними. Каждый день под утро являлась, а потом дрыхла до обеда. Как сегодня, да ты сам видел. Она с ними хотела уехать, да директор не пустил, сказал сволочь, что пока смена не приедет, будет работать, а не то зарплату за весь месяц не получит. Вот она и осталась. Если б не он, ты бы сегодня её здесь уже не увидел. Ту-ту!
— А сейчас она где, не знаешь?
— Да дрыхнет наверно опять, на пляже. Что-то вроде она про это говорила.
Они помолчали, глядя на озеро и на виднеющиеся в отдалении белые треугольники парусов.
— Пойдем, что ли в бильярдишко перекинемся? — предложил Марек, лениво потягиваясь.