Берег чудесного озера, белизна парусов яхт, закатное солнце и лунная дорожка, глубокие вздохи и робкие прикосновения…
Давно это было…
Давно это было…
Для укрепления дружбы между странами Варшавского договора, помимо программы побратимых городов, делегаций по обмену опытом и культурному обмену, существовал ещё и обмен группами школьников.
Я не знаю, по каким критериям выбирали две школы для двустороннего обмена, но нашу Экспериментальную среднюю школу № 91 при Академии педагогический наук выбрали для обмена с одной из школ третьего по величине польского города Вроцлав. Логика тут, конечно, была какая-то. Но логичнее было нам поехать в Болгарию, ведь мы всей своей пионерской дружиной изучали жизненный путь болгарского коммуниста Цвятко Радойнова, который геройски пал смертью храбрых в 1942 году. Его фотографиями были увешаны специальный стенд на третьем этаже и комната пионервожатой на пятом. Фотографии я переснимал с каких-то маленьких газетных вырезок и увеличивал при печати. В итоге с фотографий на нас смотрел человек очень похожий на героя гражданской войны Григория Котовского – такой же круглолицый и лысый, как коленка.
Но выбор пал на Польшу, и мы начали готовиться к поездке. Поездка до места назначения нам предстояла на поезде. Нам – это специально и тщательно отобранным комсомольцам с незапятнанной репутацией, чтобы они, то есть мы, не ударили в грязь лицом перед братским польским народом. Конечно, братским он был только на передовицах советских газет и в сюжетах программы «Время». И хотя основным слоганом нашей поездки служила известная в советские времена пословица «Курица – не птица, а Польша – не заграница», мы сполна ощутили польскую «любовь» к советским гражданам.
Многое для нас было в диковинку. В поезде нам поменяли какие-то суммы в рублях на польские злотые, и мы с удивлением и интересом рассматривали неведомые нам доселе иностранные деньги. Магазины были наполнены продуктами в таком количестве, что даже мы, жители центра Москвы, ходившие за молоком в «Новоарбатский» гастроном, продуктовый отдел Военторга и гастроном на Суворовском бульваре, в простонародье – «Кишку», были удивлены тем, что молоко бывает не только в бумажных пакетах за 36 копеек и «Можайское» в стеклянных бутылках, а бывает оно разной жирности. Да что там молоко. Такое количество сборных моделей самолётов, как в местном детском магазине, я не мог себе представить, и большую часть злотых, которые жгли мои карманы, потратил на них.
Мы бродили по бывшему немецкому Бреслау, удивляясь «Имперскому орлу» на канализационных люках, публичным свободным отношениям между нашими польскими ровесниками и криками «рашен швайн» из отрытых окон комнат общежития, в котором мы жили, занимаемыми такими же школьниками по обмену, но только из Восточной Германии.
Программа была разнообразна, и вечерами мы падали без сил на кровати. Сопровождали нас ребята, которые изучали русский язык и которые могли на нём изъясняться. За неделю мы подружились, и даже каждый из нас побывал на званом ужине в семье одного из польских друзей. Моего польского друга звали Пётр. Обед был вкусный, но меня не покидало ощущение натянутости отношений родителей Петра ко мне. Много позже я узнал, что большая часть поляков из некогда чешского и немецкого города – это переселенцы из тех частей Восточной Польши и Западной Украины, которые вошли в состав СССР до и после Второй Мировой войны.
Мы вернулись домой с ворохом впечатлений. А потом в Москву приехали ребята из Польши. Жили они в нашей школе, спали на наших раскладушках. Наши родители заказывали им экскурсии, а мы показывали им свою Москву.
С Петром мы переписывались ещё долго и даже отправляли друг другу пластинки.
Давно это было…
Давно это было…
Одно из, пожалуй, основных состояний в молодости – желание быть независимым. В молодости нам кажется, что независимость – это признак взрослости. Мы принимаем сомнительные решения, о которых потом приходится сожалеть. Мы считаем себя умнее остальных, а особенно родителей, которые вечно лезут со своими советами. Мы совершаем поступки, безрассудность которых понимаем значительно позже.
И, конечно же, одной из форм независимости являются собственные деньги. Чтобы не просить у папы и мамы на кино и мороженое. Или, да, что греха таить, прося на мороженое, тратить их на сигареты и пиво. И, когда появляется возможность как-то заработать, молодость опрометью бросается на любое предложение. Не все эти предложения бывают достойными, и потом зачастую эта независимость становится зависимой от помощи родителей. Но сейчас не об этом.
– Не знаю, знаете ли вы, но при поддержке райкома комсомола выделены несколько мест для работы школьникам, – немного грассируя букву «р» после прозвеневшего звонка на перемену, говорил наш учитель Экономической географии Сергей Валерьевич.
– Если кто-то хочет попробовать свои силы и официально начать свой трудовой стаж, поднимите руки, – продолжал СерВал (так его за глаза звала вся школа. – Особенно, думаю, это может быть интересно тем ребятам, кто будет поступать в медицинские институты, поскольку есть несколько мест в поликлиниках. А это начало трудового стажа в лечебном учреждении. Но есть ещё и места в отделениях Почты.
Рук было не очень много, но среди тех, кто поднял руку, был и я. А поскольку я не собирался быть врачом, и работать в поликлинике мне было неинтересно, да и выбора особого не было, я решил попробовать свои силы в одном из почтовых отделений столицы.
С направлением из райкома комсомола, характеристикой из школы и верой в свои силы я предстал перед начальником одного из отделений, которое располагалось в районе Фили.
– Конечно, нам нужны сотрудники, но детей у нас ещё не было, – начала знакомство со мной начальница отделения, женщина средних лет с густо накрашенными красными губами и в синем халате. – Есть у нас место в отделе доставки. Работа там не сложная, с деньгами не связана. Но ответственная. Выдача посылок и крупных бандеролей.
– Я согласен. Только я могу во второй половине дня, – ответил я так, как будто у меня был выбор. И мне сказали, что только три дня в неделю, без субботы и воскресенья.
– Да, условия такие. Сейчас составим график, и с завтрашнего дня можешь приступать.
На следующий день я вышел на работу. У меня появился такой же, как и у начальницы, синий халат, правда на два размера больше моего, и рабочее место на видавшем виды стуле за прилавком отдела доставки.
– Ты в каком классе учишься? А, ну значит читать уже умеешь, – пытаясь острить, начал разговор мой новый коллега, тогда казавшийся мне старым, пятидесятилетний мужчина с завязанным чёрной резинкой хвостиком на затылке. – Мы с тобой будем работать в паре. Я, правда, целый день. Так что я буду уходить раньше, а ты до закрытия. Закрываемся мы в восемь.
«Если я до восьми буду работать, то домой приезжать к девяти, как раз к чаю. А потом уроки. Но ничего, я сильный, да и получу через месяц зарплату», – думал я, сидя на мягком пружинном кресле старого вагона московского метро, который вёз меня домой.
– Привет представителям трудовой интеллигенции, – начал урок математики Мироныч. – Как трудовые успехи?
Мы встали из-за парт и в двух словах рассказали, кто чем занимается.
– Да, мыть пол в поликлинике и штамповать сургучные печати на почте, это как раз то, чем должны заниматься ученики математического класса. Конечно, я уважаю труд, но считаю, что школьники должны учиться. Результат, который мы с вами получим через некоторое время, я знаю. Но вы же меня не послушаете и всё равно сделаете по-своему. Садитесь. Начинаем перекрёстный опрос.
Три раза в неделю я после школы бежал на работу. Принимал и выдавал посылки. Следил за сургучом, который должен был быть всегда жидким, и печатью, которая должна была быть всегда чистой. Мы пили чай в перерывах между клиентами, а когда было мало посетителей, я решал математику.
Первую зарплату я отдал маме, а на вторую купил себя коньки Salvo. Третьей зарплаты уже не было, потому что Владимир Миронович был прав. Но в молодости мы никогда не услышим разум взрослых. Тем и прекрасна молодость.
Давно это было…
Давно это было…
Я часто говорю о том, насколько мне повезло учиться в самой лучшей школе – в Экспериментальной средней школе № 91 при Академии педагогических наук. Насколько я благодарен учителям, атмосфере, духу, друзьям-одноклассникам. Основа жизненного фундамента была заложена именно там, в Москве, на улице Воровского, в доме № 14, с сентября 1979 по май 1989 года. И, конечно, потом многое было скорректировано жизнью, конечно со временем и очки с розовых пришлось сменить на прозрачные, но всё же школьные годы вспоминаются с особым теплом…
Каждое лето старшие классы выезжали в трудовой лагерь, который располагался не в Подмосковье и даже не на море. Московских школьников радушно принимал колхоз «Плателяй» Литовской ССР. Счастливые четыре недели июля мы жили, работали и отдыхали вдали от родителей, окунаясь в атмосферу самостоятельности. О походе, который завершал наше пребывание в Литве я уже рассказывал. А сейчас я остановлюсь на работе.
Понятно, что расчётливые литовцы не собирались доверять нам особо ответственную работу, такую как, к примеру, в коровнике. Да и признаться, какие из нас доярки или зоотехники? Многие из нас, рафинированных москвичей, и коров-то так близко не видели никогда, не говоря уже о том, что не пили настоящее парное молоко. И нас использовали в поле, где огромные машины собирали уже поспевшую траву, а потом выплёвывали сзади громадные брикеты, связанные крепкой верёвкой. Я, смотря на них, всегда вспоминал одну из серий наизусть известного мультфильма «Ну, погоди», где бедолага Волк, захватив в порыве бесконечной ловли Зайца подобную машину, врывается на птичий двор и брикетирует куриц на глазах у изумлённого петуха. Работали мы в сенохранилище, которое находилось аккурат над коровником, запах от которого по возвращении в Москву преследовал нас ещё несколько недель. Мы пропахли насквозь сухим сеном и коровами. Укладывали плитку (да, да, именно плитку) вокруг деревенской гостиницы, в которой тогда никто не жил, а построена она была для яхтсменов, которые ежегодно приезжали на местную регату. А самые ответственные и крепкие мальчуганы допускались до работы на лесопилке. Однажды и мне довелось потрудиться в элитной бригаде лесопильщиков, где, по мнению моей мамы, я надорвал спину. Но это совсем другая история…