— Позволь представить тебе, Дима, Марию Сергеевну Сальваторе, в девичестве Второву, мою двоюродную сестру, — дед был явно доволен абсолютно всем: и моей реакцией, и изящным выходом из ситуации с местными властями, и доброй и спокойной улыбкой, осветившей лицо женщины.
— Очень рад знакомству, Мария Сергеевна, — я поднялся со стула и вежливо поклонился, даже не надеясь, что голос будет звучать ровно и уверенно. Он и не стал. Ну хоть петуха не дал, и то вперёд.
Вернувшись за столы, к семьям, мы с Михаилом Ивановичем выглядели сильно по-разному. Он шутил и балагурил, играл с дочерью и подтрунивал над сыном. Я сидел с лицом, на котором сражались недоумение, сомнение и некоторое недоверие. И постоянно напоминал себе, что не стоит смотреть на донью Марию дольше, чем того требуют приличия. Почему-то каждый её выход на веранду сбивал меня с мысли, или наоборот наводил на массу новых. В том числе о том, что относительно молодой купеческий род, но с возможными глубокими, теряющимися в седой древности, княжескими корнями, до которых пробовал добраться внук основателя династии Второвых, мыслил и действовал вполне себе государственно. Как ещё заручиться поддержкой и обрасти деловыми контактами в других странах, как не отправив туда десант ночных кукушек? Этим умело пользовались все известные мне великие фамилии, от Рюриковичей до прочих Бурбонов, Винздоров и всяких остальных, прости Господи, Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургов.
— С тобой всё в порядке? — на ухо спросила жена. В её глазах плескались беспокойство и непонимание.
— Со мной — в полном, — задумчиво ответил я, — а вот мир, похоже, долбанулся вкрай.
— Обычно так говорят как раз те, с кем всё решительно не в порядке. При погрузке в карету, перед отъездом в сумасшедший дом, — «обнадёжила» Надежда.
— Ну, это уж дудки! Весь мир спятил, а в лечебницу я поеду? Нет уж, — решительно ответил я. — Тем более мне позарез понадобилось в Могилёв, и до тех пор, пока не съезжу — никаких лагерей, ни лечебных, ни трудовых, ни профилактических!
Я поднял бокал белого сухого и легонько коснулся Надиного.
— Вот, так гораздо лучше. А то сидит надутый, выдумывает чёрт знает что сам себе, планы какие-то строит. Какие планы без картошки, Дим, ты чего, нерусский что ли? — хитро улыбнулась она.
А я посмотрел в отчаянно синее испанское небо и отсалютовал ему бокалом. И за то, что мне несказанно повезло с женой. И за то, что имперский диверсант Волк-Ланевский не утянул вчера за собой. И за то, что, судя по всему, скоро у нас выйдет натянуть нос гордым грандам на немыслимую кучу золота. Но в первую очередь, конечно, за жену, солнце моё ясное. В том, что предки услышат мою благодарность и под этим, ярко-синим безоблачным небом чужой страны, я ни капли не сомневался. Мои — услышат.
Вечером на веранду пришли двое — пожилой брюнет с гитарой и женщина, крашеная блондинка лет сорока, пожалуй. Умница Фёдор нашептал, что это какие-то местные звёзды. Причём, не в смысле Чипионы местные, а по всему этому краю Атлантики. Хотя на противоположном их тоже вроде как знали. Я уточнил, чего хоть поют музыканты, а то вдруг рэп какой? Но эрудит успокоил, что выступает дуэт в популярнейшем местном жанре фаду. Оказывается, ушлые португальцы придумали замысловатый микс цыганского и городского романсов, блюза, фламенко и чёрт его знает чего ещё. Но получалось у них вполне приятно — где-то задумчиво, где-то повеселее, но чаще всего грустно, конечно. Эдакая светлая интеллигентская грусть-печаль на португальском. Этот язык я тоже слышал впервые, и он меня здорово удивил сперва. Такое ощущение, что поляки с румынами ругаются: полно шипящих, свистящих и протяжных гласных, включая неожиданные, вроде «ы». Низкий и глубокий голос певицы и поистине виртуозное владение инструментом пожилого брюнета не оставили равнодушных — все хлопали, когда было весело, и задумывались, когда было грустно и проникновенно. Надя даже всплакнула на какой-то композиции, где блондинка выводила что-то уж вовсе неописуемое — так за душу брало.
Вечером, вернувшись домой, мы с Михаилом Ивановичем задержались в кухне — я зашел поставить в холодильник какие-то лотки, что передала нам к завтраку его кузина, а он — видимо, за компанию.
— Так ты, Дима, и не ответил — как думаешь, насколько стал богаче? — вроде как в шутку спросил кардинал.
— А я почему-то по-прежнему и не думаю, — растерянно развел я руками. Вот о чём о чём, а о деньгах как-то вообще мысли не проскакивало. Видимо, какое-то посттравматическое расстройство нечаянных богачей: как только они понимают, что деньги больше не вопрос — будто начисто вычеркивают их из предметов обсуждения. Зря, кстати. Наверное, поэтому подавляющее большинство и теряет всё в первый же год.
— Михаил Иванович, а Вы же не лично будете заниматься распределением и прочей сортировкой всех этих даров моря? — решил попытать удачу я.
— Ну конечно не лично. Зачем тогда я не мешаю, а то и помогаю зарабатывать мне деньги такому большому количеству разных профильных специалистов, чтоб самому за них пахать? Нет уж, это нелогично и нерационально, — кажется, он говорил без всяких шуток.
— А есть ли возможность к работе ваших профильных как-то присоседить моего? Сергей Ланевский, мой банкир, если помните. Он мне всю плешь проест, когда я вернусь, и наверняка будет прав — он-то в любом случае сможет распорядиться активами и рационально, и логично. Не то, что я, — вздох получился чуть более печальным, чем я планировал, но зато и более искренним.
— Хорошо, я поручу своему бухгалтеру связаться с твоим банкиром, — улыбнулся Второв. — А ты что делать планируешь дальше? Тут на побережье тебе наверняка будет, чем заняться. Может, погостите зиму? И сразу говорю — просто так предложил, без долгих прицелов, тайных схем и твоей любимой тёмной кладовки для парадного металлоискателя! — он в шуточном отрицании поднял обе ладони, не переставая улыбаться.
— Сперва мне надо слово данное сдержать, я почему-то чувствую, что это очень важно. На недельку мне точно нужно в Белоруссию. Потом в Москву — там народ уже почти неделю мне благосостояние растит, а я ещё ни разу им помешать мудрым советом не успел, — я вздохнул с наигранной досадой, отчего мощный старик улыбнулся ещё шире.
— А там, глядишь, удастся поблизости где-нибудь домик приобрести, будем к вам в гости ходить, чай пить с баранками, в дурачка дуться вечерами. — Я вспомнил, как в детстве, когда летом в деревне отключалось электричество, мы всей семьёй собирались за столом и при свечах играли в карты. Как самозабвенно мухлевал Петька, и как досадовал дядька, что с нами нельзя играть на деньги, а на щелбаны мы с ним сразу зареклись играть — ох и тяжелая была у него рука.
— И в лото? — неожиданно спросил Михаил Иванович, чуть задумавшись. Как будто тоже что-то из раннего вспомнил.
— И в лото, — согласно кивнул я, а перед глазами появился один из вечеров, когда в мешке гремели бочонки и все азартно ждали, когда же выпадет одиннадцатый номер, «барабанные палочки».
— Странный ты парень, Дима. Словно лет на тридцать-сорок позже, чем следовало, родился, — задумчиво произнес кардинал, глядя на меня.
— Это как минимум. Мне иногда кажется, что на триста, а то и на все пятьсот, — да, частенько думалось именно так.
— И ведь не врёшь опять, — с легким удивлением покачал он головой.
— Не вру, — вздохнул я.
— Давай завтра ещё погуляем по берегу, искупаемся, может и в волейбол вас вздуем, — он снова улыбнулся, — а послезавтра полетишь в Могилёв утром. Как раз завтра предупредишь друзей своих. Ланевскому-то, чувствую, нужно обязательно будет тебя там встретить, родня как-никак из загранкомандировки возвращается. Триста лет, это же надо…
— Хорошо, Михаил Иванович. Спасибо Вам большое за всё.
— Тебе спасибо, Дима. Я как-то с тобой чаще стал вспоминать, что не в деньгах счастье, — неожиданно вздохнул он, но тут же вернул свой обычный образ собранного и полностью уверенного в себе человека.
— Тогда доброй ночи. До завтра, — сказал я. И мы разошлись в разные крылья дома, который и вправду был и уютным, и тёплым, в самом лучшем смысле этого слова.
* Mary Gu — Сокровище https://music.yandex.ru/album/33510327
** «Маньяна» — исп. «завтра». Это не просто слово, а образ мышления и жизни, отражающий местный менталитет. Способ сказать, что то, о чем вы просите человека, он, может быть, сделает завтра, послезавтра, через неделю, а может быть, и не сделает никогда.
Глава 5Полеты наяву. Старые сказки оживают
С утра зашли к дону Сальваторе с доньей Марией, жёны — кофейку утреннего испить, дети — молока с хлопьями и соку с сэндвичами, а мы с мощным стариком — и вот тут вполне могли бы проситься и пиво, и херес, и даже кальвадос, пожалуй — но мы взяли по стакану минералки с лимоном и встали возле перил. Второв с тайным президентом галеонных спасальщиков о чём-то вполголоса переговаривались, но судя по тону, проблем не было, просто рабочие вопросы какие-то обсудили.
Антон при помощи переводчика в телефоне пытался заказать у Марии Сергеевны булочек с корицей, которые так нам понравились в прошлый раз. О том, что кузина серого кардинала говорит по-русски лучше него, он не знал. И никто не знал, кажется. Мне Михаил Иванович дал понять, что не стоит нарушать инкогнито доньи Марии, и я не стал выяснять, зачем да почему. Поэтому наблюдал сценку «общение немого с глухим при помощи современных средств коммуникации» без каких бы то ни было эмоций на лице. Лишь вздрогнул, когда двоюродная сестра мощного старика хитро подмигнула мне, убедившись, что никто не смотрел на неё в это время.
А потом пошли на пляж. Волейбол удался чуть лучше — Второвы раскатали нас не с таким огромным отрывом по очкам, как раньше. Наверное, за недельку — две сборная Волковых поднатаскалась бы получше. Но планы были другие. И, как совершенно справедливо отметила Мария Сергеевна — детали. Всегда были детали.