С программистом Сашей Сергеевым мы ездили в подмосковный совхоз недалеко от Бронниц. Как-то возвращаемся с поля. Я предлагаю: «Ну, что, Саша, может, в Бронницы съездим?» Он охотно соглашается: «Едем, что здесь-то торчать?» Поразмыслив, я говорю: «Да знаешь, Саша, неохота что-то ехать, устали!» Он отвечает: «Правильно! А что мотаться-то? Нас и отсюда никто не гонит!». И я вспомнил моего деда — старообрядца Акима Никитьевича (я писал о нём в первой книге моих воспоминаний). Как-то накосили мы с дедом сена, по лесным полянкам, тайком (как же — колхозная собственность! Буквально — собаки на сене!). А тут — затяжные дожди, и погибло наше сено. Чем же корову кормить? А дедушка говорит: «Ну, дак чо, Вова? Чо Бог делат, всё к лучшему!» И это вполне искренне. Пошли домой. Зовёт меня: «Давай-ко, милой сын, вон там, я знаю, земляничник есть, давай ягодками полакомимся!» И вот сейчас, в колхозе, глядя на своего коллегу Сашу, я подумал, что есть ещё в России люди с таким душевным складом, с мудрым отношением к жизни.
А с Колей Перцовым мы на колхозных полях без конца говорили о литературе. Сын известного филолога Виктора Перцова, автора книги «Маяковский. Жизнь и творчество», Коля рассказал о неизвестной мне остроумной книге пародий «Парнас дыбом», написанной в 20-е годы студентами Харьковского университета. Авторы берут известные стишки — «У попа была собака» или «Веверлей»:
Пошёл купаться Веверлей,
оставив дома Доротею.
С собою пару пузырей
берёт он, плавать не умея.
И он нырнул, как только мог,
нырнул он, прямо с головою.
Но голова тяжеле ног,
она осталась под водою.
Жена, узнав про ту беду,
удостовериться хотела,
Но ноги милого в пруду
она, узрев, окаменела.
Прошли века, и пруд заглох,
и поросли травой аллеи,
но всё торчит там пара ног
и остов бедной Доротеи.
— далее в пародической манере показывается, как об этом могли бы писать разные авторы, например, Блок:
Там каждый вечер в час назначенный
среди тревожащих аллей,
со станом, пузырями схваченным,
идёт купаться Веверлей и т. д.
А вот как писали бы разные авторы про серого козлика:
Пушкин:
Одна в глуши лесов сосновых
Старушка дряхлая жила,
И другом дней своих суровых
Имела серого козла.
Игорь Северянин:
У старушки колдуньи
крючконосой горбуньи
козлик был дымносерый, молодой, как весна.
Маяковский:
Скрипела старуха,
телега словно,
кха,
кхо,
кхе,
кхи.
Великолепно мною уловлены
старухины все грехи.
Книжка так заинтересовала меня, что в читальном зале Ленинской библиотеки я всю её переписал от руки, а дома перепечатал на машинке (компьютеров тогда не было). Потом её размножили и переплели в количестве нескольких экземпляров — для коллег, пожелавших её иметь.
Пора подытожить колхозную тему. Ехать в колхоз не очень-то хотелось, но всё-таки это было как бы продолжение лета, работа на природе, новые люди, новые впечатления. И сейчас мы иногда с удовольствием вспоминаем поездки в колхоз.
Я — геолог
В 1971-м на время летнего отпуска я решил поработать коллектором в геологической экспедиции Института геологии Академии наук. Хотелось побыть немножко в чужой шкуре.
Прилетели в Сочи. На окраине города, на берегу моря поставили наш грузовик, разбили палатки. В группе — шесть человек. Два сотрудника Института геологии — профессор Вера Фёдоровна и молодой кандидат геологических наук Светлана (фамилии не помню), два коллектора (крушители камней, носильщики тяжестей) — я и молчаливый, исключительно добросовестный молодой татарин Рустам. И ещё — шофёр Александр Иванович и повариха Таисия — Та́я. Я про неё даже немудрящий стишок сочинил:
Скажи нам Та́я не тая́,
Готов ли наш обед,
Поймём мы, голод затая,
Нас любишь или нет.
Знакомились, набирались сил перед работой: купались, загорали, рыбу ловили. Забрасывали в воду перемёт — длинный шнур с прикреплёнными к нему кусками лески с крючком на конце. Наш шофёр Александр Иванович, «народный умелец», запасся в Москве ведром (!) червей и на своей машине вёз их через всю страну, за тысячи километров. Зато потом у нас с червями проблем не было.
Однажды закинули перемёт, вытаскиваем. Повариха Тая одну за другой снимает с крючков рыбу. Когда она дошла до очередной небольшой пёстренькой рыбки, Вера Фёдоровна закричала: «Не трогай! Скорпион!» Но было уже поздно. Та́я схватила рыбу и уколола ладонь острыми плавниками, в которых у этой черноморской рыбы содержится сильный яд. Тае оказали помощь в больнице, но всё равно рука долго болела, даже по возвращении в Москву.
Скорпионы, но не рыбы, а ядовитые насекомые, напоминающие по форме вертолёт, встречались впоследствии много раз. Даже при возвращении, на вокзале геолог Светлана, прихорашиваясь перед зеркалом, увидела, что на её куртке сидит скорпион.
Из Сочи мы на своей машине пересекли Грузию, с интересом рассматривая незнакомые места́. Вдали,
Там, где сливаяся шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры, —
виднелся воспетый Лермонтовым монастырь. Очень хотелось осмотреть его, но проехать туда можно было только сложным кружным путём и мы на это не решились («Близок локоть, да не укусишь»).
Остановились на юге Армении в живописном месте, на берегу небольшой речки. Оттуда, несмотря на большое расстояние, была видна величавая гора Арарат (высота — 5165 м). К ней, как известно, пристал Ной во время всемирного потопа. Мы отчётливо различали снежные склоны, даже тёмные виноградники у подножья горы. А вот царю Николаю II не повезло. Говорят, все пять дней, что он был в Армении, Арарат был скрыт облаками. Уезжая, Николай попенял Арарату: «Упрямая гора! Ты так и не показалась мне. Но зато и ты меня не видела».
До революции гора была на территории Армении, но добрый дядя Ленин подарил её Турции. В связи с этим вспоминается эпизод Гражданской войны. Финны вели переговоры с генералом Деникиным. Обязывались освободить от красных Петроград (Петербург), требуя взамен признания независимости Финляндии. Белые отказались. Они боролись за «единую, неделимую Россию». А большевики готовы были полстраны отдать, лишь бы остаться у власти.
Армяне никак не могли смириться с потерей библейской горы, даже изображали двуглавый Арарат, как символ Армении, на этикетках армянского коньяка, против чего резко протестовали турки.
Мы хорошо жили в своём лагере. Поставили палатки, Александр Иванович соорудил большой стол под тентом, с электрическим освещением. По утрам я перебирался по большому упавшему дереву на другой берег речки. Там — целое поле диких тюльпанов! Раз смотрю: на другой стороне поля стоит на задних лапах здоровенный заяц. Смотрит на меня, не очень даже испугался.
И постоянно со мной — и днём, и на вечерних прогулках после напряжённого рабочего дня — стихи, особенно пушкинские и лермонтовские стихи о Кавказе:
На хо́лмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко: печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою…
— и самое любимое — замечательное лермонтовское стихотворение «Из Гёте»:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты…
С местными жителями у нас сложностей не было. Помню, мальчик-азербайджанец жуёт жвачку, выплёвывает её на ладонь, протягивает мне: «На, Волёдя!». Правда, геологи рассказывали, что однажды ребята-азербайджанцы стащили у них удочки. Геологи пожаловались аксакалам аула, и удочки вернули.
Наша экспедиция — не поиско́вая (поиски залежей меди, угля и т. п.), а научная — уточнение геологической картины недостаточно изученных горных районов Армении (даже надбавку к зарплате мы получали — за работу на высоте выше 2000 м). Каждый день ходили в горы. Идёшь по овечьей тропе, опоясывающей гору. Каменная пустыня, иногда варан (громадная ящерица длиной до 2–3 метров) поглядывает сверху с утеса.
Мы с Рустамом выполняли «чёрную работу»: собирали образцы, откалывали камни, а потом относили их в лагерь. Неприятно было, когда из-под камня появлялась и быстро ползла по горе вниз потревоженная змея. Змей там было немало. Страшна гюрза. В «Российском энциклопедическом словаре» (М., 2001) отмечается довольно широкое распространение этих ядовитых змей из семейства гадюк — Северная Африка, юг Казахстана, Средняя Азия, Закавказье. В Армении мы много о них слышали от местных жителей. Говорили, что гюрза, в отличие от других змей, не уползает от человека, а бросается на него. Нам гюрзы, слава Богу, не встречались, но вот в ближайшем посёлке мальчик погиб от её укуса.
Однажды в горах нас застигла гроза с сильным холодным дождём. К счастью, поблизости была хижина горных пастухов (крайне убогая), и мы там переждали дождь. Всё-таки сильно вымокли и прозябли. Повариха, медсестра по профессии, заявила по возвращении: «Я, как медицинский работник, требую, чтобы всем дали водки». Видимо, это нас спасло. А ещё говорят, что водка — зло!