Но так было не всегда. Лет пять назад, в сердюховские лихие времена, когда армия рассматривалась как средство обогащения, духовный развал в головах вел к физическому разложению.
Иногда это приводило к совсем странным случаям из нашей практики. Лет восемь назад поступил майор российской армии, пухлый, с покрасневшим лицом, офицер. Рабочий диагноз у него был — инородное тело в прямой кишке. Из анамнеза известно — сел на табурет голой жопой, и туда провалилось нечто. Я думаю, вы догадались, что это было. Да, на обзорной рентгенограмме, мы отлично увидели, рентгенконтрастный предмет, весьма похожий на член громадных размеров.
При осмотре места происшествия, нет, не табуретки, а периональной области, сделан был вывод, что пациент ни один час, пытался его выковырять, всячески всеми возможными предметами обихода. Расколупал себе анус в кровь.
Учитывая невозможность добраться до сексуального оборудования через задний проход, решено пациента и его игрушку спасти в условиях операционной.
В вену ввели анестетик, а так же релаксант, в ротовую полость вставили (нет, не член) дыхательную трубочку, перевели на управляемую вентиляцию.
Разрезать его не стали, пожалели. Хирург попросту выдавил дилдо под аплодисменты персонала клиники. Не сочтите за рекламу, но надо сказать должное — дюраселевские батарейки очень и очень долго играющие. Эта вот штука продолжала жужжать и вибрировать в лотке, зазывая с ней поиграться.
В тот же вечер офицер убыл в свою часть. Его никто не задерживал. Извлеченное инородное тело обмыто и направлено на гистологическую экспертизу (шутка). Отдали его пациенту, как розы даме на восьмое марта.
Хотя, возможно, что он попросту лечил простатит, кто знает, а я на него наговариваю…
Сложный выбор
Иногда соглашусь, что лечение не есть благо. Проецируя на себя — хотел бы я быть на месте этого пациента? Возможно, наше общество еще не доросло до мысли, что неминуемая смерть в лоне семьи, при глубокой старости — есть благо. А то, что мы тянем, тянем бедных стариков — уже заведомо известно, что дверь открыта для них только в одну сторону, — есть некое зло.
Но нам, медикам, выбирать нельзя, раз родные вызвали скорую, раз настояли на госпитализации, значит, они желают своему родному этой участи.
Вот и сегодня я пришел с суточного. Ночью поступил дедушка, уже далеко за семьдесят. Ишемический инсульт, поражение распространилось на ствол мозга. Но он в оглушении и все понимает, правильно отвечает на вопросы, он понимает, что уходит, и мы понимаем. Ему бы сделать это в своей койке, держась за руку дочери. Но родные посчитали иначе, решили, что на больничной койке ему будет лучше. И он поступает в наше отделение, завертелась реанимационная машина: уколы, пробы крови из пальца, вены, артерии и не раз, постановка желудочного зонда, кормление через него. Он все понимает, родных лиц нет, он медленно угасает, скоро ему светит искусственное дыхание. Потом начнет отказывать сердце, поставят центральный катетер, начнут вводить вещества похожие на адреналин. У нас нет прав на эфтаназию, нам нельзя в этом направлении думать. Мы будем тянуть до последнего, до пролежней, пневмонии, бесконечных уколов, заборов анализов. Я б не хотел себе такого конца.
С другой стороны — как родным знать, что это все, что лучше ему будет дома? Иногда, действительно, сложно сделать выбор…
Ну причем здесь дети?
Меня сложно удивить пьяным человеком, хотя, конечно, выкрутасов от них насмотрелся всяческих. Выход из алкогольной комы не всегда плавный, бывает, чудят ребята, и самые интересные случаи я описываю в своих записках.
Но когда поступил пятилетний малыш в глубокой алкогольной коме, это было странно, а еще более странно, когда оказалось, что ребенок принял отраву не случайно.
Как потом выяснилось, женщина, мама малыша, обнаружив недостаток алкоголя в своей крови, решила сгонять на соседнюю улицу к бабке за дешевым самогоном, добряче сдобренным таблетками димедрола. Дома остался вечно голодный малыш и любящий дедушка.
— Деда, я кушать хочу! — канючил худющий, в грязном одеянии, с торчащей из носа зеленой козюлькой, мальчик.
— Отстань! — отмахнулся от него старик, — Ты с утра хлеба натрескался, вона какую харю наел, — потрепал за щеку, пьяно щурясь, любимый дедушка. — На закусь глаз не клади, это наше!
— Ну де-еда-а-а! — заплакал ребенок.
— У-у-у, достал спиногрыз! Пусть тебя твоя гулящая мамка кормит! На вот, глотни! — откупорил старик бутылку шипящего напитка. — Успокойся уже! — мальчик с жадностью стал глотать приятный апельсиновый фреш на алкогольной основе. — Ну ну, все, хватит! — с силой вырвал приятный напиток. — Ишь заглотыш растет, — погладил шершавой рукой, пьяный старик, — наша кровь!
Вернувшись, мамаша обнаружила спящим на полу своего сына:
— Витя, иди на кровать, чего разлегся на полу то? — толкнула своего сына, носком сапога, но тот не шевелился, толкнула сильнее, мальчика неестественно развернуло на спину, в полуоткрытых глазах, было что-то странное.
Благо, что мамаша догадалась вызвать скорую помощь, неизвестно, чем бы все закончилось, мог бы ведь и захлебнуться рвотными массами. Мы провели дезинтоксикационную терапию, и через два часа мальчик начал просыпаться, к вечеру мы его перевели в детское отделение.
Потерял ампулу — суши сухари
Как-то вечером за чашкой реального чая медсестра вспомнила наркотическую историю:
— Уже лет восемь прошло с той поры, так я Машке до сих пор вспоминаю, у-у-у, ненавижу ее за это!!!
А дело было по весне, я тогда еще санитарила. Пять утра, надо умывать-подмывать-перестилать больных. Выходит из наркотической бледная Мария, губа трясется:
— Девочки, я десять ампул кетамина просохатила!!!
— Да это ж тянет на сбыт в особо крупных размеров, лет десять дадут, — невольно сострил дежурный врач.
Та еще больше побледнела.
— Юль, ты уже из наркотической выносила мусор?
— Ну! — осторожно ответила я.
— Юлечка, ну пожалуйста, пожалуйста!!! Сходи на помоечку найди эти ампулы!!! Юлечка, милая, возьми с собой Настену, сходите, заберите пакетик, ну пожалуйста-а-а!!! — умоляющим тоном просила Мария.
Настя аж поперхнулась чаем, от такой просьбы.
Пошли мы к кагатым (железным мусорным бакам), а там уже вывалили мусор все остальные отделения…
— Капец, там и помои, и мешки с бутылочками, очистками, тряпками, пропитанными мочой, а нашего все не было и не было… Пришлось целиком залезть в эти ящики.
Светает. Седьмой час утра, люди уже начинают идти на работу, меня увидел хирург. Заулыбался, блин, так стыдно было… Битых два часа мы изучали отходы человеческого производства. Тут из окна вылез дежурный врач:
— Юлька, вылезай!!! Машка, дура, попутала цифры вместо 45 ампул в остатке, написала 55!!!
Как я эту Машку на тот момент возненавидела, ох, как мне хотелось ей хорошего пендаля дать, до сих пор вспоминаю ей.
Я тогда тоже припомнил, как сам шарился в мусорном контейнере, вызывая недовольство у бичей, радость у наших пациентов и здоровый смех у коллег.
Со стороны это выглядит смешно, я сам тогда ржал, когда Варя в «Интернах» искала трамадол, а когда столкнешься с подобным инцидентом на производстве, жизнь заставит в мусоре ковыряться. Пустую ампулу фентанила я тогда выкинул посреди ночи, а санитарочка, в свою очередь, выкинула содержимое ведра с утра, вот и пришлось… Нашлась та ампулка, с тех самых пор я стал куда более внимательнее и бережнее относиться к данному виду препаратов.
С одной стороны, это хорошо, но, с другой стороны, это беда, ведь не каждый врач лишний раз станет связываться со списанием наркотического средства.
Был у нас доктор (уволили его), так он вообще не брал ключ от наркотической, вообще никого не обезболивал ни промом, ни другим препаратом из этой серии. Анальгин, кеторол — пожалуйста, болит— терпи…
Обличенные властью или маразм на КПП
Проходя через один из двух пропускных пунктов, невольно вспоминается забавная история.
Зима. Трескучие морозы, заставляли поплотнее укутываться прохожим. Я спешил, в то утро мне пришлось идти с одного ночного дежурства на другое суточное, мало того, что я опаздывал, что совсем не радовало армейское начальство, но и легкий ветерок вкупе с морозами заставлял мои ноги быстрее искать тепла.
Подхожу на ближайший ко мне пропускной пункт, хотел было открыть дверь, но дорогу преградила розовощекая баба в запотевших очках.
— Пропуск! — как будто других слов не знает, нет бы поздороваться с доктором. Достаю пропуск от моей машины, личный забыл дома.
— Заезжайте, — я пытаюсь открыть дверь, бабка не пускает.
— Пропуск!!!
— Я же вам показал пропуск!
— Это пропуск на машину, проехать можете, — блин, думаю, смотря на стрелки часов, «вот стерва прикалывается», ищу камень чтобы уничтожить противника.
— Как это заехать могу, а пройти не могу, что за чушь?!
— У нас приказ, вход строго по пропускам, у вас пропуск на автомобиль, заезжайте.
— Епта, как машина может заехать без водителя? — искренне удивился я.
— Пропуск! — заладила тетка.
Так и не пустила. Пришлось бежать на второе КПП, крюк приличный получился. Опоздал. Шеф, выслушав объяснительную, посмеялся. Коллеги порекомендовали в следующий раз переключить скорость, вывернуть воздушный руль, рыча, заехать. В следующий раз так и сделаю.
Операция переливания крови
В городской реанимации в ночную смену дежурят два доктора: один врач спасает жизни тяжело больных, второй обеспечивает безопасный сон, проводя анестезию во время оперативных вмешательств. Искусство палатного доктора заключается не только непосредственно в спасении жизни больного, но и в сортировке-определении нуждается ли данный пациент в услугах нашего отделения. Часто доктора из других отделений пытаются сбагрить к нам больного, даже не пытаясь полечить его. С одной стороны, понятно — возиться с тяжелобольным утомительно, часто попросту — нечем лечить, да и не редко, в терапии или хирургии одновременно поступает по несколько пациентов. Мы понимает это и часто идем навстречу. Но иногда у страха глаза велики, и, казалось бы, тяжелый пациент, на самом деле, не такой уж и тяжелый, и наши рекомендации часто решают множество проблем на месте без перевода в реанимацию. Об одном таком случае я хочу поведать.