– Ребят, может, отметим начало отсидки? Знаю, недалеко, через три дома, можно в ресторане купить вина. Там до часу продают. По рублю скидываемся, и все будет хорошо. А ты, Ваня (у меня была кличка Иван), как местный, смотайся до дому, изобрази что-нибудь на закусь.
Скинулись. Вовка переоделся в спортивный костюм и через хоздвор отправился в кабак за вином. У меня спортивного костюма не было, так что я как был в рабочем платье (робе), через плац побежал к дыре в заборе. Об этой лазейке знали все. Но начальство почему-то не спешило ее заделать. Через 15 минут я объяснял маме, что 12 узников училищных застенков просто умрут от голода, если мама не приготовит яичницу из двенадцати яиц (лучше глазунью), не сообразит двенадцать бутербродов с вареной колбасой и не положит мне с собой литровую банку домашней квашеной капусты. Пока мама пошла на кухню, я решил быстренько помыться. Залез в ванну, включил воду, намылился.
Слышу, зазвонил телефон. Мама взяла трубку и говорит:
– Сереж, тебя к телефону.
Беру трубку (телефон в коридоре напротив двери в ванную):
– Алло!
Голос в трубке:
– Серег, ты?
– Я.
– Давай быстрей в «систему».
– А что случилось?
– Тебя за задницу взяли.
– Кто?
– Дежурный по училищу.
– А кто говорит?
– Дежурный по училищу капитан 1-го ранга Бирбровер.
– Точно?
– Не сомневайся, я тебя в рубке дежурного жду.
Кладу трубку, практически не ополаскиваясь, хватаю полотенце и насухо растираю грязь по телу. Беру приготовленную мамой сумку-авоську и вылетаю на улицу. На обратном пути выполняю норматив первого разряда по бегу, хотя раньше и до третьего никак недотягивал. Через пять-шесть минут влезаю в ту же дырку в заборе в училище. По пути к рубке дежурного прячу приготовленную снедь в укромном месте. Осторожно приоткрываю дверь главного входа и вижу курсанта с автоматом, не из нашей роты на первом посту возле знамени училища. Он мне глазами показывает: заходи, мол, не стесняйся, допрыгался. Подхожу к рубке дежурного по училищу, а ноги не идут. Тихонько стучу в дверь.
– Черных? Заходи.
Пытаюсь доложить, что курсант, мол, такой-то по вашему приказанию прибыл. В ответ слышу:
– Ну что же ты, Серега! Сидишь за двойку, а попался в самоходе! Тебя же отчислят как пить дать.
У меня на глаза навернулись слезы. Дежурный по училищу капитан 1-го ранга Бирбровер вдруг внес деловое предложение:
– Вот что, курсант Черных. Завтра в 17. 00 я сменяюсь с дежурства и жду вас в 17. 15 возле входа на мою кафедру! А сейчас вам 5 минут на отбой. Бегом (я согнул руки в локтях) марш!
Меня как ветром сдуло. Я стал привыкать бегать по первому разряду, даже понравилось. Авоську, правда, прихватил. Жалко же, мама старалась. Володьку, кстати, за задницу не взяли. Он быстро вернулся, потому, что ему ничего не продали. И во время проверки был уже в койке.
На следующий день в назначенное место я прибыл заранее и ждал приговора с опаской. Сменившийся с дежурства, уставший капитан 1-го ранга долго не рассусоливал. Быстро распахнул дверь аудитории, в которой помещалось сразу два класса, человек 70, и объяснил, что его не удовлетворяет состояние палубы и прозрачность окон. Подсказал, что битое стекло (драить паркет) можно добыть на хоздворе, морилка и мастика имеются в достаточном количестве (показал на стоящие в углу бутыли и банки), а шинельное сукно и ветошь для мытья окон, мол, добудете сами. И добавил, что торопиться не обязательно, делать надо все тщательно, но к выходным чтобы все было готово.
Мы всей толпой трое суток не покидали аудитории, скребли стеклом паркетную палубу, красили ее морилкой и отплясывали твист на мастике. И ведь никто не ругался, что ночью мы не в койках!
В пятницу работа была сдана. Капитан 1-го ранга Бирбровер отвел меня в сторону, приобнял по-отечески и сказал:
– У меня такое впечатление, что вы и не были в самовольной отлучке в ночь с понедельника на вторник. Идите, курсант Черных…
Был у нас в роте Андрей Корабельников по кличке Сэм. Рост 195, вес под центнер, занимался боксом. Любил прихвастнуть. То расскажет, как на буровой в Сибири замерзал, то как то ли сидел где-то, то ли собирался сесть, то как здорово пел где-то в хоре (хотя ему явно кто-то на ухо наступил). Как-то вечером во время самоподготовки я взял чистый боевой листок и накропал стишки с намеком на нашего героя. Фрагментарно примерно так: «Он певец, он кларнетист, мастер спорта, культурист. / Он и мастер буровой. В общем, самый деловой. / Конферанс он в местном клубе, в экспедиции бывал. / Он силен по фене ботать… (и так далее)». И приписка: «Вот такой он наш герой! Угадайте, кто такой?» Повесил листок на информационную доску и скромно сел за стол. Ничто не предвещало, но надо было ожидать. Сэм встал и в силу несвойственной ему доселе любознательности пошел посмотреть, что на доске нового.
Потом он побелел, порозовел, а затем и вовсе побагровел, медленно повернулся и двинулся на меня, как боевой слон. Мне ничего не оставалось делать, как сорваться с места и, выскользнув из аудитории, убегать. Благо, ребята из нашего взвода не оставили меня в беде. Когда расстояние между нами было критическим, метра три, раздался рев у меня за спиной. Я невольно обернулся и увидел моих братьев-однокашников, которые просто висели по три человека у Сэма на каждой руке! Сэм немного побесился и обмяк. Но предупредил, что покажет мне кое-что из репертуара Никиты Сергеевича Хрущева! Со временем, конечно…
Потом была шлюпочная практика. Управление посыльными катерами (ПОКами), гребля на ялах, хождение под парусами и прочие развлечения на воде. Одним из развлечений было после обеда вместо сна половить в заливе рыбу. Ловили на кусочек хлеба, на перловку, которой нас кормили часто, на плавленый сырок в лучшем случае. А Сэм был не такой. Пойдет, найдет место, где есть почва (кругом же песок), накопает червей, и у него клюет, а больше ни у кого не клюет! Подхожу я к нему и так жалобно прошу:
– Сэм, дай мне одного червяка.
А он отвечает:
– Возьми, только маленького!
Кто услышал, – поржали, конечно. Ладно, думаю.
Вечер. Отбой. Командиры ПОКов после отбоя, как правило, собирались на одном из катеров «на блюдечко компота». Вот и наш кэп ушел. А на ПОКе команды по кораблю давать можно из трех мест: с ходового мостика (ГКП – главного командного пункта), из учебного класса и с запасного командного пункта (ЗКП). И вот, только мы все улеглись, откуда-то по всем помещениям корабля раздается:
– Сэм, дай мне одного червячка.
И в ответ, но другим голосом:
– Возьми, только маленького!
Сэм, зверея, вскакивает, а куда бежать, не знает. Смотрит, в кубрике вроде все на месте. И вдруг опять:
– Сэм, а мне можно одного червячка?
И в ответ басовито:
– Я же сказал, можно, только маленького!
Сэм сорвался сначала на ГКП, потом на ЗКП, потом в учебный класс. Пока он бегал, примерно то же прозвучало еще несколько раз, причем на разные голоса. «Погоня» продолжалась около десяти минут, но никто пойман так и не был. Запыхавшийся Сэм угомонился и, пробурчав обещание устроить всем, улегся в койку и уткнулся носом в переборку. Ночь прошла спокойно, пациент не буянил…
Зато теперь, когда друзья просят меня угостить их сигареткой, я, вспоминая Сэма, отвечаю:
– Возьми, только маленькую!
И протягиваю пачку.
Глава 5Месть по-флотски
Дело было в Североморске перед Рождеством 1993 года. Я служил старшим помощником командира на большом десантном корабле БДК-55. Корабль стоял в базе. Зима. Полярная ночь. Время 23. 30. После ужина, проведя короткое совещание, командир корабля сошел на берег, оставив меня за старшего. Вообще существовал порядок: если командир сходил на берег (как мы говорили, пересчитать детей), то на борту оставались старпом, замполит и механик (командир электромеханической боевой части). Эта троица как бы уравновешивала силу авторитета должности командира корабля. Младшие офицеры сходили на берег вместе с командиром. Ну, это так, отступление от темы. Как я уже говорил, время ближе к нолям. Отбой проверен, спортсмены (качки) разогнаны и отправлены спать. Сижу в каюте, пью чай. Через душ заходит ко мне механик. Дело в том, что на БДК польской постройки каюты старпома и механика находились рядом и умывальник с душем был один на двоих. Так что ходить друг к другу можно было не выходя в коридор, через душ. Так вот, заходит Дима Тарасов, как дьявол злой, и спрашивает:
– Виталия, «шило» есть?
– Есть, – говорю.
– Плеснешь?
– Погоди, – говорю, – садись, рассказывай, что случилось?
– Да, – говорит, – меня тринадцатой зарплаты лишили.
– Кто? За что? – спрашиваю.
– Командир дивизии. За то, что без ведома флагманского механика передал электромотор (от какого-то агрегата, не помню) на 182-й. И нам отменили выход в море на какую-то перевозку. А 182-й поставили на ПВО в Тюва-губу, и забрать мотор невозможно, пока он не вернется в базу!
– Слушай, – говорю, – а где твоя печатная машинка?
Дело в том, что во время наших плаваний по архипелагу Новая Земля, мех любил посещать свалки металлолома, где просто валялось немало занятных вещей. Однажды механик приволок выброшенную печатную машинку. Но у нее не хватало букв. Руки, как у всякого механика, у Димы были заточены как надо.
Он разобрал ее до винтика, прочистил и смазал все что нужно. Недостающие буквы где-то добыл, проверил ее в действии и убрал в рундук (выдвигающийся ящик) под кровать. Так сказать, до лучших времен. Правда, у машинки был приметный почерк, так как буквы были от разных машинок. Я почувствовал, что лучшие времена наступили.
– У тебя машина на ходу? – спросил я Диму. (У него был «Москвич-2141»)
– На ходу, только холодно очень.
– Неси, – говорю, – свою технику, сейчас что-нибудь придумаем.