* * *
Вчера заменил свои ватные брюки на летние из числа б/у. Так что сегодня в гимнастерке и в них щеголяю. И все же жарковато.
* * *
Василий Иванович достал «Героя нашего времени», думаю перечитать.
* * *
Сегодня перестал бежать березовый сок. Распускающийся лист поглощает его целиком.
Сегодня ничего не делаем и даже не стреляем. Перешли на крутой правый берег речушки, замаскировали кустами один окоп, представляя себе, что это наша зенитка, и занялись чтением НСД ст. пулемета, а я – чтением «Новых похождений бравого солдата Швейка», а потом – сном.
Вчера ходили к зениткам 999 с/п.
Часов 11 утра. День ни пасмурный, ни ясный, а так себе! Написал вчера маме открытку, а сегодня письмо Папе и Венке. Вчера ходили вечером с комвзводом в деревню. Когда возвращались из деревни – дождь пошел. Ночь, и без того темная, стала еще темней. В лесу нашем пробирались ощупью. Я впереди с палкой, он за мной следом, уцепившись за мою руку. Он сердится на меня, что я мало требую от бойцов как помкомвзвода. Я обещал ему бросить лень и взяться работать.
Эх, а время как идет, уже 20 дней мы живем здесь, ничего не делая, и не заметили, как проскочили эти дни. Лето в полном почти разгаре. Березы полностью расцвели и трава уж большая вылезла. Я представляю себе, как сейчас замечательно на Аршане. Багульник распустился, солнце сияет, Кынгарга шумит, курортники наезжают! Когда-то я снова увижу синие аршанские хребты, подъезжая к ним в кузове грузовика по…
Вчера одну машину получили. Вчера же получили деньги и пилотки.
Сегодня комвзвода вызвали в особый отдел, и потому стрельбой придется руководить мне.
К нам прибыл какой-то из нового пополнения. Он партийный, и потому комиссар полка приказал ему быть у нас замполитом. Я предчувствую, что он будет стучать о наших занятиях.
* * *
Вчера случай слышал один.
Боец окончил срок службы в кавалерийской части и собрался домой. За час до отъезда он зашел на манеж и увидел, что лошадь его уросит и не хочет брать препятствий. Он попросил разрешения проскакать на лошади в последний раз. Ему разрешили.
Лошадь, почуяв уверенные руки старого хозяина, легко пошла вперед. Все препятствия были взяты, оставался 2-х метровый сплошной забор, за которым был ров. Лошадь уверенно неслась на препятствие. И вдруг перед самым забором седок полоснул плетью по крупу и с силой всадил шпоры. Ошалевшая лошадь сжалась в комок и не рассчитав прыжка, задела задней ногой за забор.
Во рву за забором нашли мертвую лошадь со свернутой шеей и переломанными ногами и под ней труп растерзанного, истоптанного седока.
* * *
С комвзводом у нас натянутые отношения. Он какой-то заполошный и паникер к тому же. Характер имеет сварливый. Угодить ему весьма трудно.
Сейчас был в штабе полка, переписал некоторые формы. Фанька сегодня с утра там сидит: возится с секретными таблицами.
* * *
Солнце скоро закатится. Вечер так тих, что поневоле хочется погрустить или поговорить с кем-нибудь по душам, или с девушкой пройтись, или сочинить хорошие стихи, отразившие бы настроение этого вечера.
Наше стр-бе (?) новое впереди старого на 100 с лишним метров, за речушкой. Кусты прибрежные хорошо скрывают нас от постороннего глаза, а травка так мягка, что лежим…
Утро. Место наших повседневних занятий. Проводится читка свежей газеты. Сейчас произвел товарообмен: «Любовь Яровую» выменял на «Осаду ночи» Петра Панча.
* * *
Позавчера в бане помылись. После нее даже по земле как-то уверенней шагается.
* * *
Комвзвода уехал за машиной. А мы постреляли из пулемета, сейчас из винтовки немецкой стреляем. Один стреляет, а остальные на солнце греются и занимаются, кто чем может.
Письмишко бы надо написать маме, да комары донимают, никак невозможно совредоточиться.
* * *
«Осада ночи» не нравится, а читать больше нечего! Вот незадача-то какая.
* * *
От комаров опухли и руки и лицо. Левый глаз не лучше подбитого.
1942 год
Утро. Лес вблизи Графского в Воронежской обл. Сейчас съели суп без хлеба. Живем коммуной в три человека (я, Ванька Левченко, Ванька Ильиных). Хлеб вместе, суп вместе. Кто что достанет – на троих.
* * *
Время к обеду. Погода испортилась: накрапывает дождь. Находимся километрах в 12-ти от Воронежа в молодом дубняке. По ночам видим зарево горящего города. Пришли сюда позавчера.
Написал письмо комвзводу к его Вале в Ново-Никольске. Странно самому, что себе не могу решиться написать, а людям пишу.
Сейчас командир второго отделения Сашка Рудской сварил картошки, которую натаскал с кухни, и мы с ним навернули ее.
Дней через 8 (как сказал сегодня комбат) пойдем в бой.
Часов 10-11 утра. День – на славу. Стоим в лесу в 500-х метрах от станции, на которой будем грузиться. Куда поедем – сам бог не ведает. Кто-то треплется, что на Можайск, другой – что на Сталинград, а я так думаю, что значительно интереснее ехать, когда не знаешь куда едешь.
Вчера вечером погрузились в Графской. За ночь проехали грязи Воронежские, Орловские, Сталинградские и с час тому назад миновали Борисоглебск. Сейчас часа 2 дня.
Полдень. Степи Царицынские. Утром выгрузились на каком-то перегоне (по слухам – в 120 км от Сталинграда). С водой – весьма туго. Ходил сейчас на колодец километра за 2. Выпил, сколько мог, вымылся; встретил Кольку Кузовкина: он отставал и только что догнал.
12 часов дня. Окраина какого-то поселка. Пришли сюда на восходе солнца. Шли всю ночь, начиная с 11 вчерашнего вечера. С полдевятого до 11 спали, вернее кто-то спал, а мы с комвзводом (мл. л. Степенко) 405 с/п вспоминали и вообще минувшие дни.
Дорогой он рассказал, как он болел малярией. Ни лекарств, ни уколов не принимал. С жадностью поедал кислое молоко – на нем только и держался. Однажды захотел арбузов. Захотел так, что сам пошел на бахчу и несмотря на запрещение сторожа тут же съел 4 штуки. На следующий день его совсем не трясло до 11 вечера. Затем перетрясло и снова схватило в 1 час ночи следующих суток. И так через каждый день приступ приходил на 2 часа позже, пока не дошел до 12 дня и тогда болезнь ушла без остатка.
Вчера вышли в 7 вечера и до 12 сегодняшнего дня отшагали километров 60. Расположились в овраге. До фронта километров 8. Беспрерывно курсируют и бомбят юнкерсы. Покопали щели. Сейчас часа 3 дня. Солнце припекает так, как у нас, в Сибири, в июле редко греет.
Сварили и уничтожили галушки. Больше пока за сегодня не ели ничего.
Утро. Солнце только что поднялось. Спали тепло, только нога одна замерзла. Сейчас хотели углубить старую полузасыпанную щель. Копнули, а там человек схороненный.
Есть охота, а есть нечего, т. к. подводы наши с продуктами еще не подошли. Съел кочерыжку капустную и еще больше в животе засвербило.
Утро. Комвзвода и Серьга Радченко ушли к штабу батальона.
Живем опять троицей. Я, Серьга Радченко и комвзвода мл. л-т Степенко. И неплохо живем. Ванюшка Ильиных (он теперь связным у замкомбата) чем может – помогает. В общем, несмотря на то, что вчера хлеба не было, мы жили весьма даже сытно.
В прошедшую ночь я спал очень тревожно. Что-то нездоровилось и потому ломило все тело, было гриппозное состояние. Снов видел – кучу. Папу видел. Был с ним на какой-то вечеринке.
Бомбардировщик немецкий прямо на наш овраг летит.
Надо будет Папке с Мамкой по письму написать!
Часа 3 дня. Ветер холодный, хоть и солнце светит. Сегодня в 6 вечера уходим отсюда. Предстоит марш на 25 км.
Живот крутит здорово. Вчера заболел было гриппом. Температура 38, слабость, голова болит и аппетит пропал. Выпил перед сном аспирину, ночь переболел и утром встал здоровым.
* * *
«Прав, как дуга».
В ночь на 16-е прошли 25 км вдоль линии фронта. Фронт в 2-х – 4-х км.
Вчера весь день почти спали под гул немецких самолетов, под шипение и завывание снарядов, под вой бомб, похожий на нарастающий рев гудка паровоза.
Сегодняшней ночью приползли в наш овраг танки. Ну и сразу с утра (а сейчас как раз и есть утро) налетело штук 25 всего и Ю-88, и ХЕ-111, и мессеров и давай перемешивать землю. Мы с Серьгой Радченко засели в щель. Одна бомбочка метрах в двадцати от нас ухнула, ладно что успели рот открыть, а то бы заглушило. Сейчас перебрались от танков подальше. Сидим в щелках, ждем, когда сварится конина на завтрак (вчера хлопнуло лошадь и техника интенданта нашего б-на ).
* * *
10 мин. назад комвзвода Степенку бомбой хлопнуло. Плакать хочется. Такой человек был.
Полдень. Солнце, ветер, пыль.
Вчера с наступлением темноты ушли из злополучного оврага (ранило и комбата, и замкомбата) и отодвинулись в тыл на 12-15 км в соседи к ДОП-у. Степенко напоминает каждый шаг без него, без его добродушного юмора, рассказов, от которых все мы хохотали до болей в животе. А самое главное, не хватает его чисто братского, чуть ли даже не отцовского отношения ко мне.
При появлении его как будто солнце для меня всходило и любые трудности становились не страшны. И такой человек погиб! Ему почти начисто оторвало осколком голову, так что узнать было почти невозможно. Осталась на память мне от него плащ-палатка одна.