– Сидим, выпиваем, беседуем. Слева – Аллилуева. Справа – великий князь. Она – дочь Сталина. Он – потомок государя. А между ними – я. То есть народ. Тот самый, который они не поделили.
Главный конфликт нашей эпохи – между личностью и пятном.
Гений враждебен не толпе, а посредственности.
Гений – это бессмертный вариант простого человека.
Когда мы что-то смутно ощущаем, писать вроде бы рановато. А когда нам все ясно, остается только молчать. Так что нет для литературы подходящего момента. Она всегда некстати.
Бог дал мне именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят.
Звонит моей жене приятельница:
– Когда у твоего сына день рождения? И какой у него размер обуви?
Жена говорит:
– Что это ты придумала?! Ни в коем случае! В Америке такая дорогая обувь!
Приятельница в ответ:
– При чем тут обувь? Я ему носки хотела подарить.
В искусстве нет прогресса. Есть спираль. Поразительно, что это утверждали такие разные люди, как Бурлюк и Ходасевич.
Есть люди настоящего, прошлого и будущего. В зависимости от фокуса жизни.
Бойтесь данайцев, приносящих donations!
В «Кавказском» ресторане на Брайтоне обделывались темные дела. Известный гангстер Шалико просил руководителя оркестра:
– Играй погромче. У меня сегодня важный разговор!
Человек эпической низости.
Мой отец – человек поразительного жизнелюбия. Смотрели мы, помню, телевизор. Показывали 80-летнего Боба Хоупа.
Я сказал:
– Какой развязный старик!
Отец меня поправил:
– Почему – старик? Он примерно моего возраста.
Человек звонит из Нью-Йорка в Тинек:
– Простите, у нас сегодня льготный тариф?
– Да.
– В таком случае – здравствуйте! Поздравляю вас с Новым годом!
Противоположность любви – не отвращение. И даже не равнодушие. А ложь. Соответственно, антитеза ненависти – правда.
Встретил я экономиста Фельдмана.
Он говорит:
– Вашу жену зовут Софа?
– Нет, – говорю, – Лена.
– Знаю. Я пошутил. У вас нет чувства юмора. Вы, наверное, латыш?
– Почему латыш?
– Да я же пошутил. У вас совершенно отсутствует чувство юмора. Может, к логопеду обратитесь?
– Почему к логопеду?
– Шучу, шучу. Где ваше чувство юмора?…
Туризм – жизнедеятельность праздных.
Мы не лучше коренных американцев. И уж конечно, не умнее. Мы всего лишь побывали на конечной остановке уходящего троллейбуса.
Логика эмигрантского бизнеса. Начинается он, как правило, в русском шалмане. Заканчивается – в американском суде.
Любая подпись хочет, чтобы ее считали автографом.
– Доктор, как моя теща? Что с ней?!
– Обширный инфаркт. Состояние очень тяжелое.
– Могу я надеяться?
– Смотря на что.
Известный диссидент угрожал сотруднику госбезопасности:
– Я требую вернуть мне конфискованные рукописи. Иначе я организую публичное самосожжение моей жены Галины!
Он ложился рано. Она до часу ночи смотрела телевизор. Он просыпался в шесть. Она – в двенадцать.
Через три месяца они развелись. И это так естественно.
В каждом районе есть хоть один человек с лицом, покрытым незаживающими царапинами.
Талант – это как похоть. Трудно утаить. Еще труднее – симулировать.
Самые яркие персонажи в литературе – неудавшиеся отрицательные герои. (Митя Карамазов.) Самые тусклые – неудавшиеся положительные. (Олег Кошевой.)
«Натюрморт из женского тела…»
Есть люди, склонные клятвенно заверять окружающих в разных пустяках:
– Сам я из Гомеля. Клянусь честью, из Гомеля!.. Меня зовут Арон, жена не даст соврать!..
Критика – часть литературы. Филология – косвенный продукт ее. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог – с ближайшей колокольни.
В Ленинград прилетел иностранный государственный деятель. В аэропорту звучала музыка. Раздавался голос Аллы Пугачевой. Динамики были включены на полную мощность:
Жениться по любви,
Жениться по любви
Не может ни один,
Ни один король…
Приезжий государственный деятель был – король Швеции. Его сопровождала молодая красивая жена.
Ленинград. Гигантская очередь. Люди стоят вместе часов десять. Естественно, ведутся разговоры. Кто-то говорит:
– А город Жданов скоро обратно переименуют в Мариуполь.
Другой:
– А Киров станет Вяткой.
Третий:
– А Ворошиловград – Луганском.
Какой-то мужчина восклицает:
– Нам, ленинградцам, в этом отношении мало что светит.
Кто-то возражает ему:
– А вы бы хотели – Санкт-Петербург? Как при царе-батюшке?
В ответ раздается:
– Зачем Санкт-Петербург? Хотя бы Петроград. Или даже – Питер.
И все обсуждают эту тему. А ведь пять лет назад за такие разговоры могли и убить человека. Причем не «органы», а толпа.
В Ленинград приехал знаменитый американский кинорежиссер Майлстоун. Он же – Леня Мильштейн из Одессы. Встретил на «Леннаучфильме» друга своей молодости Герберта Раппопорта. Когда-то они жили в Германии. Затем пришел к власти Гитлер. Мильштейн эмигрировал в Америку. Раппопорт – в СССР. Оба стали видными кинодеятелями. Один – в Голливуде, другой – на «Леннаучфильме». Где они наконец и встретились.
Пошли в кафе. Сидят, беседуют. И происходит между ними такой разговор.
Леонард Майлстоун:
– Я почти разорен. Последний фильм дал миллионные убытки. Вилла на Адриатическом море требует ремонта. Автомобильный парк не обновлялся четыре года. Налоги достигли семизначных цифр…
Герберт Раппопорт:
– А у меня как раз все хорошо. Последнему фильму дали высшую категорию. Лето я провел в Доме творчества Союза кинематографистов. У меня «Жигули». Занял очередь на кооператив. Налоги составляют шесть рублей в месяц…
Сосед наш Альперович говорил:
– Мы с женой решили помочь армянам. Собрали вещи. Отвезли в АРМЯНСКУЮ СИНАГОГУ.
Моя жена говорила нашей взрослой дочери:
– Мой день кончается вечером. А твой день – утром.
Спортивный комментатор Озеров ехал по Москве в автомобиле. Увидел на бульваре старика Ворошилова. Подъехал:
– Разрешите, – говорит, – отвезу вас домой.
– Спасибо, я уже почти дома.
Озеров стал настаивать. Ворошилов кивнул. Сел в машину.
Подъехали к дому. Попрощались. Озеров уже развернулся. Неожиданно старик возвращается и говорит, запыхавшись:
– Внуки мне не простят, если узнают… Скажут – ну и дед! С Озеровым в машине ехал и автографа не попросил… Так что распишитесь вот здесь, пожалуйста.
Один глубочайший старик рассказывал мне такую поучительную историю:
«Было мне лет двадцать. И познакомился я с одной начинающей актрисой. Звали эту женщину Нинель. Я увлекся. Был роман. Мы ходили в кинематограф. Катались на лодке. Однако так и не поженились. И остался я вольным, как птица.
Проходит двадцать лет. Раздается телефонный звонок. „Вы меня не узнаете? Я Нинель. Моя дочь поступает в театральный институт. Не могли бы вы, известный режиссер, ее проконсультировать?“ Я говорю: „Заходите“.
И вот она приходит. Страшно постаревшая. Гляжу и думаю: как хорошо, что мы не поженились! Она – старуха! Я все еще молод. А рядом – юная очаровательная дочь по имени Эстер.
Мы посидели, выпили чаю. Я назначил время для консультации.
Мы встретились, позанимались. Я увлекся. Был роман. Мы ходили в кинематограф. Катались на лодке. Однако так и не поженились. И остался я вольным, как птица.
Проходит двадцать лет. Раздается телефонный звонок. „Вы меня не узнаете? Я Эстер. Моя дочь поступает в театральный институт. Не могли бы вы, известный режиссер, ее проконсультировать?“ Я говорю: „Заходите“.
И вот она приходит. Страшно постаревшая. Гляжу и думаю: как хорошо, что мы не поженились! Она – старуха! Я все еще молод. А рядом – юная очаровательная дочь по имени Юдифь.
Мы посидели, выпили чаю. Я назначил время для консультации.
Мы встретились, позанимались. Я увлекся. Был роман. Мы ходили в кинематограф. Она катала меня на лодке. Однако так мы и не поженились. И остался я, – закончил старик, глухо кашляя, – вольным, как птица».
Один наш приятель всю жизнь мечтал стать землевладельцем. Он восклицал:
– Как это прекрасно – иметь хотя бы горсточку собственной земли!
В результате друзья подарили ему на юбилей горшок с цветами.
Двое ребят оказались в афганском плену. Затем перебрались в Канаду. Затем один из них решил вернуться домой. Второй пытался его отговорить. Тот ни в какую. «Девушка, говорит, у меня в Полтаве. Да и по матери соскучился». Первый ему говорит:
– Ну, ладно. Решил, так езжай. Но у меня к тебе просьба. Дай мне знак, как сложатся обстоятельства. Пришли мне свою фотографию. Если все будет нормально, то пришли мне обычную фотку. А если худо, то пришли мне фотку с беломориной в руке.