– Что с ним будет? Что с ним будет?
Илья Захарович ответил:
– А что с ним будет? Дадут очередную сталинскую премию.
Сорок девятый год. Серман ожидает приговора. Беседует в камере с проворовавшимся евреем. Спрашивает его:
– Зачем вы столько крали? Есть ли смысл?
Еврей отвечает:
– Лучше умереть от страха, чем от голода!
Томашевский и Серман гуляли в Крыму. Томашевский рассказывал:
«В тридцатые годы здесь была кипарисовая аллея. Приехал Сталин. Стал жить здесь на даче. Охрана решила, что за кипарисами могут спрятаться диверсанты. Кипарисовую аллею вырубили. Начали сажать эвкалиптовые деревья. К сожалению, они не прижились…»
– И что же в результате?
Томашевский ответил:
– Начали сажать агрономов…
У Аксенова заболели почки. Саша Перуанский рассказывал:
– Я решил позвонить Васе. Подошла Майя. Я начал очень деликатно: «Вася еще подходит к телефону?» Подошел Вася. Я говорю ему: «Не падай духом, старик. У меня был рак почки. Доктор сказал, что года не протяну. В результате почку мне удалили. Я стал импотентом. Но прожил уже четыре года…»
Перуанский закончил:
– Вася так приободрился!
У советского композитора Покрасса был родственник – американский композитор Темкин. Покрасс сочинял кавалерийские марши. Темкин – музыку к голливудским фильмам.
Известно, что Сталин очень любил кино. И вот был однажды кремлевский прием. И Сталин обратился к Дмитрию Покрассу:
– Правда, что ваш брат за границей?
Покрасс испугался, но честно ответил:
– Правда.
– Это он сочинил песенки к «Трем мушкетерам»?
– Он.
– Значит, это его песня – «Вар-вар-вар-вар-вара…»?
– Его.
Сталин подумал и говорит:
– Лучше бы он жил здесь. А вы – там.
Стихи такие четкие и хорошо зарифмованные, как румынские стихи.
Блок отличался крайней необщительностью. Достаточно сказать, что его ближайший друг носил фамилию – Иванов.
Меркантилизм – это замаскированная бездарность. Я, мол, пишу ради денег, халтурю и так далее. В действительности халтуры не существует. Существует, увы, наше творческое бессилие.
Один эмигрант вывез из Союза прах нелюбимой тещи. Объяснил это своим принципиальным антибольшевизмом. Прямо так и выразился:
– Чтобы не досталась большевикам!
Все интересуются, что там будет после смерти?
После смерти начинается – история.
Рассказы
Ищу человека
Четыре года спустя на лице журналистки Агаповой появится глубокий шрам от удара металлической рейсшиной. На нее с безумным воплем кинется архитектор-самоучка Дегтяренко, герой публицистической радиопередачи «Ясность», так и не запущенной в эфир. За шесть недель до этой безобразной сцены журналистке впервые расскажут о проекте «Мобиле кооперато» и его гениальном творце, чернорабочем одной из таллинских фабрик. Агапова напишет очерк под рубрикой «Встреча с интересным человеком». Технический отдел затребует чертежи. Эксперт Чубаров минуту подержит в холеных руках две грязные трепещущие кальки и выскажется следующим образом:
– Оригинально! Весьма оригинально!
Журналистка с облегчением и гордостью воскликнет:
– У него четыре класса образования!
– А у вас? – брезгливо поинтересуется эксперт. – Вы знаете, что это такое?
– Мобиле кооперато. Подвижный дом. Жилище будущего…
– Это вагон, – прервет ее Чубаров, – обыкновенный вагон. А вашего Ле Корбюзье нужно срочно госпитализировать…
Передачу тут же забракуют. Обнадеженный было Дегтяренко ударит Лиду металлической рейсшиной по голове. Карьера внештатной сотрудницы Таллинского радио надолго прервется… Все это произойдет четыре года спустя. А пока мы следуем за ней к трамвайной остановке.
До этого было пасмурное утро, еще раньше – ночь. Сонный голубь бродил по карнизу, царапая жесть. Затем – будильник, остывшие шлепанцы, толчея возле уборной, чай, покоробившийся влажный сыр, гудение электробритвы – муж спешит на работу. Дочь: «Я, кажется, просила не трогать мой халат!»… И наконец – прохлада равнодушных улиц, ветер, цинковые лужи, болонки в сквере, громыхание трамвая…
Попробую ее изобразить. Хотя внешность Агаповой существенного значения не имеет.
Резиновые импортные боты. Тяжелая коричневая юбка не подчеркивает шага. Синтетическая курточка на молнии – шуршит. Кепка с голубым верхом – форменная – таллинского политехника. Лицо решительное, вечно озябшее. Никаких следов косметики. Отсутствующий зуб на краю улыбки. Удивляются только глаза, брови неподвижны, как ленточка финиша…
Следуем за нашей героиней. Трамвайная остановка…
«…Вон как хорошо девчонки молодые одеваются. Пальтишко бросовое, а не наше. Вместо пуговиц какие-то еловые шишки… А ведь смотрится… Или эта, в спецодежде… Васильки на заднице… Походка гордая, как у Лоллобриджиды… А летом как-то раз босую видела… Не пьяную, сознательно босую… В центре города… Идет, фигурирует… Так и у меня, казалось бы, все импортное, народной демократии. А вида нету… И где они берут? С иностранцами гуляют? Позор!.. А смотрится…»
С натугой разъехались двери трамвая. Короткий мучительный штурм. Дорогу ей загородила широкая армейская спина. Щекой – по ворсистой удушливой ткани… Ухватилась за поручень. Мелькнула жизнь в никелированной трубе…
– Копеечку не опускайте…
Лида балансирует над металлическим ящиком-кассой.
– Да проходите же, стоит как неродная…
Главное, не раздражаться, относиться с юмором. Час пик, обычное явление. Тут главное – найти источник положительных эмоций. Вон бабке место уступили. Студент конспекты перелистывает. Даже у военного приличное лицо…
И снова – улица, машины, люди, приятная, волнующая безучастность людей и машин. Затем – вестибюль, широкая мраморная лестница, ковровые дорожки, потертые на сгибах… Табличка – «Отдел пропаганды».
Лида постучала и вошла. Все ужасно ей обрадовались. Кулешов сказал очередную пошлость. Верочка Котова улыбнулась, не поднимая глаз. Женя Тюрин помог раздеться. Моралевич спросил:
– Ты слушала в четверг? Сам Юрна тобой доволен.
– Правда?!
Тут же курил и Валя Чмутов, хронический неудачник. Чмутов был актером. Имел природный дар – красивый низкий голос удивительного тембра. Работал диктором. Шесть месяцев назад с ним произошла трагическая история. Чмутов должен был рано утром открыть передачу, которая шла непосредственно в эфир. Произнести всего несколько слов: «Дорогие радиослушатели! В эфире еженедельная программа „Здравствуй, товарищ!“». И все. Дальше – музыка и запись. Чмутов получает свои одиннадцать рублей.
Чмутов зашел в рубку. Сел. Придвинул микрофон. Мысленно повторил текст. Подвернул манжеты, чтобы запонки не брякали по столу. Ждал, когда загорится лампочка – «Эфир». На душе после вчерашнего было тоскливо. Лампочка не загоралась.
– Дорогие радиослушатели! – задумчиво произнес Чмутов.
Тяжело ворочался обожженный портвейном язык. Лампочка не загоралась.
– Дорогие радиослушатели, – снова повторил Чмутов, – о, мерзость… Дорогие радиослушатели… Да, напрасно я вчера завелся…
Лампочка не загоралась. Как выяснилось, она перегорела… Это бывает раз в сто лет…
– В эфире еженедельная программа, – репетировал Чмутов, – ну, бля, все, завязываю…
За стеклом мелькнула перекошенная физиономия редактора. Чмутов обмер. Распахнулась дверь. Упирающегося диктора выбросили на лестницу. Его похмельные заклинания разнеслись на весь мир. Актер был уволен… История не кончается.
Чмутов уехал во Псков. Поступил диктором на радио. Местная радиотрансляция велась ежедневно часа полтора. Остальное время занимали Москва и Ленинград. Чмутов блаженствовал. Его ценили как столичного мастера.
Как-то раз он вел передачу. Неожиданно скрипнула дверь. Вошла большая коричневая собака. (Чья? Откуда?) Чмутов ее осторожно погладил. Собака прижала уши и зажмурилась. Нос ее сиял крошечной боксерской перчаткой.
– Труженики села рапортуют, – произнес Чмутов.
И тут собака неожиданно залаяла. Может быть, от счастья. Лаской ее, видимо, не избаловали.
– Труженики села рапортуют… Гав! Гав! Гав!
Чмутова снова уволили. Теперь уже навсегда и отовсюду. Когда он рассказал о собаке, ему не поверили. Решили, что он сам залаял с похмелья.
Чмутов уехал в Ленинград. Целыми днями сидел на радио. Ждал своего часа…
Неудачников все избегают. Лида ему улыбнулась.
В отделе пропаганды Агапова сотрудничала давно. Все ее любили. Вот и теперь заведующая Нина Игнатьевна ласково ей кивнула:
– Лидочка, пройдите ко мне.
В кабинете тишина, полированный стол, бесчисленные авторучки. В шкафах за стеклами мерцают сувениры и корешки энциклопедии. В столе у Нины Игнатьевны – помада, зеркальце и тушь. И вообще приятно – интересная молодая женщина в таком серьезном кабинете…
– Лидочка, я хочу вам новую рубрику предложить. «Встреча с интересным человеком». Причем необязательно с ученым или космонавтом. Диапазон тут исключительно широкий. Почетное хобби, неожиданное увлечение, какой-нибудь штрих в биографии. Допустим, скромный номенклатурный главбух тайно… я не знаю… все, что угодно… не приходит в голову… Допустим, он тайно…
– Растлевает малолетних, – подсказала Лида.
– Я другое имела в виду. Допустим, он тайно…
– Изучает санскрит…
– Что-то в этом духе. Только более значимое в социальном отношении. Допустим, милиционер помогает кому-то отыскать близкого человека…
– Есть кино на эту тему.
– Я не могу предложить вам что-то конкретное. Тут надо подумать. Вот, к примеру. На фабрике «Калев» проходили съемки «Одинокой женщины». Помните, с артисткой Дорониной. Так вот, мальчишка, который участвовал в съемках, превратился в начальника одного из цехов.