ли его авторитет, несколько, приходилось признать, подорванный.
— Должен вам сказать, — начал он, — что ваша распущенность дошла до неслыханных пределов. Поняв, что в одиночку навести порядок трудно, я решил обзавестись новым помощником: он будет отвечать за ход работы и строго следить, чтобы все исполнялось как следует.
Жар ткнул пальцем в молодца с необычайно мускулистыми ногами.
— Сгоняешь на равнину и соберешь тамошний народ. Что за дела? Они уже вкалывать должны, а еще до работы не доплелись. Мы что, чинуши какие на казенном жалованье, чтоб до полудня дрыхнуть?! Мы же помощники Места Истины. Дай только волю лени — засосет вмиг, заест. А тогда уж увольнять придется толпами, гнать позорников поганой метлой — толку-то от них все равно не жди.
Видимо, слова новичка показались собравшимся убедительными. Никто не возразил.
— Бекен первым подаст пример, — уточнил Жар. — Он за день вылепит больше сосудов, чем за два предыдущих месяца.
— Да-да… Обещаю.
— До всех нас должно дойти, что дело, которым мы здесь заняты, очень важное. А проверку я начну с тебя, кузнец.
— Думаешь, сможешь?
— А ты меня всему и научишь.
28
Бракосочетание Мехи и Серкеты удалось на славу. На пышную свадьбу пожаловало больше пяти сотен гостей, цвет фиванской знати, все верховные сановники… Не хватало лишь Рамсеса Великого, но престарелый царь не покидал своего дворца в Карнаке, где трудился вместе со своим писцом Амени, который до предела ограничил приемные часы.
Еще не протрезвевшая Серкета возлежала на подушках. Обширная усадьба ее отца опустела, гости разошлись. Мосе, главный казначей Фив, хлебал овощной отвар, прогоняющий похмельную головную боль, а Мехи, спокойный до неузнаваемости, сосредоточенно глазел на лотос, распустившийся в большой чаше.
Кругленькому толстячку с крепким телом и хорошо развитыми мышцами перевалило за пятьдесят, но степенностью и солидной малоподвижностью он так и не обзавелся. Напротив, юркий Мосе вечно пребывал в заботах и хлопотах, и хотя рано появившаяся плешь придавала ему сходство со жрецом из какого-нибудь храма, обряды и тем более священнослужители его ничуть не занимали, С младых ногтей Мосе полюбил игру с числами и заинтересовался властью; решив, что пусть уж богам служат другие, сам он не уставал обогащаться, а став вдовцом, лишь умножил свою алчность. Такую же страсть к стяжательству он учуял в Мехи, а потому позволил дочери убедить себя в том, что именно такой зятек ему и нужен.
— Ты счастлив, Мехи?
— Прием удался на славу, что и говорить. И дом у Серкеты просто ослепительный.
— А ты принят в высшее общество… Ладно, все это хорошо, но давай потолкуем о твоем будущем, не против?
— Думаю продолжить по военной части… Хотя армия, признаться, стала нагонять на меня тоску.
— Согласен. А как ты думал? Утвердился, благодарение Рамсесу Великому, прочный мир, и высшие военачальники нынче не мечтают попусту о стяжании лавров в битвах с несуществующим противником. Но вот что ты сам намереваешься предпринять? Полагаю, не навеки же ты застрял в старших предводителях?
— Хочу реформировать отборные войска, с тем чтобы они надежно обеспечивали безопасность города.
— Похвальное намерение. Но эта дорожка далеко тебя не заведет. Что скажешь о должности заместителя главного казначея Фив? Станешь командовать полчищем писцов, которые будут решать скучные задачи, а я расскажу тебе, как извлечь наибольший доход из этой должности. При этом нисколько не преступая закон.
— Вы очень добры ко мне, но не знаю, сумею ли я… Я насчет состоятельности в делах…
— Не скромничай. Ты — человек расчетливый. Как и я. И, уверен, понатворишь чудес. В свою пользу.
— Не хотелось бы расставаться с войском.
— А кто заставляет? Скоро тебе дадут очередной чин, вот и сиди на двух стульях: видал, сколько высших военных чинов так живет? Чем ты хуже них? Рамсес уже очень стар, надо готовиться к передаче престола. Но никто не знает, что на уме у Мернептаха, которого царь прочит в преемники.
— А вы к нему приблизиться не смогли?
— Недостаточно. Человек это прямой, можно сказать, несгибаемый. Или не гибкий. Нрав такой же неудобный, как у его отца, и та же неприязнь к нововведениям. Следует ожидать царствования с упором на верность старине и без особого размаха. Но долголетие Рамсеса Великого, быть может, еще удивит нас… Чего доброго, Рамсес и Мернептаха переживет. И кто же тогда будет объявлен наследником трона?
— Вы не знаете?
— Конечно нет. Я деньгами занимаюсь, а от опасных властных игр держусь подальше и не хочу, чтобы мой зять пострадал из-за склок наверху. Так что тебе стоило бы занять выгодное положение, удобное при любом раскладе: повернется так — ты пригодишься как воин, выйдет этак — ты понадобишься как руководитель, как звено власти. И никакая смута ничем не повредит моей дочери и ее мужу, ничего дурного им не принесет.
— Я с чужеземцем одним познакомился. Ученый такой, по имени Дактаир.
— Фиванский градоправитель им не нахвалится. Изобретатель, из тех, у кого вечно в голове что-то варится.
— Мне он тоже показался человеком приятным, и я бы не прочь оказать ему услугу. Не сможем ли мы продвинуть его на должность помощника руководителя всех оружейных работ?
— Запросто. И мысль, по-моему, прекрасная. Он там растолкает кое-каких дремучих упрямцев да и нам за помощь благодарен будет. И если не сегодня, так завтра или послезавтра он может нам пригодиться. Окружай себя теми, кто тебе обязан, но, Мехи, не забывай собирать о них сведения. Самые разные, Мехи. Не знаю, может, тебе это и противно, зато если кто захочет тебя пальцем тронуть, угодит этим пальцем в небо.
— Знаете, дорогой тесть, меня тревожит одна мелочь.
— В чем дело?
— Почему вы мне не доверяете?
— Ты о чем? Что за вопрос после такого разговора?
— Если бы вы мне верили, не навязали бы договор о разделе имущества.
Мосе единым махом осушил чашу со своим отваром.
— Жизни не знаешь. Впрочем, я тоже не знаю… не знаю я, Мехи, что у вас там с дочкой моей получится. А вдруг налево повадишься, а там и развестись захочешь… Смотри, шажок в сторону — и гол как сокол: состояние тю-тю. Серкета — дочь мне, пойми, и я должен прикрыть ее от всех невзгод. Так что никто и ничто не заставит меня переменить свое решение. А при нынешнем раскладе, глянь, мы и этот вопрос решили. Ты же важной особой будешь — мой зять не какой-нибудь там вояка. Все житейские радости — твои, у знати ты нарасхват, этот зовет, тот приглашает… Чего еще? Не упускай того, что само в руки идет, Мехи, но и большего, чем то, что и так дается, не требуй.
— Спасибо за мудрые советы, дорогой тесть.
На оранжевом закатном небе четко обозначился сдвоенный силуэт пары ибисов. По Нилу сновали туда-сюда суда, суденышки и лодки: благо дул ветер с севера, но течение и водовороты тоже никуда не делись. Старший предводитель Мехи и Дактаир устроились на корме судна, движимого шестеркой гребцов и новехоньким белым парусом, и наслаждались речной свежестью.
— Градоправитель Фив назначил меня помощником руководителя оружейных работ, — сообщил Дактаир. — Догадываюсь, что возвышением своим я обязан вашим хлопотам.
— Тесть мой оценил тебя, хотя понятия не имеет, каков ты на самом деле. Ну а начальник твой? Как он тебя встретил?
— Не очень-то любезно, пожалуй. Человек это искушенный, ученик и воспитанник карнакских мудрецов, а там, как известно, господствует старая школа, довольствующаяся теми познаниями, которые имеются. Он запретил мне предпринимать что бы то ни было по своему почину. Я под надзором и ни о какой свободе рук даже мечтать не смею.
— Потерпи, Дактаир. Вышестоящие тоже не вечны.
— У него прекрасное здоровье!
— Любую преграду можно снести множеством способов, не так ли?
— Не понимаю, старший предводитель…
— Не строй из себя простачка, Дактаир. Пока же, если речь о твоей работе, не колеблясь повинуйся приказам. А почему ты так спешно захотел повидаться со мной?
— У меня есть кое-какие связи во дворце, и по этим каналам я узнал, что Рамсес Великий принимал Рамосе, бывшего старшего писца некрополя, не выходившего из деревни несколько лет, и прием затянулся. Сам Рамосе не сказать чтобы человек недоверчивый или сверхосторожный, и потому он проболтался, сказав одному своему старинному знакомцу из царедворцев, что у царя много великих замыслов касательно Места Истины.
— Тоже мне откровение! Когда Рамсес в последний раз появлялся здесь, в Фивах, он дал резкую отповедь управителю западного берега. Тот предложил селение упразднить, а мастеровых разогнать.
— Я в бой с Рамсесом не рвусь. Силы слишком неравны.
— Рамсес всего лишь дряхлый старик!
— Должен ли я напомнить вам, что он — фараон, глава и наставник Места Истины? Нам не по плечу тягаться с ним, Мехи, отступимся, пока не поздно.
— А про тайны, которые ты хотел выведать, забыл?
— Нет, конечно, но эти тайны недоступны.
— Ты обманываешь себя, Дактаир, и я тебе это докажу. Помни, ты встал на дорожку, которую уже не покинуть. А еще узнал что-нибудь?
— Писец Рамосе удовлетворен тем, что братство приняло Нефера Молчуна, так как уверен, что он сохранит славу братства.
— Иначе говоря, он видит Нефера среди будущих руководителей.
— Это всего лишь мнение Рамосе, — возразил ученый, — пусть Рамосе и носит звание «писца Маат» и пользуется всеобщим уважением. Оказался достоверным иной слух: Нефер женат на Ясне, принятой в братство вместе с мужем.
Мехи в задумчивости уставился на воду.
— Чтобы подорвать силы Места Истины, — решил он, — следует первым делом опорочить братство. А когда начнут сомневаться в его доброй славе, то и царь не сможет заступиться. И мы вполне можем преуспеть.
29
— Поддавайся, Жар, ты должен уступить!
— Поговори еще у меня, Овед.
Кузнец вместе с молодым помощником гончара мерялись силой в кузнице, благо никто из подмастерьев видеть их не мог.