Чэн Ю искал глазами планету, которую некогда нарисовал.
Гигантская фотография звездного неба была аккуратно свернута и убрана в шкаф кабинета сеансов терапии. Казалось, что тот угол, где она прежде висела, мерцает слабым серебристым светом.
Дим-сам для красавицы Дянь
Пролог
Обеденный стол в комнате был застелен нарядной скатертью в стиле Юго-Восточной Азии с крупными цветочными орнаментами. Цветы на скатерти были яркими, как будто внезапно наступило лето. На столе стояли в ряд аппетитные дим-самы [8], над которыми вился легкий пар. Чэн Ю, одетый в традиционное льняное одеяние, поверх которого был повязан коричневый тканевый фартук, держал в руке тарелку с золотистым куском пирога с водяными каштанами, от аромата и вида которого слюнки текли, и с широкой улыбкой на лице сказал только что вошедшей Дяньдянь:
– Добро пожаловать в ресторанчик «Красавица Дянь», который Чэн Ю открыл специально для тебя.
Щеки Дяньдянь глубоко впали, и, хотя она была закутана в толстую зимнюю одежду, ее тело походило на льдинку, медленно таявшую из-за недостатка питания.
На ней был черный шерстяной шарф, и она не снимала его, даже находясь в комнате.
Еда на столе была поистине роскошной: здесь были и ярко-алые куриные лапки в соусе из черных бобов, вываренные так, что нежное мясо само отходило от косточек; прозрачные, пронизанные светом и сияющие, как хрусталь, приготовленные на пару пельмени с королевскими креветками, сквозь искрящееся, словно тонкий лед, тесто которых виднелись розовые бусинки креветок; миска белой и пушистой, как облачко, каши лодочника [9], с золотисто-желтым яйцом, нарезанной тонкими ломтиками рыбой, изумрудными перьями лука и бордово-красным арахисом. Но самое удивительное блюдо занимало центральное место – в небольшой миске из бело-синего фарфора нежно белело молоко с двойной пенкой [10], сладкий аромат которого маняще кружился по комнате.
Дяньдянь посмотрела на Чэн Ю, в ее глазах стояли слезы. То, что девушка здесь увидела, тронуло ее до глубины души. Еда, которую Чэн Ю приготовил собственными руками, символизировала величайшую степень поддержки и понимания, но Дяньдянь нерешительно взглянула на юношу, а затем тихо проговорила:
– Простите, но я не хочу есть.
1
Зимой горы, видневшиеся издалека в школьном кампусе, все больше скрывались под серостью дождя и тумана. Листья деревьев гинкго на территории школы медленно увядали и тоскливо опадали на землю, словно лишая всякой надежды, что весна однажды настанет. В горах становилось все холоднее и холоднее, и лишь на сливовых деревьях по обе стороны дороги начали набухать цветочные почки.
Когда Дяньдянь впервые пришла на консультацию, Лин при виде нее чуть было не воскликнула: «Какая же она худая, просто кожа да кости!» Кожа девушки казалась мертвенно сухой, бледной и поблекшей, на щеках не было ни следа румянца, свойственного молодым девушкам, и это уже совершенно не походило на худобу, как ее обычно понимают.
– Я не могу есть. Совсем не могу, а когда ем, меня тошнит, – с безразличным видом изложила она свои симптомы. – Я не знаю, что со мной происходит, я хочу снова начать есть.
Ассистентка Лин то молча смотрела на нее, то, опустив глаза, делала заметки: теперь она чувствовала, что ее сердце постепенно наполняется теми же чувствами, что испытывает и ее посетительница.
– Наставник Чэн Ю только что уехал в Пекин, он вернется только через пару дней, я запишу тебя к нему на консультацию, – мягко произнесла Лин.
– Я очень хочу снова есть, надеюсь, господин Чэн сможет меня вылечить. – Голос Дяньдянь немного дрогнул. Ее слова звучали как будто из ниоткуда, из пустоты, словно у нее не было физического тела.
– Не волнуйся, учитель вот-вот вернется, и он обязательно придумает, как помочь тебе, – мягко утешила ее Лин, она смотрела, как хрупкая фигурка девушки медленно исчезает в тени у входа в здание, и гадала, когда же Чэн Ю вернется. Он уже взял пять отгулов подряд, и это было совсем на него не похоже.
Листья метасеквойи в кампусе медленно обретали светло-красный цвет, а затем превратились в коричнево-красные. А ведь прошло всего несколько дней. Чэн Ю, если ты скоро не вернешься, листья уже опадут.
2
Когда знакомый голос Чэн Ю вновь зазвучал в стенах школы и Лин вдохнула знакомый теплый запах наставника, она вдруг почувствовала себя очень смущенной. От юноши веяло слабым травянистым ароматом, от которого на душе становилось очень спокойно.
Тот Чэн Ю, что стоял перед ней, был одновременно таким знакомым… и незнакомым. Что случилось с ним в Пекине? Его взгляд заволокла какая-то загадочная пелена, как будто он задремал, но все же это был Чэн Ю, и он вернулся. Психотерапевт небрежным жестом передал Лин куртку, а затем сел на свое место и медленно окинул взглядом кабинет, где вел консультации. Лин догадалась, что сейчас он очень расслаблен.
– Наставник, скажите, в Пекине холодно?
– Угу, хорошо, что там есть отопление. Просто я работал с очень трудным пациентом и чуть было не остался навсегда на чужой планете, – с улыбкой сказал Чэн Ю.
Лин почувствовала, как ее сердце забилось, гулко, быстро, вопреки ее воле. Она хотела сказать ему: «Я очень рада, что вы вернулись». Но когда она попыталась произнести что-то, то поняла, что любые слова сейчас будут лишними.
Ассистентка передала запись на консультацию Дяньдянь и негромко сказала:
– Хорошо, что вы вернулись. Одна из пациенток находится в очень тяжелом состоянии. Я на глаз прикинула, что она весит всего килограммов тридцать пять.
– Какого она роста? – спросил Чэн Ю.
– Около ста шестидесяти пяти сантиметров, – сказала Лин, – И, судя по ее нынешнему состоянию, она, скорее всего, продолжит терять в весе. Могу предположить, что наиболее вероятна нервная анорексия (НА).
Ассистентка медленно приказывала себе расслабиться и говорить спокойно, как будто благодаря этому ее слова станут более рациональными, а речь непринужденной.
Постепенно она собиралась обрести в себе ту уверенность, которую чувствовала рядом с Чэн Ю, вернее, она так стремилась ее обрести, что становилась немного меньше похожа на саму себя.
– В большинстве случаев нервная анорексия проявляется в подростковом возрасте, у девушек в возрасте от тринадцати до двадцати лет, во многом причина кроется в чрезмерно строгих требованиях к телу, но стрессовые события, которые пережил сам человек, также могут вызывать нервную анорексию. Нам вместе нужно выяснить, что именно стало причиной анорексии у этой девушки… – Лин говорила все быстрее и быстрее.
– Лин, подожди, – прервал ее Чэн Ю, заглянул ассистентке в глаза и сказал: – Ты не в порядке, что с тобой?
Психотерапевт спокойно смотрел на нее, глаза молодого человека были похожи на два озера, способных вместить в себя свет неба и тьму ночи.
Лин глубоко вздохнула, ее руки слегка дрожали, затем она тихо сказала:
– Я вчера плохо спала, не слишком хорошо себя чувствую. Простите меня, сегодня я и правда не в лучшей форме.
– Лин, а у тебя есть любимые блюда? – внезапно спросил Чэн Ю, закончив читать историю болезни Дяньдянь.
– Я непривередлива в пище, – ответила девушка после долгого раздумья.
– Это значит, что у тебя нет никаких особенно любимых блюд, так? – мягко уточнил Чэн Ю. – Как можно не иметь любимой еды? Тогда в жизни будет гораздо меньше удовольствия. Пойдем со мной, нам нужно купить продукты!
– Что? – не могла поверить своим ушам Лин.
3
– Когда ты начала чувствовать отвращение к еде?
– Год назад.
– Совсем ничего не хочешь есть? А есть что-то, к чему не чувствуешь отвращения?
– Я бы поела легкие закуски и лакомства, думаю, кантонские дим-самы, но стоит мне только почувствовать аромат из кантонской чайной или ресторанчика, как меня начинает тошнить. Эти запахи – совсем не то, что я хочу.
Чэн Ю ясно почувствовал, что у Дяньдянь своеобразный акцент, точно не местный; так говорили скорее на юге.
Консультацию с Дяньдянь психотерапевт провел в тот же день, но она не принесла существенного прогресса. Однако сразу после этого Чэн Ю позвонил Лин и позвал ее сходить с ним в супермаркет.
Приближался Новый год, и в супермаркете уже давно разносились ароматы этого праздника. Повсюду висели сочные и крепкие окорока, блестящие от масла колбасы были скручены в связки, золотисто-оранжевые кумкваты [11] с малахитово-зелеными листьями были разложены аккуратными горками, сладкий аромат источали пирожные тирамису, тут и там лежали разноцветные макаруны, пудинги и бисквиты с зарумянившимися краями… В супермаркете было так много еды, что по всему телу невольно распространялось ощущение счастья, и если не думать о будущем или прошлом, то после прогулки в супермаркет можно было испытать чувство довольства.
Чэн Ю выбирал ингредиенты. Держа в левой руке большую пачку муки, а в правой – маленькую, рассматривал их с той же серьезностью, с какой изучал информацию перед консультацией. На лице его читалась полная сосредоточенность.
В его сознании сплелись ощущения счастья и тупой боли одновременно.
Он поднял взгляд, указал на муку и спросил мнения Лин.
Не раздумывая, ассистентка указала на маленькую пачку.
Лин вдруг почувствовала облегчение, ей показалось, что вот так, со стороны, наблюдать за ним, быть его помощницей, сопровождать его в те места, куда он хочет пройти, – возможно, это как раз та роль, которая ей подходит.
Девушка подошла к психотерапевту поближе и стала помогать ему, пока он искал все необходимые ингредиенты.
– Лин, ты даже не спросишь меня, что я хочу сделать со всеми этими продуктами?