За дверью я увидел искаженное оптикой мамино лицо. А когда распахнул дверь, то понял, что оно искажено не столько глазком, сколько гневом.
– Оглохли? – сердито спросила мама, поднимая с пола сумки и передавая их мне. – Все руки отбила. Вы что, уснули?
– Телевизор громко орал, – мигом нашелся Алешка.
Мама недоверчиво глянула на него, сняла плащ и пошла на кухню.
– Надо ее отвлечь, – шепнул мне Алешка, – чтобы про книжки не вспомнила.
– Отвлекай, – переложил я на него трудное дело.
Но Алешку трудности не пугают. На кухню он вошел, держась за щеку и морщась, как от кислого.
Мама все еще сердито выкладывала из сумок продукты и ворчала. И тут она увидела Алешкину пантомиму. И вся ее сердитость мгновенно сменилась озабоченностью:
– Что с тобой? Зуб?
– Ухо, – простонал Алексей.
Это он хорошо придумал. В сочетании со звонками, которые мы долго не могли услышать, звучало убедительно.
– Без шапки добегался, – ахнула мама, мгновенно поставив диагноз. – Марш к Френкелю. Собирайся! Живо!
Она покидала продукты в холодильник и взялась за телефон.
Френкель – это бывший мамин одноклассник, который стал очень хорошим и знаменитым ото… отола… ри… В общем, ушным врачом. Ухо, горло, нос – словом. И живет он в нашем доме и в нашем подъезде. И мама беззастенчиво пользуется тем, что в седьмом классе этот ушник был в нее влюблен.
– Яша! – крикнула мама в трубку таким голосом, будто Лешка вообще без уха остался. – Ты дома? – А где же еще, подумал я, если он по телефону отвечает. – Я сейчас своего младшего к тебе приведу. По-моему, у него отит! Спасибо! Бегу!
Она сорвала с вешалки старую папину ушанку, нахлобучила ее Лешке на голову и завязала тесемки. Алешка взвыл. Но мама уже тащила его на лестничную площадку и вызывала лифт. Я с интересом последовал за ними.
– Ма! – вопил Алешка, пытаясь содрать шапку. – Уже все прошло! Я пошутил.
– С ушами не шутят! – сказала мама, затаскивая его в лифт.
Яков Ильич был страшен – в белом халате, в белой шапочке и с круглым блестящим зеркалом на лбу.
– Ну-с, молодой человек, прошу, – и он величественно показал Алешке на кресло. – Нервных просим удалиться, – сказал он нам с мамой.
– Мы не нервные, – поспешила мама. – Мы – сочувствующие.
А сочувствовать было чему. Маленький Алешка съежился в громадном врачебном кресле и с ужасом смотрел, как Яков Ильич выбирает из кучи блестящих инструментов самую большую воронку. Мама даже зажмурилась.
– Снимайте головной убор, юноша.
– Не снимается, – отчаянно пролепетал Алешка. – Узел навечно затянулся.
– В нашем мире ничего нет вечного, – рассудительно ответил Яков Ильич и разрезал тесемки устрашающими ножницами. Такими только уши обрезать.
Потом он вставил воронку узким концом Лешке в ухо и пустил туда «зайчика» своим зеркалом. И долго в Алешкино ухо смотрел. Вытащил воронку, бросил ее в продолговатый тазик, взял себя за подбородок и сказал:
– Да-с… Если бы у меня были такие уши…
Мы с мамой замерли в ожидании самого ужасного. Сейчас он скажет: я бы их отрезал вот этими ножницами и выбросил бы в мусоропровод. И он продолжил как-то грустно-мечтательно:
– Да-с… Если бы у меня были такие уши, я стал бы самым счастливым человеком.
Не много же ему для счастья надо.
– Да-с… Если бы у меня были такие уши, как бы я их берег! Как бы я их мыл, мыл и мыл! – И грозно уставился на Алешку: – Признавайся, когда ты мыл уши в последний раз? В первом классе?
– Во втором, – буркнул Алешка. – Когда в бассейн ходили.
Мама покраснела. А я понял, что Алешке сегодня грозит крутая головомойка. Ухомойка, точнее.
– Извини, Яша, – сказала мама. – Мы больше так не будем.
– Надеюсь, – и Яков Ильич улыбнулся: – Заходите, если что…
«Ни за что», – прочитал я в Алешкиных глазах.
Дома мама сказала:
– Не знаю, как там твои уши. И что в них разглядел Яшка, но будешь сидеть дома. Два дня, как миленький.
Нас это вполне устраивало. Уж очень не хотелось попасть Вадику под горячую руку.
– А как же книжки? – спросил меня Алешка, когда мы ложились спать.
– Придумаем что-нибудь.
– Вот ты и придумай, – сказал он, – а с меня хватит. Так еще и к зубному угодишь.
Тут мы услышали, что наконец-то пришел с работы папа, и живо уткнулись носами в подушки.
– Что так долго? – спросила его мама.
– Оперативное совещание. В городе участились угоны машин. Наш отдел подключили к розыску.
– А Интерпол тут при чем? – удивилась мама.
Папа засмеялся вполголоса, чтобы нас не разбудить:
– Наверное, потому, что угоняют иномарки.
И они ушли на кухню.
– Интересно? – спросил меня Алешка.
– Очень интересно, – согласился я.
Утром я придумал, как выручить мамины расчетные книжки без опасности для нас. Мой план основывался на том, что наши родители никогда принципиально не обращали внимания на расклеенные по подъездам всякие объявления.
Я выдрал из тетрадки несколько листков и черным маркером крупно написал: «Нашедшего расчетные книжки просим опустить в почтовый ящик кв. 40». Потом подумал и добавил зачем-то: «Вознаграждение гарантируется».
Когда родители разошлись по своим делам, я расклеил объявления по дому. И мы стали ждать результата. Поминутно заглядывая в почтовый ящик.
Результата долго не было. А потом он получился. Но вовсе не такой, на который мы рассчитывали. Когда нам надоело ждать и волноваться, я решил проверить объявления – на месте они или уже нет? Любителей срывать чужие объявления всегда хватает. Я сам из их числа.
Они были на месте. И поверх моего черного маркера было написано красным: «Фиг вам! Сами придете!»
Я сорвал все объявления и выбросил на помойку.
Что ж, придется идти в подземное логово Вадика.
– Завтра пойдем, – сказал Алешка. – Как раз мой домашний арест кончается.
– Это ты плоховато придумал, – возразил я. – Я один пойду.
– Щас-с! – взвизгнул Алешка. – Я тебя одного не пущу!
И я знал – не пустит…
Глава IVПритворяемся дураками
Погода с утра немного улучшилась. Дождя не было, даже солнышко иногда просвечивало через дырки в облаках. И воробьи зачирикали. И кошки на помойке грелись на крышках контейнеров.
– Как твои уши? – спросила мама Алешку за завтраком.
– Какие уши? Эти? – удивился он, будто у него их два десятка было.
– Значит, в порядке, – улыбнулась мама. И стала собираться на работу. – Помоете посуду и сходите за хлебом. И книжки в жэке заберите.
Мы, конечно, сказали, что – да, обязательно, непременно, не беспокойся, мамочка.
Знала бы она, в каком-таком жэке эти самые книжки и как нам придется их забирать.
– Да, – вспомнила мама уже в дверях, – вот вам квитанция, захватите заодно мои сапоги из починки. И нечего гримасничать, Алексей. У вас все равно каникулы.
– Каникулы, – ответил Алешка, – даются, чтобы школьники отдыхали…
– А то вы так устали! По вашим дневникам видно! – и она захлопнула за собой дверь.
Алешка вздохнул и сказал:
– Давай сразу сапоги заберем, а потом все остальное сделаем.
– Почему? – не понял я.
– Потому что! Если в лапы Вадика попадемся, мама без сапог останется.
По-моему, ей тогда вообще не до сапог будет. Но я не стал с ним спорить. Бесполезно.
И мы пошли в мастерскую за сапогами. Сапоги нам выдали без всяких разговоров. Они стали как новенькие, с бумажными наклейками на подошвах. Только вот сумку мы не догадались захватить, и приемщица дала нам газету. Мы завернули в нее сапоги и пошли домой, не думая, что такое незначительное событие внесет такие значительные (и очень опасные) перемены в нашу жизнь…
В лифте Алешка вдруг уставился на сверток, который я держал под мышкой, нахмурился и, шевеля губами, стал что-то вычитывать в газете. А дома, едва мы вошли, отобрал ее у меня и, аккуратно распрямив на столе, прочитал вслух:
«Только для вас!
Только для вас наша фирма установит непобедимое противоугонное устройство «Черный рыцарь» на ваш любимый автомобиль! Мы уверены в нем – вы уверены в нас! Только для вас!»
– Ну и что? – спросил я. – Опечатку, что ли, нашел?
– Смотри, – и Алешка ткнул газету мне в нос.
Рядом с этой рекламной заметкой красовался рыцарь в доспехах, со щитом с когтистой лапой и с копьем. И с надписью по-английски: «Black Knight».
Сначала я ничего особенного в этой рекламке не увидел, а потом до меня дошло, что этот «Черный рыцарь» нам знаком. Мы видели коробки с ним в подвале Вадика. Никакие, значит, это не доспехи, а противоугонные устройства. Только при чем здесь Вадик? Он ведь чаще всего сахаром торгует.
– Как при чем? – удивился Алешка. – Он их продает. Этой фирме, которая «Для нас!».
– А чего же он тогда себе не поставил такую противоугонку? Непобедимую? Без машины остался.
Алешка развел руками и ехидно посоветовал:
– А ты у него спроси.
Ага, он так ответит! Мало не покажется!
Что-то эта история все меньше мне нравится и все больше запутывается. Почему угонщик сидит в конторе «Сыщик»? Почему Вадик не схватил его за шиворот? Почему Вадик прячет в подвале «Черных рыцарей», хотя он торговал всегда только продуктами питания? А главное – чем мы его так напугали?
Чем больше я ставил вопросов, тем яснее становилось, что ответить на них может только сам Вадик. «Вот ты у него и спроси!»
Ага! Он ответит! На все вопросы разом…
Когда мы возвращались из булочной, то прямо за углом нашего дома наткнулись, как на бульдозер, на нашего заклятого друга Вадика.
Он стоял у нас на пути, расставив ноги и скрестив руки на груди.
– Попались? – злорадно спросил Вадик. – За хлебушком ходили?
– За сапогами, – ответил Алешка и показал на батон, торчащий из сумки.
– Чего? – удивился Вадик. – Ты что, тормоз, в натуре?
– Ага, – сказал Алешка, – за хлебом.
Вадик стоял у нас на пути, расставив ноги и скрестив руки на груди.