еренций и официальных раутов. Во время немногих свободных минут он бросал взгляды на горячих девочек, которые казались ему красавицами и заставляли его забыть английских женщин.
С Моной он познакомился в отеле. Инграм посмотрел на нее, подмигнул, и все пошло как по маслу.
Там она сбросила с себя платье и показала, что может предложить. У Инграма сразу возникло желание, но Мона заставила его поволочиться за ней.
Только отобедав с ним — таковы порядки отеля, — она поднялась к нему в номер и показала, что означает райская жизнь на земле.
Инграм забыл и о заразных болезнях, и о СПИДе, новом биче человечества. Он чувствовал себя счастливчиком, к тому же Мона обещала не оставлять его в последние дни и показать ему город.
Но важнее для него были пляж и номер в отеле. Там он хотел провести с Моной большую часть времени.
После ужина ему захотелось насладиться Копакабаной ночью, и его новая подружка была согласна. Он взял в отеле плед. Лежа на нем, Инграм ощущал еще теплый песок.
Они выбрали местечко в стороне, потому что Инграм не хотел быть потревоженным при известных обстоятельствах. Он ухмылялся, когда думал об этом. В Лондоне вряд ли нашлась бы женщина, которая обратила бы внимание на рыжеволосого мужчину — они пользовались репутацией скучных и бесцветных. Если он расскажет своим коллегам, кого он подцепил в Рио, никто не поверит. Ему необходимы были фотографии, так сказать, доказательства.
Мона на минуту отлучилась — пошла принести выпить. Кокосовое молоко с солидной долей рома. Напиток, который освежал, утолял жажду и одновременно поднимал настроение.
Инграм лежал на спине.
В Рио он смог убедиться, что фото и рассказы не врали, — небо было бесконечно. Описать его невозможно — нужно видеть. Темно-синее, бархатистое, усыпанное звездами, которые не видны в Северном полушарии.
Он вертел головой, разглядывая возникающие миражи. Сахарная голова на ночном небе увеличивалась и превращалась в ископаемое животное. До сих пор это видение было знакомо ему по фотографиям, даже и не верилось, что оно существует на самом деле.
Мона отсутствовала довольно долго. Он истомился по ней; Инграм хотел, чтобы она все время была рядом, и подумывал о том, чтобы взять ее с собой в Лондон.
Было уже не так жарко, как днем, ветер приносил прохладу. Поэтому Инграм надел рубашку. Белую, свободного покроя.
Он снова лег, посмотрел на небо, и ему казалось, что постоянно появляются новые видения. Эта ночь была как волшебное сновидение, и ему даже в голову не приходило вспоминать о нападениях на пляже. В таких случаях бывали и убитые, головорезы оставляли трупы на месте.
Звуки музыки ласкали его слух. Это была, конечно же, ламбада, горячий танец, который в Бразилии исполнялся блестяще. Даже дети трущоб танцевали его. Они мечтали о лучшей жизни. Инграм же мечтал о часах, проводимых с Моной в номере отеля. Он не заметил, как глаза его закрылись и на губах появилась улыбка.
Он не чувствовал опасности. Некто, лежа на песке, наблюдал за отдыхающим и ждал подходящего момента.
Женщина ушла, парень лежал один, расслабившись.
Тень на песке начала двигаться, сильно согнувшись, почти на четвереньках; песок лишь тихонько скрипел. Нужно было обладать хорошим слухом, чтобы поймать хотя бы звук.
Ночь выдалась голубой, светлее, чем обычно. Чуть поодаль стояли ларьки, небольшие бары и стойки. Там ночь превратили в день.
Инграм вздрогнул, когда обнаружил, что чуть было не заснул.
Он вскочил.
Это заметила тень.
В двух шагах позади англичанина она распласталась на песке. Когти вонзились в мелкозернистый песок, как бы желая ухватиться за него. Бежали секунды. Мужчина не ложился. На руке у него были часы, и он посмотрел на них. Это отвлекло его.
Ничто более не сдерживало тень. Она поднялась и превратилась в чудовищного зверя. Чудовище в два прыжка приблизилось к Инграму, и его жертва уже не могла спастись.
В последний момент Инграм почувствовал — что-то не так. Он повернулся назад.
Но его настиг первый удар.
Он упал на бок, когти рвали кожу на его лице.
Боль пронзила глаза, как если бы в них вонзили пилу.
Он хотел закричать.
Следующий удар заставил его замолчать, третий — перевернул его лицом в теплый песок, и он уже не мог вдохнуть воздух. Четвертый удар оборвал жизнь Инграма.
Немного позже вернулась Мона. В руке она держала два стакана. То, что она увидела, было ужасно. Ее крик разорвал ночь, стаканы упали на жестоко истерзанное тело, и жидкость растеклась по нему.
Когда подошла помощь, от Моны не осталось ничего.
После выписки из больницы Гленда Перкинс отправилась на отдых. Рождество и Новый год она, видимо, проведет там. Так что, придя в бюро, мы нашли его опустевшим и осиротевшим.
— Кофе нет, — грустно сказал я.
— Чая тоже, — добавил Сьюко.
Мы улыбнулись друг другу: «Что будем делать, старина?»
Я выглянул наружу. Небо было пасмурным. Тучи разливали мелкий дождь. Счастье, что это был дождь, потому что на севере Англии в декабре пронеслась невиданная снежная буря.
— О чем ты думаешь, Джон?
— О солнце, о пляже, о великолепном лете, о девочках в легких платьях, о прохладных напитках…
— Так возьми отпуск.
Я повернулся.
— Я и собирался это сделать и отправиться на Карибское море, это был бы экстракласс.
— Спроси старика, как он к этому относится?
— Да никак.
— Ты уже спрашивал?
— Да он провидец, прямо-таки экстрасенс, — услышали мы голос шефа, который уже прошагал через приемную и входил в бюро.
Мы поздоровались и увидели на лице шефа улыбку. Когда оно изображало улыбку, это означало — что-то было не так, и мы приготовились слушать.
Он сел на краешек письменного стола, посмотрел на меня и спросил:
— Хотите на солнышко, Джон?
— Я бы не отказался.
— Вы тоже хотите, Сьюко?
— Я тоже не против.
Сэр Джеймс кивнул, почти печально.
— А я должен торчать в зимнем пасмурном Лондоне.
— И мы.
— Вы так считаете, Джон?
Мы замолкли. Сэр Джеймс стал вновь нагнетать обстановку. Он выдавливал из себя правду по каплям.
— Много на свете уголков, где сейчас светит солнышко. Я не говорю об Австралии. Но как вы отнесетесь к Рио?
— Самый скверный город на свете! — воскликнул Сьюко.
— Скажите, почему?
— Не знаю. Я не знаю, что думает Джон, но когда я представляю себе нищету…
— Не думайте об этом.
— Минутку, сэр. Означает ли это, что мы должны ехать в Рио?
— Не ехать, инспектор, а лететь.
— Даже так?
Сэр Джеймс кивнул.
— Так оно и есть. Рио вас ждет. — Он поправил очки.
— Но это не оплачиваемый отпуск?
— Нет, Джон. Это служебная командировка.
— А что произошло? Макумба? Пляшущие головы, какое-нибудь ужасное существо? — Я перечислил кое-что, уже известное мне по Рио. Но сэр Джеймс покачал головой.
— Речь идет об убийстве.
Лицо суперинтенданта стало вдруг серьезным. Признак того, что сейчас он станет говорить откровенно.
— Вы знаете Вальтера Инграма?
— Нет.
— Я знаю, — сказал Сьюко. — Он работает в розыске, они сейчас расширяются.
— Да, поэтому он и поехал в Рио, с коллегами из других стран. Все возвратились, кроме Вальтера Инграма. Он был убит. Случилось это в чудесную тропическую ночь, на пляже.
— Кто это сделал?
— Затейник!
Этот ответ ошеломил нас обоих, и сэр Джеймс пояснил:
— Так называют зверя, который приводит в ужас Рио. Мне переслали фотоснимки с места преступления. Пожалуйста, посмотрите повнимательнее и вы поймете, что я имею в виду.
Он достал из правого внешнего кармана куртки фотографии и разложил их на столе.
То, что увидели Сьюко и я, невозможно описать. Это было страшно, жестоко, ужасно и кошмарно в своей натуралистичности.
— Боже мой, — сказал я. — Это же противоестественно.
Сэр Джеймс пожал плечами.
— Что в этом городе естественно вообще?
— Но, вероятно, это не первые жертвы зверя. Наверняка тут есть еще что сказать.
Сэр Джеймс потер подбородок.
— Это сложно. Но предполагают, что это монстр.
Сьюко тоже подробно рассмотрел фотографии.
— Может быть, оборотень?
— Вполне вероятно, что так оно и есть.
Я глубоко вздохнул. Нам уже приходилось видеть такие раны и им подобные. Их мог нанести оборотень, но возможно и некто другой.
— Каково мнение коллег из Рио?
— После двенадцати убийств у них по-прежнему не возникает никаких идей.
— Уже двенадцать трупов?
— Да, Джон. Для статистики убийств в Рио это вряд ли имеет значение. Невелика цифра. Сожалею, но относиться к этому мы обязаны так.
— Знаю, я много слышал о Рио.
— Мы не узнали бы об этом происшествии, если бы последней жертвой не оказался Вальтер Инграм, английский полицейский. Это напугало власти. Необходимо было информировать нас, я уже пообещал бразильским коллегам помощь.
— Итак, мы летим, — пробормотал Сьюко. Меня только интересует, почему его называют Затейником? Можете вы ответить, сэр?
— Не знаю, эта кличка напоминает нелепую шутку.
— А есть какой-нибудь след? — спросил я.
— Что вы имеете в виду?
— Если Затейник — оборотень, превращение происходит с наступлением темноты, до того он ведет нормальный образ жизни. Думаю, это могло быть замечено кем-либо. Что-нибудь предпринималось в этом направлении?
Сэр Джеймс пожал плечами.
— Вряд ли, Джон. Во всяком случае я ни о чем таком не слышал.
— Хорошего мало.
— Знаю. И все же вы полетите. Номера в отеле уже заказаны, отель прямо на пляже. Из окон, как сообщили, видно место преступления.
— Наверняка там найдутся виды получше.
— Это конечно.
— Когда мы летим? — спросил Сьюко.
— Сегодня вечером.
— Значит, у нас в запасе один день отпуска.
Сэр Джеймс был настроен скептически.
— Я советовал бы вам выспаться наперед. В Рио предстоят горячие ночи.