Глава четвертаяЗолото и кровь
Два галиона курсировали в устье полноводной Ориноко. В ее мутных водах, стиснутых зелеными зарослями джунглей, дозорные с испанских кораблей заметили лодку, болтавшуюся в дрейфе. События относятся к эпохе, когда огромный Американский континент был еще слабо изучен теми, кто стремился его покорить.
От одного из галионов вскоре отделилась шлюпка под командой офицера. Она подошла к туземной лодке. Находящийся в ней человек был без сознания. Он оказался испанцем и, придя в себя, заговорил на чистом кастильском наречии, однако не пожелал сообщить, откуда прибыл. В его лодке находились два сосуда из тыквы, наполненные золотыми бусами величиной с четки.
Галионы доставили неизвестного по его просьбе в Сан-Хуан на Пуэрто-Рико. Он по-прежнему хранил молчание и не расставался со своим сокровищем. Человек этот был тяжело болен и ждал оказии, чтобы вернуться в Испанию, рассчитывая на скорое отплытие флотилии. Но смерть опередила это событие. Перед кончиной умирающий исповедался.
Так стало известно, что зовут его Мартинесом и что он был одним из лучших офицеров возглавлявшейся Диего Ордасом экспедиции, которой было поручено исследовать Гвиану. Этот отряд, насчитывающий 600 всадников, бесследно исчез в глубине континента. Мартинес, видимо, был единственным из оставшихся в живых. Дон Диего Ордас не оставил после себя никаких следов, кроме проржавевшего якоря, найденного в устье Ориноко. Мартинес рассказал свою историю исповеднику. Несчастный стал жертвой тяжелого проступка. Ему поручили охрану порохового запаса экспедиции, а он имел неосторожность развести поблизости огонь — и все взлетело в воздух. Дон Диего приговорил офицера к смерти, но вместо того, чтобы тотчас привести приговор в исполнение, бросил его одного в лодке без провизии.
Мартинес вскоре попал в руки индейцев, которые еще никогда не видели белого человека и увели его с собой. Индейцы шли две недели. В конце перехода пленнику завязали глаза. Когда повязку сняли, ему показалось, что он видит чудный сон. Впереди у его ног лежал огромный город, казалось, излучавший золотое сияние. Дворцы, крыши домов и даже мостовые были как будто отлиты из чистого золота. Туземцы сказали, что это Маноа[26], столица великого вождя, могущественного правителя, носящего титул Верховного Инки.
Пришлось, однако, идти еще два дня, прежде чем они добрались до чудесного города. Там Мартинес убедился, что он не стал жертвой миража. Действительность превзошла воображение. Многочисленные дворы и башни из чеканного золота затмевали красотой и неповторимостью все здания Кастилии.
Этот испанец был первым европейцем, допущенным во дворец Инки, который был убран со сказочной роскошью. Золотые скульптуры изображали животных, птиц, растения и даже рыб. Вся мебель, сундуки и фонтаны были из чистого золота и серебра, вся посуда — из массивного золота. В городе устраивались великолепные празднества, на которых Инка и его приближенные появлялись полностью обнаженными. Их тела были покрыты золотым порошком, отчего они сами походили на драгоценные статуи. На таких торжествах Инка действительно выглядел как владыка золота — Эльдорадо. Это же название дал умирающий и волшебному городу. Эльдорадо (золоченый) превратился в мираж, который в течение двух столетий притягивал к себе испанцев, питая их надежды.
Европа в ту эпоху была жадна до золота, но только Испания, казалось, владела его источником. Первые идальго, ступившие в своих доспехах на берега Эспаньолы, были убеждены, что будут собирать самородки прямо среди камней. Они были недалеки от истины: действительно, здешние реки выносили золотой песок, что, видимо, нисколько не волновало туземцев.
Многие испанские смельчаки пытались найти путь, по которому индейцы вели Мартинеса. Однако все они погибли от болезней, голода и лишений или были убиты индейцами, так и не достигнув Эльдорадо. Но во всех этих грезах была доля истины. Мартинес не обманул. Золотая страна действительно существовала на противоположном побережье Американского континента, и люди там на самом деле покрывали тело золотым порошком. Ее было суждено открыть Франсиско Писарро, незаконнорожденному сыну капитана, отчаянному пьянице, но смельчаку. Писарро удалось добраться до сказочного города и наложить свою лапу на Инку. Авантюрист казнил пленника (Атуальпу. — Ред.), обвинив в мятеже против его католического землячества, императора Карла V, и завладел баснословными сокровищами. Это произошло в 1532 году.
С той поры испанские захваты, которые раньше были приурочены только к странам Карибского бассейна, распространились до побережья другого моря — Южного, которое мы теперь называем Тихим океаном.
Начиная с 1540 года в Южном море постоянно находились испанские галионы и еще одна армада, доставлявшая в Панаму драгоценные металлы из Перу и Чили.
Но настоящим богатством в те времена считались пряности. Между тем, хотя Новый Свет поставлял золото и серебро, индиго и табак, он оказался гораздо беднее пряностями, чем это предполагалось. Подлинными странами пряностей были Сипанго (Япония) и Индия.
Кортес бы первым, кто послал четыре каравеллы за Тихий океан, построив их в Сакатуле. Каравеллы достигли Филиппинских островов, на которых испанцы прочно обосновались с 1565 года, установив торговые связи со всем Дальним Востоком. С той поры ежегодно галион «Нао де Чина» пересекал Тихий океан с грузом, если и не слишком богатым золотом, зато поражающим обилием произведений искусства, экзотических товаров и чудесных драгоценностей. Действительно, при посредничестве китайских джонок Манила поддерживала торговые связи с Японией и Индией. Оттуда шли шелк, слоновая кость, перья, узорные ткани, пряности, ароматические вещества, фарфор. Все эти товары скупали испанские купцы, занимавшиеся торговлей на Филиппинах. Пряности — главным образом имбирь, гвоздика, мускатный орех, черный и стручковый перец, корица — были редкостью в Европе и стоили очень дорого. О поступке немецкого банкира Фуггера рассказывали как о неслыханной расточительности: он зажег перед Карлом V пучок корицы долговой распиской императора.
Все эти товары доставлялись один раз в год в мексиканский порт Акапулько и переправлялись караванами вьючных мулов на Атлантическое побережье материка.
Для галиона «Нао де Чина» плавание из Акапулько в Манилу через Тихий океан было относительно легким: оно продолжалось всего шесть недель. Обратный рейс считался куда труднее.
Испытывая недостаток в судах и моряках, Испания не хотела рассеивать свои силы. Она берегла их для торговли между Новым и Старым Светом. Поэтому король решил в принципе, что в составе испанского флота будет постоянно только один «филиппинский галион», курсирующий в Южном море, но этот галион был самым крупным среди своих современников. Его вместимость составляла 700 тонн в XVI веке, 1500 тонн — в XVII и 2000 тонн — в XVIII веке.
Самое странное в завоеваниях тех далеких времен, будь то в Новом Свете или на Филиппинах, заключалось в том, что это были отнюдь не экспедиции, которые официально финансировались и опекались королем.
«Конкисты», как их называли в ту эпоху, были частным делом. Они предполагали союз между знатным сеньором, банкирами, купцами и арматорами. Капитан сам вербовал себе людей и руководил экспедицией. Участники предприятия обеспечивали экспедицию судами, продовольствием, боеприпасами. Доля в добыче заранее определялась договором. Воины, нанимавшиеся на корабли, подразделялись на кабальеро и пеонов, то есть на всадников и пехотинцев. Лошадь, неизвестная в Америке, считалась ценным имуществом, огнестрельное оружие было еще редкостью в те времена, и поэтому владение ими давало преимущество при вербовке. Вмешательство этих кабальеро объясняет одновременно экстравагантность эпопей Кортеса и Писарро и крайне неумелую организацию морских экспедиций испанцев.
Проблема заключалась в том, чтобы сохранить монополию на тот, казалось, неистощимый источник золота и серебра, которым представлялись золотые и серебряные рудники Нового Света, и вдобавок обеспечить транспортировку драгоценных металлов через Атлантику.
Кажется, Испания никогда не видела других способов решения этой проблемы, кроме насаждения драконовских законов и подавления, зачастую глупейшего, любой инициативы, проявляемой капитанами и лоцманами. Испания в противоположность Англии так и не поняла, что решение кроется в развитии техники мореходства, в прогрессе судостроения и судовождения, в учете опыта и поощрения инициативы моряков.
Опасности, тяготевшие над кораблями, перевозившими сказочные богатства из Нового Света в Старый, объяснялись не только неприспособленностью их к плаваниям в открытом море и сильными ураганами, разражавшимися в неудачно выбранный для рейса сезон. Немалую роль здесь играла и алчность, которую возбуждала во всех европейских странах та золотая река, тот испанский «Голдстрим», который периодически пересекал Атлантику.
Алчность разгоралась все сильнее, поскольку сокровища Нового Света уже были превращены в деньги. Ведь большая часть золота и серебра переливались на монетных дворах Нового Света. Первыми денежными знаками, появившимися в обращении в 1537 году, были монеты достоинством в один, два, три и четыре реала. Лицевую сторону монеты украшал герб с кастильскими замками и леонскими львами. Их называли эскудо или дублоны, так как они стоили в два раза больше, чем пистоли. Чеканка монет, как и торговля с Новым Светом, порождала скандальные махинации. Надо полагать, что казначей мексиканского монетного двора Луис де Ривера, купив эту должность в 1580 году за 160 тысяч песо, перепродал ее в следующем году за 260 тысяч. Вице-король, располагавший 160 должностями для продажи, не довольствовался только этими доходами и прибегал к спекуляциям через подставных лиц. Справедливости ради отметим, что подобные нравы широко бытовали в ту эпоху. Масштабы махинаций не казались из ряда вон выходящими на фоне колоссальных богатств Америки.