— Хочешь загадку? — задорная искра мелькнула в Гришиных глазах, и, не дожидаясь ответа, он задал вопрос: «Кто, по-твоему, Богдан во хмелю?»
— Понятия не имею, — не стал я напрягать ум, не понимая, к чему он клонит.
— Богдан Хмельницкий! — с довольной улыбкой воскликнул Гриша. — Игра слов, но какая! Только во хмелю он мог сговориться с царём, и так сговориться, что до сих пор не обнаружено документального подтверждения этого сговора, письменного документа, что и как. На каких условиях Гетманщина переходит под протекторат царя? Что это было? Временный военный союз, каких и сейчас множество, типа североатлантического договора, не затрагивающего суверенитет стран-участниц. Аншлюс? Уния? Если и был договор с Московией, то оригинал его давно уничтожен, причём сознательно уничтожен царём. Это чтобы ты понимал, как, предположим, — войти в комнату можно, чарочку ещё нальют — ласкаво просимо, батько, заходьте до хаты — выйти никак нельзя. Любой договор должен быть равноправен, с возможностью выхода из него, как, например, из Евросоюза. А если равноправия нет, и возможности выхода нет, то этот союз-договор — улица с односторонним движением. Назови его как угодно, но это не объединение, а присоединение. Чуешь разницу? Всё что об этом написано в современных учебниках истории — фейковая история. Это как, написали, что человек произошёл от обезьяны, а могли написать, что от слона африканского, и жужжать об этом на уши двадцать четыре часа, ежедневно, пока не свыкнешься с верой в слона-прародителя человека. В этой фейковой истории по обе стороны дороги-лжи через каждые пятьдесят метров установили столы с водкой и громкоговорители, заглушающие тоненький голосок правды, и панургово стадо не заметило, как его одурачили!
— А Переяславская Рада? Забыл о ней?!
Гриша засмеялся и артистично продекламировал: «На майдані коло церкви революція іде. — Хай чабан! — усі гукнули, — за отамана буде»[4]. Если никто не видел в оригинале договор о воссоединении, якобы подписанный Хмельницким и царем Алексеем, то его не было. Майдан был, а договора не было!
Я вежливо улыбнулся, доставив ему удовольствие от сравнения Переяславской Рады с майданом, и осторожно поинтересовался, памятуя о недавней вспышке: «Гриня, не кажется ли тебе это странным? Как золото Сечи могло оказаться в Америке? Скорее всего, оно спрятано где-то на Украине, или в Турции. Именно туда бежала от царя часть запорожского войска».
— Не знаю, — честно признался Гриня. — Вариантов много. После восстания Пугача напуганная Екатерина издала манифест о запрете Подпиленской Сечи. Какая-то часть смирилась и перешла на службу к императрице. Избравшие вольную жизнь, прорвались в Турцию и в устье Дуная, в Добрудже, в тысяча семьсот семьдесят пятом году основали Задунайскую Сечь.
— Об этом я и толкую. Искать воинскую казну надо там, в Добрудже.
— Но ты же не знаешь, что было дальше, — загорелся Гриша, оседлав любимую тему. — Во время русско-турецкой войны, в тысяча восемьсот двадцать восьмом году, Задунайская Сечь рухнула. Часть запорожцев вернулась в российское подданство. Желавшие сохранить вольницу, пересекли океан, и где-то на Миссури попытались создать новую Сечь, Миссурийскую.
— Ты это сейчас придумал? Раньше ты об этом не говорил!
— Не говорил, — согласился Гриша и кичливо расправил плечи. — Ну и что? Открылись новые обстоятельства.
— Вот как? А причём тут воинская казна?
— Но не голыми же руками основывать новую Сечь! Для совершения длительной экспедиции и освоения новых земель, сход доверил переселенцам военную казну, вывезенную за Дунай. Если бы им удалось удержаться на миссурийских землях, кто знает, может, жовто-блакитный флаг сегодня развевался у берегов Тихого океана.
— Ну, ты загнул, — прервал я бравурную речь мечтателя. — Ещё немного и ты договоришься до Соединённых Штатов Украины.
Не раздумывая ни секунды, запальчиво Гриша ответствовал:
— Подумаешь! Маленькая Дания владеет огромной Гренландией, и никого это не смущает. А остров Сен-Мартен в Карибском море? Северная его часть — заморская территория Франции, а южная входит в состав Нидерландского королевства.
— Что из этого следует?
— То, что флаг Украины также мог бы развеваться в Америке.
— Эка, сравнил! Где Украина, а где Америка…
— Чего занервничал? Для международного права расстояния значения не имеют. Канада не жалуется, что находится под патронажем английской королевы без подписи которой ни один человек, даже семи пядей во лбу, не получит вид на жительство.
— Гриня, замолкни. Ты договорился уже до того, что при определённых обстоятельствах США именовалась бы СШУ. Соединённые Штаты Украины.
Гриша не почувствовал иронии и с воодушевлением подхватил идею.
— Не спорю, всё могло бы сложиться по-другому, и Миссурийская Сечь на правах отдельного штата присоединилась бы к тринадцати колониям, образовавшим Соединённые Штаты Америки. Но это уже из другой оперы.
— Об этом я и толкую. Нельзя утверждать о своей правоте в настоящем основываясь на доказательствах своей правоты в прошлом. Если бы да кабы…
Гриша разнервничался и повысил голос.
— Надо не спорить, а найти место на Миссури, где казаки разбили лагерь. Пора начать поиск казны. По нынешним ценам казацкое золото составляет немалую сумму.
— Гриша, очнись! — по инерции я пробовал облагоразумить его, понимая, что с наскока Гришу не сбить с панталыку. — Существует международное право. То, что находится в американской земле, Украине не принадлежит.
— А мы не станем об этом орать во всю глотку. Главное — найти клад. Как его легализовать — вопрос на закуску. Найдём золото, доставим в Вашингтон, в посольство Украины, а дальше — пусть мужики миркуют. Пораскинут мозгами. На то у них есть дипломы о высшем образовании.
В крышку бара, желая погасить пламя разгорающегося международного конфликта, требовательно застучали.
— Угомонись! — крикнул я непонятно кому и поспешил открыть дверцу бара. Не хватало ещё, чтобы чёртова бутылка сорвала крышку с петель.
Арестованная бутылка, на которой вновь светилась надпись «Українська горiлка з перцем», была выпита до дна. Я не удивился, усвоив уже, что от духа гетмана можно ожидать любых неприятностей, но Гриня, глянув на бутылку, схватился за голову.
— Как это я сразу не догадался!
— О чём ты?! — встрепенулся я, ставя бутылку на стол.
— Мы сами даём объявления в газету. И на тебя, и на меня. Ищем, мол, с целью женитьбы женщину, выезжающую…
Он не успел завершить начатую фразу, как, издав нечленораздельный вопль, бутылка бросилась в окно. Разбив стекло, она вылетела на улицу и шлёпнулась на асфальт.
— Вы что там, с ума посходили?! — завизжал снизу женский голос.
— Кому по рылу съездить?! — поддержал её мощный баритон.
Компаньоны съёжились, вобрали головы в плечи, не решаясь выглянуть в окно, и недоуменно посмотрели друг на друга.
— Старик, извини, я не виноват, — шёпотом пробормотал Гриша. — Она сама…
Он был напуган и бледен, как мел. Мелкие осколки повсюду рассыпаны были по полу, по которому ступать на босу ногу стало небезопасно.
— Что с ней? — я также перешёл на шёпот.
— Так кому там мозги вправить?! — продолжал греметь баритон.
Мы не подавали признаков жизни. Требовательно зазвенел телефон. Мы испуганно шарахнулись от трубки, как от проказы, но телефон не умолкал, и Гриша не выдержал.
— Заткнись, — прошипел он и выдернул из розетки шнур.
Я был подавлен. Не знаю, что ощущал потомок правобережного гетмана, но выглядел он тоже не лучшим образом.
Минуты через две в уши вонзилась сирена дверного звонка. Я подскочил к электросчетчику и, нажав на кнопку, «вырубил» во всей квартире свет.
Утренние испытания не завершились. Едва я сел в кресло, как через разбитое окно в комнату влетел завёрнутый в плотную оберточную бумагу предмет и шлёпнулся на пол.
Жестом руки Гриша остановил мою попытку приблизиться к свёртку, осторожно наклонился над ним, понюхал и, как сапёр, колдующий над бомбой, не дотрагиваясь, пристально его изучал. Наконец, он решился.
— Казан чугунный в доме имеется?
— На кухне…
— Принеси. И захвати сковородку.
Просьба была исполнена. Гриша надел на голову казан, лёг на пол и, прикрыв вытянутые руки сковородкой, опасливо развернул сверток. Внутри вместе с камнем лежал завернутый в тетрадный лист осколок выбросившейся из окна бутылки. На листке крупными буквами писалось: «Дурень».
— Не иначе, как весточка от гетмана, — устало процедил Гриша сквозь зубы, сел на пол и, обхватив руками голову, понуро опустил её. — Мы на ложном пути.
— Нет, Гриша, — вынужденно признался я, — дело не в этом. Я не хотел расстраивать тебя, но… я ведь женат.
— Как?! — вскипел Гриша и дико выпучил глаза. — И молчал?! Морочил мне голову!
— Постой! Дай я тебе объясню!
Дальнейшие слова утонули в неиссякаемом водовороте Гришиного красноречия. Если английский язык беден настолько, что в минуты гнева знает только два слова: «Фак ю!» — то русский… О, великий и могучий русский язык — чем бы ни завершилась наша история, независимость и суверенитет Украины не пострадают, если отдельная его часть целиком войдёт в «рiдну мову». Мудрость — это умение ждать. Я терпеливо выжидал, пока Гришин фонтан иссякнет, и когда он замолк, набирая в лёгкие воздух для оглушительной тирады, вставил в образовавшуюся щель: «Я не совсем женат!»
— Как?! — осёкся он и незамедлительно потребовал. — Поясни!
— Она меня оставила.
— Врёшь! — без прежнего энтузиазма произнёс он, и с надеждой посмотрел на меня.
Я открыл, было, рот, намереваясь рассказать о коварстве жены, бросившей меня три месяца назад, и застыл от ужаса — на балконе стояла Софья…
— Что за немая сцена?! Не вижу восторга! — непринуждённо уведомила она, входя в комнату, как будто ежедневно именно таким образом проникала в квартиру, но, увидев незнакомца, соизволила пояснить: «Я забыла дома ключи. Пришлось обратиться к пожарным».