Как профессионал, абверовский капитан Граве вынужден был отдать противнику должное. Ни одна разведка в мире не знала подобной разветвленной, продуманной системы радиосвязи. Ни одна! Но признание этого вызывало у Граве не восхищение, а страх и озлобление. Ибо, как профессионал, знакомый уже не только с радиоделом, Граве понимал и другое. Прежде всего, он понимал, что радиостанции, введенные вражескими разведчиками в действие, еще не все, значительная часть должна оставаться в резерве. А кроме того, стало совершенно ясно: чтобы введенные в действие радиостанции работали, передавали разведывательные данные, радистам нужно было эти данные откуда-то получать. Отсюда следовало, что иностранные разведки располагают огромным числом людей, великолепно осведомленных о том, о чем никому не полагалось бы знать!
Существовал только один путь обнаружения этих осведомленных людей: поиски радиостанций, установление их местонахождения, выявление радистов, а через радистов — руководителей разведчиков и их помощников.
Слушая масляную речь группенфюрера Зейца, майор Граве вспоминал, сколько разочарований пришлось пережить ему и его слухачам.
Он вспомнил, как долго и безуспешно пытались они засечь радиостанции противника, работавшие из самого Берлина. Одетые под почтовых служащих, Граве и его солдаты расставляли фургоны с радиопеленгаторами то тут, то здесь, терпеливо ждали, когда выйдут в эфир вражеские рации, спешили наложить пеленги, но на следующий день станции начинали работать из другого района, и надо было прокладывать новые пеленги, а еще через день убеждаться, что станции сменили не только место работы, но и время действия и длину волн.
Когда же показалось, что ловушка за разведчикам готова захлопнуться, выяснилось, что радиопеленгаторы дают искаженный пеленг и что на радиозаводах Берлина с недавнего времени нет специалистов по локации - все они взяты на фронт..
Граве отнюдь не возлагал надежд на группу обер-лейтенанта Дитриха, отправленную в ноябре месяце в Бельгию, так же как не возлагал надежд на обер-лейтенанта Ремера, выехавшего в Париж. Граве даже возражал против посылки этих групп, полагая, что распыление сил приведет к усложнению задачи. Но адмирал Канарис приказал заняться Парижем и Брюсселем.
Иначе мы поступить не можем, — сказал адмирал. Или вы хотите, чтобы вас заподозрили в симпатии к западным союзникам?..
Дитрих и Ремер уехали. Каково же было удивление Граве, когда в конце ноября Дитрих сообщил о существовании подпольной радиостанции на окраине Брюсселя,» Молеенбеке, регулярно ведущей передачи с одного места
Граве бросился в Бельгию. Его сопровождали сотрудники СД и СС.
Слова Дитриха подтвердились. Пеленги два раза прошли через виллу «Розина» в Молеенбеке. Вилла стояла отдельно от других домов, сомнений быть не могло.
Получив согласие Берлина, Граве возглавил налет на виллу.
Дождавшись, когда неизвестный радист начнет передачи, сотрудники гестапо окружили район, Граве и пятнадцать офицеров службы безопасности ворвались в виллу.
Стальную цепочку на дверях перекусили специальными щипцами. Появившуюся в передней пожилую женщину (впоследствии выяснилось — хозяйку виллы) сбили с ног, заткнули ей рот и с оружием наготове устремились в дом. На втором этаже горел свет. В большой гостиной, заслышав топот солдатских сапог, пытались запереть дверь, но не успели. В гостиной находились три человека: мужчина и две молодые женщины. Граве бросился к пылавшему камину, пытался выхватить из пламени почерневшие бумаги, но они рассыпались в пепел. Граве обернулся. Агенты гестапо уже надели на обитателей виллы наручники. А посреди стола стояла рация...
Граве старался не вспоминать, что творили с арестованными в казармах СС. Но по долгу службы и в интересах Великой Германии он ни разу не уклонился от присутствия на процедурах допроса. Он наблюдал, как арестованных пропускали через ледяные ванны, добиваясь посинения лица и почечных колик, как всем им забивали под ногти рук и ног стальные иглы, чтобы они сказали, кто их руководитель, и назвали применяемый при радиосвязи шифр.
Граве не мог понять, как арестованные выдерживают боль. В глубине души он чувствовал, что сам бы не выдержал и малой толики выпавших на долю этих людей страданий...
Первым сдался радист, которому пригрозили раздробить мошонку.
Он назвал имя руководителя, скрывавшегося под псевдонимом «Аргус», и сказал, что шифр знает только Роза Петрова. Роза Петрова на последнем допросе стоять не могла.
Ее поддерживали под руки.
Штурмбаннфюрер подошел к арестованной, поднял ее голову.
— Ну, шлюха, — сказал он, — будешь говорить? Ваш радист раскололся. Мы знаем, что шифровальщица ты.
Женщина молчала.
— Ладно. — сказал Таубе. — Сейчас я тебе кое-что покажу. Приведите Рябчикова.
Солдаты ввели одного из русских.
— Слушай, — сказал Таубе женщине, — мы знаем, что ты замужем и что твой муж Петров. Сейчас я тебе по-кажу, что мы сделаем с твоим мужем, если будешь упорствовать.
Солдаты раздели Рябчикова. Избитый, он выглядел страшно. Рябчикова подвели к двери. Таубе следовал за арестованным. Заставьте шлюху глядеть! — приказал он. Один из солдат протянул руку вниз, и майор Граве отвел глаза. Он бы и уши закрыл, чтобы не слышать удара двери и нечеловеческого вопля, вырвавшегося у Рябчикова.
Солдаты отпустили Рябчикова. Он скрючился, на каменный пол, задергался в конвульсиях. Под его животом расползалось черное пятно крови.
— Видела?! — крикнул, как пьяный, штурмбанфюрep Таубе. — Будешь молчать - твой муж станет таким же!. Давайте Петрова!
Петров, высокий светловолосый мужчина с лицом, похожим на кусок свежего мяса, войдя в комнату он сразу понял, что произошло.
— Раздеть! — крикнул Таубе.
Петров, с которого сдирали одежду, посмотрел на жену.
Роза Петрова дергалась в руках солдат. С ее лицом происходило что-то странное. Граве вдруг понял, что женщина прокусила губу, чтобы не закричать, по ее подбородку текла струйка крови.
Петрова подвели к двери.
Таубе поднял ногу, чтобы повторить удар.
И тогда Роза закричала.
— Нет! — кричала она. — Нет!
— Говори! — заорал Таубе. — Шифр!
— Молчи! — рванулся Петров к жене. — Молчи! Во имя...
Его крепко держали, волокли к двери.
— Говори! — выл Таубе.
Женщина обвисла на руках солдат.
— Жизнь! — вырвалось у нее. — Ему и мне. Жизнь!
— Молчи, Роза!
— Мы подарим вам жизнь! Говори!
— Нет! — оглушительно крикнул Петров. — Нет!
Таубе нагнулся над женщиной.
Внезапно стало тихо.
И в этой тишине Граве услышал шепот женщины: «Чудо профессора Ферамона...»
И страшный стон Петрова, подтвердивший, что его жена не солгала, выдала шифр...
Нет, Граве не любил вспоминать этих сцен. Не любил вспоминать и тот день, когда, убедившись, что Роза Петрова правильно назвала книгу, применяемую для шифровки телеграмм русскими разведчиками, гёстапо расстреляло ее и ее мужа. Не любил вспоминать, что даже перед смертью Петров не повернулся к рыдающей, умолявшей простить жене. Поведение этого человека вызвало в майоре Граве животный ужас. Угроза страшной расплаты таилась в несгибаемой воле истерзанного русского разведчика...
Но потом последовал арест выслеженного «Аргуса» захват парижского руководства советской разведки и был, наконец, запеленгован один из берлинских передатчиков- Граве старался забыть брюссельскую трагедию, он радовался удачам. Он знал — удачи опять-таки являлись заслугой абвера, а не господ из службы безопасности, ибо самую тонкую работу проделали люди Граве.
Теперь же их, по сути, пытались устранить от хода расследования, и сладкие слова группенфюрера Зейца призваны были только подсластить пилюлю.
— Руководство службой безопасности находит необходимым и впредь сохранять и усиливать контакт между органами безопасности и абвером, — продолжал между тем Зейц. Я имею указание информировать вас, господа, о тех подробностях и деталях расследования, которые могут помочь вашей дальнейшей работе. Я уполномочен так же предложить координацию действий на ближайшее время с целью быстрейшего выявления всех преступников. Представители абвера примут участие в конкретных акциях, которые мы продумаем. С другой стороны, служба безопасности надеется, что ее люди будут получать все перехваченные вашими радиостанциями телеграммы- Едва у вас нет возражений, господа, на этом мы могли бы сегодня закончить. И групенфюрер поглядел на майора Граве. Граве поднялся и наклонил голову. Но едва все встали и стали собирать бумаги, он повернулся к Зейцу:
— Если вы не возражаете, господин группенфюрер я бы хотел переговорить с вами лично.
Зейц помолчал, и, пока он молчал, все присутствующие оставались на местах.
— Пожалуйста, господин майор, — сказал Зейц.
Дитрих и Ремер, козырнув, вышли первыми. За ними — представители службы безопасности. Тяжелые, толстые двери закрылись.
— Итак? — спросил Зейц. — В чем дело, господин майор?
— Всего несколько слов, господин группенфюрер... Я бы хотел знать, господин группенфюрер, как именно вы представляете дальнейшие контакты? — начал Граве, глядя на руки. — Разрешите, я поясню свою мысль. Вам известно, конечно, что служба абвера имела далеко идущие планы использования захваченных-русских шифров и русских радистов. Я имею в виду радиоигру, господин группенфюрер, и выявление с помощью радиоигры тех русских разведчиков, которые могли остаться на свободе.
Зейц потряс рукой, гася спичку:
— Если кто и остался на свободе, господин майор, так это ненадолго. Еще неделька — и мы загребем всех.
— Расследование идет так успешно?
— Да, господин майор. Вы, кажется, кое-что видели в Бельгии?
Глаза у Зейца оставались спокойными, чуть усталыми. Граве отвел взгляд.
— И все признаются? — спросил он.
— Нет. Не все.
— Генрих Лаубе?
— Это сильный человек, господин майор. Но нам и не нужно, чтобы признавались главари. Достаточно показаний других. Кроме того, у нас есть неоспоримые улики. Суду этого хватит.