— О. Так нет ничего проще. Ща мы тебе все прям здесь организуем. На месте, так сказать.
— Нє надо мені нічо організовувать, — покосился на меня Ярик и с вожделением посмотрел на карандаш.
— Надо-надо. От смотри. ВОП тебе — як дом родной. Кишкоблудить будем вечером, стол тре организувать. Потрахаться ты можешь с выставлением прицела на АГСе. А если достанешь ТХП — еще и с множественными оргазмами. Машину выбирай любую. Хошь стотридцатьпервый ЗиЛ? Такой маленький — а уже на ЗиЛе?
— Не хочу, — Ярик на всякий случай отодвинулся.
Из блиндажа вынырнул Мастер в броне и с АКСом, оглядел нас и привалился к деревянной стойке. Стойка жалобно пискнула, точь-в-точь как рация и щенок.
— Не хочешь — не надо! Урал! Вот это сила! Мощща! Феномен советского автомобилестроения! Но и это еще не все!
— А шо?
— Горячая вода, солнце мое закарпатское. Много, много воды! Короче. Слухай приказ по гарнизону. Организовать баню и помыть особовий склад во всех труднодоступных местах. «Кирпича» тоже помыть, хотя он будет сопротивляться.
— Мляааа… — протянул Ярик.
— Привлечь все доступные ресурсы. При решении этой задачи разрешаю открывать огонь на поражение. Шо там у нас в бане?
— Води малувато.
— Найди. Роди. Накачай. Сопри где-нибудь. Возьми бус, возьми бочку, съезди к «четырнадцатой», у них в колонке вода есть. Разй@буйся, короче.
— Я думав в магазіна з’їздить…
— В магазин поеду я, Ляшко и хто-то еще. Ты отвечаешь за помывку.
— Паштєта візьми. Хліба. Ковбаси чотири… нє, шість палок, тока нормальной…
— Воу-воу, ваенный, палегше! — я выставил руки. — Список в мессенджер мне скинь.
— И не жри мои карандаши, — добавил Мастер.
— Нахєр мені нужни твої карандаші?! — вскинулся Ярик, но карандаш не положил. — А ви куди?
— На позицию пройдемся. По рации поговорим.
— З ким?
— З начальником генерального штаба, мля. Звонит, звонит, все спрашивает: «Как вы там, вторая рота моя ненаглядная? Все ли у вас хорошо? Як служба? Як тяготы и лишения? Сепары не обижают? Ярик баню натопил?»
— Мляааа, — опять протянул Ярик и отвернулся к столу.
— Ты готов? А броня? — Мастер накинул ремень автомата на плечо и полез за перчатками. Автомат тут же начал сползать.
— Блин. Ща в кунге возьмем. Пошли.
Я первым вышел из КСП. Ветер тут же уколол шею и попытался выдуть остатки тепла из рукавов. Мастер вывалился следом.
— Валите-валите! — невнятно донеслось с КСП.
— Ярик, серьезно, едь по воду к четырнадцатой бригаде на Березовое! — крикнул Мастер. — И мля, перестань жрать мои карандаши!
— Це не я! — послышалось в спину, и следом раздался легкий стук карандаша, упавшего на затянутый липкой клеенкой стол…
На глазах дождь превращался в снег. Ботинки с легким хлюпаньем перемешивали тропинку, натоптанную копытами мобилизированных всех волн, распадок между двумя блиндажами тянулся голыми кустами, дергал за рукава, пытался зацепиться за капюшон, нависал ломаными линиями деревьев, неизвестно каким капризом природы сумевших вырасти в скудной почве отвала. Если пройти метров тридцать, взобраться вверх, не поскользнувшись на огромных, облепленных грязью глыбах, потом плюнуть на попытки остаться чистым и прошкрябаться по узкой траншее — выйдешь аккурат к «левому» спостережнику, где под накрытой масксетью деревянной конструкцией стоит «дашка».
«Дашка» была нацелена точно на позиции «четырнадцатой», куда я отправлял Ярика за водой… по воду, и где их ВОП играл роль то ли блокпоста, то ли точки ссылки неугодных. На голом перекрестке, со стороны Докучаевска перекопанном траншеей, без деревьев, отвалов, терриконов, вообще без какого-либо прикрытия жил десяток военных. Рядом с их позицией на восток протянулся дачный поселок в одну улицу. На том конце поселка уже были сепары.
— Смотри, — пробормотал Мастер, обошел «дашку» справа и полез на бруствер. — Мы, конечно, лихие парни и все такое, и на Березовое ехать надо… тока вот какая херня: сегодня все будут бухие.
— Мы? Схерали?
— Святий вечір сегодня. Потемнеет — по обе стороны фронта начнут «вживать».
— Ииии? Думаешь, сепары решат в атаку сходить? — Я залез на бруствер вслед за Толиком, и мы тут же закурили. — Та ну. Бред.
— Не. То есть — да, бред насчет атаки, а не бред — бо сегодня отличный, прям отличнейший вечер для прогулок.
— Толик, я тебя обожаю за твои иносказания, но давай мне как военному объясни, а?
— Если бы я хотел сходить поиметь сепарам мозги и пошшупать за теплое вымя их позиции — я бы шел сегодня.
— Хммммм… Думаешь?
— Уверен.
— Дай подумать.
— Ну подумай, подумай. Мыслитель, мля. — Толик сплюнул и уставился на горизонт.
Вид был великолепен. Пологие холмы резко прерывались отвалами «породы», незасеянные поля, покрытые грязным снегом, отсюда виделись пусть не белоснежными, но такими… спокойными, что ли. В безлюдном поселке дымило несколько труб. Серая мгла, заменившая у нас небо, по-прежнему плевалась снегом, тусклый ряд цветных машин тянулся перед нами слева направо. Люди выходили из автомобилей, отходили на обочину, разминали ноги, возвращались обратно и грелись, очередь медленно двигалась. Так будет до пяти вечера, а потом КПВВ закроется. Прервется ли поток? Да. Перестанут ли ездить машины? О нет. Существует ли ночной трафик на КПВВ, видимый и невидимый одновременно? Конечно.
Контрабанда. Контрабас, балобасы, товар. Ночные бусики без огней, объезды по грунтовкам, опасность подорваться на ТМке или ОЗМке, курятина, масло, колбаса… И сейчас из-за шлагбаума КПВВ, со стороны Волновахи, каждые несколько минут вырывались «Газель» или «Форд-Транзит» с просевшими от груза рессорами и, потихоньку набирая скорость, натужно ревя стареньким двигателем, чухали в сторону Донецка. Святий вечір, мля. Курица, масло, сыр, мясо… да все, что можно продать в два раза дороже. Ночью они тоже будут пытаться проехать, куда ж без этого. Прямо сейчас старый «Спринтер» выехал под шлагбаумом и, приминая колесами свежую сыпь снега, остановился на обочине. Водила выскочил и побежал за машину отлить. Бусик настолько просел, что напоминал мечту стрит-рейсера уездного масштаба.
— Глянь, як нагрузився, — кивнул я Мастеру. — Спорим — контрабас, и лицензии у него нема?
— Фигня это, а не контрабас. Тонна мяса, считай. Взял оптом и разного, считай, по девяносто за кило, а если в тушах брал — максимум по сорок-пятьдесят. — Мастер опять сплюнул.
— В тушах, нахера ему вырезки? Тонна в тушах это… четыре на тысячу… Сорок тысяч, так?
— Да. Дальше. Топливо с Вахи в Донецк и обратно, вместе с втыканием на пунктах — ну пусть еще тысяча. Здесь на КПВВ отдал пятерку, на Ясном, на сепарском — еще пятерку. Амортизация корыта. Сдал туши по семьдесят максимум, а то и по шестьдесят. Ну нехай по шестьдесят пять.
— Скока выходит?
— У кого из нас вышка? Ты в очках — ты и считай.
— Взял в Донецке шестьдесят пять штук, отдал пятьдесят пять. Чистой прибыли — десятка.
— Если дурак — десятка. Если не дурак — обратно сигареты и бухло повезет, оно там дешевое. Но по-любому максимум двадцать поднимет.
— Нормальные деньги, брат, — я выкинул бычок и тут же закурил следующую. Неуютно тут было, на этом холмике серой породы.
— Нормальные, тока нерегулярные. Да и большая часть из них — водилы, товар не их. Имеют за сутки тысячи две-три максимум.
— Так шо это, не контрабас?
— А как контабасом может быть то, что поставляется с одной части Украины — в другую? Даже за пределы области не выезжают.
— Закон.
— Есть закон. Лицензия, налоги, все дела.
— Так все-таки контрабас.
— Вон де контрабас, — Толик прищурился в сторону КПВВ.
С объездной «ВИП-дороги» на выезд, тяжело урча мощными движками, поползли шесть, семь… восемь фур. Сзади пристроился «Дастер» сопровождения. Машины вылезли на шоссе, заслонив «Спринтер», рыкнули двигателями, пыхнули клубы дыма, и груженые машины поперли на север.
— Да. Это всем контрабасам контрабас…
На бортах фур и «Дастера» одинаковым шрифтом было выведено «Фонд Рината Ахметова».
Снова пшикнула моторола.
— Танцор, Танцор, я П…н, на связь, — неожиданно чисто послышалось из пластмассовой коробочки. Я поежился и поднял радейку.
— Танцор на связи.
— Почему на связь не выходишь? — Ну вот, блин. Опять за рыбу гроши. Ну сто раз же доводили, что на КСП нема связи. Террикон, ети его.
— На КСП нет связи.
— А ты откуда говоришь?
— На террикон залез.
— Принял, — даже обезличенно-цифровой голос был страшенно недовольным. — Будь на приеме.
Да куда ж я денусь? Мастер спустился с бруствера и быстро пошел к наряду. Углядел что-то?
— Танцор, Танцор, я Янош. Выйди по проводам, — умом-то я понимал, что говорил другой человек, но цифровая связь уравнивала, обезличивала все голоса.
— Принял, выполняю.
Я сунул моторолу в карман и задумался. «Выйди по проводам», в основном, обозначало «по ТАПику», но вот как раз ТАПика у нас не было. Точнее так — он был, но в железном футляре где-то под койкой командира. Тянуть сюда провода из Ольгинки было совсем тупо, а с Эвереста… Ну, теоретически можно, но они были с другой стороны трассы. Не было у нас проводов, короче. Я набрал смску «срочно дай телефон яноша» и отправил Васе. Сунул руки в карманы. На нос села снежинка и мгновенно растаяла. Смешно. Мастер стоял возле наряда и показывал рукой куда-то в сторону «серого» террикона. Пацаны кивали, слов я не слышал. Тишина наваливалась на меня, гасли звуки в вязком снегу. В левом ухе возник едва уловимый писк и пропал. Опять возник. Опять пропал. Фигня какая-то, честное слово. И еще снег этот долбаный…
Пискнул телефон, смска от Васи: «Янош 050 6…..2. Шо случилось?» Вопрос я проигнорировал, сразу набрав замкомбата первого батальона семьдесят второй бригады.
— Але, — на фоне низкого голоса в трубке слышались возгласы, разговоры, смех. Я сразу представил себе КСП первого бата — прокуренную комнату в Ольгинке, со старыми компьютерами, связистскими штуками и картой. Наша карта лучше. Я усмехнулся и почему-то перешел на украинский.