— За вашим наказом. Це Мартін, зам Танцора. Танцор у відпу… у командировці.
— В командировке? А чего не доложил?
— Он докладував Славяну, ще позавчора.
— Так Славян сам в отпуске. Мля. Ты за Танцора? Чего не по «тапику»?
— «Тапік» не протянутий до нас.
— Суукааа. Тапик не протянут. Связи нема. Чего связи нема?
— Терікон заважає.
— Сильно? Связиста привезу к вам, хай решает.
— Решал вже. Не нарешал.
— Ну-ну. Короче — приеду скоро, разговор есть.
— Чекаємо.
— Плюууу… Так, а ты в каком звании?
— Сержант.
— А где офицеры?
— В Лодзе, на клубнике.
— Шо?
— У нас один офицер, командир роты.
— Как тебя зовут?
— Олег.
— Ну давай, Олежка, жди в гости.
О как. Странно. Если замкомбата вознамерился в гости — зачем сообщал об этом? Командиры обычно любят нагрянуть внезапно. А звание мое ему зачем? Хер его зна. Ну ладно, приедет — расскажет. Ну или мозг вынесет. Пофигу, в принципе.
«Набери Маэстро» пришла смска от Васи, пока я говорил. От же ж многословный, хоть бы объяснил… «Ок» отправил я в ответ и, продолжая стоять на насыпи, набрал начштаба сорок первого бата.
— Але, — я узнал голос нашего «энша». На фоне не было слышно ничего. — Привет, Мартин. Шо там у тебя, дорогой?
— Здрасте, Викторыч. Доповидаю голосом через рот. Танцор просил вас набрать.
— Аааа… точно. А зачем?
— Не сказал.
— Мда. Шо-то я хотел, но не помнил, шо… Ааааа! Точно. Ты карточки огня сделал?
— Делаю.
Само собой, что на наших карточках огня и конь не валялся.
— Ото я не знаю, шо ты там делаешь. Ты хоть знаешь, как их делать?
— Нет, конечно. Но я разберусь.
— Ну да, разберешься… Но я не о том. Короче. Слушай сюда. Фигня какая-то заворачивается.
— Ну так Рождество же.
— Вот-вот. Короче. Там по семь-два какие-то слухи бегают, чуть ли не про наступление.
— Наше чи сепарское?
— Не перебивай. Сепарское. Чи про провокации. Чи еще шо-то. Так к чему я? Если первый бат Васе… то есть, тебе начнет задачи нарезать — сначала набирай, понял?
— Понял, — я ни черта не понял, само собой, но в принципе это не имело никакого значения. — Вас чи комбата?
— Сегодня меня, Саныч в первой танковой, хер зна когда будет. Завтра, если шо — по ситуации. И не трепи никому, это типа секретно.
— Понятно. Как раз зам Славяна звонил, говорил — скоро приедет.
— Зачем — не говорил?
— Неа, Викторыч, не говорил.
— Наберешь меня потом.
— Поняв-прийняв.
— Давай. Выше нос, пехота. И не пиши об этом в фейсбуке! Блогер, мля.
— Не буду. Плюсики.
Ухтышка. Все страньше и страньше. Так, пора слезать с этого насеста, вон, кстати, и Мастер идет, почему-то с биноклем, обычным советским Б8-30. Тре хоть по опорнику пройтись, пацанов предупредить, и так… окинуть взором вверенные мне на время отсутствия коммандера майно, зброю и особовий склад.
— Шо там, Толик? — я окликнул Мастера, дымившего «красными» на ходу.
Мастер вскочил на бруствер, затянулся и протянул мне бинокль.
— Отуда глянь.
— Шо там?
— Движ.
— Куда?
— Серый камень над будкой биотуалета видишь? Теперь выше смотри, де наши осенью на ОЗМке подорвались. Теперь налево ровно-ровно веди по этому скату, и как начнется березовая роща — на самом краешке. Беленькое что-то.
— Ща… Мля, не вижу. А… А, вижу. Шо это?
— Не знаю. Пацаны туда смотрят, говорят, может, там этот урод валяется.
— Снайпер?
— Х@яйпер.
— Тре втулить.
— Втулим. Если хоть что-то толковое увидим.
Мастер был известным жмотом на бк. «Стрелять просто так» для Мастера было сродни пыткам, а выражение «простреливать посадку» он ненавидел всеми фибрами винницкой души.
— Чуеш… До нас из первого бата бугор приедет.
— Нахера?
— Не знаю. Вынести мозг, задолбать херней, нарезать невыполнимых задач. Выбирай за власним смаком.
— Тю. Ну, нехай едет. Кстати. Григорыч звонил.
— И шо? Скучает там в штабе? Просится обратно на опорник?
— Не. Говорит, по слухам якась муйня затевается. Сепары чи в атаку пойдут, чи провоцировать будут. Чи еще шо-то.
— Та мы такое каждый месяц слышим.
— Ну, тут вроде серьезно. Короче, по раскладам у них на Докуче и на Ясном бронегруппа машин в двадцать. Шесть САУ, отех, шо с нашей стороны шляются, накроют нас, четырнадцатую и Эверест, сепарье выйдет на наш рубеж и закрепится с этой стороны трассы. Там якобы человек триста, а нас на три позиции — около ста. У нас «копейка», у Эвереста три «двойки», у четырнадцатой — вообще брони нихера нема.
— Мля, — сказал я и покачался с пятки на носок. Не, эта привычка неискоренима. — Секретность. Начштаба заостряет внимание, понимаешь. Слухи-слухи. Все всё скрывают… Но Григорыч! Григорыч, мля! Повар в штабе! Повар, сука, в штабе звонит своему другану на ВОП и дает полный расклад! С кількістю особового складу та чисельністю бронетехніки! Бля! Мне Викторыч ничего, кроме неясных намеков, хотя я — командир опорника!..
— Замкомандира, — спокойно сказал Мастер.
— … Та пофиг! Сейчас — командир! И шо я вижу? Я не знаю нихера! Но тут приходит Мастер, которому позвонил Григорыч, и дает сепарский БЧС! П@здец, я вибачаюсь!
— Погоди. Не ори, — Мастер оглянулся в сторону позиции «дашки».
— Та я и не ору! Ну бля, Толик! Ну что это за фигня?
— Не ори…
Шелест-шипение совсем рядом, мгновенно, и следом, почти сразу — отдаленный «бах». Мы стояли с Толиком примерно в метре друг от друга, и это «фффффхххх» было, казалось, ровно между нами. Тут же грохнула «дашка».
Мастер дернул меня за рукав, почти опрокинув с бруствера, ноги разъехались, я зачем-то пригнулся и почти свалился вниз. Мы присели на корточки. Била короткими «дашка», тяжелые МДЗшки пролетали над трассой, как обычно, забитой машинами, и исчезали на склоне «серого» террикона. Я приподнял голову и увидел, как из траншеи выскочил грузный Петрович и поспешил к АГСу.
— Без броника, — автоматически сказал я.
— А сам-то, — Мастер посмотрел на бинокль в моих руках, но высовываться не стал.
— Ну да, — пробормотал я.
— Любит он тебя.
— Чего?
— Опять по тебе стрелял.
— Та потому шо я вылажу постоянно куда-то.
— Это все от детских комплексов. Желание выделиться. Психология, брат.
— Нифига. Психолог в военкомате сказал «годен».
— Та у нас все годны…
Начало потряхивать, и из пустого желудка поднялась кислота изжоги. Я уже почти привык к этому, хотя такая реакция организма на страх впервые за тридцать пять лет проявилась именно на войне. Сейчас бы сесть в кунге, снять ботинки и куртку, завалиться на койку… И заснуть. И проснуться оттого, что война закончилась, и все собираются домой. И не надо больше бояться, что кого-то из наших убьют, пока я, мобилизированный айтишник, изображаю тут из себя командира взводного опорного пункта. С моим боевым опытом в три-с-половиной месяца и уверенностью, что я не облажаюсь.
Дважды гавкнул АГС, два цилиндрика ввинтились в небо, прошуршали над трассой и громко хлопнули на склоне. Метров на тридцать промазал. Петрович тяжко опустился коленом на снег, покрутил прицел, потом сгорбился, навалился всеми своими ста килограммами на «гуся» и выпустил добрую половину «улитки». Я поднялся. Руки все еще дрожали.
— Пойдем к наряду, — сказал Мастер и тяжело разогнулся. — Посмотрим, че и как.
— Пойдем. Как думаешь, чего он по наряду не стреляет?
— Тю, — проворчал Мастер, поморщился и протянул мне сигарету. — Ясное дело. В наряде хто? Правильно, пацаны сидят, в биноклю смотрят. Смотрели, — он покосился на Б8-30 у меня в руках.
— Иии?
— А хто на «бэху» выперся и руками размахивал, як Наполеон? А хто на бруствер выполз и стоял? Хто на опорнике ходит, ничего не делает и всех задалбывает?
— Кот.
— Командир! И если б я стрелял — я бы выцеливал ко-ман-ди-ра! — для пущей убедительности Мастер на ходу потыкал мне в лоб грязным пальцем. — Поня́л?
— Поня́л, — ответил я и сглотнул. Изжога нарастала, я отдал бинокль Мастеру и стал сбрасывать пепел в сложенную ковшиком ладонь.
Петрович стоял возле АГСа, развернувшись во всю ширь своего необъятного чрева, критически шевелил усами и материл наряд. Наряд вяло отбивался.
— То ти бачиш, як воно там шорхає — так бери «дашку» та працюй! Шо ти яйця піджав і бінокль ламаєш? — разорялся Петрович.
— … а єслі там заєц? — бурчал кто-то из пацанов.
— Ї@и зайца і нє думай! Ти як ото втикать будєш — то воно рано чи пізно когось прих@ярить, бо знає, шо ти тупий Вася Х@йкін і дивишся, х@й зна куда!
— Так ета… Стріляти ж можна тока з дозволу етіх уеб… — тут хлопец увидел меня и быстро поправился, — … командирів.
— Солнце мое, ты на построении что делаешь? — ласково спросил я.
— Шо… Стою.
— Вчера утром командир шо говорил?
— Ыыыы…
— Так, я понял, — я махнул рукой и обернулся к Мастеру: — Толик, а объяви-ка общее построение через пятнадцать… — я глянул на экран мобильного, — …давай на два ровно. Возле кунга.
— Ща, — Мастер достал «баофенг» и отошел к «дашке».
Я стряхнул еще пепла в ладонь, потом поднес руку ко рту и сглотнул горький пепел. Народное средство от изжоги, блин. Горечь, смешанная со слюной, немного сбила кислоту. Чччерт, поесть бы.
И снова зазвонил телефон. «Сан Саныч МТС». Ого, какой я сегодня популярный, блин, аж комбат меня набрал. Я отошел от разорявшегося Петровича и бледневших пацанов наряда, зашел под огромную металлическую электроопору и тыцнул на зеленый кружочек.
— За вашим наказом… — проворчал я. Кислота начала возвращаться, треба було искать соду. Где я ее найду посреди лінії бойового зіткнення?
— За моїм наказом — что? — прозвучало в трубке.
— Здрасте, СанСаныч, — опять буркнул я и закашлялся.
— Как дела?
— Нормально. Без происшествий.
— Без происшествий… — протянул комбат и смолк. На фоне были слышны какие-то разговоры.