– А у меня высшая квалификация. Все испытания на отлично, и практика… в конце концов, есть же инструкция!
– Инстру-у-у-кция… – сквозь зубы протянул Свирин. – Отличник, говоришь, и практика имеется? Да тебя туда вести – все равно что на убой, просто взять и положить на месте! А потом в глаза родителям смотреть? Думаешь, все просто, как в тестиках? Ни черта! Шарахнет полем четвертого уровня – и расплывешься, словно медуза по асфальту. Подстраховщик, мать его… Тут реальный опыт нужен, а практику свою так называемую засунь знаешь куда?
Малов знал. Майор говорил жестокие, несправедливые вещи, но, даже осмелев и наплевав на Устав, возразить было нечего.
Советские оборонщики начали работы над психотронным оружием еще на стыке веков, но за десятки лет особых успехов не добились. Пытались, конечно, создать его и на Западе, однако там дело тоже не пошло. Энтузиазм сменился разочарованием, и, казалось, тема повсеместно заглохла.
Однако со временем горячие войны во всем мире стали сходить на нет. Зато в разных концах света все чаще вспыхивали бескровные – кибернетические. Тогда-то и возникла новая волна интереса к психотронике.
Ее серьезно двинули вперед разработки американских, европейских, китайских ученых. Советские старались не отставать и нашли целый ряд уникальных решений. Поначалу казалось, что главное – таким оружием обладать. Однако вскоре пришло понимание: вбухав уйму денег в «волны ужаса», надо выложить не меньше, чтобы защититься от «ответки». И тогда была создана группа, которую не мудрствуя лукаво назвали «Пси». В нее отбирали кандидатов, выдержавших кучу изнурительных тестов. Потом начинались еще более изнурительные тренинги. И после каждого мозг словно обрастал дополнительной скорлупой – заслоном от внешнего воздействия.
А когда кое-что начало получаться и в группе появились настоящие асы, им выпало прикоснуться к невероятному.
В одну из тихих августовских ночей с неба на территорию Союза свалилось Нечто – настолько чужое и непонятное, что система противоракетной обороны не смогла распознать объект. Приземлившись, космический гость исчез для всех приборов, словно закутался в плащ-невидимку. На третий день раскрылся – возможно, разрядились генераторы защитного поля. Тогда-то в одном из малолюдных уголков Северного Казахстана, к востоку от Петропавловска, и обнаружилась Офиура.
К ней немедленно стянули военных, оцепили все подходы. Какое-то время активных действий не предпринимали – присматривались и вели съемку с беспилотников. Затем нашли добровольцев, готовых познакомиться с объектом поближе, хотя и с безопасного расстояния (какое именно считать безопасным, решало начальство). А на небезопасное, за эту условную черту, отправили юрких шестиногих роботов.
Однако ничего хорошего из обеих затей не вышло. На подступах к куполу Офиуры роботы заглохли, и никакие команды не могли сдвинуть их с места. Казалось, добровольцам повезет больше, но только до тех пор, пока они не подверглись ментальной атаке. Да такой силы, что потом несколько дней отходили от нее в госпитале.
Это было жутко, но в то же время хоть что-то прояснилось. Ага, пришельцы балуются психотронным оружием? Как же, знаем, проходили! И люди с большими звездами на погонах вспомнили про группу «Пси» – если не они, то кто же.
Поплотнее приладив шлем, майор начал проверять, как тот работает в разных режимах. Считалось, что он за счет разнонаправленных токов защищает хозяина от ментальных атак. Сами псишники, правда, не очень-то ему доверяли, больше полагаясь на собственную выучку. Но нельзя же наплевать на штатное снаряжение, да и какая-то польза от него все равно есть. В конце концов даже обыкновенная картонка может остановить пулю, если та сильно на излете.
– Слушай сюда, лейтенант, – сказал Свирин, закончив проверку. – Будешь ждать меня здесь ровно два часа. Не вернусь – пойдешь и посмотришь. Но очень осторожно. Если я… – Он на секунду запнулся. – В общем, если можно помочь, не рискуя собой, помоги. Если риск есть, не суйся, вызывай спасательную бригаду. Лучше один труп, чем два. Все ясно?
– Вдвоем бы надо, товарищ майор, – упрямо наклонив голову, ответил Малов. – Так шансов больше. Я справлюсь… можете положиться.
– Да что ты заладил! – повысил голос Свирин. Чувствовалось, что он раздражен: и так на душе кошки скребут, а тут еще подчиненный достает. – Приказ получил? Выполняй!
Малов зачем-то глянул вниз, сосчитал примятые ногой травинки и лишь затем обреченно выдохнул:
– Есть…
Свирин беззвучно пошевелил губами и начал спуск. По пути он что-то оживленно говорил в коммуникатор. Дойдя до обреза ближайшего щупальца, майор пару минут топтался перед ним – замерял характеристики полей. Потом решительно шагнул вперед и исчез в белесом тумане.
Минут десять Малов бесцельно ходил по краю котловины. Затем сел на траву и принялся по примеру Свирина проверять аппаратуру. Хотя большого смысла в этом не было, все давно проверено и перепроверено. Главное, чтобы не накрылась там, внизу: после ЧП с роботами не знаешь, чего и ждать.
Лейтенант повертел в руке коммуникатор. Тот почему-то молчал, хотя давно уже должен был взорваться недоуменными вопросами. Видимо, майор сумел поговорить с кем надо и убедить их, что поступает правильно. Верилось в это с трудом, но авторитет Свирина порой позволял ему делать невозможные вещи.
Не придумав, чем еще себя занять, Малов вошел в сеть. На виртуальном экране вспыхнули заголовки главных союзных новостей.
«Исполнилось 30 лет советско-японскому мирному договору», «Окончательно решено сделать станцию-автомат “Марс-Гамма” обитаемой», «Подмосковный Нанокластер впервые превзошел по эффективности американскую Силиконовую долину», «В Белоруссии открылся новый завод по производству “интеллектуальной” сельхозтехники»…
Увидев последний заголовок, Малов ностальгически вздохнул. Когда-то он рвался в аграрии, мечтал осчастливить планету, где до сих пор не удалось повсеместно победить голод. Но ему никак не давались некоторые важные дисциплины, а конкурс в ведущие сельскохозяйственные вузы был сумасшедшим. Поступить в военное училище оказалось намного проще…
Он свернул экран, спрятал прибор и стал ждать.
Время текло невыносимо медленно, словно сочилось по капле. Майор не появлялся, вообще ничего не менялось, как будто Офиура заглотила добычу и погрузилась в сон. Наконец пытке ожиданием пришел конец. Малов встал и, стараясь прогнать мысль, что со Свириным случилось непоправимое, зашагал вниз по склону.
Вскоре он уже пробирался внутри щупальца. Туман сильно размывал очертания ребер-выступов, так что приходилось смотреть в оба.
Вдруг Малова кольнуло ощущение тревоги. Он застыл, еще не понимая в чем дело, и лишь через несколько секунд до него дошло. Работающий шлем издает жужжание – еле уловимое, на пределе слышимости. А теперь оно исчезло.
Чертыхнувшись, лейтенант стащил шлем. Так и есть: крошечный глазок светодиода у нижней кромки потух. Оставалась надежда, что неисправность помогут выявить рассованные по карманам приборы. Но все они точно так же не подавали признаков жизни.
Это было скверно. Пусть толк от шлема и небольшой, но какую-то защиту он обеспечивал. А лишиться всей аппаратуры, включая коммуникатор, означало примерно то же, что очутиться голым в диком враждебном лесу.
Как только лейтенант это представил, ему захотелось на выход. Он даже непроизвольно подался назад и замер, оценивая обстановку. Да, уйти можно, и никто не упрекнет в малодушии, напротив, признают решение правильным. Но вдруг майор совсем рядом? И как потом жить, узнав, что пройти оставалось несчастных пять-семь метров?
Стиснув зубы, он двинулся дальше, и уже через несколько шагов впереди обозначилась знакомая фигура. Свирин неподвижно лежал лицом вниз, но что-то в его позе внушало надежду.
«Жив», – с облегчением подумал Малов, переворачивая майора на спину.
Шлем, конечно, не работал. Малов снял его и отпихнул в сторону, чтобы не мешался. Свирин лежал с закрытыми глазами, но его ресницы подрагивали, а уголок рта временами кривился как от судороги. «Это еще терпимо», – про себя отметил лейтенант. Ему доводилось видеть людей, которые после психотронного воздействия превращались в полуидиотов с пузырящейся слюной на губах…
Он крепко взял Свирина под мышки, собираясь тащить к выходу. И тут его мозг взорвался, словно в черепную коробку забросили пригоршню раскаленных углей. Затем начался кошмар.
Человеческая психика – материя хрупкая, не приспособленная для отражения серьезных атак. Добровольцам, чтобы загреметь в госпиталь, хватило нескольких секунд воздействия, возможно, не самого сильного. Свирин, конечно, продержался намного дольше – не исключено, что все два часа. Закаленный боец, он не ломался даже там, где иные из коллег терпели поражение. Видимо, то, что его в конце концов доконало, было поистине чудовищно. И Малов инстинктивно чувствовал: худшее еще впереди.
Когда ментальная волна обрушилась на его мозг, в нем, как у любого псишника, уже возвышались оборонительные редуты. Они ослабили первый удар, но чтобы сохранить рассудок, требовалось непрерывно возводить новые укрепления. Замешкаешься – ляжешь рядом с майором…
Черные гиганты кривлялись все сильнее и никак не могли дотянуться до жертвы. Раскорячившись, они то и дело касались друг друга, потом начали переплетаться и наконец слились в нечто вроде короны с трепещущими как языки пламени зубцами. Она, в свою очередь, внезапно рассыпалась миллионами кругляшей размером с теннисный мячик.
Кругляши покатились по площади и погребли под собой Малова. Он упал, забарахтался в шевелящейся массе и вдруг с отвращением понял, что это никакие не мячи, а чертики – толстопузые, с острыми рожками и твердыми копытцами.
«Ты наш, ты наш! – восторженно пищали чертики. – Не веришь? Убедись!»
Малов с усилием выпростал руку, коснулся лица и нащупал вместо носа свиной пятак. Вторая стадия ментального воздействия – когда в придачу ко всем галлюцинациям меняешься ты сам. Третья стадия – это уже полное смешение яви и бреда, из которого, если повезет, можно выбраться, а можно навсегда остаться со съехавшей крышей.