– Что именно? – удивился Прокоп.
– Законы советские, – с нажимом сказал мастер-ефрейтор. – Смущаете людей знанием вражеских языков. Возбуждаете недоверие к власти.
– Я?! – возмутился Прокоп. – И в мыслях не было!
– Было или не было, – сказал мастер-ефрейтор, убирая Прокопов паспорт во внутренний карман, – не мне судить. Разберемся. А пока пройдемте, гражданин!
Неподалеку у обочины стоял гвардейский фургон с гербами на дверях и бампере.
– Но я…
– Пройдемте!
Если раньше мастер-ефрейтор говорил расслабленно и тихо, то теперь в голосе его прорезалась сталь. Рядовые гвардейцы напряглись. Прокоп с тоской посмотрел на свои окна (вот незадача, полсотни метров всего не дошел), в глаза гвардейцев, злые, настороженные, исполненные силы и решимости ее применить, и шагнул к машине.
Следователь перебирал бумаги, разложенные на столе, хмурился, кривил губы, двигал челюстью, и от этих гримас Прокопа бросало в жар несмотря на уютно гудящий кондиционер. Вместо привычного порядка в голове, последовательных и логичных мыслей, там была какая-то неопрятная каша. В чем он виноват? Что сделал неправильно? Комиссия по надзору – контора серьезная, сюда не «приглашают» по мелочам.
Ночь, проведенная в одиночной камере, тоже не прибавила спокойствия.
– Раскрыли вы себя, господин шпион, – сказал наконец следователь и поднял на Прокопа свинцовый взгляд. – Иванов, надо же! Признавайтесь уж, кто вы на самом-то деле. Смит? Джексон? Мюррей?
– Я Иванов… – пролепетал Прокоп.
– Ивановы английского не знают, им и русского достаточно! – Следователь хлопнул по столу ладонью.
– Но все подтвердят! – заговорил горячо Прокоп. – Родители мои тут живут, Савелий Петрович, начальник мой.
– Родители, – усмехнулся следователь, – подтвердят все что угодно, лишь бы сынка отмазать. С гражданином Шпагиным будем разбираться отдельно. Но вы, конечно, Иванов, согласен. Иванов, покуда не доказано обратное. Спрошу иначе: кто, где и когда вас завербовал? Отвечайте!
– Никто и никогда! – уперся Прокоп. – Английский по работе знаю, литературы много специфической. И вообще! – Он выпрямился на жестком стуле. – Знать языки не преступление!
– Пока нет, – кивнул следователь. – А вот знать и не заявить об этом – уже преступление. Не в курсе?
– Н-нет…
– Незнание законов не освобождает и все такое, – сказал следователь. – Пункт двенадцать точка семь статьи триста восемнадцать Уголовного кодекса РСФСР. До пяти без конфискации. Не просто так это все. К вашему сведению, знать языки только разведчикам надо, тем, кто у них, – следователь дернул головой, показав куда-то себе за спину, – работает нелегально. Для всех остальных граждан достаточно автопереводчика. Это не закон… пока, но это мнение многих ответственных людей, и мое в том числе.
– Но почему? – пробормотал Прокоп. – Что плохого-то?
– Святая простота… – покачал головой следователь. – Поймите, Прокопий Рудольфович, иностранные языки это не просто слова, которые надо запомнить. Это чуждый способ мышления, часто вредный и опасный. Человек, который говорит и особенно думает по-иностранному, начинает и чувствовать так же, на жизнь смотреть. Иностранное для него становится важнее родного. Можно не удержаться, настоящим врагом стать. Врагом, я скажу, стать просто. Например, как вы, оспорить официальную трактовку новостей. Потом… Почему, как вы думаете, разведчиков так долго готовят? Их учат не впускать в себя чуждое, не наше, и все равно потом по возвращению им требуется психологическая реабилитация.
– Я не думал, – поежился Прокоп. – Мне как-то в голову не приходило…
– Мало кому приходило, – сказал с горечью следователь. – Умники. Учеными себя называете, а самого простого понять не можете. Ладно!
Он вынул из кипы бумаг мятый лист, просмотрел сверху донизу.
– Заявлению гражданина Зайкина Эс Пэ я ходу давать не стану.
«Палыч! – догадался Прокоп. – Это Палыч на меня донес!»
– На первый раз давать не стану, – продолжил следователь. – Однако считайте это предупреждением, первым и последним. Свободны. Не забудьте зарегистрироваться. Вот ваш пропуск.
Он подвинул Прокопу осьмушку бумаги со смазанной лиловой печатью.
– Да, да, конечно, спасибо, – заговорил Прокоп, поднимаясь и все еще не веря, что недоразумение наконец разрешилось. – Я пойду, да?
– Идите, гражданин Иванов, идите, – разрешил следователь, не поднимая глаз.
Прокоп на деревянных ногах дошагал до двери, но не выдержал:
– Ладно, он на меня заявление написал, но почему денег за мороженое не взял?!
– Пункт двенадцать точка шестнадцать той же триста восемнадцатой статьи, – не поднимая глаз пояснил следователь. – Оказание платных услуг агенту иностранного государства. До двух лет с конфискацией. Гражданин Зайкин куда ученее вас, гражданин Иванов. Идите уже! Проходная налево по коридору.
Забежав домой и успокоив родителей, Прокоп отправился на работу. Там ничего не изменилось. Никто не кидал на него подозрительных взглядов, не шарахался и, наоборот, не похлопывал, ерничая и похахатывая, по плечу. Только сейчас накатило понимание, какой опасности он избежал. Постояв немного у стены и переждав, пока успокоится сердце, Прокоп добрался до родной лаборатории.
Здесь тоже все осталось как вчера. Стеллажи с приборами и инструментами, лабораторный стол с агрегатом, результатом Прокоповых трудов. Только лаборантки Верочки не было на рабочем месте.
Савелий Петрович сидел у себя, за стеклянной перегородкой. Завидев Прокопа, он встал, покачиваясь, добрел до стола с агрегатом и стек в кресло возле него. Глаза его беспорядочно перескакивали с предмета на предмет, нигде не задерживаясь. Савелий Петрович Шпагин был глубоко и искренне пьян.
– Приветствую, шеф! – поздоровался Прокоп. – Работает, а?
– Да, – вяло подтвердил Савелий Петрович. – Ты, Прокоп, молодец, да…
– А что, – рискнул поинтересоваться Прокоп, – будет нам за него премия?
– Премия?
Шеф собрал наконец глаза в кучу и воззрился на Прокопа. Икнул, закашлялся и рассыпался дробным пьяным смехом.
– Пре… мия… – выдавил он, содрогаясь всем телом и колотя себя ладонями по ляжкам. – Премию ему…
Переспрашивать Прокоп не рискнул.
Обратный путь
Кирилл БерендеевНостальгия
Джеку Финнею,
Марку Павловскому
Евлалия Григорьевна умоляюще подняла на него глаза:
– Холодно очень! – тоскливо сказала она. – Бесприютно! И люди кругом страшные… Люди другими стали!
– Все готово?
Павел смотрел не мигая, от его тяжелого взгляда Валентин поежился и быстро опустил глаза, искоса посматривая, как гость теребит пуговицу на рубашке. «Все же нервничает, – подумалось ему, – наверное, даже сильнее, чем я». Едва говорит, боится, как бы не сорвался от волнения голос.
– Да, я все проверил и перепроверил. Ручаюсь, что будет…
– Ты уже говорил… – оборвал его Павел. – Извини. Просто я места себе не нахожу.
– Надо думать, – произнес Валентин и махнул рукой в сторону кресла. – Может, присядешь?
– Присяду перед дорожкой. Давай еще раз пройдем по списку.
– Как скажешь.
– Сперва ты.
Валентин еще раз хотел произнести «как скажешь», но спохватился и кивнул. Затем достал генератор из-под стола и водрузил его на письменный стол. Тот скрипнул.
Генератор едва слышно загудел.
– Он работает?
– Автотестирование, – пояснил Валентин. – Это не займет много времени. Во время работы гул будет гораздо сильнее. По крайней мере до тех пор, пока не схлопнется поле.
– Начнем с него, – попросил Павел.
Валентин кивнул, достал из ящика стола папку.
– Я хочу оформить все это, – извиняющимся голосом произнес он. – Так сказать, закрепить достигнутое.
Павел ничего не ответил, у хозяина остался один способ разрядить неприятную ситуацию – начать говорить.
– Генератор рассчитан на движение на пятьсот лет по нарастанию энтропийной кривой, и на двадцать семь – против него. На максимум лучше не налегать, может не хватить заряда батарей.
– Мне и не нужно. На двадцать лет хватит?
– За глаза. Думаю, тебе больше и не понадобится, если это не воскресная прогулка.
– Не прогулка, – с нажимом согласился он.
– Хорошо. Генератор сейчас будет готов. Останется только оживить аккумуляторы, дождаться схлопывания пространственно-временного поля, настроить на дату и запускать. Ты ее выбрал?
– Давно.
– Тогда, как нажмешь кнопку, пройдет мгновение, и ты там. По прибытии уберешь генератор в сумку, вон ту, мою, другая не выдержит.
– Это понятно. Как быстро расхлопнется поле по прибытии на место?
– Тотчас же. Вероятнее всего, ты это увидишь или услышишь. Как я говорил, генератор создает сферическое поле радиусом в полтора метра, каковое и переносит в указанные ему параметры времени и пространства.
– Понятно, – произнес Павел, прекращая беспрестанное хождение и снова впиваясь взглядом в товарища.
– Сам знаешь, время еще совершенно не изучено, я чуть не один делаю первые шаги в понимании его сущности. И кое-чего добился, – Валентин торжественно запустил руки в карманы белого халата, непонятно для чего надетого, возможно, для пущего эффекта, так и должен выглядеть изобретатель пред согласившимся на испытание добровольцем. – Выяснил тот простой факт, что Земля создает в полете темпоральное возмущение, сохраняющее свои свойства непродолжительное… – он замолчал, не зная, как лучше сформулировать.
– Время изменения времени, – хмыкнул Павел.
– Время изменения напряженности поля, которое имеет свойство восстанавливаться. По этому следу легко продвигаться назад, если слово «назад» тут уместно. Что ты и проделаешь сегодня.
Павел автоматически скрестил пальцы на обеих руках. Валентин невольно улыбнулся.