В кармане были мелкие крошки от миндального пирожного.
– Выходит, сам съел, – сказал Андрей. – Катюш, может, Марчукам нравится, что дети там, на первом этаже, играют, а мне это совершенно не нравится. Я не шучу. Ты, может быть, еще не поняла, как тут строго насчет семейной жизни. А я понял. Я вчера был в профсоюзном комитете, и там разбирали жалобу. У одной сотрудницы сын попал в плохую компанию, они из супермаркета пиво воровали. А она его одна растит, папаша ушел. Так вот прямо при мне искали этого папашу. У него уже и семья другая, и дети другие, а придется за этого отвечать по полной схеме. Ты понимаешь, что будет, если на работе узнают, что мы не занимаемся воспитанием ребенка?!
Андрей, впервые за все годы супружеской жизни, был грозен и неумолим. Правда, грозен с перепугу, и Катя это прекрасно понимала, но и спорить не могла – он чистую правду говорил. К тому же обоим очень не хотелось возвращаться в Курск.
– И почему бы тебе наконец не поискать хороших врачей? Тут тебе не Курск, тут такие профессионалы сидят! Показать Егора одному, другому, может, ему специальная гимнастика нужна, может, какие-то стимуляторы, о которых в Курске еще даже не слыхали. Катюш, ты пойми, если кто-то вдруг подумает, что мы не лечим ребенка…
Угомонились к пяти утра, а в восемь Андрей с Марчуком поехали в департамент – Андрей хотел встретиться там с директором «своей» строительной компании и вместе с ним выехать на объекты.
На подступах к «кукурузине» увидели толпу – небольшую, правда, но все равно ей в такое время тут было нечего делать. Над толпой висели камеры, и операторы, стоя с пультами у своих автомобилей, руководили ими.
– Анвар, салям! – приветствовал Марчук знакомого телевизионщика. – Что там такое?
– Салям, брат. Вот, погляди.
Экран ручного пульта был невелик, но качество – отменное. Андрей, вытянув шею, увидел снятую сверху женщину. В правой руке у нее был плакат на палке. Камера отлетела, немного опустилась, и Андрей прочитал слова на плакате: «ОНИ УБИВАЮТ ЛЕНИНГРАД».
– Саша, брат, какой такой Ленинград? – тихонько осведомился Анвар, красивый и благовоспитанный восточный мальчик лет девятнадцати. В его умных глазах было недоумение.
– Питер так раньше назывался, брат, – объяснил Марчук и шепотом подсказал: – Ты заведи в поисковик слово «Ленин», только в нишу не вытаскивай. Эти файлы, скорее всего, под нишу еще не конвертированы.
– Спасибо, брат…
Анвар поработал с пультом, и камера уставилась в лицо женщины.
– Да это ж баба Люба! – воскликнул Марчук. – Анварчик, я понял, она в деревянном домике живет, который под снос. Ну точно баба Люба, клянусь собаками! Стоп…
Он нашел в коммуникаторе нужный номер.
– Марчук беспокоит. Вы искали меня, чтобы узнать про Анну Эдуардовну. Так вот, ее подружка на Охте в одиночном пикете у «кукурузины» с департаментом строительства воюет. Подключитесь к «Времени», ребята ведут прямой репортаж… А ее незачем задерживать, она тут еще час по меньшей мере простоит, приезжайте. По-моему, тут медицинская помощь нужна. Хорошо, дождусь.
Андрей ждал.
– Ты иди наверх, – сказал ему Саша. – Я хочу убедиться, что с бабкой все в порядке. Сейчас из соцслужбы приедут, сдам с рук на руки. Она ведь хорошая бабка, не вредная, когда мы у бабы Ани сарайную дверь с петель сняли, она за нас заступалась.
– Дверь-то вам зачем?
– Лужа вдруг выросла с хороший пруд, думали плот наладить. Я тогда еще меньше твоего Егорки был. Ты иди, иди, Маркарян – дядька серьезный, увидит, что тебя нет, и без тебя уедет.
– Думаешь, он уже наверху?
– Сейчас проверим.
Оказалось, директор строительной компании задерживается – попал в пробку.
– Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! – возмутился Саша. – Средневековье прямо! Пробки! Можно подумать, мы в Москве!
– А что, правду говорят, будто Исторический музей сюда из Москвы переводят? – спросил Андрей. – Вместе со зданием?
– Пару месяцев назад были такие разговоры. Экспозиции-то перевезти несложно и фонды тоже, а вот сам домище разбирать и собирать – это тяжко. Кто-то подал проект, так в проекте был новодел, это проще. А наверху решили не спешить, все изучить и просчитать – может, все-таки само здание перетащат.
Баба Люба стояла со своим плакатом, окруженная репортерами, хмурилась, молчала, только пару раз замахнулась на чересчур низко опустившуюся камеру.
– Передаю текст, – негромко говорил Анвар в торчащий из наушника микрофон. – Женщина собирается дождаться руководства департамента. Руководство задерживается. Валико, найди там картинку с Ленинградом, ну с тем, старым. Адаптируй через вол-формат. Что-нибудь совсем древнее, брат, с каретами или с этим, как его, трамваем на лошадях, да?
Андрей был даже рад передышке. Он не выспался, ехать с Маркаряном по городским окраинам совершенно не хотел, а сейчас на законных основаниях мог присесть на лавочку в сквере возле «кукурузины» под молодой липой, и просто посидеть, глядя на облака. Утро было солнечное, лавочка – со спинкой, чего же еще? Да, сигара…
Пластиковая черная трубочка и набор капсул всегда были при нем. Андрей выбрал безобидный крымский мускат, зарядил, включил приборчик, взял в рот мундштук. Нежнейший алкогольный пар потек в легкие, слизистая мгновенно отреагировала, приятное опьянение наступило – жаль, что всего на семь-восемь минут, хотя, если не слишком глубоко затягиваться, можно и на десять.
Он нежился на лавочке, как кот под солнышком, пока мускатная эйфория не иссякла. Андрей подумал, что надо бы подарить Кате новый мундштук, изящный, с позолотой, и к нему большую коробку капсул со всякими дамскими слабенькими винами, сколько бы эта радость ни стоила, – все-таки ночью он говорил с женой довольно грубо. Потом он пошел искать Марчука.
Небольшая толпа вокруг бабы Любы обновлялась – чиновники, идущие в свою «кукурузину», останавливались минуты на две-три, не больше. Это были молодые любознательные чиновники, такие же, как Андрей, из глубинки, не имевшие обеспеченного тыла, зато имевшие страстное желание двигаться вверх, и у многих на лацканах и воротничках были крошечные символы «Сильной России». Марчук же подошел совсем близко к старухе. Как оказалось, правильно сделал. Баба Люба стояла тут не меньше часа, лет ей было уже порядочно, неудивительно, что здоровье не выдержало. Старуха схватилась за сердце, и Саша вовремя подхватил ее, повел к каменному барьеру у входа в «кукурузину». Он попробовал забрать плакат – она не отдала.
– Баба Люба, вы меня не помните? Я теть-Анин сосед, из шестой квартиры. Я Саша. Вспомнили? Мы оттуда осенью съехали. Саша Марчук, моя мама Лада, Лада Николаевна, папа Борис Антонович, вспомнили?
– Ладушка?
– Ну да, Ладушка! Вспомнили! Баб-Люба, а где теть-Аня? Куда она ушла? Ее все ищут, волнуются, Игорь очень беспокоится…
– Куда ушла? В Ленинград она ушла. Ох… Говорила я ей… Ох… сердце…
Машина социальной помощи прибыла очень вовремя, на ней бабу Любу и повезли в больницу.
Анвар до последней минуты управлял камерой, она даже сопровождала автомобиль до набережной, потом вернулась. Толпа разошлась, Марчук подошел к репортеру.
– Анвар, брат, дай посмотреть запись.
– Сейчас, вот…
Андрей вытянул шею, чтобы увидеть экранчик на пульте.
– Так и сказала: «в Ленинград она ушла», – озадаченно повторил Марчук. – Спасибо… Этого следовало ожидать. Я в ее возрасте точно умом тронусь. Андрей! Смотри, маркаряновский марсоход! Беги скорее!
А в это время Наташа разбиралась с Марусей Марчук.
– Да нет же, наши его не обижают, всегда его во все игры берут, – говорила Маруся. – Никому и в голову не приходит смеяться, что маленький! Я своих знаю, они шкодники, но не вредные. А в садик отдавать, конечно же, надо. Вот подумай сама, еще немного, и вы в новую квартиру въедете. Твой весь в делах, значит, кто новосельем занимайся? Жена! Всякий гвоздь и всякую кнопку привези и посмотри, как установят. А думаешь, легко, если при тебе ребенок? Ты же и на мебельную ярмарку, и в «Хозяин», и что, всюду его за собой потащишь? Как ты это себе представляешь? Я тебе даже больше скажу, когда будет сам переезд, лучше нам Егорку на пару дней отдай.
– А могло быть так, что его липуновские мальчишки обидели?
– Надька Липунова – та еще хрюшка, и поросята у нее – не сахар. Но вряд ли, очень вряд ли… Надька ведь понимает, что с нами лучше не связываться. Она кто? Заводская. Она тут просто застряла, не стали гнать из-за детей. Знаешь что? Я с ней поговорю. А ты Егорку не накручивай! Будешь ему бубнить, что маленький, что маленьких все обязательно обижают, он и подумает, что так надо!
– Ох, Марусенька, что бы я без тебя делала! Как было бы хорошо, чтобы нам дали квартиры по соседству!
– А так оно, наверно, и получится. Мы ведь примерно в одно время съезжаем. Только вы, я так понимаю, позже. Ведь Маркарян вряд ли согласится на контору далеко от департамента.
Катюша уже вовсю мечтала о новой квартире. По правилам Андрей мог все оформить, проработав хотя бы месяц на новом месте. Да он уже и рвался на работу, он не хотел слоняться без дела. Не желая, чтобы он беспокоился о семейных неурядицах и переживал за сына, Катюша нашла через Рунет адреса ближайших садиков и связалась с заведующими. Ей очень понравился «Колобок» – там был свой транспорт, малышей утром собирали, вечером развозили по домам. Заведующая в свою очередь связалась с департаментом строительства и узнала о льготах профсоюзного работника Ерофеева. Еще с ней поговорили, Катя рассказала о проблеме, заведующая обещала включить Егорку в программу «Забота», а там уж найдут подходящего профессора. Дело сладилось.
– Сынуля, ты со следующей недели опять в садик пойдешь, – сказала Катюша Егорке.
– В са-а-адик? – недовольно протянул сын. – Я не хочу в садик.
– Егор, ну что за «не хочу»? В Курске ты прекрасно ходил, тебе все нравилось, и тут понравится.