В департаменте Марчука не было – уехал на объекты. Андрей вызвал его по голосовой связи. Марчук сказал, что местонахождение Кати ему неизвестно, Егорки – тем более, посоветовал найти Марусю, она уже знает всех окрестных мамочек и бабушек, может организовать поиски лучше любой полицейской дамы. Тут Андрей ощутил легкую панику – ему уже следовало сидеть в профсоюзном комитете на совещании, а предстояло мотаться неведомо где! Он, выскочив в лоджию, шепотом спросил Марчука, нет ли у того знакомых врачей, способных дать на день справку, всего на день по случаю расстройства желудка или мигрени, или чего угодно! Марчук, усмехнувшись, пообещал справку, и Андрей кинулся искать сына.
К вечеру стало ясно, что и следов не осталось. Хуже того, пропала Катя. Ночевать она не пришла. Андрей проконтролировал ее личный счет. Оказалось, что жена, обычно спрашивающая совета по каждой мелочи, умудрилась не только сама перевести все деньги на анонимную карту, которую тоже непонятно где взяла, но и влезла в резерв, причем основательно, под гарантию мужнина счета.
Ночевать она не пришла.
Член «Сильной России», освобожденный профсоюзный работник департамента строительства и экологии Андрей Ерофеев оказался без семьи.
Первая мысль, когда он осознал это, была не «почему?». Первая мысль была «за что?».
За что наказали его те вышние силы, которые он видел в церкви на образах в человеческом облике? Разве он обижал жену и сына? Разве все свои труды не посвящал семье? Разве не хотел еще детей? Честно хотел, и не только потому, что стабильность семьи была одним из партийных приоритетов.
Андрею в мечтах виделась Катя – красивая, довольная и хлопотливая мама троих, а не то и четверых, счастливая их счастьем и счастьем супруга. Все к тому шло, а вот оказалась же в Катюше какая-то червоточинка…
Он пошел к Марусе Марчук, но женщине было не до него. Он пошел к Зульфие Мирзоевой, но она тоже ничего не понимала. И только Наташа Кузьмина, та еще язва, сказала прямо:
– Катюха тебя боялась. Не понимаю, чем ты мог ее так запугать…
Да еще презрительно скривилась.
– Думаешь, что-то случилось, а она боялась мне сказать? – не хлопнув дверью, а смирившись перед унижением, спросил Андрей.
– Наверняка.
– Но что?!
В департаменте все же узнали про эту беду, пришлось писать заявление в спасательные службы, снабжать их портретами пропавших. Хорошо, на выручку пришла Василиса – именно она первая сказала слово «беда». Но сочувствие не должно длиться вечно.
Та же Василиса несколько дней спустя позвала Андрея к своей видеонише.
– Только тихо… видишь?..
– Вижу…
В глубине ниши толпились крошечные фигурки. У какой-то деревянной развалюхи стоял очередной пикет. В пикете были четверо, среди них – Катя с плакатом «Здесь убивают Ленинград!».
– Мне нужен транспорт, – сказал Андрей.
– Отвезти тебя?
– Да, пожалуйста!
Но к их приезду толпа рассосалась, и куда пропала Катя, никто объяснить не мог.
А она уже шла проходными дворами, чуть нагнувшись вперед под тяжестью рюкзака. Ее вели двое парнишек лет пятнадцати.
– Вот, – ей показали двухэтажный дом. – Отсюда всех уже выселили. На этом месте будет сквер с детской площадкой.
– Думаете, это довоенная постройка? – спросила Катя.
– А что думать, вон у Лешки там тетка жила, она знает!
– И что, срывать будут завтра или послезавтра?
– Совсем скоро будут срывать. Сегодня с утра уже приблудных гоняли. Тут семья какая-то поселилась – их на фургоне вывезли.
– А что было, когда люди отсюда переселялись? Хозяева квартир то есть…
Парнишки переглянулись.
– Да ничего такого не было…
Катя поняла, что врут.
Но допытываться она не стала.
– Я тут переночую, – сказала она. – Вы, ребята, утром загляните. Если я уйду, то оставлю записку.
Она скинула рюкзак и попросила подсобить.
Парнишки помогли ей забраться в выбитое окно, подали туда рюкзак с притороченным спальным мешком.
До чего же сиротливы комнаты, потерявшие своих людей, подумала она. И какую острую жалость можно, оказывается, испытывать к обреченным стенам и окнам, кто бы мог вообразить…
Она прошла по этим комнатам, оклеенным старыми обоями, с несуразной мебелью по углам: где-то одинокий стул, где-то скелет кровати, под низким потолком люстра о трех рожках, но с одним пыльным плафоном. Дом, похоже, немало повидал и готовился отойти в мир иной с чувством выполненного долга. Тут жили, любили, растили детей, в трудное время выживали, в спокойное радовались. Похоже, именно этот дом был нужен Кате – она ощутила присутствие большой, шумной, немного бестолковой, но дружной семьи. Такой, какой у нее никогда не было.
Катя разложила на кровати спальник, достала из рюкзака запрессовки с продуктами и нож. Потом уселась на кровать ждать.
Раньше ей было бы скучно сидеть вот так, ничего не делая, не имея перед глазами даже экрана, не то что видеониши, не слыша музыки и голосов. Она привыкла к фону и к постоянному притоку информации, работать с которой было даже не обязательно. Но сейчас ей требовалось другое – тишина.
Она училась думать и звать. Мысленно звать.
Ведь не просто так появился в блоке на первом этаже Шура. Егорка предпочел одиночество игре со старшими мальчишками, но одиночество – не для малышей, и он, наверно, звал…
И по ту сторону мембраны маленький мальчик звал…
Вот оно у них и получилось…
Кто ж знал, на что способны в последние предсмертные часы эти старые дома?!.
Так поняла все события последнего времени Катя. Может, так оно и было на самом деле. А может, иначе, и прав был отец Леонид: достаточно отпеть наконец тех, кого больше нет в живых, и они успокоятся, перестанут тревожить живых. И память, освободившись от воспоминаний, даже не собственных, а чьих-то чужих, ощутит облегчение.
А если Шурка выжил? Только потому выжил, что его удержал на самом краю Егорка? Вопреки всем законам бытия?
Но как это объяснить тем, кто строит блистательный Петербург? Тем, кто все лепит заново?
В самом деле, трудно, что ли, собрать для возрожденного города из старых кусочков новую память? Что-то выкинуть за ненадобностью, что-то подточить и подшлифовать, чтобы кусочки совпали? Кусочков-то у Питера много. Из одних и тех же можно собрать несколько совершенно разных картинок. Какой была настоящая, уже никто и никогда не узнает.
Катя замечталась – плохо зная Санкт-Петербург, она собирала свою картинку, как неизвестный дизайнер обертку для шоколада «Столичный». Город, состоящий из знаковых штучек, образовался у нее – город для туристов. Он и не мог быть другим, но должен был стать, должен был стать, должен! Потому что убежать из него уже нельзя, где-то тут Егорка… Значит, надо сделать так, чтобы конфетная бумажка поблекла, чтобы сквозь нее проступили проходные дворы и арки одна в другой, и облупленные стены доходных домов, темная вода каналов и цветы за пыльными стеклами окон, вечная дыра в ограде Смоленского кладбища, пустота ночных набережных, взглядом сверху плывущие по Литейному зонты, зонты, зонты…
Можно ли все это полюбить?
Есть же люди, которые любят…
Полудрема, полуявь… пелена перед глазами… мыльный блеск по пелене… что-то движется в пятне…
Там светло, а здесь темно… растекается пятно… ровно надвое оно делит малый куб пространства…
Уплотнилась пелена… от чьего, скажи, дыханья, прогибается она?
Там лицо, пока невнятно… и за прочной пеленой – мир февральский, ледяной…
– Девочка! – вскрикнула Катя. – Девочка, не бойся, иди сюда. Я помогу тебе! Тут где-то должны быть дырки, их можно нащупать!.. Сюда иди, сюда!
– Кто ты? – спросила девочка. Ей было лет тринадцать, но Катя уже знала, дети той поры были ниже ростом и уже в плечах. Значит, пятнадцать? Она была в потертой шубе с чужого плеча, замотана в большой платок, личико узкое и бледное.
– Я помогу тебе, – повторила Катя. – Я все тебе объясню! И ты мне поможешь. Это очень важно! Иди сюда, положи руку на мембрану, трогай ее, трогай, ты почувствуешь…
С той стороны легли на пленку две узкие ладошки.
И с другой стороны легли на пленку две узкие ладошки.
Они соединились – и из мира в мир потекло живое тепло. Туда и обратно, туда и обратно.
– Я не знаю, кто ты, я не помню, кто ты, я не могу это помнить, – говорила Катя. – Ты расскажи мне о себе, ты говори, говори… А я о себе расскажу, и мы поможем друг другу, мы спасем друг друга, слышишь? У нас еще есть немного времени, но мы успеем! Ты трогай мембрану, трогай, а я буду говорить. Сынок у меня, сыночка, Егор, ему шесть лет, он на меня похож, такие же брови и глаза, букву «эль» неправильно выговаривает… Сейчас, сейчас я тебе все расскажу… Господи, какая же я дура, ты же есть хочешь, сейчас, сейчас…
Катя кинулась к рюкзаку.
– Я знала, что ты придешь, – сказала девочка, – я знала, что кто-то обязательно поможет. Даже когда хлебные карточки потеряла. Значит, это будешь ты. Я тебя дождалась. Мы, ленинградцы, не сдаемся, понимаешь?
– И мы, питерцы, не сдаемся, – ответила Катя.
Варианты
Евгений ЛукинИстория одной подделки, или Подделка одной истории
Пирамиды в Египте танцуют фламенко
под прелестную музыку Шарля Гуно.
Их сегодня под вечер воздвигло Фоменко,
да и сфинкса построило тоже оно.
Вступление
Тот факт, что история всегда пишется задним числом, в доказательствах не нуждается. Прошлое творится настоящим. Чем дальше от нас война, тем больше ее участников и, следовательно, свидетельств о ней.
Приведем один из великого множества примеров. Выдающийся русский историк С. М. Соловьев утверждал в конце прошлого века, что эстонцам совершенно неизвестно искусство песни. Утверждение, мягко говоря, ошарашивающее. Эстонские хоры славятся ныне повсюду. Остается предположить, что древняя музыкальная культура Эстонии была создана совсем недавно и за короткое время.
Впрочем, пример явно неудачный, поскольку само существование выдающегося историка С. М. Соловьева вызывает сильные сомнения, и очередное переиздание его сочинений – первый к тому повод.
Немаловажно и другое. Как заметил однажды самородок из Калуги К. Э. Циолковский (личность, скорее всего, также сфабрикованная), науку продвигают вперед не маститые ученые, а полуграмотные самоучки. С этим трудно не согласиться. Действительно, давно известно, что забвение какой-либо научной дисциплины неминуемо ведет к выдающимся открытиям в этой области. Скажем, П. П. Глобе для того, чтобы обнаружить незримую планету Приап, достаточно было пренебречь астрономией.
Итак, имея все необходимые для этого данные, попробуем и мы предположить или хотя бы заподозрить, в какой именно период времени была создана задним числом наша великая история.
1. Как это делается
Вымысел, именуемый историей, принято считать истиной лишь в тех случаях, когда он находит отзвук в сердце народном. И какая нам, в сущности, разница, что в момент утопления княжны в Волге Стенька Разин, согласно свидетельствам современников, зимовал на реке Яик (Урал)! Какая нам разница, что Вещий Олег вряд ли додумался наступить на череп коня босиком!
Всякое историческое событие состоит из лишенного смысла ядра и нескольких смысловых оболочек. Собственно, ядро (то есть само событие) и не должно иметь смысла, иначе отклика в сердцах просто не возникнет. Смысловые же оболочки призваны привнести в очевидную несуразицу легкий оттенок причинности и предназначены в основном для маловеров.
Возьмем в качестве примера подвиг Ивана Сусанина. Несомненно, что безымянные авторы, стараясь придать событию напряженность и драматизм, сознательно действовали в ущерб достоверности. Они прекрасно понимали, что критически настроенный обыватель в любом случае задаст вопрос: а как вообще стало известно об этом подвиге, если из леса никто не вышел? Поэтому вокруг ядра была сформирована оболочка в виде жаркой полемики между двумя вымышленными лицами (выдающимися русскими историками С. М. Соловьевым и Н. И. Костомаровым), призванная надежно заморочить головы усомнившимся.
Н. И. Костомаров, решительно отрицая саму возможность подвига, указывал, что зять Сусанина Богдан Собинин попросил вознаграждения за смерть тестя лишь через семь лет после оной и даже не мог точно указать, где именно совершилось злодеяние. Понятно, что ознакомившись с такими аргументами, критикан-обыватель начинал чувствовать себя полным дураком, терял уверенность и становился легкой добычей С. М. Соловьева, который блистательно опровергал по всем позициям Н. И. Костомарова, хотя и признавал, что никаких поляков в тот период в Костромском уезде не было и быть не могло.
Любая попытка придать видимость смысла самому событию обречена на провал в принципе. Так, по первоначальному замыслу авторов данного подвига, предполагалось, что Сусанин поведет поляков на Москву, но в процессе работы обнаружилась неувязка, ибо поляки, согласно сюжету, дорогу на Москву уже и сами знали. Пришлось срочно менять маршрут и вести врагов в менее известную им Кострому, предварительно поместив туда в качестве приманки Михаила Федоровича Романова. В итоге все эти ненужные сложности отклика в народном сердце так и не нашли. Большинство нашего поэтически настроенного населения по-прежнему предпочитает, вопреки учебникам, именно Московский вариант – как наиболее эффектный.
По данному принципу построены все события русской истории без исключения, и это наводит на мысль, что изготовлены они одним и тем же коллективом авторов.
2. Предшественники
Мысль о том, что отраженное в документах прошлое не имеет отношения к происходившему в действительности, не нова. Многие исследователи в разное время делились с публикой сомнениями относительно реальности того или иного исторического лица. Чаще всего споры возникали вокруг представителей изящной словесности, и чем гениальнее был объект исследования, тем больше по его поводу возникало сомнений. Гомер, Шекспир, Вийон – список можно продолжить.
В отдельных случаях сомнения перерастали в уверенность. Например, очевидна подделка некоторых трудов И. С. Баркова (и в какой-то степени самой личности автора: неизвестные мистификаторы не смогли даже договориться, Семенович он или же Степанович). Скандальная поэма «Лука Мудищев» выполнена талантливо, но ужасающе небрежно: выдержана в стиле начала девятнадцатого столетия, в то время как Барков по легенде жил в середине восемнадцатого. Поневоле пришлось объявить создателя поэмы лже-Барковым, что, конечно же, вполне справедливо.
Вообще все литературные мистификации делятся на частично раскрытые («Слово о полку Игореве», Оссиан, «Гузла», «Повести Белкина», Черубина де Габриак) и нераскрытые вовсе (примеров – бесчисленное множество). Что значит «частично раскрытые»? Только то, что исследователи, усомнившиеся в подлинности данных произведений и авторов, являются частью смысловой оболочки, т. е. тоже суть чей-то вымысел. Поэтому вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?» – отнюдь не кажется нам головоломным. Истина, в данном случае, – то, что не удалось скрыть.
Поначалу сомнения касались лишь отдельных исторических лиц. Первым ученым, заподозрившим, что сфальсифицирована вся история в целом, был революционер Н. А. Морозов, член исполкома «Народной воли», участник покушений на Александра II, просидевший свыше двадцати лет в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, впоследствии – почетный член АН СССР. Биография выдержана, как видим, в героических, чтобы не сказать приключенческих тонах, что также наводит на определенные подозрения.
Но Н. А. Морозов (независимо от того, существовал ли он на самом деле) усомнился далеко не во всей, а лишь в древней истории, объявив, например, Элладу позднейшей подделкой рыцарей-крестоносцев, которые якобы добыли мрамор, возвели Акрополь и т. д.
Нынешние последователи великого шлиссельбуржца недалеко ушли от своего легендарного учителя. Все они по-прежнему в один голос утверждают, что историю можно считать достоверной лишь с момента возникновения книгопечатания. Раньше, мол, каждый писал, что хотел, а печатный станок с этим произволом покончил. То есть, по их мнению, растиражированное вранье перестает быть таковым и автоматически становится истиной. Утверждение, прямо скажем, сомнительное. Именно с помощью печатного станка можно подделать все на свете, в том числе и дату его изобретения. Беспощадно расправляясь с историей Древнего мира, морозовцы по непонятным причинам современную историю щадят. То ли им не хватает логики, то ли отваги.
3. Методы
Сразу оговоримся: мы не собираемся опровергать Н. А. Морозова, напротив, мы намерены творчески развить учение мифического узника двух крепостей.
Излюбленный прием ученых морозовского толка – сличение генеалогий и биографий. Если два жизнеописания совпадают по нескольким пунктам, то, стало быть, это одна и та же биография, только сдвинутая по временной шкале на несколько десятилетий, а то и веков.
Попробуем же применить этот метод, распространив его на историю новую и новейшую.
Среди любителей мистики и всяческой эзотерики пользуется популярностью следующая хронологическая таблица, полная умышленных неточностей и наверняка знакомая читателю:
«Наполеон родился в 1760 г.
Гитлер родился в 1889 г.
Разница – 129 лет.
Наполеон пришел к власти в 1804 г.
Гитлер пришел к власти в 1933 г.
Разница – 129 лет.
Наполеон напал на Россию в 1812 г.
Гитлер напал на Россию в 1941 г.
Разница – 129 лет.
Наполеон проиграл войну в 1816 г.
Гитлер проиграл войну в 1945 г.
Разница – 129 лет.
Оба пришли к власти в 44 года. Оба напали на Россию в 52 года. Оба проиграли войну в 56 лет».
Даже если забыть о том, что год рождения Наполеона указан неверно (о более мелких подтасовках умолчим), таблица все равно производит сильное впечатление. Мало того, она неопровержимо свидетельствует, что биография Наполеона – это биография Гитлера, сдвинутая в прошлое на 129 лет. Иными словами, образ Наполеона Бонапарта – это облагороженный и романтизированный образ Адольфа Гитлера.
Далее. Если мы сравним действия обоих завоевателей на территории России, мы неизбежно придем к выводу, что кампания 1812 года не что иное, как усеченный вариант Великой Отечественной войны.
И это еще не все. Исследуя Петровскую эпоху, историки отмечают, что поход Карла XII на Россию предвосхищает в подробностях вторжение Бонапарта. Да и не мудрено, особенно если учесть, что Карл XII был столь же бесцеремонно списан с Наполеона, как Наполеон – с Гитлера!
Итак, мы почти уже нащупали первую интересующую нас дату. События войны 1812 года не могли быть зафиксированы раньше начала Великой Отечественной, поскольку их просто не с чего было списывать.
4. За что воюем
Грандиозные завоевания, якобы происходившие в давнем прошлом, порождены разнузданным поэтическим воображением, и поэтому рассматривать их мы не будем. Обратимся к недавним и современным войнам, отметив одну характерную особенность: и страна-победительница, и страна, потерпевшая поражение, в итоге сохраняют довоенные очертания. Правда, иногда для вящего правдоподобия победитель делает вид, будто аннексирует часть земли, якобы захваченную противником во время прошлой войны (наверняка вымышленной). На самом деле аннексируемые земли и раньше принадлежали победителю.
Как это все объяснить? Да очень просто. Суть в том, что войны ведутся вовсе не за передел территории, как принято думать, а за передел истории. Франции, например, пришлось выдержать тяжелейшую войну и оккупацию, прежде чем Германия согласилась признать Наполеона историческим лицом. И то лишь в обмен на Бисмарка.
В Европе принято, что любая уважающая себя страна должна иметь славное прошлое. Но начиная его создавать, запоздало спохватившееся государство сталкивается с противодействием соседей, в историю которых оно неминуемо при этом вторгается. Вполне вероятно, Великой Отечественной войны удалось бы избежать, не объяви мы во всеуслышание, будто русские войска во время царствования Елизаветы Петровны не только захватили Пруссию, но еще и взяли Берлин. Само собой разумеется, что такого оскорбления гитлеровская Германия просто не могла снести.
Сами масштабы Великой Отечественной войны подсказывают, что велась она не за отдельные исторические события, но за всю нашу историю в целом. То есть мы уже вплотную подошли к ответу на поставленный нами вопрос. История государства Российского, начиная с Рюрика, была создана (в общих чертах) непосредственно перед Великой Отечественной и явилась ее причиной. Доработка и уточнение исторических событий продолжались во время войны, а также в первые послевоенные годы.
5. Авторы и исполнители
Не беремся точно указать дату возникновения грандиозного замысла, но дата приступа к делу очевидна. Это 1937 год. Начало сталинских репрессий. Проводились они, как известно, под предлогом усиления классовой борьбы, истинной же подоплекой принято считать сложности экономического характера. С помощью калькулятора нетрудно, однако, убедиться, что количество репрессированных значительно превышало нужды народного хозяйства.
Где же использовался этот огромный избыток рабочих рук и умных голов? Большей частью на строительстве исторических памятников. Именно тогда, перед войной, были возведены непревзойденные шедевры древнерусского зодчества, призванные доказать превосходство наших предков перед народами Европы, созданы многочисленные свитки летописей, разработана генеалогия Великих Князей Московских и трехсотлетняя история дома Романовых.
Конечно, не обходилось и без накладок. Далеко не все репрессированные работали добросовестно. Кое-какие из храмов даже пришлось взорвать – якобы по идеологическим причинам. В исторические документы вкрадывались досадные неточности, часто допущенные умышленно. Иногда составители документов опасно развлекались, изобретая забавные имена правителям и героям. Академик Фоменко совершенно справедливо заметил, что Батый – это искаженное «батя», то есть «отец». Странно, но вторая столь же непритязательная шутка безымянного ЗК-летописца ускользнула от внимания академика. Батый и Мамай – это ведь явная супружеская пара! (Впрочем, как мне сообщили недавно, в дальнейшем Фоменко супругами их все-таки признал.)
Но несмотря на все эти промахи, несмотря на неряшливый стиль произведений Достоевского и графа Толстого, созданных второпях коллективом авторов, на явную несостыкованность некоторых исторических событий, работа была проделана громадная. Ценой неимоверных лишений и бесчисленных жертв наш народ не только сотворил историю, но и отстоял ее затем в жестокой войне, хотя многие солдаты даже не подозревали, что они защищают скорее свое прошлое, нежели настоящее и будущее.
Теперь становится понятно, почему Сталина, за личностью которого тоже, кстати, стояла целая группа авторов, называли гением всех времен и народов. Известно, что после войны планировалась очередная волна репрессий, и если бы не распад головной творческой группы (1953 г.), наша история наверняка стала бы еще более древней и величественной.
Заключение
Данная работа не претендует на полноту изложения, она лишь скромно указывает возможное направление исследований.
Предвидим два недоуменных вопроса и отвечаем на них заранее.
Первый: каким образом некоторым откровенно незначительным в политическом отношении странам (Македонии или, скажем, Греции) удалось отхватить столь роскошный послужной список? Ответ очевиден: конечно, на историю Древнего мира точили зубы многие ведущие государства Европы. Но будучи не в силах присвоить ее военным путем, они пришли к обычному в таких случаях компромиссу «не мне – значит, никому». Было решено отдать древнее прошлое, образно выражаясь, в пользу нищих (греков, евреев, египтян и пр.). Греки приняли подарок с полным равнодушием, а вот евреи имели глупость отнестись к нему всерьез и возомнили себя богоизбранным народом, за что пользуются заслуженной неприязнью во всех странах, дорого заплативших за славу своих предков.
И второй вопрос: если главная движущая сила политики – стремление к переделу прошлого, то чем был вызван распад Советского Союза? Исключительно желанием малых народностей переписать историю по-своему, чем они, собственно, теперь и занимаются. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно пролистать школьный учебник, изданный недавно, ну хотя бы в Кишиневе.
Многие, возможно, ужаснутся, осознав, что наше прошлое целиком и полностью фальсифицировано. Честно сказать, повода для ужаса мы здесь не видим. Уж если ужасаться чему-нибудь, то скорее тому, что фальсифицировано наше настоящее.