Пустые магазины? В Чайна-тауне? Знакомство Кина с Областью залива началось через несколько лет после девяносто первого, но что-то здесь не сходилось. Он закрыл глаза, переключаясь в служебный режим.
Тысяча девятьсот девяносто первый год. Закрытые магазины. Китайский квартал. Перед внутренним оком предстали факты и цифры из книг, газетных вырезок, громоздких и неудобных html-страниц. Под действием метаболизатора возвращались, заполняя пробелы в памяти, знания, полученные в общественных библиотеках.
Тысяча девятьсот девяносто первый год. Что-то с ним не так. И со зданиями в Чайна-тауне – тоже.
Что-то… под землей.
– Она там, – наконец сказал Кин.
К нему повернулся Маркус, а за ним все, кто находился в зале командного центра.
– Она там. Тысяча девятьсот девяносто первый. В стране экономический спад. Многие из семейных магазинчиков, наверное, закрылись. Рестораны и бары тоже. Как правило, в калифорнийских домах нет подвалов, но эти здания возведены десятилетиями раньше. В некоторых располагались подпольные питейные заведения. Под магазинами Чайна-тауна предостаточно тоннелей и подземных помещений. Координаты верны.
Кин обвел присутствующих взглядом:
– Ищите под мостовой.
– Поднимаю кадастровые записи, – сказала женщина, сидевшая одним уровнем выше, и перед ней замелькали голограммы чертежей. – Вот. Там подземный ход, связывающий несколько соседних зданий. Отправляю…
Кин с Маркусом смотрели, как взад-вперед летают голографические сообщения: координаторы из две тысячи сто сорок второго года в бешеном темпе отправляли то инструкцию, то руководство, а Сидни держала всех в курсе посредством аналога электронной почты. В зале стало тихо, если не считать гула в вентиляционной шахте.
– Обнаружен возвратный сигнал! – завопил кто-то наверху, и в воздухе появилось новое сообщение.
От кого: Сидни, Каталин (эвакуатор): Агент Мелета со мной. У нее обезвоживание, она ранена, но жива. Объект рядом с ней, в этом же тоннеле, мертв. Отменяю покупку ценных бумаг. Отправьте группу задержания в Монтпилиер, Вермонт, к Нилу Марину, с обвинением в использовании темпорального наемника для финансовых махинаций с целью личной выгоды.
– Архивная дельта нивелирована, – сказал кто-то. – Временная шкала очищена. Забираем хороших ребят домой, а плохих – за решетку.
Разговоры возобновились. Кто-то стал выкрикивать приказы об отправке группы задержания в Вермонт, и Кин задумался, не стоило ли выбрать такую работу вместо беготни по темпоральному полотну. Арест преступника в белом воротничке полезнее для карьеры, чем погоня за наемником сквозь время и пространство.
Вот только в этом случае не родилась бы Миранда.
– По сути дела, – сказал Маркус, – это современные грабители банков. Всем известно, что, если взять ношу не по себе, попадешься в два счета. Помнишь те эпические истории, что рассказывали на учебе? О спасении президента Босворта в две тысячи сороковом? А нам приходится иметь дело с банальным воровством. Впрочем, то твое задание с сенатором все же попало в сферу четвертого уровня.
Он с некоторой завистью бросил взгляд на список ключевых имен и событий с ярко-зеленым столбиком индикаторов статус-кво.
– Ни разу не замечал, чтобы он изменился.
«Но я все же смогу увидеть Миранду, – подумал Кин, почти не слыша слов Маркуса. – Нужен лишь темпоральный ускоритель, а дальше все сложится само собой».
– Грабители банков? Вполне себе развлечение, – сказал он вслух и, расправив плечи, вдохнул во всю грудь. – Знаешь, мне гораздо лучше. Метаболизатор подлатал колени. Уже не болят. Через неделю буду готов к новому…
– Остынь, чемпион.
По сравнению с тем, что было несколько минут назад, настроение Маркуса заметно улучшилось.
– Я в курсе, что ты рвешься в бой, – улыбнулся он. – Беда в том, что твой организм придерживается иного мнения. Ты долго жил без метаболизаторов. В отчете говорится, что еще один прыжок, максимум два, и путешествия во времени начнут разрушать клеточную структуру твоего организма. Потребуются дополнительные дозы стабилизаторов и постоянное наблюдение врача.
Маркус развернул летающее кресло в сторону коридора.
– Поверь, бюро не выделит на тебя таких средств. Наверное, подыщут должность в исследовательском отделе. Но, по крайней мере, тебя никто не подстрелит. Узнаешь? – показал он на одну из голограмм за спиной. – Ты все еще герой.
– Никогда не видел, как все это работает.
– Оперативникам такого знать не положено. Мало ли, поймают и станут допрашивать.
Вдруг Маркус просиял, будто ему не терпелось поделиться служебными секретами:
– Говоришь, нельзя оставлять следы в точке прибытия? Ты хоть знаешь, насколько незаметны электронные сигналы? С помощью ускорителя можно запросто сгонять туда-сюда, не нарушив хода времени. Мы умеем даже скачивать видеоролики из прошлого, хотя туда отправляем только потоки текстовых данных. Все в этой комнате имеют соответствующие права доступа. А теперь и ты тоже. Так что поздравляю. Отныне никто не попытается тебя убить, да и приступов больше не будет. Как видишь, все в выигрыше.
– Но нельзя же…
В голове у Кина завертелись миллионы разных мыслей, списки, планы и перечни вариантов, ни один из которых не предлагал прямого решения проблемы. Наверное, он должен был ощутить гнев, разочарование или чувство вины, но эмоций было столько, что разложить их по полочкам оказалось невозможно.
– …то есть я больше не буду работать в полевых условиях?
– Врач запретил, – сказал Маркус. – По крайней мере, это все, что я понял. Когда речь зашла о нейропластичности мозга, я утратил нить разговора.
– И больше никаких путешествий во времени?
Кин закрыл глаза. Дверь в прошлую жизнь захлопнулась раз и навсегда.
– Отныне ты, друг мой, работаешь в кабинете, – произнес Маркус. – И знаешь, в чем самая большая проблема?
Отвечать на этот вопрос не требовалось. Самая большая проблема заключалась в том, что Кина и его семью разделяло целое столетие.
Выдержав театральную паузу, Маркус расплылся в улыбке:
– В том, что сидячая работа не поддержит тебя в спортивной форме. Готовься к еженедельному футболу. И не вздумай лодырничать!
По пути в палату Кин молчал, но Маркус не обратил на это внимания. Он оживленно разглагольствовал на футбольные темы: то ли пытался отвлечь друга от тяжких мыслей, то ли действительно считал, что Кин с легкостью забудет о Миранде и Хезер.
«Если так, пусть укоренится во мнении, – подумал Кин. – До поры до времени».
Глава 10
Прошло еще три дня. За это время Кин поговорил с психологами о чувстве утраты, с представителями исследовательского отдела – о новой кабинетной работе, где он будет заниматься тем же, чем в командном центре (то есть излагать точку зрения на проблему и пути ее решения), и еще со штатными врачами – насчет здоровья с учетом длительного перерыва в использовании метаболизаторов.
За пятьдесят с лишним лет существования Бюро темпоральной деформации и до истории с Кином самый длительный срок потери связи с агентом составлял тринадцать месяцев. Произошло это пару десятилетий назад, задолго до появления подкожных маячков. Теорий насчет ситуации с Кином появилось множество: от стечения событий, повлекших за собой активацию маячка в гараже, до постепенного увеличения числа микроследов. Так назывались темпоральные отпечатки, оставленные жизнью Кина на полотне времени, которые разительно отличались от ударной волны, сопровождающей темпоральный прыжок и радикальное изменение истории. Врачи прощупывали его, изумляясь, что за все эти годы его мозг не претерпел терминальных изменений. Предположения насчет стертых воспоминаний о Пенни и личной жизни («Понятно, что мозг защитил себя от тяжелейшей психоэмоциональной дилеммы») не принесли Кину ни спокойствия, ни утешения – равно как и теория, что головные боли и приступы головокружения возобновились в результате очистки памяти от последних воспоминаний о будущем. Эта очистка могла привести к фокусировке сознания на одной эпохе и/или к терминальному случаю аневризмы, не подоспей Маркус с уколом метаболизатора. Спрогнозировали даже степень регенерации организма. Предполагалось, что колени почти перестанут беспокоить и что через неделю или около того Кину больше не понадобятся очки. Но избавиться от седины он сможет только с помощью окраски, временной или перманентной, по технологии две тысячи сто сорок второго года.
Один за другим его сознание прощупали представители всех отделов. Техникам хотелось узнать, каким образом на смену «раскладушкам» пришли смартфоны. Исследователей интересовали тонкие настройки поиска в социальных сетях. Парни из отдела логистики отчаянно нуждались в отладке кода на популярных языках двадцать первого века. Три дня кряду Кин только и делал, что рассказывал о себе.
Но поговорить с Пенни ему не довелось. Даже по голографической связи. Кин много думал о ней – примерно так же, как взрослые рассматривают школьные фотографии, воскрешая в памяти далекое прошлое. Из глубин памяти всплывали образы: вот Пенни, а вот их совместная жизнь. Картинка получалась яркая, насыщенная, но полностью лишенная динамики. Кин даже понял, что в ночь после первой встречи с Маркусом ему снилась их с Пенни вечеринка в честь помолвки. Метаболизатор воскресил ее в потрясающем разрешении, но оживить во всем разнообразии эмоций не сумел. Вместо этого взгляды, которыми обменивались Кин и Пенни, остались лишь фрагментом сновидения, уступившим место назойливому вопросу: вспыхнут ли снова их чувства, а если нет, что придет им на смену?
– Не забывайте о легенде, – давали нехитрый ответ психологи, – и никуда не спешите.
– Притворись, – напрямую советовал Маркус.
Сидя в уличной одежде, Кин пялился на черный диск. Рядом с кроватью светилось уведомление о выписке.
– Если не хочешь, я сам притворюсь.
Чем теснее Кин вплетался в этот мир, тем сильнее давили на него воспоминания о Хезер и Миранде. Казалось, просто включив голографическое сообщение, он предаст их обеих.