– Напомни имя?
– Миранда, – ответила Пенни и, повернувшись к нему, приосанилась. – Ты все повторял: «Миранда, Миранда»… Кто она?
– Понятия не имею. Не знаю ни одной Миранды.
Таким же тоном, отработанным в академии бюро, Кин заговаривал зубы объектам заданий.
– Звучало так, будто она… очень важна для тебя.
Пенни вовсе не была ревнивой, но, если учесть, что так называемый «период восстановления» Кина оказался довольно долгим, она имела право на подобные опасения.
– Честное слово, не знаю. Скорее всего, ее вообще не существует. Галлюцинация или что-то в этом роде. Врачи предупреждали, что при выздоровлении такое бывает.
Он смотрел, как Пенни обдумывает услышанное и находит логику в его словах.
– Да, точно.
Ее подбородок едва заметно качнулся вниз.
– Маркус говорил, у тебя могут быть галлюцинации после этого вашего инцидента. Целый год или около того.
Она расслабилась – сначала лицо, затем плечи – и посмотрела ему в глаза. Теперь с пониманием, которого Кин раньше не замечал. Кольцо! Он собирался сделать предложение на берегу, после выхода из музея. Но сойдет и больничная койка.
– Ты умница, что терпишь мои выходки, – сказал он. – Эти нюансы выздоровления… Они снова нам помешали. Прости за испорченный вечер. Снова. Мы даже не добрались до самого главного.
– Вообще-то, нам дали немного жареной курятины. – Пенни указала на контейнер на тумбочке, и по тесной палате эхом разнесся ее смешок. – Еще теплая. Обычно такое не практикуется, но для нас сделали исключение.
Она покраснела и улыбнулась.
– Нет, я не об этом, – с глухим стоном повернулся к ней лицом Кин. – Сегодня я хотел подарить тебе нечто важное.
Пенни придвинулась, и ее дыхание коснулось его щеки.
– …С тех пор как произошел несчастный случай, я был несправедлив к тебе, – сказал Кин. – Ты дождалась моего возвращения, а я стал засиживаться на работе. Не раз подводил тебя. Понимаешь, для меня и в самом деле все изменилось. Вряд ли можно пережить то, что случилось, и остаться прежним. Но единственная константа, которую я пронес через испытание, – это ты. Пора вернуть жизнь в прежнее русло.
Всего несколько секунд назад на лице Пенни читались неуверенность, сомнение и страх, но теперь оно сияло лучистым теплом.
Кин придвинулся ближе и взял ее за руку, превозмогая тупую боль во всем теле.
У него есть Пенни, здесь и сейчас. А в другой эпохе у него есть Миранда. Еще у него есть работа, восстановленное здоровье и даже кошка. И все это мирно сосуществует. Чего еще желать?
Только одного.
– Я бы достал кое-что из внутреннего кармана и подарил тебе, вот только не могу встать с койки. Поэтому просто спрошу: Пенни Фернандес, выйдешь ли ты за меня? Согласна ли назначить новую дату свадьбы?
Пенни подошла к вешалке, пошарила в кармане его пиджака и выудила футляр с кольцом. На лице у нее отразилась парадоксальная смесь эмоций, радость в горящих глазах и смятение в недоверчиво опущенных уголках губ.
– Ты что, купил еще одно кольцо?
– Можешь выбрать любое. Или сразу оба.
Они взялись за руки, а затем Пенни сняла старое кольцо и надела новое.
– С оглядкой на прошлое так правильнее, – согласился Кин.
– Чистый лист.
Продолжая улыбаться, Пенни окончательно успокоилась. Расслабился взгляд, затем спина и все тело.
– А еще у нас есть контейнер с курятиной. Идеально! – рассмеялась она и поцеловала Кина в губы.
Разделив с ней дыхание – одно на двоих, – он мигом избавился от боли, терзавшей тело с головы до пят.
Пенни… Как же он мог забыть о Пенни?
Глава 16
Вряд ли кто-то из встреченных в коридоре обратил внимание на его пружинистую походку, но в душе у Кина цвели цветы и пели птицы. Свет стал ярче, звуки отчетливее, да и все вокруг – лучше, чем было.
Несмотря на последствия потери сознания в музее – периодические уколы в виске и провалы в памяти, – все понемногу вставало на свои места. Крепкие и устойчивые отношения с Мирандой. Новая дата свадьбы с Пенни. И если Кину не придется снова путешествовать во времени, что строго-настрого запретили кудесники от медицины, – жизнь без головной боли. Врачи бюро обещали, что через год-другой этот симптом останется в прошлом и рецидива стоит ожидать только после темпорального прыжка.
Строго говоря, новые путешествия во времени повлекут за собой не только головную боль. Еще два-три прыжка, и пострадает лобная кора, а без немедленного приема особых стабилизаторов, нейтрализующих отек мозга и разрушение клеток, следующую сотню лет Кин проведет, выражая мысли бессвязным лепетом безумца.
Но благодаря кабинетной работе жить стало легче и безопаснее по сравнению с тем, когда Кин гонялся за преступниками по всему темпоральному полотну. Особенно в понедельник, когда он переписывался с Мирандой. Не самый идеальный вариант, но вполне действенный. С учетом альтернативы – никаких отношений с Мирандой и никакого брака с Пенни – жаловаться было не на что.
Жизнь рванула с места в карьер, но болезненные ощущения после эпизода в музее напоминали, что сегодня надевать бутсы нежелательно.
Кин уселся за рабочий стол и прочел ответ Миранды. Особенно важный, ведь в прошлом письме Кин рассказал ей о Пенни.
От кого: Миранда Стюарт ([email protected])
Кому: Кин Стюарт ([email protected])
Тема: Важные решения
Ого, какие новости. Звучит великолепно. Пенни… Подходящее имя для шеф-повара. Наверное, мама – где бы она ни находилась – сейчас смеется от души. Странно, что бабуля вдруг перестала интересоваться Алистером. Теперь ее волнует только колледж. На днях я сказала, что подумываю о двойной специализации: информатика и сравнительное литературоведение. Бабуля спросила, почему так, и я ответила, что хочу разрабатывать видеоигры. Сам понимаешь, кодировать что-нибудь классное по крутому сценарию, а не писать программы для бухучета. Но бабуля по-прежнему думает, что видеоигры – это забава для малышей. Завела шарманку о чьем-то внуке, который работает в «Эппл» и заколачивает стопятьсот тысяч в год. Может, она и права. Двойная специализация требует серьезной дисциплины. Даже при условии, что больше не придется думать о футбольных тренировках.
Кстати, о футболе.
Ты спрашивал насчет спортивной стипендии. Я решила, что не буду на нее подавать. Решила завязать с тренировками.
Ты же заметил, что на каждый вопрос о футболе я отвечаю «все нормально» и меняю тему? Дело в том, что… Даже не знаю, как сказать. Я терпеть не могу футбол. То есть гонять мяч – это здорово, но тренировки, соревнования, призовые места… Просто ненавижу, причем не первый год. Перед тем как ты уехал, я говорила об этом маме. Но была середина сезона, и мы решили, что тебе лучше побыть в неведении и не забивать голову. С симптомами ПТСР тебе и без того приходилось несладко.
Кин помедлил и снова перечитал последние предложения. В метаболизированной памяти вспыхнуло еще одно воспоминание, но не о Миранде, а о Пенни. Пункт из списка причин скучать по Кину. «В-третьих, Маркус постоянно требует, чтобы я смотрела с ним футбол. Приходится, хотя я терпеть этого не могу».
Компромиссы ради семьи.
Этот сезон я доиграла – мне требовалось что-то знакомое и стабильное, – но он будет последним. Знаю, можно подать на стипендию, ведь в прошлом сезоне мы выиграли окружной чемпионат, но как-то не хочется. Чем пинать мяч, лучше придумать игру про пришельцев и летающие тарелки (не волнуйся, не о путешествиях во времени, ведь я дала слово, что о твоем дневнике никто не узнает).
Надеюсь, ты не очень сердишься. Знаю, как много значит для тебя футбол. Жду честного мнения насчет колледжа, стипендии и всего остального. Отцовский совет мне пригодится.
Теперь Кин вспомнил. Последний ужин с Мирандой и Хезер. Он предложил посмотреть футбол, не сомневаясь, что дочь согласится, а Хезер тут же перевела разговор в другое русло. Почему же он ничего не заподозрил? Таким мягким тоном Хезер говорила только в том случае, если знала, что Кин не обрадуется новостям.
Как вышло, что он ничего не понял? Даже сейчас, регулярно читая письма Миранды, Кин думал, что его дочь вошла в силу и обрела равновесие. Она же держалась за ненавистный футбол, нуждаясь в стабильности, а теперь отказывалась от него не из желания бросить спорт, но изгоняя из жизни нечто безрадостное. А Кин тем временем полагал, что знает Миранду как самого себя, что программирование и научная фантастика лишь преходящие увлечения.
Почему-то он решил, что успехи в занятии гарантируют желание им заниматься.
Что еще он упустил? Даже не сейчас, а за все эти годы?
Все эти мысли навалились на него, но вдруг офисную тишину нарушил хлесткий голос Маркуса.
– Какого черта? Чем ты занимаешься?
Кин выпрямился, закрыл окно электронной почты и лихорадочно защелкал по клавиатуре.
– Работаю. А что, не видно?
– Вот именно, что работаешь.
Маркус встал в дверях, и через несколько секунд Кин сообразил, что на нем спортивная форма.
– Начинаем через полчаса, – заявил Маркус. – Почему не переоделся?
– Пенни разве не говорила? Мы ходили в МНОИС, и я потерял сознание. Врачи велели поберечь себя.
Маркус приблизился, оперся на металлическую столешницу и продолжил с напором, которого Кин не слышал, даже когда его друг арестовывал объект преследования или эвакуировал агентов.
– Знаешь что? В этом сезоне наш главный соперник – отдел технологического развития, и ты нужен нам на поле.
– Врач запретил физические нагрузки. Стоит Пенни узнать, что ты подговариваешь меня выйти на поле, и она тебя прикончит.
Маркус развернулся и побрел прочь. Из коридора доносилось его угрюмое ворчание.
Четыре действия: войти в сеть, включить ЦТП, запустить скрипты, связаться с Мирандой. Рассказать о своих эмоциях. Отдать, что называется, отцовский долг. Завершив первый этап, Кин приступил ко второму, но в коридоре снова защелкали бутсы.