К этому миру, к этой жизни я сумел привыкнуть только благодаря тебе. Ты терпеливо поддерживала меня. Была тем человеком, в котором я нуждался, той Пенни, которую я люблю. Я в неоплатном долгу перед тобой. Мне очень жаль, что все это время ты оставалась в стороне от происходящего. Жаль, что не могу взять тебя с собой и познакомить с Мирандой. Хотелось бы дать слово, что я непременно вернусь и мы поженимся. Но не стану давать пустых обещаний. Не знаю, что будет. Могу лишь сказать, что люблю тебя, желаю тебе счастья и хочу, чтобы ты прожила долгую счастливую жизнь.
Кин помнил тот судьбоносный вечер, когда от отчаяния он едва не совершил самое страшное зло на свете – его руки сомкнулись на горле Маркуса. Но само упоминание имени Пенни остановило его, подсказало выход из положения, напомнило о смысле жизни и позволило вернуться в две тысячи сто сорок второй год – в мир, где все сложилось бы наилучшим образом, не наделай он столько ошибок.
И непременно открой ресторан. Не слушай Маркуса, а мать – тем более. Знай, что у тебя все получится. У тебя всегда все получается. Надо было сказать эти слова давным-давно. Каждому из нас. Что бы ни случилось, помни, что для меня ты всегда была куда важнее, чем «просто Пенни». Даже забыв о твоем существовании, я не расставался с тобой.
Сунув руку в карман, он стиснул пальцами гладкие ребра счастливой монетки, а затем дописал:
Ты потрясающая. И в прошлом, и в будущем. Ты – единственная причина, по которой я вернулся домой.
P. S. Не рассказывай Маркусу о том, что я сделал. Пожалуйста.
После подписи он поставил точку. Задумался, не отрывая ручку от бумаги, и по записке расплылось чернильное пятно. Хотелось говорить и говорить о сожалениях, о чувстве вины и о том, как Пенни помогла ему обрести свое место в этом новом мире. Но время не стояло на месте, и новые строки лишь добавят тяжести на душе.
Кин свернул двойной листок пополам и написал на обороте имя Пенни.
Акаша – должно быть, озадаченная тем, что человек не спит в такой неурочный час, – обошла вокруг его ног, выписав восьмерку, и обвила хвостом лодыжку Кина, хотя обычно подобные знаки внимания она оказывала только Пенни.
Может, кошки и правда умнее собак. Бэмми так и не поняла бы, что у него на душе.
Кин оставил записку на полочке в ванной и сверился с часами. До выхода сорок минут. Достаточно, чтобы попрощаться с домом.
Он обошел комнаты, будто капитан, осматривающий корабль перед последней битвой. Навалились воспоминания, дремавшие много лет. Вот Пенни, собрав волосы в конский хвост, мечется по кухне – давным-давно, когда Кин еще не умел готовить и составлять меню. Впереди их первый званый ужин, и Пенни разрывается между плитой, духовкой и столешницей. Работает в бешеном темпе, но говорит еще быстрее, чем двигается. Наконец накрывает крышкой последнюю кастрюлю, стоящую на медленном огне, и смотрит на Кина, не подозревая, что вымазала себе лоб ореховым пюре.
Кин перешел в гостиную и сел на диван, который они выбрали вдвоем. Их первая совместная покупка. Они бродили по магазину, присаживаясь на все диваны подряд, ощупывая подушки и обсуждая соотношение мягкости и долговечности, пока Кин не посоветовал «довериться интуиции». Когда грузчики доставили покупку и сняли защитную пленку, Кин устроился на диване, Пенни села рядом и прильнула к нему, а кошка, примчавшись из спальни, впилась когтями в обивку.
Он присел и провел пальцами по царапинам на ткани – своевременному напоминанию, что, если у тебя красивая мебель, не забывай стричь кошке когти. Это приняли во внимание, когда Пенни решила приютить троих очаровательных котят на несколько весьма непростых, но все же очень приятных месяцев.
Должно быть, Акаша поняла, что Кин думает о кошках; появилась из ниоткуда, вскочила на кофейный столик, и комнату наполнило раскатистое мурлыканье. Кин протянул руку, и кошка стала тереться головой о его ладонь, а затем перекатилась на спину: почеши животик.
Но время шло быстрее, чем хотелось бы.
Открыв дверь спальни, Кин услышал тихое похрапывание. Пенни считала это одним из своих главных недостатков. Несколько лет назад, впервые оставшись у Кина на ночь, после секса она даже произнесла речь о том, что иногда храпит, заранее извинилась и попросила разбудить ее, если храп будет доставлять Кину неудобства.
Теперь она, раскинув руки, лежала посреди кровати. Кин сел рядом – осторожно, чтобы не потревожить ее, – но матрас предательски скрипнул. Пенни перекатилась на бок и на секунду открыла сонные глаза.
– Прости. Извини, – пробормотала она и снова сомкнула веки. – Я что, опять храпела?
– Нет, Пенни. Ты умница.
Кин наклонился к ней, и ее ресницы затрепетали, когда он поцеловал ее в щеку.
– Ты не просто умница, – прошептал он. – Ты моя счастливая Пенни.
В ответ она пробурчала что-то невнятное. Бессознательный монолог завершился легчайшей из улыбок, а затем Пенни, приоткрыв рот, снова погрузилась в глубокий сон.
Кину хотелось включить лампу, чтобы в последний раз увидеть Пенни не в сумраке спальни, а при ярком свете. Но это рискованно. Она бы могла проснуться.
Он вышел в коридор на пару минут раньше, чем планировал, и прислонился к стене с глухим стуком, потревожившим котят в ванной.
С глубоким вздохом Кин напомнил себе: чтобы реализовать задуманное, надо выбросить все из головы. Забыть о волнении за Миранду, о чувстве вины перед Пенни, о сомнениях насчет того, что ему предстояло сделать.
Призвав на помощь силу воли, Кин обрел спокойствие и снялся с места. Ни одного лишнего движения, как учили в академии. Он подхватил рюкзак, в последний раз почесал Акашу за ухом и шагнул в неопределенность – туда, где окажется пресловутый мяч.
Глава 23
Пригнуть голову. Напрячь руки. Согнуть ноги в коленях. Левой. Правой.
Он крался в темноте, полагаясь на мышечную память. Временами, поднимая пыль и обрывки опавших листьев, молчание нарушали порывы ветра. Некоторую видимость обеспечивало серебро луны вкупе с городскими огнями с Маринских холмов на другом берегу залива. БТД еженедельно меняло отправную точку. Обычно прыжок совершали посреди ночи, в дикой местности, подальше от воздушных путей и наземных дорог. И сегодня Кин не просчитался.
После сорока пяти минут ожидания во тьме он увидел автолет. Следуя стандартному предпрыжковому протоколу бюро, тот передвигался с выключенными фарами и на маломощных батареях, чтобы минимизировать аудиовизуальную заметность. Он приземлился примерно в полумиле от Кина, на участке, свободном от растительности. Двигатель умолк. Хлопнули дверцы, и в ночи раздался шум, свидетельствующий о перемещении груза.
Точно так же Кин высаживался десятки раз. С каждым звуком в мысленном списке появлялась новая галочка: выгрузить снаряжение, сообщить, что техника готова к запуску…
С негромким гулом автолет поднялся в небо, пару минут повисел над точкой прыжка, а затем умчался прочь – предположительно, в служебный гараж на четырнадцатом этаже здания бюро. В большинстве случаев такое означало, что в радиусе нескольких миль нет никого, кроме исполнителя и эвакуатора, и они готовятся к путешествию в прошлое, не потревожив спящую Область залива.
Вот только эта ночь была необычной, а случай – незаурядным. Сегодня за исполнителем и эвакуатором наблюдали.
Кин еще не успел забыть все, чему его учили. Одетый в черное, с маленьким рюкзаком за спиной, он прекрасно помнил основы скрытного передвижения. Пригнись к земле, двигайся одновременно с порывами ветра, пока не подберешься к ничего не подозревающему объекту. Но сегодня, в отличие от прежних времен, объектом был не преступник.
Завтра Маркус и его напарник отправятся убивать Миранду, а сейчас Кин смотрел на другую оперативную двойку БТД.
Раз уж нельзя похитить ускоритель из хранилища, придется забрать его у действующего агента.
Оперативники вышли на пятнадцатифутовую проплешину, очищенную от растительности и мусора, чтобы минимизировать возможные помехи. Не разгибаясь, Кин подкрался к ним и выпрямился, едва не охнув от жгучей боли в ногах. Теперь он видел, как исполнитель совершает необходимые действия: осматривает снаряжение, проверяет радиосвязь с командным центром и проговаривает план задания.
Агент и эвакуатор. Они всегда путешествовали вместе. Эвакуатор управлял ускорителем, а исполнитель отвечал за сохранность полезного груза. Придется нейтрализовать обоих. Начать лучше с агента, поскольку тот обучен самым грозным приемам рукопашного боя. Действовать надо стремительно, и ночная темнота сыграет Кину на руку. А эвакуатор, надеялся он, растеряется и не успеет ничего сделать.
На задании ускоритель привязывали к биометрии эвакуатора. Чувствуя, как по щекам струится пот, Кин ждал оповещения о снятии блокировки и запуске системы. Эвакуатор присел, коснулся верхней панели устройства, и тоненький голос подтвердил, что личность идентифицирована. Сперва аппарат загудел на низкой частоте, почти неслышно для тех, кто не привык к этому гулу. Затем вспыхнул огонек, осветив оба лица. Наконец в воздухе появились несколько голографических экранов.
Вот и оповещение, в котором нуждался Кин. Его план обрел законченную форму. Осталось преодолеть расстояние до объекта.
Эвакуатор начал вбивать координаты в голографический интерфейс, периодически сверяясь с планшетом в руке. Его напарник уже вцепился в рукоятки ускорителя и, согнув ноги в коленях, приготовился к прыжку.
Смотрит вниз. Можно снять его без шума. Если повезет, эвакуатор вообще ничего не заметит.
Кин двигался вправо – бесшумно, бочком, пока не оказался за спиной у исполнителя. Синяя голограмма позеленела, сигнализируя об успешном вводе координат прыжка. Эвакуатор пригнулся к земле и взялся за прокси-рукоятки. Строго по учебнику. Голова опущена, локти уперты в колени, чтобы свести к минимуму головокружение, что может разыграться при посадке.