И все же при сопоставлении эти две ситуации каким-то образом уравновесили друг друга. Все это было неправильно, но теперь обрело смысл.
– Да, понимаю.
– Пап, ты меня слышишь? Прости.
На плечо ему легла теплая ладонь, крепко и незыблемо, несмотря на неровности дорожного полотна.
Кин жалел о множестве упущенных моментов взросления Миранды, о том, что не сумел разделить с нею жизненные вехи, маленькие победы, взлеты и падения. Но с тех пор, как бюро возвело стену между ними, больше всего Кин хотел не узнать дочь получше, а добиться ее прощения. Его защитный панцирь раскололся. Кин продолжал сосредоточенно смотреть на дорогу, но свет фонарей и автомобильных фар расплывался в мокрых глазах, и моргать приходилось чаще обычного.
– Спасибо. И ты меня прости. Но я рад, что мы наконец честны друг с другом и смогли поделиться всем, что у нас на душе.
Он кивнул себе и подумал, что тяжесть руки на плече служит противовесом эмоциональной разрядке, сбросившей груз с плеч отца и дочери.
– Мы почти на месте, – сообщила Миранда. – На следующем перекрестке налево и вверх. Ориентируйся на свет.
За поворотом начался извилистый подъем длиной примерно в четверть мили, а за ним – кирпичная стена с открытым входом.
– Все нормально, – сказала Миранда. – Здесь открыто до полуночи.
Глаза Кина привыкли к освещению, и буквы над воротами сложились в слова.
«Мемориальное кладбище Окленда».
Глава 31
Поеживаясь от холода, Кин и Пенни стояли в стороне, в десяти футах от Миранды, преклонившей колени у могилы Хезер. Ветер доносил неразборчивые фрагменты ее слов, и нельзя было понять, то ли она прощается, то ли объясняет, в чем дело.
Или и то и другое.
– Я в курсе, что постоянно спрашиваю о том, как ты, – сказала Пенни, сверкнув глазами из-под козырька бейсболки.
Чтобы не засветиться в системах видеонаблюдения, они сохраняли инкогнито – головные уборы, мешковатые куртки, глаза в землю везде, где могла стоять камера, – но взгляд Пенни легко прожигал весь этот камуфляж.
– Скажи, ты в норме? Если нет, ничего страшного. Ведь это была…
Минуту или около того Пенни обдумывала следующую фразу.
– …В смысле, вы были женаты, и что-то чувствовать вполне естественно. Не сдерживайся из-за меня. Ты имеешь право побыть человеком.
Миранда встала. Ее плечи покачивались в такт с неразборчивыми словами. Наконец она обернулась и помахала рукой: подойдите.
– Я прихожу сюда только раз в год. В ее день рождения, – сказала Миранда, когда Кин и Пенни встали рядом. – Незадолго до смерти она запретила мне становиться одной из тех, кто разговаривает с надгробиями. Сказала, что незачем сотрясать воздух ради праха и мертвых костей, поэтому я никогда с ней не разговаривала. Просто приносила цветы.
Хотя Кин не раз предупреждал, что желательно смотреть вниз, она подняла лицо к небу. На губах у нее застыла мечтательная улыбка.
– Но сегодня цветов у меня нет, и сейчас я поговорила с ней. Тебе тоже не помешает, ведь у тебя не было возможности попрощаться.
– Думаешь, она нас слышит?
– Думаю, насчет праха и костей она была права. Но теперь мы снова вместе. Быть может, этого достаточно, чтобы вызвать ее на несколько минут.
– Да, она всегда вела себя вызывающе, – не сдержал ухмылки Кин. – Наверное, стоит где-нибудь рядом и спрашивает, почему я до сих пор не посмотрел второй «Звездный путь».
– Не посмотрел? Пап, ну что же ты! Это самое лучшее кино! Пообещай, что когда-нибудь непременно посмотришь.
Кин коротко усмехнулся. Говорить о научно-фантастическом фильме в такой серьезный момент… И впрямь мамина дочка.
– Обещаю.
– Дадим вам с ней немного времени, – нежно прильнула к нему Пенни. – А мне не мешало бы получше познакомиться с твоей дочерью.
С этими словами она взяла Миранду за руку и под негромкий разговор увела ее вдаль по одной из многочисленных дорожек.
При общении с Хезер Кин неоднократно испытывал весь спектр эмоций, но такого, как сегодня, он не чувствовал никогда. В тусклом свете кладбищенских фонарей надгробие Хезер ничем не отличалось от бессчетного количества таких же памятников. Одни прямоугольные, другие изогнутые, третьи выполнены в более символических формах. Чтобы разобрать слова, Кину пришлось присесть, хотя он мог бы угадать, что написано на камне.
В конце концов, это же Хезер. Прямая и честная. Кин провел пальцами по высеченным буквам, вспоминая тот последний вечер и ее испуганные глаза, когда он объяснял, что надо просто поверить ему. Поверить, и все тут. После всего, что они пережили вместе, их брак закончился этим безумным, чудовищным моментом.
Теперь же у Кина появился шанс рассказать все как есть.
Наконец-то.
– Привет, милая, – вздохнул он.
Давным-давно, когда они жили вместе, через тридцать секунд ему пришлось бы выпрямиться из-за жгучей боли в коленях. Но теперь он не шевелился, словно эта неподвижность помогала доставить его слова туда, где находилась Хезер. Где бы она ни находилась.
– Теперь, наверное, уже нет необходимости что-то объяснять? Надеюсь, после смерти ты узнала всю правду о своем пропащем муже. А если нет… Что ж, это жестко.
Легкий ветер потревожил траву у его ног. Кин продолжал говорить – то бессвязно, то сосредоточенно. В сознании разом вспыхнуло все, что он всегда хотел сказать. Хотел, но не мог. Почему-то среди визуализаций и списков, составленных Кином за всю сознательную жизнь, не оказалось перечня под заголовком: «Что сказать Хезер после ее смерти», – поэтому он рассказывал обо всем и сразу, в самом произвольном порядке, и в потоке сознания преобладало то восторженное волнение, то чувство вины. Минута текла за минутой, и наконец на запястье Кина завибрировали часы.
Время вышло.
– Мне пора. Долг зовет, хотя мне кажется, еще очень многое осталось невысказанным.
Он пристально посмотрел на могильную плиту, но вырезанные на камне буквы так ничего и не ответили. Однако в голове Кина зазвенел голос Хезер, громкий смех, заполняющий собой все пространство, а затем слова, которые он так часто слышал за последние восемнадцать лет или около того.
«Хватит слишком много думать».
– Пожалуй, я просто хотел сказать, что мне очень жаль. Извини за все, что случилось. За то, что я был не до конца честен с тобой, что не рассказывал, кто я и откуда. Лишь теперь я понимаю, насколько несправедливы по отношению к тебе были все мои поступки. Тогда мы этого не знали, но теперь знаем. Забавно, что в бюро оказались правы. Я изменил твою жизнь, лишив тебя выбора, и это было нечестно.
Он со вздохом провел ладонью по лицу. Все, с чем пришлось столкнуться Кину, Хезер и Миранде, лишало их выбора и силком уводило в новом направлении, зачастую оставляя гневный и горестный след. Но сейчас – впервые – все было иначе.
Справедливо или нет… Это не имеет значения. Важен только результат.
– Пусть это было нечестно, но ты только посмотри на нее. Посмотри на Миранду.
Он украдкой глянул за плечо – туда, где его дочь и Пенни вели увлеченный разговор, не подозревая, что Кин любуется ими.
– Она умная, сильная… Идеальная. Нацеленная на выживание, как и ты. Думаю, ты согласишься, что оно того стоило. При любом раскладе. Теперь я должен препроводить Миранду в безопасное место. У нее будет новое имя. Понятия не имею какое, но не сомневаюсь, что все у нее сложится прекрасным образом. Она твоя дочь, и это все, что ей нужно.
Он шумно выдохнул, подыскивая слова прощания. Но не смог, и не из-за хаотичного водоворота мыслей, которым свойственно появляться в самый последний момент, но из-за окутавшей его непривычной теплоты.
Быть может, это покой?
Кин встал, ощутив в коленях легкое покалывание вместо той жгучей боли, что изводила его много лет.
Больше ничего не нужно. Он знал, что Хезер не стала бы спорить.
Пенни и Миранда, смеясь над какой-то шуткой, заметили, что Кин возвращается.
– Я готов, – сказал он, – и нам пора.
Миранда кивнула и устремила взгляд на материнское надгробие.
– Знаете, – сказала Пенни, – мне тоже хотелось бы провести минутку с Хезер.
В ожидании ответа она смотрела то на Кина, то на Миранду.
– Пап? Думаю, мама была бы только за.
На глазах у отца и дочери Пенни приблизилась к могиле, подняла руку и неуверенно пошевелила пальцами. В другом мире, где возможно самое невероятное, Пенни и Хезер, пожалуй, завели бы непринужденный разговор о том, каким невыносимым бывает Кин. Но здесь, где Миранда и Кин прощались с Хезер, Пенни выкроила минутку, чтобы поздороваться с ней.
Все это почему-то казалось Кину совершенно естественным – пока в сознании не всплыл яркий образ сломанного шприца с метаболизатором. Кин рефлекторно моргнул, словно чтобы отогнать эту картину, на мгновение затмившую все волшебство последних часов. Миранда бросила на него проницательный взгляд, и стало ясно: она понимает, что у отца на уме нечто чрезвычайно важное.
Глава 32
Теоретически все закончилось хорошо. Кин и Пенни благополучно прибыли в прошлое, где отыскали Миранду, но именно Хезер помогла им укрепить родственные узы. А после того как все обрели покой, настало время продолжить путь.
Благостное настроение оказалось слегка неуместным. Атмосфера в машине становилась все более напряженной. Никто не шевелился и не говорил ни слова. Так они доехали до самого аэропорта, остановившись только однажды, чтобы купить Миранде одноразовый телефон.
Сказывалась неуверенность в будущем? Сожаления о прошлом? Невероятный, насыщенный эмоциями день, проведенный в настоящем? Наверное, всего понемножку, и это чувствовал каждый.
Вот только время, отведенное на раздумья, подошло к концу.
С магистрали они свернули на единственный съезд, ведущий к аэропорту. Конечный пункт назначения не шел на ум. Главное, чтобы место было тихим и безопасным. Минуя промышленную зону, Кин подъехал к аккуратно размеченным местам для парковки, вырулил на залитую ярким светом площадку и остановил машину.