И собаки не брали твой след.
Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,
Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.
Ты повесил мишени на грудь —
Стоит лишь тетиву натянуть.
Ты — ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.
А тем, кто не спит, не нужен твой сад —
В нем ведь нет ни цветов, ни камней.
И даже твой Бог никому не помог —
Есть другие — светлей и сильней,
И поэтому ты в пустоте —
Как на старом забытом холсте:
Не в начале, не в центре и даже не в самом хвосте.
ИСКУССТВО БЫТЬ СМИРНЫМ
Я выкрашу комнату светлым. Я сделаю новые двери.
Если выпадет снег, я узнаю об этом только утром.
Хороший год для чтенья,
Хороший год, чтобы сбить со следа.
Странно, я пел так долго.
Возможно, в этом что-то было…
Возьми меня к реке, положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным.
Возьми меня к реке…
Танцевали на пляже, любили в песке;
Летели выше, чем птицы, держали камни в ладонях —
Яшму и оникс, хрусталь, чтобы лучше видеть.
Чай на полночных кухнях —
Нам было нужно так много…
Возьми меня к реке, положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным.
Возьми меня к реке…
Я выкрашу комнату светлым. Я сделаю новые двери.
Если ночь будет темной,
мы выйдем из дома чуть раньше,
Чтобы говорить негромко,
чтобы мерить время по звездам.
Мы пойдем, касаясь деревьев.
Странно, я пел так долго…
Возьми меня к реке, положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным.
Возьми меня к реке…
ПРЕКРАСНЫЙ ДИЛЕТАНТ
Она боится огня, ты боишься стен;
Тени в углах, вино на столе.
Послушай, ты помнишь, зачем ты здесь?
Кого ты здесь ждал? Кого ты здесь ждал?
Мы знаем новый танец, но у нас нет ног.
Мы шли на новый фильм — кто-то выключил ток.
Ты встретил здесь тех, кто несчастней тебя.
Того ли ты ждал? Того ли ты ждал?
И я не знал, что это моя вина —
Я просто хотел быть любим,
Я просто хотел быть любим…
Она плачет по утрам — ты не можешь помочь,
За каждым новым днем — новая ночь,
Прекрасный дилетант на пути в гастроном —
Того ли ты ждал? Того ли ты ждал?
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ К ДЕСЯТИ
Я — инженер на сотне рублей,
И больше я не получу.
Мне двадцать пять, и я до сих пор
Не знаю, чего хочу.
И, мне кажется, нет никаких оснований
Гордиться своей судьбой,
Но, если б я мог выбирать себя,
Я снова бы стал собой.
Мне двадцать пять, и десять из них
Я пою, не зная, о чем.
И мне так сложно бояться той,
Что стоит за левым плечом.
И пускай мои слова неясны —
В этом мало моей вины.
А что до той, что стоит за плечом —
Перед нею мы все равны.
Может статься, что завтра стрелки часов
Начнут вращаться назад.
И тот, кого с плачем снимали с креста,
Окажется вновь распят.
И нежные губы станут опять
Искать своего Христа.
Но я пел, что пел. И хотя бы в том
Совесть моя чиста.
И я счастлив тем, как сложилось все,
Даже тем, что было не так,
Даже тем, что ветер в моей голове,
И в храме моем — бардак.
Я просто пытался растить свой сад
И не портить прекрасный вид,
И начальник заставы поймет меня,
И беспечный рыбак простит.
В 1980 году, когда «Аквариум» играл на рок-фестивале в Тбилиси, Миша выплясывал на сцене вместе с Борисом. Они взялись за руки и стали выделывать в общем-то безобидные «па», которые впоследствии «кое-где» были расценены как «скандальные» и «антисоветские»… Соответствующие письма были направлены в Ленинградский горком партии. В них членов группы называли «антисоветчиками», а Бориса, лидера, — «самым злостным из них». По возвращении в Ленинград Гребенщикова выгнали из комсомола, а на работе уволили с должности программиста. «Аквариуму» запретили выступать. Борис сказал: «Самое лучшее, что было со мной, это когда меня уволили с работы. Я стал свободен и отдавал музыке все свое время». Чтобы обойти закон и избежать обвинения в «паразитизме», музыканты группы нанялись разнорабочими на несколько часов в неделю. Борис стал ночным сторожем. Дюша, флейтист, продавал арбузы в ларьке. Сева, виолончелист, срезал сорняки на железнодорожных путях. Миша, с достаточным доходом, остался в геологическом институте…
НА НОВОМ ПОСТУ
Осенний день, полседьмого,
Мать-земля сегодня сыра.
На ней стоят хорошие парни,
Хотя, должно быть, пьяны с утра.
Но как не пить при такой работе? —
И я храню для них водку в пальто.
И мне хотелось бы петь об этом,
Но этот текст не залитует никто.
Иван спешит на работу;
Он спешит на работу, не торопясь.
Похоже, что ему все равно,
Успеет ли он к девяти часам.
Осенний парк, опавшие листья —
Такая прекрасная грязь!
Он был инженером, теперь он сторож —
Он выбрал себе это сам.
И его «Беломор» горит на лету.
И это новая жизнь на новом посту,
Новая жизнь на новом посту.
Когда я смотрю в окошко,
Я вижу, как кто-то идет
по крыше —
Может быть, это собака (кошка),
А может быть, это крот.
Я вижу не слишком ясно:
Мешает крутой наклон
той крыши —
Может быть, это букашка,
А может быть, это слон.
Над ними ясное небо,
Под ними — хрупкий карниз.
И я не знаю, как сделать, чтобы
Помочь им спуститься вниз.
И я сижу у окна и гляжу в пустоту.
И это новая жизнь на новом посту.
Новая жизнь на новом посту.
— Что позволяло вам «держать удар?» Насколько я знаю, судьба ваша долгое время складывалась отнюдь не гладко?
БГ: — А я никогда никому не противостоял… Какой толк опускаться до драки на таком уровне? Ну, выгнали меня из комсомола, так он изначально был не нужен: меня записали туда вместе со всеми в школе, потому что тогда было положено… Ну, прогнали меня с работы, так мне она была совсем неинтересна. Да простят меня мои учителя, но я никогда толком не мог взять интеграл. А математиком-теоретиком оказался только потому, что считал это более честным по отношению к Советской власти, чем становиться инженером. Все-таки без математиков-теоретиков она преспокойно могла обойтись…
И так — во всем остальном. Ну, не хочет меня Система — и слава Богу! Я очень благодарен нашей Системе: будь она гибче, я рисковал бы стать конформистом в гораздо большей степени…
Вообще, каким бы безнадежным и отчаянным ни казалось положение человека, но, если он сохраняет силу духа, он выстоит. Только сила духа — это не когда ты можешь ребра ломать, а когда веришь, что твое собственное хорошее отношение к людям никуда не пропадает… Я даже не буду говорить очевидное, что Бог за своими присматривает. Это всегда так. Но просто, если еще самому не поддаваться на провокации, на искушение стать мелким, злым, гадким…
СТОРОЖ СЕРГЕЕВ
Зеленая лампа и грязный стол.
Правила над столом.
Сторож Сергеев глядит в стакан
И думает о былом.
Но вот приходят к нему друзья,
Прервав его мыслей ход,
И быстро вливают портвейна литр
Сторожу прямо в рот.
Друзья пришли к нему неспроста,
Пройдя не одну версту:
Они желают видеть его
На боевом посту.
И сторож Сергеев, забыв свой долг,
Ловит беседы нить
И ставит стулья друзьям своим,
Поскольку им негде пить.
И он говорит с ними до утра,
Забыв обойти свой двор.
Он пьет, не глядя совсем на дверь,
Куда мог забраться вор.
Но ночь проходит, приходит день —
Так в мире заведено.
И сторож Сергеев упал под стол,
Допив до конца вино.
Зеленая лампа горит чуть-чуть.
Сменщик уж час как здесь.
А сторож Сергеев едва встает,
Синий с похмелья весь.
И он, трясясь, выходит за дверь,
Не зная еще куда.
Желает пива и лечь поспать
Скромный герой труда.
— Допустим, вы так счастливо устроены, что никакие внешние обстоятельства не влияют на ваше творческое самоощущение. Это еще не снимает проблему, как таковую. На пути творческой реализации многих людей стоят и неустроенный быт, и формализм… Да мало ли! Как быть им?
БГ: — Получается, что мы, не решив своих проблем, начинаем решать проблемы других людей, которые, кстати, нас об этом не просили. При массовом охвате теряется суть проблемы. Мне вспоминается разговор в Харькове людей, неудовлетворенных своей работой: «Что же всем в сторожа идти? Вот я инженер, и таких, как я, много. А сторожей в городе всего сто. Ну, может быть, для меня и найдется сто первое место, а как быть остальным?» Это не подход.
— Это не подход, потому что человек ищет убежище от жизни, вместо того, чтобы искать возможность активного и творческого участия в ней.
БГ: — Я про это и говорю. Если человек хочет чем-то заниматься — он будет этим заниматься. Если у рабочего есть призвание — он станет хорошим рабочим, несмотря на формализм и прочее. На крайний случай человек может создать новую профессию, выбить не существовавшую ставку. В Новгороде, например, есть человек, который реставрирует гусли. Не было до него такой профессии. Я знаю людей с высшим образованием, которые работают лесниками. Все зависит от того, насколько сильно человек хочет.