Насреддин с блюдом плова в руках, снимает с себя бороду и чалму.
Гуссейн Гуслия(вскакивая). О гнусный обманщик! О сын греха! Ты обманул весь дворец, но, клянусь, тебя за это повесят! Будь ты проклят! Да положит змея свои яйца в твои челюсти! Да упадет тебе камень на голову и выйдет в подошву!
Насреддин. Подождите, Гуссейн Гуслия, вы кричите лениво, а стражники – не забывайте – опытны в таких делах. Если они уловят в ваших криках притворство, вы попадете в руки настоящего палача. Я покажу вам, как надо кричать. (Подойдя к окну, завыл и завопил так, что мудрец заткнул уши и шарахнулся в сторону.)
Гуссейн Гуслия. О потомок нечестивых! Да где же мне взять такую глотку?
Насреддин. Это для вас единственный способ избегнуть рук палача. (Делает руками движение, словно прикрепляет петлю и палку.) Петля… палка… (Круто поворачивает невидимую палку в невидимой же петле.)
При каждом взмахе его рук Гуссейн Гуслия вопит изо всех сил.
Гуссейн Гуслия(умолкнув). Ох, разве можно задавать такую работу моей старой гортани? Ну, доволен ли ты моими воплями, презренный оборванец, да посетит тебя Азраил!
Насреддин. За что вы проклинаете меня? Разве я опозорил чем-нибудь имя Гуссейна Гуслия или осрамил его ученость? Вот плов… Эмир подарил его в знак милости мудрецу Гуссейну Гуслия за то, что он вылечил девушку.
Гуссейн Гуслия(задохнувшись от ярости). Ты вылечил девушку? Но что ты понимаешь в болезнях, ты, невежда, плут, голодранец?
Насреддин. Я ничего не понимаю в болезнях, зато я понимаю в девушках. И будет справедливо поэтому разделить эмирский подарок пополам: вам за то, в чем вы понимаете, а мне за то, в чем я понимаю… Приступим к трапезе, мудрый Гуссейн Гуслия… А скажите: если бы я попал вам в руки, вы принесли бы мне подушку, чтобы мягко было моим костям? Вы поделились бы со мной пловом?
Гуссейн Гуслия. Я бы посадил тебя на кол!
Насреддин. Таков этот мир: благодарность в нем редка, как вода в пустыне.
В дверь стучат. Насреддин приоткрывает дверь, беседуя через щелку с пришедшим. Гуссейн Гуслия перестал жевать, насторожился.
(Закрыв дверь, подходит к мудрецу.) Ну, говорил я вам, что вы кричите без старания. Вот и дождались!
Гуссейн Гуслия. Что случилось?!
Насреддин. Эмир уловил в ваших воплях притворство и прислал главного палача. Он там, за дверью.
Гуссейн Гуслия. Главного палача? Зачем?
Насреддин. Да уж не за тем, конечно, чтобы кормить вас пловом. Он пришел подвергнуть вас ужасным пыткам.
Гуссейн Гуслия. Пыткам?!
Насреддин. А по окончании пыток он имеет повеление посадить вас на кол!
Гуссейн Гуслия(падая на колени). Спаси меня, спаси, благороднейший из благородных!
Насреддин. Но минуту назад вы говорили, что если я попаду вам в руки…
Гуссейн Гуслия. Я пошутил, я говорил это в шутку, о светоч знаний и сосуд разума!
Насреддин. Хорошо, попробую выручить вас. Залезайте под одеяло, лежите и стоните, а я скажу палачу, что уже сегодня подвергал вас пыткам. Может, он этим удовлетворится. Только стоните как следует, не ленитесь.
Гуссейн Гуслия(немеющим от ужаса языком). Я постараюсь, постараюсь! (Заползает под груду одеял и начинает стонать и выть с великим усердием.)
Насреддин открывает дверь. Входит чайханщик Али. Опасливо косится на одеяло, под которым стонет Гуссейн Гуслия.
Насреддин. Как ты ухитрился миновать стражу, Али?
Али(подмигивая). Я сказал, что по заказу мудрейшего Гуссейна Гуслия принес порошок из зубов гремучей змеи. У меня важное дело!
Насреддин. Говори!
Али. Этот проклятый ростовщик Джафар совсем обезумел. Сегодня рано утром он пришел в дом вдовы Саадат-биби… Ты помнишь ее?
Насреддин. Еще бы! Она живет у каршинского кладбища…
Али. Вот-вот…
Насреддин. У нее трое ребятишек, и все – мальчишки.
Али. Джафар пришел к ней и выгнал из дома. Она сидит со своими ребятишками в пыли, на солнцепеке, и ей негде преклонить голову.
Насреддин. Я думаю, Али, детям вредно в такую жару сидеть на солнцепеке. (Достает из-за пояса кошелек.) Много ли должна вдова?
Али. С процентами двести пятнадцать таньга.
Насреддин(отсчитывает деньги). Передай ей, пусть заплатит Джафару долг и возвращается в свой дом.
Стоны под одеялом затихают.
Али(шепотом). Он слушает…
Насреддин(громко, в сторону Гуссейна Гуслия). Я боюсь, что преступник слишком стар и не выдержит, если мы будем ввинчивать ему в ухо кузнечный болт!
Стоны под одеялом возобновляются с удвоенной силой.
Али. Потом Джафар пошел к тюбетеечнику Мухтару и выгнал его со всем семейством из дома…
Насреддин. Это какой Мухтар? У которого двух зубов не хватает?
Али. Он самый.
Насреддин. Хороший человек! Он как-то поделился со мной чайником чая. Велик ли его долг?
Али. Триста таньга.
Насреддин(отсчитывая деньги). Передашь ему.
Али. Потом Джафар заковал в цепи каменотеса Джурбая за долг в девяносто таньга.
Насреддин. Вот, отдай ему! (Отсчитывает деньги. В сторону Гуссейна Гуслия, громко.) Более уместно применить иную пытку, а именно: умерщвление живого ежа путем сидения на нем в голом виде!
Стоны под одеялом усиливаются.
Али. После этого Джафар отправился к чувячнику Саиду…
Насреддин. Подожди, Али, я вижу, тебе хватит рассказывать до вечера, а у меня еще много дел. Вот тебе кошельки. Здесь десять тысяч таньга. Хватит на всех. Ну, прощай, Али! (В дверях.) Еще два слова! Если прибежит ночью Гюльджан, прими ее и укрой в надежном месте. (Запирает дверь.)
Гуссейн Гуслия(выползая из-под груды одеял.) Он ушел! Слава милосердному Аллаху!
Насреддин. Он хотел немедленно приступить к пыткам. Но я уговорил его повременить до завтра.
Гуссейн Гуслия(в ужасе). Значит, завтра он будет завинчивать мне в ухо кузнечный болт?
Насреддин. Нет, ввиду вашего преклонного возраста мы избрали другую пытку.
Гуссейн Гуслия. Знаю, знаю… О нестерпимые муки! Значит, завтра мне придется в голом виде умерщвлять ежа?
Насреддин. Успокойтесь, Гуссейн Гуслия. Может, и не придется… Я хочу сообщить вам, что срок вашего плена кончается. Может быть, завтра я буду уже далеко… Дороги, перевалы и горные тропы давно зовут меня в дальний путь, реки давно ждут меня, чтобы напоить студеной водой, птицы давно приготовили на радость мне свои лучшие песни… Я слишком долго пробыл во дворце, слишком долго просидел в этой позолоченной клетке… Мир соскучился без меня! Дорога, дорога, все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди: такова моя судьба! Завтрашнее утро я встречу, может быть, далеко за Бухарой. А вы займете свое место в эмирском совете и будете изыскивать способы, как меня изловить. (Надевает на себя бороду и чалму.) Если вы меня больше не увидите, передайте эмиру мой поклон. Скажите ему: «Великому эмиру кланялся Ходжа Насреддин!» (Выходит и запирает за собой дверь.)
Гуссейн Гуслия. Ходжа Насреддин?.. (В ярости кидается к двери, колотит кулаками, кричит.) О гнусный обманщик! О сын греха! Да подавишься ты собственными костями! Да повесят тебя на твоих собственных кишках! Да проглотишь ты живую лягушку и предстанешь пред троном Аллаха с квакающей лягушкой в животе!
Занавес
Антракт 4
Бьет барабан. Тощий стражник проводит по авансцене закованного в цепи кузнеца Юсупа, подталкивая секирой в спину.
Едва они скрываются, входит Джафар, таща на себе огромный сноп клевера и мешок овса.
Джафар. О горе мне! (Зрителям.) Почтеннейшие, нет ли у кого свежих листьев кофейного дерева? Этот прожорливый султан, да отрыгнется у него в пасти вся моя пища, требует от меня теперь эти нечестивые листья! Ну где я их достану?
Снова бьет барабан, рябой стражник ведет закованного седельника Шир-Мамеда.
А-а, Шир-Мамед, наконец-то тебя схватили! Спасибо, добрый стражник, что ты поймал его!
Рябой стражник. Отойдите, Джафар-ага!
Джафар. Уже три дня я его ищу, чтобы получить долг. А он от меня бегает…
Рябой стражник. Говорю, Джафар-ага, отойдите! Я веду его не к вам.
Джафар. Не ко мне?
Рябой стражник. Это один из укрывателей Ходжи Насреддина. Завтра вместе с прочими укрывателями он предстанет перед эмирским судом.
Джафар. Но он мой должник!
Рябой стражник. Теперь он должник эмира! И если он не выдаст Насреддина, он заплатит долг собственной головой!
Джафар(в отчаянии устремляясь за ним). Но кто же мне тогда заплатит его долг?
Рябой стражник молча уводит Шир-Мамеда.
Милостивый Аллах! Что же это получится, если всех моих тысячу триста двадцать шесть должников эмир лишит головы! Это же будет конец мира! О горе мне, горе! О разорение и нищета! (Уходит стеная.)
Снова бьет барабан. Толстый стражник проводит горшечника Нияза в цепях.
Декорация пятой картины. В небе крупные звезды. К калитке подходит Насреддин, стучит. Из гарема появляется заспанная Отун-биби. Отпирает калитку. Увидев Насреддина, закрывает лицо платком.
Отун-биби. Это вы, мудрый Гуссейн Гуслия? Что привело вас в столь позднее время?
Насреддин