— Вы выглядите необычайно радостным, — сказала Марта.
— Пожалуй, так и есть, — подтвердил Логов. — Я был у Вика. Говорил с ним. Мне удалось добиться главного — на несколько часов Вик забыл о своем несчастье. Это моя победа.
Они отправились в ближайший ресторан и несколько часов говорили о занимательных пустяках: о вкусной и полезной еде, о музыке, о танцах и путешествиях в экзотические страны. Точнее, говорила Марта, Логов внимательно слушал, его участие в разговоре сводилось к произнесению восторженных междометий и некоторых вопросов.
Его догадка о том, что Марта — обитательница Усадьбы не подтвердилась. Выяснилось, что она родилась в Городе и провела в нем всю жизнь. Логов помнил, что коренные жители Города предпочитают называть его именно так — Город, отказываясь произносить вслух более привычное и современное наименование — Трущобы. Логов и раньше удивлялся этому странному проявлению снобизма. Лично его, веселое и слегка ироничное название — Трущобы, вполне устраивало. В конце концов, уничижительный смысл в это слово вкладывают только эстеты. Никого же не удивляет, что были построены целые кварталы Трущоб для состоятельных граждан. Так что говорить о том, что это название оскорбительно или подразумевает классовое неравенство, наверное, неправильно.
— Я думал, что вы из Усадьбы — вырвалось у Логова против воли, — Вы такая утонченная.
— Насмешили. Ученых редко называют утонченными. Обычно мы считаемся циничными и бесчувственными. На нас люди переносят свою нелюбовь к науке.
— Только не я на вас, — получилось неграмотно, но верно передало смысл его высказывания.
Потом они танцевали. Естественно, Логов попытался отказаться, ссылаясь на отсутствие самого минимального опыта, однако Марта настояла, заявив, что опыт — дело наживное. Она была уверена, что упорные тренировки помогут ему быстро овладеть основными движениями. Главное, чтобы были слух и чувство ритма. Получилось и у Логова. Во всяком случае, Марта два раза похвалила его за достигнутые успехи.
Время летело незаметно. Логов незаметно взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что они танцуют почти час. Впервые в жизни Логов потерял ощущение времени. Он не знал, что так бывает.
— Тебе стало скучно? — спросила Марта.
— Нет, что ты!
— Хочешь поговорить о своем товарище?
— Ты узнала что-то интересное?
— Скорее шокирующее.
— Об этом я и сам догадался.
В ресторане больше делать было нечего. Они медленно пошли по бульвару, щедро освещенному разноцветными мерцающими светодиодами.
— Не знаю, с чего начать, — сказала Марта грустно.
— Начни с конца. Вика можно будет спасти?
— Теоретически это возможно.
— Что я должен сделать?
— Я пока не знаю.
Радость, охватившая Логова, угасла. Какая польза знать о возможном спасении, но не представлять при этом, как его добиться? Ему было неприятно сознавать, что Марта танцевала с ним только для того, чтобы потянуть время, не говорить ему сразу о неизлечимости болезни. Логов не мог сообразить, плохо она поступила или нет. У него не было опыта в оценке поступков других людей.
— Я неправильно начала нашу встречу, — призналась Марта. — Надо было сразу все тебе рассказать. Но мне было непонятно, как ты воспримешь мои слова. Мне стало вас жалко, а это, конечно, ошибка.
— Расскажи сейчас.
Они нашли незанятую скамейку. Марта крепко сжала его руку.
— Обещай, что не дашь воли нервам. Бессильная злоба тебе не поможет.
— Я это и сам знаю. Но через два месяца мне предстоит отправиться на Марс. Уверяю, что любые мерзости мира, который я покидаю навсегда, без права возвращения, оставят меня равнодушным. Потому что… Потому что они меня больше не касаются.
— Соберись. Если тебе удастся сохранить спокойствие, у нас появятся шансы спасти твоего друга, — сказала Марта и выпустила его руку.
Прежде чем кивнуть, Логов крепко сжал кулаки. Это должно было помочь ему воспринять любую, даже самую гнусную информацию.
— Я готов.
Тяжело вздохнув, как это сделал бы на ее месте любой человек, которому предстоит выполнить неприятную работу, Марта рассказала совершенно неправдоподобную историю. Логов мог поверить ей, а мог и не поверить. Этот выбор ему следовало сделать самостоятельно. Он поверил. Почему, спрашивается, он не должен был верить Марте?
— Ученые из Теоретического института практической социологии установили, что любой повышенный интерес к чтению крайне отрицательно сказывается на исполнении важных функций общественной составляющей сознания. Объяснили они это тем, что при чтении мозг вынужден заниматься, в общем-то, не свойственной ему работой — распознавать информацию, в составленном из значков-букв сообщении. Очевидно, что человек, видящий перед собой картинку с изображенным на нем столом, без труда понимает, что речь идет именно о столе. Другое дело, если он встречается с набором неких символов «с», «т», «о», «л». В этом случае в его мозгу должны быть выполнены определенные действия, кажущиеся простыми лишь на первый взгляд, чтобы, в конце концов, убедиться в том, что речь идет именно о столе. Для этого детей подвергают специальному обучению с целью выработки навыков чтения. Человек, умеющий читать, должен понимать, что набор символов «с», «т», «о», «л», «и», «м», «о», «н», «о», «в» не имеет отношения к столу. И это самый простой случай, у читающего человека возникает масса проблем, когда он встречается со словом, значения которого не знает, и его следует угадывать. Скажем, «росомаха». Есть картинка — понятно, что речь идет о хищном зверьке размером с собаку. Но если нет картинки, читатель волен подумать, что это грязное ругательство.
— Очевидно, что так оно и есть, — сказал Логов. — Не понимаю только, какое отношение эта история имеет к Вику?
— Подожди. Как я уже сказала, ученые установили, что навыки чтения заставляют читателей, даже когда они не осознают этого, анализировать любой набор знаков-букв. Общественные идеи, как правило, доходят до сознания людей, как своеобразные картинки, понятные каждому символы, мифологемы, не требующие дополнительного разъяснения. Более того, любая попытка анализировать их неминуемо приводит к противоположному результату, девальвации смысла. Общественные мифы не переносят сомнений, а любой анализ предполагает некое сомнение. Не удивительно, что было принято решение запретить свободное распространение информации при помощи знаков-букв, заменив его звукозаписью или видео. Это позволило отключить избыточную и вредную нагрузку на мозг потребителя информации.
— Ну и?
— Нашлись люди, которые не смогли отказаться от передачи информации с помощью напечатанных слов. Собственно, их и называют писателями. Твой Вик — один из них. Может быть, один из самых талантливых.
— Если я правильно понял, общество поведение Вика не одобрило?
— Само собой. Размышления над текстами, содержание которых допускает различное толкование, разрушает самое важное в обществе — общинное сознание.
— И они стали защищаться?
— Естественно.
— Писателей стали арестовывать?
— Зачем? Любители чтения были признаны больными, а больных, как известно, лечат. Специалисты обнаружили у писателей тонкие повреждения ДНК. Попробовали их устранить. В большинстве случаев успешно. Обработанные люди поняли, что исключение из цепочки потребления информации лишних рассуждений приносит ощутимую пользу. С помощью картинок и звуков правильные идеи легче занести в мозги людей. Эффект получается сильнее, эмоциональнее, ярче, доходчивее.
— Это было больно?
— Нет! Писатели испытывали исключительно приятные ощущения. Хирургические методы коррекции ДНК были запрещены. Применялись только подслащенные таблетки и принцип личной заинтересованности.
— Кормили насильно?
— Только тех, кто не понимал собственной выгоды.
— Теперь понятно, куда подевались писатели! А я-то думал, что все дело в развитии новых технологий.
— Обычно для достижения результата используют все возможности. Я очень хорошо знаю ребят, которые следят за соблюдением общественных интересов, обычно они ничем не брезгуют.
— Для меня это чересчур сложно, — признался Логов. — Я человек конкретный, стараюсь держаться в стороне от идей. Но если Вик попал под раздачу сладких таблеток, почему он оказался неизлечимо больным?
— Я сказала, что таблетки срабатывали не всегда, лишь в большинстве случаев. Мне жаль, но Вик оказался в числе того несчастного меньшинства, у которого после лечения возникли проблемы со здоровьем.
— Они отравили его?
— Нет. Нельзя так сказать. Объективно он абсолютно здоров. Любой медблок подтвердит это. Но это верно только в том случае, если он живет нормальной жизнью и не пытается задействовать отключенную логическую цепочку в мозгу. Но стоит ему начать сочинять новый текст, организм немедленно начинает выделять ядовитые токсины, препятствующие этому запрещенному занятию. Медблок фиксирует опасное недомогание, но не может его вылечить, поскольку источник болезни — правильно функционирующий организм. Вот почему он и выдает сообщение: «Неизлечимое заболевание».
— Что же нам делать? — грустно спросил Логов.
— Теперь мы знаем причину заболевания, а значит, почти наверняка, сможем с ней справиться.