— Ну что ж, пошли.
Солнце приближалось к закату, из парка, из-за серебристой его ограды, доносилась веселая музыка. Там играл духовой оркестр. Тени от громадных чинар ложились на площадь. В сквере Революции было полно народу. Для горожан начиналась вечерняя отрадная пора отдыха. Абдулла вдруг остро почувствовал, как не хватает ему сейчас Гюльчехры. Вот пришли бы они с ней сюда, походили по аллеям, потанцевали, а потом сели бы на эту затененную скамейку.
— А вон и ребята, — сказал Рустам, показывая на аллею. — Пойдем туда. А то здесь, под часами, еще затолкают…
Они перешли улицу. Навстречу им, оживленно споря о чем-то, вышли из аллеи одноклассник Абдуллы высокий курчавый Ахрар и какой-то незнакомый, щеголевато одетый темноглазый парень.
— Ну вот и ты приехал наконец, — сказал Ахрар. — А мы боялись, застрянешь в кишлаке. Знаешь, как здорово мы погуляли в Чимгане!
— Слышал, — Абдулла, улыбаясь, поздоровался с ним. — Вы там так здорово погуляли, что слегли!
Все рассмеялись.
— Ну что ты! — возразил Ахрар. — Один только Рустам и простудился. Он ведь у нас такой — кто-нибудь чихнет, а у него уже сопли текут!
И снова послышался смех.
— Кстати, Абдулла, познакомься, — продолжал Ахрар, показывая глазами на своего товарища. — Это Пулат. Из сорок шестой школы. У него тоже медаль. Он не то что мы — в Ленинград собрался.
— Здравствуй, — Абдулла протянул руку слегка смутившемуся парню. — А в какой институт?
— В новый физический институт, — с готовностью ответил Пулат. — Институт только недавно открылся. Вот я и еду, хотя отец против.
— Хорошо, — промолвил Абдулла. «А чем я хуже этого парня?!» — промелькнуло у него в голове.
— Еще как хорошо! — вмешался в разговор Рустам. — Как ты считаешь, Ахрар? Ведь это здорово!
— Конечно, — подтвердил тот. — Если бы у меня была медаль, я бы и не раздумывал.
— А ты подумай и поезжай, — ввернул слово Пулат.
— Боюсь, трудные экзамены. Не сдать мне…
— А ты? — спросил Пулат, обращаясь к Абдулле. — Куда ты собираешься поступать?
— Я… — Абдулла замялся. — Наверно, и я поеду в Ленинград, — вдруг вырвалось у него, — в этот твой институт.
— Вот это новость! — воскликнул Рустам.
— Ну, это еще не решено, — торопливо прибавил Абдулла. — Так говорит мой отец.
— Поехали вместе, — сказал Пулат. — Вместе веселее.
— Да, конечно, — Абдулла искоса посмотрел на него. — Но сам-то я собираюсь поступать на физмат.
— Ну, хватит! — Ахрар даже руками замахал. — Надоели мне эти разговоры об институтах, как… не знаю что. Пошли.
— Пошли, — отозвался Рустам.
И ребята направились к улице Карла Маркса.
«Никто меня за язык не тянул, — думал по дороге Абдулла. — Или захотелось похвастаться? Вроде у меня нет такой привычки. Может, стало завидно? Неужели я так уж хочу поехать в Ленинград?» Абдулла злился на себя и почти не вмешивался в общий разговор. В кафе он с трудом заставил себя выпить одну пиалу белого вина и раньше всех поднялся с места. А дома, уже в постели, перед тем как заснуть, несколько раз повторил тихонько: «Ничего не случилось, ничего не случилось. Ведь я не сказал определенно, что поеду…»
12
Идти к профессору или нет — было его первой мыслью утром. С одной стороны, идти незачем, потому что он все равно не поедет. А с другой стороны… Хотя что с другой стороны?
Абдулла поднялся с постели, оделся и вышел на улицу. У арыка, лениво текущего между двумя дворами, он приметил Рустама и направился к нему. Рустам грелся на солнышке.
— Загораешь? — спросил у него Абдулла.
— А что делать? — ответил Рустам, зевая во весь рот.
— Утреннее солнце полезно…
— Оно конечно. Послушай, Абдулла…
— Что?
— Ты действительно собираешься ехать?
— Куда? — Абдулла вздрогнул.
— Как куда, конечно, в Ленинград.
Абдулла в ответ пожал плечами, поморщился.
— Ну что жмешься? Будь я на твоем месте, птицей бы полетел.
— Вот и лети, если хочешь.
— Хотеть мало… Ахрар вчера правду сказал: экзамены там будут тяжелые. Не сдать… А тебе и сдавать не надо.
И отец тебя отпускает…
— Мало ли что…
— Не пойму я тебя. Ты, может, с ума сошел? За то время, пока был в кишлаке. Поезжай! А если не поедешь, потом будешь мучиться. Всю жизнь будешь переживать.
«Может, он и прав, — подумал Абдулла. — Скорей всего, так оно и будет».
И в самом деле, к примеру, этот Пулат после окончания нового института, пожалуй, добьется большего в жизни, чем он, Абдулла. Это несправедливо. Он ничуть не хуже Пулата. Если не лучше. Все это так, однако, однако… Нет, ничего не мог решить Абдулла. А что, если он переговорит с профессором? Что здесь плохого? Он переговорит с ним, и все!
Абдулла крепко пожал руку Рустаму:
— Ну ладно, я пошел.
— Куда?
— Дело есть.
С этими словами Абдулла поспешил к себе домой. Он быстро выпил пиалушку чаю, переоделся.
— Сынок, — обратился к нему Гафурджан-ака, — сходил бы ты к дяде Турсуну.
— Хорошо, я имею это в виду, — сказал Абдулла.
Профессор жил в самом тихом и спокойном месте Ташкента, на Хорезмской улице. Абдулла несмело подошел к зеленым воротам и осторожно надавил на кнопку звонка. Подождал немного. Никто не вышел. «Это к лучшему», — сказал себе Абдулла. Однако перед тем как уйти, он нагнулся и заглянул через щелку во двор. Оказалось, почти сразу за воротами росли большие красные канны. Кроме этого, он ничего не увидел. И тут из глубины двора послышался звонкий голосок:
— Кто там?
Абдулла не знал, как ответить, и легонько постучал в ворота согнутым пальцем. Ворота отворились, и глазам Абдуллы предстала стройная девушка в брюках цвета морской волны и в желтой кофточке без рукавов. Каштановые волосы на ее маленькой красивой головке были подхвачены спереди узкой ленточкой. Абдулла приметил едва заметные капельки пота над верхней губой девушки, а увидев в ее руке мокрую тряпку, догадался, какой работой она была занята. Девушка завела руки за спину, чтобы спрятать тряпку.
— Салам алейкум, — сказал Абдулла.
— Здравствуйте, — ответила по-русски девушка.
— Мне нужен Турсунали-ака. Он дома?
— Дома, заходите. — Она произнесла это по-узбекски, но как-то неловко, с акцентом, что ли.
— Спасибо. Я постою здесь… у ворот.
— Нет, нет, заходите.
Девушка шире открыла ворота и, не ожидая, когда он войдет, направилась к дому, постукивая легонькими танкетками по камням.
— Папа!
Девушка поднялась на террасу, отбросила танкетки на — ступеньки и босиком вошла в комнату. Абдулла подошел к лестнице и остановился, оглядывая двор. Он просто утопал в цветах. Посредине двора, под высокой яблоней, возвышался сури, ярко-зеленый плющ вился по голубым стойкам.
— Что ж вы там стоите? Заходите, — пригласила девушка из комнаты.
Абдулла, стараясь не смотреть снизу на ее ноги, поднялся по ступенькам. Он хотел было снять туфли, но девушка положила к его ногам тряпку:
— Что вы, не надо! Вытрите, и все.
Абдулла потоптался немного на этой тряпке и вслед за девушкой вошел в зал. Направо, по обе стороны маленького круглого столика, стояли два больших низких кресла. Девушка коснулась рукой одного из них:
— Садитесь. Отец скоро выйдет.
Абдулла осторожно опустился в кресло. В первый раз ему приходилось видеть такой дом, в первый раз он сидел в таком кресле! Как здесь было хорошо! Интересно, все профессора так живут? И потом, еще эта девушка. Она теперь окно протирала. Абдулла невольно загляделся на нее. Каждый раз, когда девушка поднимала руку с тряпкой, в зазоре между кофточкой и туго натянутыми брюками показывалась ее тонкая белая талия. Это длилось долго. В какой-то момент Абдулла почувствовал, что девушка смотрит на него, и смутился, отведя глаза в сторону.
— Папа! Ну хватит, человек ждет! — крикнула она рассерженно.
Вскоре в гостиную вошел Турсунали-ака. Абдулла поднялся с места.
— Я вас заставил ждать, — медленно произнес профессор. — Кажется, я догадываюсь, с кем имею честь. Здравствуйте, Абдулладжан.
— Здравствуйте, — сказал Абдулла улыбаясь.
— У меня привычка работать по утрам. Простите, Абдулладжан.
Своей обходительностью, спокойной манерой держаться профессор сразу понравился Абдулле.
— Кстати, поздравляю с золотой медалью, — продолжал Турсунали-ака.
— Спасибо, — Абдулла снова улыбнулся и опустил голову.
— Саяра! — позвал профессор.
«Ага, значит, ее зовут Саяра», — отметил про себя Абдулла. Девушка быстро подошла к столику. Теперь у нее на ногах были мягкие тапочки бирюзового цвета.
— Что, папа?
— Познакомься. Это сын Гафурджана-ака. Я тебе говорил о нем.
Абдулла протянул девушке руку.
— Абдулла, — представился он.
— Школу-то он закончил лучше тебя — с золотой медалью! — добавил профессор.
— Поздравляю, — сказала девушка улыбаясь. Носик у нее был точеный. А над верхней губкой чуть темнел едва заметный пушок.
— Да говори ты по-узбекски! — с легкой иронией произнес профессор.
Саяра сложила губы бантиком.
— Ну ты же знаешь, какой у меня выговор! Чаю заварить?
— Конечно. Где мама?
— Пошла в ателье. Где будете пить?
Девушка избегала смотреть на Абдуллу.
— Здесь, — сказал профессор.
— А я хотела здесь убирать…
— Ну, тогда во дворе.
Саяра вышла из гостиной.
— Вот ведь как получается, Абдулла, — заговорил Турсунали-ака. — В молодости я мучился с русским языком, трудно он мне давался, вот я и отдал ее в русскую школу. У нее и подруги русские. А теперь я учу ее узбекскому. С матерью она теперь разговаривает только по-узбекски. А меня стесняется. Ну так рассказывай, как у тебя дела?
— Спасибо, хорошо.
— Недавно я к твоему отцу приходил. Поговорили. Как-никак не виделись долго. — Турсунали-ака вздохнул. — Мучится он, бедняга. Гипертония — модная болезнь. Но ведь как-то лечат же ее! Думаю, поправится. Давно я твоего отца знаю, много хорошего он для меня сделал. Кто знает, не помог бы он мне, может, я и не стал бы тем, кем стал…