Профессор задумался. Абдулла смотрел на его высокий гладкий лоб, отметил про себя седину на висках… В эту минуту ему очень захотелось быть похожим на Турсунали-ака. Пройдет время, он заведет семью, так же, как этот профессор, непринужденно будет разговаривать со своими сыновьями, как равный с равными…
— Мой отец много о вас рассказывал, — прервал молчание Абдулла, не найдя другого способа сделать приятное хозяину.
— Спасибо. С отцом вам повезло. Душа человек. Он всем делал только добро. А что же все-таки говорят доктора?
Абдулла не знал, что ответить. Как вернулся из кишлака, ни разу не говорил на эту тему ни с отцом, ни с матерью. Но до поездки в Мингбулак он слышал мнение одного врача, которое теперь и высказал:
— Ему нельзя есть мясо. Ничего острого тоже нельзя. Пробовал было отец выйти на пару дней на работу, но ему сразу стало хуже…
— Да, если он сейчас не станет как следует следить за собой, потом ему будет труднее. Конечно, надо пока оставить мысли о работе…
— Вот и я каждый раз говорю ему об этом, — сказал Абдулла и густо покраснел. Никогда он этого не говорил. Наоборот, ему нравилось, когда отца не было дома, он чувствовал себя свободнее. «Почему я так плохо отношусь к отцу? — подумал Абдулла. — Если уж профессор произнес такие слова, я-то должен был и подавно…»
— У нас часто бывает так, — промолвил грустно Турсунали-ака. — В большинстве случаев болеют хорошие люди, добрые люди не живут долго. А плохие — ничто их не берет: ни простуда, ни другие напасти.
— Да, — несмело подтвердил Абдулла.
— Пап! Все готово! — услышали они со двора голосок Саяры. — Ну идите же!
— Что ж, пойдем, — Турсунали-ака поднялся с места. — Откушаем чаю. Саяра славно заваривает! Правда, дочка?
— Нет, неправда! — ответила Саяра немного жеманно.
Они устроились в беседке. На столе в большой хрустальной вазе лежали персики, яблоки, виноград хусейни, золотистые ягоды инжира. На голубом блюдце — самаркандский миндаль. Жирная конская колбаса кази была искусно нарезана тоненькими кружочками. Абдулла был поражен. Вот это завтрак!
Саяра принесла большой фарфоровый чайник, села напротив Абдуллы и стала разламывать лепешки. Потом подала ему пиалу с фамильчаем.
Дымящийся напиток в пиале был яркого рубинового цвета и распространял тонкий, нежный аромат.
— Вот видишь, разве я тебе не говорил! — воскликнул, улыбаясь, Турсунали-ака.
— Не хвастай, папа! — буркнула Саяра, покосившись на Абдуллу.
— А разве я не прав?
— Чай получился очень хороший, — сказал Абдулла, — очень душистый, вкусный чай.
— Послушай, — обратилась к отцу Саяра, — так этот Абдулла поедет в Ленинград, да?
Турсунали-ака прищурился и спросил:
— А он тебе понравился, я вижу, а?
Саяра покраснела. Потом схватила чайную ложку и легонько стукнула ею отца по руке.
— Выдумываешь всегда. Я просто спрашиваю.
Однако профессор продолжал подначивать:
— А почему же ты тогда покраснела?
— Просто жарко! Вот и все!
— Знаю, почему тебе жарко.
— Папа!
— Ладно, ладно, больше не буду.
Абдулла, смущенный этим разговором, пристально разглядывал сложный рисунок на пиале. «Какая славная девушка! Неужели мы будем учиться вместе?»
— Отец, наверно, уже говорил тебе… — начал в этот момент профессор, обращаясь к гостю.
Абдулла поднял голову.
— Институт, в котором я работаю, — продолжал Турсунали-ака, — создан недавно. Это очень нужный институт. Сейчас много идет разговоров о ядерной физике, ты и сам слышал, наверное. В Москве, Ленинграде, Новосибирске построены атомные реакторы. Создаются электростанции. Через два-три года и в Узбекистане будет немало таких сооружений. Кроме того, в институте занимаются и космосом, частицами высоких энергий. Так вот я тебе и предлагаю… Подумай.
Абдулла посмотрел на Саяру. Девушка вертела в тонких пальцах чайную ложку.
— Спасибо, — сказал он тихо, — Мне отец говорил об этом.
— Да, вот еще что. Взгляни-ка на это уравнение… Профессор вынул из кармана карандаш и быстро написал что-то на бумажной салфетке. — Только ты не подумай, что это собеседование, мне просто интересно, что ты скажешь по этому поводу.
Абдулла положил салфетку перед собой. Лицо его словно окаменело. Потом он машинально протянул правую руку, и профессор вложил, в нее карандаш. Саяра прыснула в кулачок.
— Это, по-моему, решается вот так, — произнес Абдулла слегка изменившимся голосом. — Вот. — И он вернул салфетку профессору.
Турсунали-ака удовлетворенно кивнул.
— Ну что ж, верно… Тем лучше, — прибавил он. — Ну а вот такую задачку ты раскусишь?
И опять словно окаменело лицо Абдуллы. Наконец он поднял глаза на профессора:
— Я знаю, как решать эту задачу. Но мне потребуется минут двадцать…
— Молодец, Абдулла. Правильно. Но ее можно решить и в два счета. Этому тебя научат в первом же семестре.
— Папа, ты ему настоящий экзамен устроил… А мне кажется, он не хочет ехать в Ленинград, — вдруг сказала Саяра.
Абдулла молчал. Турсунали-ака мельком глянул на него и произнес:
— Подумай, Абдулладжан. Посоветуйся с домашними. Вообще-то документы уже надо отправлять. Все же, думаю, через два дня не поздно будет. — Он поднялся с места, давая этим понять, что разговор окончен.
У ворот Саяра, улыбаясь протянула Абдулле руку:
— До свидания.
— До свидания, — Абдулла крепко пожал узкую девичью ладонь.
Когда ворота закрылись за ним, Абдулла облегченно вздохнул, провел рукой по лицу. Кажется, он выдержал испытание. Надо же, какие хорошие люди! Какие интересные люди! С ними не то что в Ленинград… «До свидания». Почему она так с ним попрощалась? Почему это слово она произнесла по-узбекски — «хаир»? Однако у нее это получилось очень мило: «Хайр»…
— Сынок, — обратился Гафурджан-ака к сыну, когда тот пришел домой, — когда же ты навестишь Турсунали-ака? Ведь он приглашал тебя зайти.
— Я уже встретился с ним, — сказал Абдулла.
— Встретился? Когда?
— Только сейчас оттуда.
— Ну и как?
— Он, по-моему, хочет, чтобы я поехал в Ленинград.
— Вот видишь, а я тебе что говорил? Этот человек ничего, кроме добра, нам не желает. Что ты ему ответил?
— Пока ничего. Да он и не настаивал. Сказал, чтобы я подумал, посоветовался с домашними.
— Ну, наше мнение ты уже знаешь. А сам-то ты как? Сам-то что решил?
Гафурджан-ака с нетерпением ожидал ответа.
— Может, и поехать мне?.. — тихо спросил Абдулла.
Внезапно с террасы послышался какой-то шум.
Это Шаходат-хола, услышавшая слова сына, нечаянно уронила на пол блюдце, которое она держала в руках.
13
Абдулла не знал, что профессор Курбанов по договоренности должен был читать лекции в новом институте только три года. Два года он уже проработал. Следовательно, опекать свою дочь в Ленинграде он мог только на первом курсе. Через год Турсунали-ака должен был вернуться на старую работу в Ташкент.
— Неужели только из-за меня ты хочешь заставить его поехать? — спросила у своего отца Саяра после ухода Абдуллы.
Профессор внимательно посмотрел на свою дочь и ответил:
— Нет, не только из-за тебя. Не только. Так что успокойся. Ты ведь уже не маленькая, за год успеешь привыкнуть к новой жизни. Я просто желаю добра этому парню. Отец у него из настоящих, честных людей.
— А если он не поедет?
— Это другой разговор. Не поедет так не поедет, дело его. Но я считал себя обязанным сделать ему это предложение, зная все про этот институт, понимая его значение. Что ты скажешь мне на это?
Саяра пожала плечами. Ей было все равно, поедет Абдулла или нет. Она впервые с ним виделась, впервые с ним разговаривала… Если не поедет, она не станет переживать. А коли поедет, тоже плохо не будет. Она попыталась вспомнить его лицо. Странно, ничего не получалось. А вроде симпатичный парень, высокий, широкоплечий. Да и задачки так здорово решает… Вот только он по-русски говорит неважно. Как она по-узбекски. Это, конечно, объяснимо. Он окончил узбекскую школу. Ну что ж, если ему будет трудно, Саяра ему поможет. Поможет не только правильно говорить. Она научит его танцам. Удивительно, почему это многие узбекские парни и девушки не умеют танцевать? Ведь это такое удовольствие, такая радость!
Саяра зашла в свою комнату и включила радиолу, свои любимые «Дунайские волны». Она постояла немного, покачиваясь в такт широкой красивой мелодии, потом схватила большого плюшевого мишку, подаренного когда-то отцом, и — раз-два-три! — плавно закружилась с ним по комнате. С этим мишкой Саяра до сих пор спала вместе.
— Вы танцуете? — сразу спросила Саяра, когда Абдулла пришел к ним вечером на другой день.
Абдулла такого вопроса не ожидал.
— Немного, — покраснев, ответил он. — Но я… я…
— Потом доскажете, пойдемте.
Девушка взяла его за руку и потащила к себе в комнату.
— У нас дома нет никого. В гости ушли. А мне одной скучно.
С этими словами Саяра попыталась отодвинуть в сторону стол, стоящий посреди комнаты. Но сил у нее не хватило, и она, сдвинув брови, уставилась на Абдуллу. Абдулла стоял улыбаясь. Он не сразу понял, что от него требовалось.
— Помогите же мне! — сказала Саяра.
— Простите…
Абдулла мигом отодвинул стол. Саяра завела пластинку и подошла к нему:
— Фокстрот.
Всем своим видом, непосредственностью, свободными манерами Саяра резко отличалась от девушек, которых до этого видел и встречал Абдулла. С несколько смущенным видом он взял ее за талию и повел все расширяющимися кругами.
Через минуту Саяра сказала по-узбекски:
— А я-то, дура, думала научить вас танцевать…
— Ого! — удивился Абдулла. — Оказывается, вы по-узбекски очень хорошо говорите.
— Если мне об этом не напоминают, — призналась Саяра, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Отец смеется над моими ошибками, поэтому мне и не хочется говорить с ним по-узбекски.