Я уже не смотрю на упаковки с веселыми зверушками на зеленых лугах. Чем больше натуральности рекламирует прелестная картинка, тем больше подозрений вызывает у меня продукт. Я придерживаюсь пусть немного радикального, но оптимального принципа: не покупать ничего, на чем красуется надпись! Тем самым снимается проблема замусоривания окружающей среды (и объема моего живота). Чревоугодие настигает меня в основном по вечерам, когда мозг требует углеводов. И все опасные соблазны, во главе с мороженым «Веп & Jerry», предстают предо мной в упаковках. Я не держу дома никаких упаковок, ведь имея их под рукой, я вряд ли предпочту им редиску. Раз уж ты отказался покупать готовые продукты, изволь готовить сам.
Стеклянную банку я предпочитаю всем прочим упаковкам. Транспортировка стекла обходится недешево, поэтому промышленность заинтересована в одноразовых и пластиковых упаковках. То, что продается в стеклянной таре, поступает главным образом из окрестностей Берлина. Кроме пива. Чтобы покупать только лучшие сорта пива, нужно жить в Нижней или Верхней Баварии. В противном случае вы, подобно поклонникам авокадо, нарушите экологический баланс.
Следующее и самое тяжелое правило: покупайте овощи по сезону! (В Интернете полно полезных календарей на эту тему.) Я знаю, что ящик овощей, который вам «по сезонной подписке» отправляет магазин здорового питания, может выглядеть непрезентабельно. Но только самоограничение способствует творчеству и в конечном счете доставляет удовольствие. Если у вас всегда есть всё, вы уже ничему по-настоящему не радуетесь. Нет ничего скучнее, чем молочные реки и кисельные берега. А когда вы питаетесь по сезону, исключения из правила — такая радость! Клубника весной —» это почти как контрабандная черная икра из Каспийского моря.
Впрочем, для тех, кто решил сражаться за идеалы агроэкологической революции, открыт еще один путь — стать микросадовником. Городское фермерство — сельское хозяйство будущего. Им будут заниматься самые разнообразные небольшие коллективы, снабжающие сами себя, а не глобальные концерны и мегамагазины биопродуктов.
Тем временем в большинстве районов Германии уже появились фермеры, предоставляющие горожанам с «зелеными руками» небольшие участки для выращивания овощей. Для берлинцев, которые обожают это дело, но опасаются ездить из Пренцлау в Бранденбург, теперь есть даже стартап «ИП-Сад». Настоящий крестьянин трудится за вас в саду или огороде. А вы управляете им с домашнего компьютера или приложения: указываете, когда поливать, а когда собирать овощи-фрукты. Он выполняет ваши руководящие указания и доставляет вам урожай в картонной коробке, оформленной «под дерево». Говорят, работа на земле, даже виртуальная, весьма полезна для здоровья. Поглощая то, что вы вырастили своими руками, вы якобы испытываете эйфорию от приема пищи. Для начала я попробовал вырастить лук на подоконнике (великий путь начинается с маленького шага). Делаю бутерброд: лук, черный фермерский хлеб и сливочное масло. Вкус великолепный.
Впрочем, сливочное масло еще вреднее для климатического баланса, чем говядина. Но бывают моменты, когда моя зеленая совесть умолкает.
2. Автотранспорт
Автомобили будущего — легкие, красивые и быстрые спортивные модели. Все другие придется запретить.
Мир полон парадоксов. Пока мы денно и нощно рассуждали об охране окружающей среды, продажи мощных гамбургских тракторов «эльбшоссе» выросли как на дрожжах. Еще недавно люди в Европе с пренебрежением смотрели на громоздкие некрасивые американские автомобили, а тем временем страсть к большим машинам захватила и нас. Сейчас треть всех проданных в Европе автомобилей составляют внедорожники.
Проезжая утром по кварталу, где проживают состоятельные люди, видишь только новейшие модели БМВ и «ауди», из которых выходят изящные, уже с утра изысканно загримированные дамы. Они сдадут свое потомство в детские сады, работающие по системе Монтессори, после чего отправятся за покупками на биорынок. Должно быть, кто-то (он или она?) когда-то захотел занять место повыше, потому что, сидя в мощном внедорожнике, ощущаешь свое превосходство и чувствуешь себя в большей безопасности. Затем ему стали подражать, и началась настоящая гонка вооружений.
При этом у внедорожника благородное происхождение. Фактически его изобрели для английской феодальной знати. Аристократы берегли городской автомобиль и потому для коротких наездов в город стали пользоваться той же деревенской машиной, на которой всю неделю перевозили отстрелянную дичь, фазанов и своих собак.
Статусным признаком в Лондоне 80-х считались внедорожники «рендж ровер». Заляпанные глиной и грязью, они бросались в глаза горожанам. Их владельцы давали понять, что принадлежат к земельной аристократии, имеющей вторую резиденцию в столице. Соседи-нувориши в районах Челси и Белгрейв перенимали у них эту манеру. Говорят, они по сей день заставляют обслугу заляпывать свои машины глиной, чтобы не ударить лицом в грязь перед соседями-лендлордами. В какой-то момент внедорожниками обзавелись все, что сделало их вульгарными (со старыми статусными символами такое бывает). Сегодня, прежде чем произойдет что-то вроде «транспортной перестройки», следовало бы в качестве первоочередной меры полностью удалить из городов все внедорожники. Можно допустить исключения, но только за высокую плату. Кроме того, нужно обязать владельцев предъявлять при проверке не только треугольник повышенной опасности и жилет безопасности, но и как минимум одного фазана в багажнике.
Секрет популярности внедорожников однажды раскрыл Ульф Пошардт. Он назвал их драндулетами и разразился филиппикой против этих чудовищных статусных символов: «Они воплощают тоску по свободе, страстное желание в конце скучной отчужденной жизни иметь возможность ненадолго заглянуть в дикую пустошь». Разумеется, эта мечта неосуществима. «Большинство водителей внедорожников так дорожит своими допотопными экипажами, что боится поцарапать о бордюр полированные диски. Это рыцари несбывшихся надежд, разочарованные в самих себе». Вождение внедорожника гарантирует изоляцию, но препятствует пониманию и сочувствию, вызывает предубеждения против водителей в громадных жестянках. Если ты водишь внедорожник, признай, что блокируешь движение и даже не пытаешься вести себя пристойно на дороге.
То, что автомобили воспринимаются как неудобство и вызывают раздражение, обнадеживает. Такое уже бывало. Бывало и хуже, когда эра моторизации только начиналась.
Нынешние разросшиеся города столетиями ориентировались на пешеходов; еще в начале прошлого века улицы во всех столицах мира были оживленным общедоступным пространством, где никто не пользовался особыми привилегиями. Пешеходы, велосипедисты, трамваи и немногие конные экипажи делили место на равных. Но машин появлялось все больше, и в какой-то момент они потребовали для себя привилегий. До технической революции Генри Форда, то есть примерно до Первой мировой войны, автомобиль был экзотикой, опасной игрушкой богатых авантюристов и снобов. Его появление на улицах не только не приветствовалось, но вызывало всеобщую ненависть. Первыми автовладельцами в Европе были эксцентричные миллиардеры вроде Уолтера Ротшильда. Этот Ротшильд (второй барон по британской линии) владел еще и личным зоопарком и любил прокатиться по городу в карете, запряженной парой или четверкой зебр. Первые американские автовладельцы принадлежали к той трансатлантической элите, которая курсировала на роскошных пароходах между Европой и Восточным побережьем США. Американцы всеми силами старались перещеголять в роскоши старую Европу. Джон Дж. Астор IV[23], один из 1495 утонувших пассажиров «Титаника», к моменту своей гибели имел 20 автомобилей, в том числе несколько спортивных.
Золотая молодежь, развлекавшаяся в Монте-Карло, Биаррице или на Лонг-Айленде, использовала улицы как личные автодромы. Вилли Вандербильт, типичный миллиардер-плейбой первых лет XX века, хвастается в своих дневниках, как он на своем «мерседес симплексе» мощностью в 40 лошадиных сил побил рекорд скорости, ранее установленный Анри де Ротшильдом (из французской ветви семейства Ротшильдов). (В 1904 году Вилли Вандербильт на гонках в Дайтоне установил впечатляющий рекорд: 148 километров в час, и удерживал его почти два десятилетия.) Элитарная, чтобы не сказать, порочная склонность к смертельному риску составляет главную прелесть вождения автомобиля. В одном из своих редких интервью Вилли Вандербильт заметил: «Богатство действует на честолюбие примерно так же, как кокаин на мораль». Езда на автомобиле, пишет историк Дэн Элберт[24] в книге об американской автоиндустрии, дала возможность пощекотать нервы наследникам многих крупных состояний, нажитых в «позолоченный век». Золотая молодежь изнемогала от скуки.
Соответственной была и репутация первых автомобильных энтузиастов. В той же книге Дэн Элберт цитирует статью из «Нью-Йорк таймс» 1902 года. Газета гневно возражает против плана проложить скоростную автомагистраль на Лонг-Айленде. Избалованные детки богатых людей водят дорогие машины только по той причине, что они дорогие, возмущается газета. И призывает не штрафовать этих снобов за превышение скорости (плевать им на штрафы!), а сажать в тюрьму или сразу на электрический стул.
Наглые автомобили, занимающие все больше места на улицах, раздражали Европу даже больше, чем Америку, о чем можно прочесть в книге историка Уве Фраунхольца «Мотофобия». Жители некоторых областей Баварии назло автомобилистам выбрасывали на улицы осколки разбитых бутылок. Однако незадолго до Первой мировой войны союзы автомобилистов стали настолько влиятельными, что надавили на пивоварни, требуя убирать осколки. И пивоварни изобрели залог за бутылки. Второго марта 1913 года в местечке Хеннигсдорф (к северо-западу от Берлина) автомобильные террористы растянули проволоку между двумя деревьями перед «опелем торнадо», в котором ехал 45-летний ювелир Рудольф Плунц с семьей. Все погибли. Но еще более показательным, чем это событие, было множество мелких инцидентов: разъяренные кучера секли кнутами водителей, жители швырялись камнями в проезжавшие машины. На заре автомобилестроения не только маргиналы, но и широкая общественность протестовала против быстро растущего авто