Погода сегодня: лёгкий моросящий дождь при весенних 16 градусах Цельсия.
Отчёт: Тимоти де Вильерс, Ближний круг.
1
Острие меча было направлено прямо мне в сердце, глаза моего убийцы зияли чёрными дырами, грозившими поглотить всё, что посмеет к ним приблизиться. Я знала, что мне не уйти. Я попыталась отступить на пару шагов.
Мужчина неумолимо приблизился.
– Пред лицом земли я искореню всё, что неугодно Господу! Твоя кровь напитает землю!
У меня на языке вертелись по крайней мере два находчивых возражения на эту патетично-хриплую тираду (напитать землю – алло? Здесь на полу плитка!), но в панике я не смогла произнести ни слова. Мужчина всё равно не казался способным оценить мой юмор в данной ситуации. Или способным вообще оценить юмор.
Я с трудом отступила ещё на шаг и упёрлась спиной в стену. Мой противник громко засмеялся. Ну ладно, видимо, у него всё же имеется чувство юмора, просто оно не такое, как у меня.
– Сейчас ты умрёшь, демон! – воскликнул он и без лишних слов вонзил меч мне в грудь.
Я с криком подскочила. Я была вся в поту, сердце болело, словно его и в самом деле пронзил клинок. Какой ужасный сон! Но на самом деле – разве он меня удивил?
События вчерашнего дня (и позавчерашнего тоже) не взывали, прямо скажем, к тому, чтобы уютно устроиться вод одеялом и заснуть безмятежным сном. Напротив, непрошеные мысли извивались в моей голове подобно побегам буйного плотоядного кустарника. Гидеон просто делал вид. Он меня не любит.
«Ему, наверное, особенно не надо и стараться, чтобы привлекать к себе девичьи сердца», снова и снова слышала я мягкий, глубокий голос графа Сен Жермена. И ещё: «Реакцию влюблённой женщины просчитать очень легко».
Н-да, и как реагирует влюблённая женщина, когда она узнаёт, что ей лгали и ею манипулировали? Правильно: она часами разговаривает по телефону с лучшей подругой, чтобы потом сидеть в темноте без сна и спрашивать себя, какого чёрта она повелась на этого типа, и одновременно рыдать от тоски… – и в самом деле, легко просчитать.
Цифры на электронном будильнике рядом с моей кроватью показывали 3:10 ночи – значит, я всё же задремала и даже проспала не менее двух часов. И кто-то – моя мама? – зашёл в комнату и укрыл меня одеялом, потому что я помнила только, как я, подтянув к подбородку колени, сидела в постели и слушала частый стук моего сердца.
Странно, кстати, что разбитое сердце вообще может биться.
– Такое впечатление, что оно состоит из острых красных осколков, которые режут меня изнутри, и я истекаю кровью! – Я пыталась описать Лесли состояние своего сердца (окей, это вышло почти так же патетично, как фразы хрипящего типа из моего сна, но иногда правда звучит… несколько безвкусно). А Лесли сочувственно сказала:
– Я точно знаю, что ты чувствуешь. Когда Макс порвал со мной, я тоже сначала думала, что умру от тоски. Вследствие массового отказа органов. Поскольку во всех этих выражениях есть своя правда: любовь стреляет в почки, бьёт по желудку, разбивает сердце, сдавливает грудь и… пронзает печень. Но, во-первых, это пройдёт, во-вторых, дело не такое безнадёжное, как тебе кажется, и, в третьих, твое сердце сделано не из стекла.
– Камня, а не стекла, – всхлипывая, поправила я. – Моё сердце – это драгоценный камень, который Гидеон разбил на тысячи кусочков, точно как в видении тётушки Мэдди.
– Звучит довольно круто, но – нет! На самом деле сердца сделаны из совершенно другого материала. Ты можешь мне поверить. – Лесли откашлялась, и её голос приобрёл необычайную торжественность, как будто она собиралась открыть величайшую тайну мироздания. – Речь идёт о намного более прочном, небьющемся и пластичном материале. Изготовленном по секретной рецептуре.
Опять откашливание, чтобы усилить напряжение. Я невольно затаила дыхание.
– Как марципан! – наконец провозгласила Лесли.
– Марципан? – На короткий момент я прекратила всхлипывать и против воли улыбнулась.
– Да, марципан! – предельно серьёзно повторила Лесли. – Качественный, с большим содержанием миндаля.
Я чуть не захихикала. Но потом вспомнила, что я самая несчастная девушка на свете, и сказала с придыханием:
– Если это так, то Гидеон откусил кусок моего сердца! И обгрыз весь шоколад. Ты бы только видела, как он посмотрел, когда… – Прежде чем я успела завести всё сначала, Лесли громко вздохнула.
– Гвенни, мне не хочется этого говорить, но твои стенания ничего не дают. Ты должна это прекратить.
– Я ведь не специально! – уверила я. – Оно само из меня стенается. В какой-то момент я была счастливейшей девушкой на свете, а потом он сказал, что…
– Окей, Гидеон повёл себя как мерзавец, – быстро перебила меня Лесли. – Хотя непонятно, почему. Я имею ввиду, алло? Почему это влюблёнными девушками легче управлять? Я бы сказала, что с точностью до наоборот! Влюблённые девушки – это тикающие бомбы. Невозможно предугадать, что они сделают в следующий момент. Гидеон и его шовинистский дружок граф тут колоссально промазали.
– Но я действительно думала, что он меня любит. То, что он всё это только сыграл, это так… – Низко? Жестоко? Никакое слово, казалось, не могло описать мои чувства.
– Ах, дорогая! При других обстоятельствах – пожалуйста, хоть неделями купайся в своём несчастье. Но в данный момент ты просто не можешь себе этого позволить. Твоя энергия нужна тебе для других целей. Например, чтобы выжить. – Лесли говорила необычайно строго. – Пожалуйста, будь добра, возьми себя в руки.
– Хемериус тоже так сказал. Прежде чем смыться и оставить меня одну.
– Маленький невидимый монстр прав! Нам сейчас необходимо сохранить ясную голову и собрать воедино все факты. Фу, что это такое? Подожди, я открою окно, Берти опять безобразно напукал… гадкий пёс! О чём это я говорила? Да, точно, нам надо выяснить, что же твой дед спрятал в вашем доме. – Голос Лесли стал выше. – Я бы сказала, Рафаэль проявил себя довольно полезно. Возможно, он не такой глупый, как казалось.
– Как тебе казалось, хотела ты сказать. – Рафаэль был младший брат Гидеона, с недавнего времени посещавший нашу школу. Он обнаружил, что в загадке, оставленной мне дедом, речь шла о географических координатах. Которые привели прямо к нашему дому. – Меня очень интересует, насколько Рафаэль посвящён в тайны Стражей и в Гидеоновы путешествия во времени.
– Возможно, больше, чем можно предположить, – сказала Лесли. – Во всяком случае, он не поверил моему рассказу, что игры-загадки – это сейчас в Лондоне последний писк. Но ему хватило ума не задавать вопросов. – Тут она сделала небольшую паузу. – У него довольно красивые глаза.
– Правда. – Глаза были действительно красивые, и это напомнило мне, что у Гидеона такие же. Зелёные, в обрамлении длинных, густых ресниц.
– Не то чтобы это меня как-то впечатлило, это просто констатация факта…
«Я в тебя влюбился». Гидеон сказал это совершенно серьёзно и глядел при этом мне в глаза. И я смотрела на него в ответ и верила каждому его слову! У меня вновь потекли слёзы, и я едва слышала, что говорит Лесли:
– …но я надеюсь, что это большое письмо или своего рода дневник, в котором твой дед объяснит тебе всё то, что замалчивают другие, и даже немного больше. Тогда нам не придётся больше блуждать в темноте, и мы сможем наконец составить нормальный план…
Такие глаза надо запретить. Или принять закон, по которому парни с такими красивыми глазами должны носить солнечные очки. Разве что у них огромные оттопыренные уши…
– Гвенни? Ты что, опять ревёшь? – Голос Лесли звучал сейчас как у миссис Каунтер, нашей учительницы географии, когда ей кто-нибудь говорил, что забыл про домашнее задание. – Дорогая, это не очень хорошо! Тебе надо прекратить снова и снова проворачивать в своей груди этот драматический нож! Нам нужны…
– …холодные головы! Ты права. – И хотя мне это стоило усилий, я попыталась вытеснить из головы Гидеоновы глаза и придать своему голосу больше уверенности. Я должна была сделать это для Лесли. Ведь она поддерживала меня все эти дни безо всяких оговорок. Прежде чем она положила трубку, я должна была обязательно сказать ей, как я рада, что она у меня есть (даже если я при этом опять пустила слезу, на сей раз от умиления).
– А уж я как! – ответила Лесли. – Какой скучной была бы моя жизнь без тебя. – Когда она положила трубку, была уже почти полночь, и я на несколько минут действительно почувствовала себя лучше, но сейчас, в десять минут четвёртого, я с радостью снова позвонила бы ей и ещё раз всё пообсуждала.
По натуре я была не очень склонна к причитаниям, просто у меня впервые в жизни случилась любовная тоска. Настоящая любовная тоска, я имею ввиду. От которой действительно больно. Всё остальное отошло при этом на второй план. Даже выживание стало не столь важным делом. Честно говоря, мысль о смерти была в данный момент не такой уж и неприятной. В конце концов, я бы была не первой, кто умер от разбитого сердца, тут я попала в наилучшую компанию: маленькая русалка, Джульетта, Покахонтас, дама с камелиями, мадам Баттерфляй – а сейчас и я, Гвендолин Шеферд. Хорошая новость состояла в том, что номер с (драматическим) ножом мне можно было не проворачивать, потому что при таком плохом самочувствии я давно бы заразилась чахоткой и умерла бы намного живописнее. Я лежала бы на моём ложе бледная и красивая, как Белоснежка, волосы рассыпаны по подушке. Гидеон на коленях у моей постели, горько раскаивается в том, что он сделал, а я шепчу мои последние слова…
Но сначала мне срочно надо было в туалет.
Мятный чай с сахаром и лимоном был в нашей семье универсальным средством от печали, а я его выпила целый чайник. Мама сразу увидела, что мне нехорошо – едва я появилась в дверях. Тут не было ничего удивительного, потому что из-за долгого плача я выглядела как кролик-альбинос. И она бы наверняка не поверила, что во время поездки в лимузине от штаб-квартиры Стражей до нашего дома мне пришлось резать лук, как предложил Хемериус.