— Может. Но не думаю так. Скорее — жертва коммунистической пропаганды.
Джейн фыркнула:
— Он даже не знает, что их ГазПромСпейс давно поглощен американскими компаниями, что он работает на нас, а их Россия… части России — протектораты нашей Америки.
Командир прошелся по кабинету, провел пальцами по пульту.
— И не узнает, Дженни. Или… А ну-ка, дай сюда кристалл.
Он задвинул горошину в паз анализатора, склонился над экранами.
— Чисто, вирусов нет. Детка, гляди сюда.
Экран вывел в увеличении маркировку горошины: незримую обычным глазом лазерную маску, нанесенную над магнеторезистивным мультислоем контактных дорожек, прямо по монокристаллу сапфира. Штрих-маркер и буквы: «Made in USS». В углу экрана появилась вторая маска — стандартная, с буквами «Made in USА». Движение пальца — маски совместились, показывая полную идентичность. Кроме не совпавших последних букв.
— Ловко. — Джейн вопросительно глядела на отца.
— Да, Дженни, кристаллы созданы в одном месте. Но с разной целью.
— Их дезинформируют!
— Или… Детка, ты не забыла, что рассказывают нам много, но ничего не шлют. И что будет, когда в реакторе догорят последние стержни? — Он раскрыл кристаллотеку. — Так, вот оно. Отдай ему наш кристалл. В рамках… эм, информационного обмена. Действуйте, мисс Дженнифер!
Пока он летал, Базу завалило снегом. Снег срывался и сейчас — большие, плотные комки величаво и медленно опускались с оранжевого неба. Чтобы превратиться в кисель. Микс ценных органических соединений, продукт бушующих в атмосфере гроз. Манна небесная.
Полученная горошина, казалось, жгла грудь аж через термак. Глянуть не терпелось. Конечно, там наверняка пропаганда, и все же. Егор штатно совершил посадку, занес план в ангар и поспешил к шлюзу. В жилом модуле сбросил наконец изрядно поднадоевший термокостюм, запустил комп, загрузил горошину и вызвал по внутренней Олега. Тому до вахты оставалось два часа, и время это напарник коротал, как обычно, на тренажерах.
— Короче, друг, ничего у тебя не вышло, — изрек он, едва Егор кратко изложил итоги миссии доброй воли. — Подожди чуток, скоро буду.
Егор пропустил мимо ушей это «у тебя» — можно подумать, не вместе они готовили визит, а уж речь, так ту сам Олег, больше, и писал.
На экране англоязычная темнокожая дикторша бодро вещала о слиянии GazPromSpace с американской Oil Exxson Universe…
— Знаешь, друг. — Олег хмурился и был непривычно серьезен. — Я вот что думаю: надо докладывать старшим. Погоди! Только не говори, что я это дело замесил, мне и разбираться. Кто у нас сын начальника Базы — я или ты? Если пустим по инстанциям, месяц будут мурыжить.
Егор задумался. С одной стороны — содержимое буржуинской горошины сплошная деза, не может иначе, просто не может. С другой… А Батюшка Сатурн его знает, что с другой. Все неправильно, все не так, как он себе видел.
— Ладно… Иди уже, у тебя скоро трудовые подвиги… по графику. Танкер пришел?
Олег кивнул и вышел. Дверь с легким шипением скользнула из пазов и закрылась за его спиной. Егор взялся за коммуникатор.
К командиру базы, старшему из старших, конечно, просто так не попадешь. И сейчас отец хотел ограничиться дежурным «Егор, личные вопросы в нерабочее время». Как будто оно у него было, это самое нерабочее время. Но, услыхав новости, сменил тон и велел «рысью к нему». Положим, не рысью, а лифтом, но Егор медлить не стал. Может быть, он посоветовался бы с матерью. Но матери уже три года как не стало. Медленные бактерии Титана плохо уживаются с человеческим организмом.
— Ты идиот, сын! — Егор впервые видел отца разгневанным. — Авантюрист — ладно, простил бы, но глупость… Ты понимаешь, что на мне пятьсот живых душ здесь? Зачем полез смотреть?
Он ткнул пальцем в анализатор, куда перед этим заложил полученную у конкурентов горошину.
— Отец, это всего лишь пропаганда…
— Кретин. Это всего лишь боевой вирус, наверняка успел расползтись по всей Сети.
Отец одновременно манипулировал клавиатурой пульта: в углу экрана появилась маркировочная маска стандартного информ-кристалла, скользнула к центру, совместилась с чужой. Полностью, лишь две последние буквы накладывались, не совпадая.
— Ни фига себе… — протянул Егор.
— Угу… Эксперимент есть эксперимент. Старшего кибернетика ко мне! — рявкнул он в коммуникатор. — Внимание всем службам информационной безопа…
Он не договорил. Освещение в пультовой исчезло. Две секунды темноты — и свет явился, но другой: желтоватый и тусклый свет авариек. Уже понятно стало, что происходит. Умный компьютер энергостанции, обнаружив угрозу, закуклился, задвинул в реактор замедлители и перестал подавать электричество. Там, на берегу озера, зябко передернули плечами и замерли насосы. Застыли посреди заснеженной равнины автоматические киселесборщики. В электролизной прекратилось расщепление воды. Замерли синтезаторы производственных линий. А жилой блок… жилой блок протянет на резервных аккумуляторах несколько суток.
Ситуация «уровень ноль», вот что это.
— Космоса, говоришь, хотел? — Отец сделался странно спокоен. — Получишь космос. Полетишь на хаб. Держи.
На его ладони лежала еще одна горошина.
— Держи, кому говорю. Здесь программа полета для вашего… хм… челнока.
— Откуда ты знал, что…
— Оттуда! Конспираторы хреновы. Задача: выйти на внешнюю орбиту, достичь точки L5, высадиться на хаб и запросить помощь. Выполнять!
Егор сжал кулак с кристаллом. Сказка становилась былью, но совсем не так, как ему мечталось.
Что может быть лучше полета на прямоточе над просторами родной планеты? Когда ты и корабль — одно целое, когда гудят компрессоры, нагнетая в камеры сгорания забортную атмосферу, и ревет, вырываясь из сопла, раскаленная струя, когда чем выше — тем стремительнее, там, наверху, много топлива, и приходится снимать ногу с педали газа, чтобы не вылететь в аборт, — за пределы атмосферы, на смертельную эллиптическую орбиту, а сбросив скорость, плавной глиссадой пройтись над бесконечными цепями экваториальных дюн, над вершинами диких хребтов, над гигантскими морями и мелкими озерами…
Егор был пилот, что называется, от Бога. Ему и в голову не могло прийти, что посади любого, выросшего в гравитационном колодце Земли, за штурвал прямоточного метан-кислородного летательного аппарата, и этот любой — еще на взлете не удержит управления и «съедет», разметав обломки прямоточа вперемежку с частями собственного тела по ледяным полям. Или разобъется о свинцовую поверхность метанового океана. Егор родился и вырос на Титане, и оранжевое небо — родное небо — манило его с детства, туда, вверх, где уже различимы и Властелин Колец, и сами кольца, и Энцелад, и Япет, и сверкающий алмаз Гипериона, но еще не видны звезды.
Егор мечтал о звездах. И вот мечта осуществлялась.
Но теперь все не так. Переделанный в космический челнок прямоточ прет в небо свечой, пилот в ложементе — только статист. Перегрузка превращает пятнадцать килограммов веса пилота в тридцать. Риск велик. Выдержит ли герметик кабины космический ваккум? Термак переделан в скафандр самым примитивным образом — многочисленные обручи охватывают руки, ноги, туловище, и неизвестно, как при разгерметизации поведет себя шлем. Два года кропотливой работы их инженерно-пилотной группы, но кто сказал, что где-то не закрался дефект, где-то — неточный расчет?
А корабль уже пробивает тропопаузу, входит в зону ветров, проходит верхнюю ионосферу, и вихревые токи, соскальзывая со сверхпроводящих защитных плит носа, голубыми змеями окутывают фонарь кабины…
Еще вверх. Небо больше не оранжевое — оно иссиня-фиолетовое, и добрую треть занимает желтое пятно Властелина Колец, и двигатель ревет победно — в верхних слоях очень много метана, а затем небо становится угольно-черным, и там, где заканчивается царство Властелина, рассыпаются разноцветные огни звезд.
Двигатель обрывает пение, вибрация корпуса исчезает — тишина, как удар по голове, и наступает невесомость. Ты падаешь, падаешь в неизведанную пропасть, хотя по-прежнему остаешься надежно пристегнут к ложементу. Егор тренировался в свободном падении. Но к невесомости невозможно привыкнуть. Где верх, где низ? Оранжевая поверхность Титана плывет вверху, а космос, наоборот, там, под ногами.
Виток, звонко щелкает клапан переключения подачи топлива, и в соплах вспыхивает уже гидразин: программа коррекции орбиты в экваториальную плоскость, короткое ощущение вернувшегося веса, и снова падение в никуда. Еще виток, еще — корабль прицеливается, корабль скоро оторвется от планеты и устремится по ее орбите в точку встречи — точку Лагранжа L5. Его цель — станция-хаб, космический заправщик супертанкеров жидкого газа, идущих с Земли.
Снова перегрузка, снова тяжесть — в права вступает уже притяжение Батюшки Сатурна, и нет сил любоваться воплощенной мечтой. Слишком многое поставлено на кон, и совсем ничего не зависит от пилота, способного сейчас только читать сообщения программы. Тяжесть нарастает, делается нестерпимой, — корабль чертит пологую дугу, потому что два километра в секунду — это медленно, это очень медленно, на такой скорости полет продлится не одни сутки, а этих суток у оставшихся там, под покровом атмосферы нет. Поэтому — разгон под углом сорок пять градусов к орбите, долгий многчасовой разгон, а затем такое же долгое торможение, тот же разгон, но со знаком минус, и Егор весит уже свои земные девяносто килограммов, и в голове крутится одна и та же мысль: понятно, отчего старшие с детских лет гоняют младших на тренажерах и центрифугах, заставляют приседать с жуткого вида штангами и отжимать их же лежа…
Хронометр бесстрастно отсчитывает время, бортовые системы ведут себя штатно, и на девятом часу полета компьютер оживает: механическим голосом сообщает о входе в зону L5. Снова невесомость инерционного движения, лишь изредка просверкивает пламя боковых маневровых сопел, а звездное небо с хорошо различимым серпом Гипериона вздрагивает. Корабль делает коррекции, пытаясь обнаружить в тысячах и тысячах кубических километрах пустоты цель. На экране радара множество точек, но что из них хаб, а что — астероиды, пойманные в ловушку частного решения задачи трех тел? Программа имеет на этот случай ход конем: в пространство устремляется «мэйдэй», сигнал бедствия.