— Хорошо, доктор. Нам действительно по пути. Но мне нужно двигаться быстро, не отставай.
Дичь покажет, кто ты такой на самом деле, доктор…
Мы плотно пообедали в культовой забегаловке «Яйца в мыле» в обществе южан-дальнобойщиков. Народ почти не пялился на мои косы, переплетенные с трубами из подсвеченного оптоволокна. Сироты среди дальнобойщиков случались чуть чаще, чем в других стратах.
— Тебя действительно зовут Брагги? — спросил доктор, когда мы вышли наружу и уже грузились в его пескоход.
— Да, меня зовут Брагги. Моя мать обожает саги. — Наши родители любят старые, чужие сказки, а мы создаем новые и живем в них.
— Я думал, ты будешь помоложе, — проговорил он, глядя на маску моего шлема, изображавшую деревянное резное одноглазое лицо с густой бородой.
— И я так тоже когда-то думал…
Пескоход доктора выбрасывал грунт лопатками колес, толкая нас к выгнутому горизонту Эллады. Мы почти не говорили друг с другом.
Через сутки мы добрались до Толокана, города, созданного мною три года назад.
Тридцатиметровые башни-пики из склеенного силикатным клеем песка и плоских выветренных камней посреди пустыни ничуть не осыпались за время моего отсутствия и, как и прежде, кололи призрачно близкое небо.
— Это действительно ты построил все это? — спросил доктор.
— Да.
— С ума сойти. Зачем?
— Я хотел, чтобы на Марсе был готический замок.
В Толокане мы не нашли ничего, кроме брошенного лагеря, мусора и шести свежих могил на белой каменистой равнине.
— Доставай лопату, — бросил я доктору, слезая с пескохода.
— Ты же вроде только что спешил? — прищурился он за забралом шлема.
— Надеюсь, что я еще не успел…
Я разрывал мелкие могилы одну за другой. Вытаскивал засыпанные мертвые тела, складывал в общий ряд. Доктор сидел на своем чемоданчике, соединив руки замком, длинная цепочка свисала с его руки до грунта. Помогать не стал — молча следил за моей работой. Длинная тень от его ног из-за низкого солнца уходила прямо в горизонт.
Лютера в этих могилах не оказалось.
Я подтащил к ряду последнее застывшее насмерть тело без шлема, уложил в ряд, с хрустом разогнулся. Огляделся. Пустынно.
— Похоже, — произнес я, глядя на застывшие тела, — в этот раз что-то пошло не так.
— Знаешь кого-то из них? — коротко спросил доктор.
Я только вздохнул, оглядываясь. Ветер нес обрывки пластиковой ткани и катил невесомые колбы для воды мимо брошенных навесов. Безлюдно.
— А ведь здесь много людей жили когда-то, — пробормотал я, опираясь на лопату. — И я здесь жил.
— И где теперь они? — быстро и напряженно спросил доктор.
— Ушли, наверное, — буркнул я. — Не знаю.
— Кто их убил? — спросил доктор, сгорбившийся на чемодане. — Табуларассеры?
То, как он это спросил… То, что он вообще это сказал — «убил», я понял, что он не только не из этого полушария — он вообще не с этой планеты.
— Никто их не убивал, — буркнул я, думая об участии брата в этом деле.
— Что? — удивился он. — Они сами в могилы легли, что ли?
— Вроде того…
Доктор мне явно не поверил. Помолчав, он добавил:
— Нужно сообщить их родным.
— Они скоро узнают, — ответил я. — Их заберут, когда «Бродячий анатомический цирк Барсума» сюда доберется. А нам надо ехать дальше.
— А их так оставим?
— Падальщиков у нас тут еще нет.
Пока мы удалялись от Толокана, пока я, сидя спиной к ведущему пескоход доктору, видел в туманной тихой буре у горизонта шпили моей крепости, я все размышлял, что же делает Лютер среди этих людей, зачем он это делает и чем это все может закончиться.
Мать меня никогда не простит.
Мы четыре дня следовали по цепочке могил за их караваном, от одного брошенного лагеря до другого, разрывая одинокие могилы, чтобы убедиться, что моего брата там нет.
— Ты понимаешь, что они делают? — спросил доктор однажды. Он пристально посмотрел на меня. Он явно хотел, чтобы я слушал внимательно и ждал ответов. — Они же закапывают людей заживо.
Ну да. Именно так они и поступали. Вывозили решившихся на инициацию в Дичь посреди долины кратера Эллада, рыли яму в осколочном грунте, сажали туда человека в одном скине и оставляли выживать. И конечно же такая инициация оставляла после себя трупы.
— Они уничтожают Сирот, — добавил доктор. — Сколько лагерей мы уже проехали? Шесть?
Я скривился: он явно ничего не понимал. Спросил сам:
— А ты чего на самом деле за ними гонишься? Только честно.
Он на мгновение заткнулся, потом сказал:
— Я просто доктор. Я только везу лекарства.
Он точно не с Марса, этот доктор.
— Ладно. Там посмотрим, какие у тебя лекарства, — буркнул я.
Мы следовали за Лютером, а он оставлял за собой пустые поселения и стойбища. Похоже, все либо шли за ним, либо бежали прочь. Или ложились в могилы.
Было ясно, что я должен его остановить, иначе тут просто не останется людей и страна Сирот, которую я создал, исчезнет.
А потом в ледяном закате машина доктора затарахтела, закашлялась, перевалившись через каменистый бархан, и сдохла после короткой агонии.
Я забрал свой рюкзак, лопату и слез с пескохода.
— Ты куда? — удивился доктор.
— Не можешь ехать — иди, — ответил я ему расхожей максимой. Доктор неохотно слез с заглохшего пескохода со своим цельнометаллическим чемоданчиком наперевес и пошел за мной.
— Ты хоть знаешь, куда идти? — спросил он, недовольный, шагая по глади кратерной пустыни.
— Я знаю, куда они направляются, — ответил я, не оборачиваясь. Это его подбодрило.
Доктор, в общем, неплохо держался в этой необжитой пустоши. Он только сильно беспокоился, сколько зиверт мы тут наловим на каждого, гуляя под открытым солнцем. Ну, мне-то, как коренному, быстрая и легкая смерть от лучевой болезни не грозила: мама в первом триместре принимала все нужные перинатальные присадки. А вот ему — если он не с Марса, а похоже, так оно и было, — могло и аукнуться.
— Буря нас прикроет, — ткнул я в небо пальцем. Доктор не ответил — пялился на покрытый пылью металлический череп когда-то квазиживого рудосборщика, зарывшегося в растрескавшуюся почву. — А. Этот отбился от стада. Потерялся в буре и разрядился.
— Надеюсь, мы сами не слишком отобьемся, — пробормотал доктор.
Прав был доктор. Я сильно рисковал, уходя в глубь неосвоенной территории. Тут мы действительно могли запросто сгинуть без вести. Но я уже понял, куда двигается караван табуларассеров, и стремился срезать путь через Дичь. Медлить ни к чему.
Мы шли всю ночь и часть следующего дня.
А спасла нас мудрая женщина Тонанцин, что пересекала эту равнину с запада на восток на своем ветроботе. Крыльчатка моего нагнетателя атмосферы покоробилась от ударов микролитов, и мне предстояло испытать фатальную нехватку кислорода уже в ближайшие часы. Доктор пережил бы меня не надолго: без связи он бы отсюда не выбрался, так как сам был хуже ребенка.
После того как мачты ветробота Тонанцин показались над горизонтом, она около часа нагоняла нас — трехколесный катамаран, счетверенные шасси на вынесенных в стороны подвесках, две наклоненные стометровые мачты с металлическими листьями парусов трансформеров. Доктор, распахнув рот, наблюдал за ее приближением.
Нагнав нас, она скинула якорный болт, тут же закрутившийся в почву, и свернула паруса в мачты.
— Куда ты следуешь, мудрая женщина? — спросил я, приблизившись и считав знаки на маске ее скина, изображавшей базальтовый барельеф с лицом ацтекской богини-матери.
— Я следую в Чикомосток на фестиваль Великого Духа, — ответила она.
— Мы идем туда же. Разделим этот многообещающий путь с моим попутчиком?
— Буду рада, — ответила мне Тонанцин.
И мы поднялись на борт. Она тотчас отчалила.
— Чикомосток? — буркнул доктор, устраиваясь на борту.
— «Семь пещер», на языке ацтеков, — ответил я, валяясь на баке ветробота на куче спальных мешков. — Скальный город в кольцевых горах кратера. Мы будем там завтра.
— А я думал, что видел все, — пробормотал доктор, запрокидывая голову, чтобы посмотреть, как в высоте смартгроты хватают неуловимый марсианский ветер.
— Она чемпион гонок по нулевому меридиану, — сообщил я.
— Откуда ты знаешь?
— Это есть у нее на лице.
По-моему, он меня не понял. Раньше, на Земле, была такая пословица: «У него на лице все написано». Сейчас и здесь она не имеет смысла, потому что мы действительно рисуем и пишем все на масках скинов: имя, достижения, девизы, положение. Это лишь одна из многих вещей, которые террареформаторы перенимают у нас, пока робко и частично, но в будущем это наверняка станет нормой для любого марсианина.
— Зачем ты следуешь в Чикомосток? — спросил я Тонанцин. Ветроботы именно следуют, не едут. Ездят райдеры. Важно не путать.
— Я слышала, в Дичи объявился человек, на которого снизошел Великий Дух, — объяснила Тонанцин. — Надеюсь застать его там. Я уже три года в священном путешествии. Раньше я ловила лед в углекислотных озерах Севера, надеюсь вернуться туда к семье, они очень давно меня не видели. Слово Великого Духа изменит все.
— Н-да, — вздохнул я. — Я тоже надеюсь, что его найду… Тоже давно не был дома. Очень давно.
А доктор вздохнул и сказал невесело:
— А у меня место на корабль отсюда. Если я не успею вернуться, застряну тут еще на два года…
Он печально щурился на солнце.
— Тонанцин, — произнес он. — Ты действительно думаешь, что здесь где-то бродит человек, на которого снизошел Великий Дух? Или это только дань верованиям предков с Земли?
— Конечно, он где-то здесь. — Тонанцин удивленно покосилась на доктора, не выпуская кормило из рук. — Его не может не быть.
— Мы же изжили все это, — пробормотал доктор, глядя на уходящие назад барханы. — Безумный мистицизм, идеологическую одержимость. Откуда это все взялось здесь?
— Ну, — задумчиво отозвался я. — Тут есть о чем подумать. Вот чем была Мертвая колония?