стальных герметичными переборками, а жилые уровни ко всему прочему, могли быть отстрелены в космос и долгое время существовать автономно. Безопасность здесь была на высоте, ибо Внеземелье ошибок не прощает — с этого начинались почти все лекции в Институте гражданской космонавтики.
Егор покрутился по коридорам техцентра, поднялся с уровня посадочных палуб до жилых помещений и вскоре упёрся в задраенный люк, с надписью по окружности «Служебные помещения. Посторонним вход воспрещен». Здесь, впервые за все путешествие, ему пришлось приложить к сенсору замка персональный пропуск, после чего люк отвалился и Веселов вошел в служебные помещения. Теперь ему полагалось отметить прибытие, но Егор на правах старого служаки отправился в рубку, поприветствовать сослуживцев — и не угадал: на вахте была смена Коли Цуцика, ровесника Веселова, тощего парня, на котором любой комбинезон, как ни подгоняй, висел мешком и ботинки казались на пару размеров больше. Операторы располагались в креслах-ложементах перед объемным экраном, занимавшим всю стену перед ними — экран как бы заключал рабочие места операторов в полукруг, охватывая возможно больший участок окололунного пространства. На черном фоне, разбитом на квадраты, ярко горели метки космических аппаратов, вот кто-то из операторов сдвинул изображение и часть экрана справа окрасилась ярко-зеленым, символизируя гравитационное притяжение спутника Земли.
Егора заметили. Вася Гребенников, сидевший к нему ближе всех, ухмыльнулся и, не поднимая руку с пульта управления, приветственно пошевелил пальцами.
— Где мои? — Одними губами спросил Веселов.
— Только что ушли, — также тихо ответил Вася.
— Что тут? — не удержался Егор, обведя глазами рубку.
В ответ на это Гребенников закатил глаза и уморительно сложил губы трубочкой, показывая, что работы много, мол, и на тебя хватит. Веселов вздохнул, покивал остальным операторам и отправился в жилую часть техцентра, сдавать документы и устраиваться в каюте.
И понеслись трудовые будни. Прием кораблей, на рабочем экране превращавшихся в зеленоватые треугольники с подписями мелким шрифтом, совершенно не похожие на исполинские агрегаты, величественно разворачивающиеся на приличном расстоянии от Луны и её искусственного спутника. Отправка орбитальных буксиров, которые словно рой серебристых мух набрасывались на контейнеры с грузами, чтобы растащить их затем в самых разных направлениях; или наоборот, собирали такие же контейнеры в состав, чтобы затем, сцепившись в сложную конструкцию, вместе с тяговым блоком разогнать транспорт, отправив его по траектории, рассчитанной здесь же, в техцентре.
Стажировки в вычислительном центре, за мощнейшими компьютерами, рассчитывавшими эти самые курсы — но как раз сюда Егор не очень рвался. Компания платила неплохие деньги за освоение второй специальности, так что курс для грузовика или орбитального самолета Веселов проложить смог бы, но выяснять нюансы этого дела, вникать во все сложности траекторий движения космических тел его не тянуло. Каждый грамм дорогущего топлива для космических кораблей отражался на цене товаров, производимых на Луне, производственных комплексах в точках Лагранжа или на земной орбите. Идеальная траектория для грузовиков поэтому описывалась плакатом, висевшим на стене вычислительного центра: «Разгон — торможение». Подразумевалось, что по пути из пункта А в пункт Б грузовик должен был ни разу не включить двигатели тягового блока.
На практике такого вообще не случалось и по каждому рейсу в Дальнее Внеземелье составлялся подробнейший отчёт, куда включался расход топлива, после чего ответственные лица получали нагоняй от начальства, если тот был неоправданно высок.
Вот и Егор не больно-то стремился за пульт суперкомпьютеров, отправлявших грузовые корабли в сторону Марса или, того больше, газовых гигантов.
И часы отдыха… и хохмочки Георгиныча… и старты кораблей… и разговоры пилотов кораблей больших и малых в кают-компании техцентра… и празднования семидесятитрехлетия Гагарина — самого большого лунного города, куда Егор попал по распоряжению того же Георгиныча… и всё остальное многопрочее, что составляет будни любого космена. Втягиваешься незаметно — только что, по выходу с орбитального самолёта, чувствовал холодок в животе и думал: «Как же я?.. Справлюсь, нет?..», — и вот уже, только сев в свой ложемент в рубке, и услышав команду: «Ка-два-пятнадцать, эшелон три, готов, начинаем разгон…», — даже и подумать не успеешь, как все параметры курса орбитального самолета к старушке-Земле, заданы тобою же, на автомате, с учетом траекторий всех остальных космических аппаратов и очередности отправлений.
Так прошло два месяца и в один из первых дней декабря, когда дружная команда «Луна-орбитальный» вовсю обсуждала, кому достанется дежурство в новогоднюю ночь и как именно будут отмечать праздник, в рубке появились посторонние. Дежурная смена, ясное дело, в указанных дебатах участия не принимала, была самая середина вахты, и с операторов пот лился градом: за три часа успели растащить разношерстный состав, пришедший с Марса — куча руды, раскопанной в районе Пояса астероидов пополам с пустыми контейнерами из-под грузов, отправленных для марсианских поселений ранее. Тем бы дело и закончилось, тут и рассказывать особо не о чем, но грузовик приволок на горбу команду известного космоархеолога Эдсела Миллера, который — телезвезда, а как же, — с ходу принялся требовать себе и своим грузовым контейнерам зеленый коридор и чтобы тотчас ему дали буксир до земной орбиты. Раскопал какую-нибудь сенсацию опять — космоархеология была наука молодая и со всем задором молодости тыкала всем под нос, к месту и нет, свои находки на планетах и астероидах системы. Черепки всякие, но пара звонких открытий случилась.
Так вот этот самый Миллер забил эфир и, не стесняясь в выражениях, — хотя куда ему до наших умельцев — требовал и требовал себе маршрут и буксир, и вообще… И так бы и зудел по радио, но тут вмешался Начальник техцентра и одернул американца, пригрозив штрафом за нарушение регламента переговоров на орбите. Тот затих и в рубке только-только вздохнули с облегчением, но тут Начальник заявился в операторскую сам и снова пришлось подтягивать животы, и вахта начала казаться Егору бесконечной.
Падарин Семен Алексеевич, Начальник ТТЦ «Луна-орбитальный», был земляком Егора — родился и вырос в городке, со смешным названием Ерофей Павлович, что от родного для Егора Невера почти в ста пятидесяти километрах, если по прямой. Всю свою жизнь Семен Алексеевич посвятил Луне: и лунные станции строил, и пилотом буксира был, и оператором на том же техцентре, работу знал от и до, был строг, но справедлив, персонал «Луна-орбитальный» был за ним как за каменной стеной. Егор, правда, Начальника немного побаивался и вообще лишний раз лезть на глаза начальству не любил, поэтому, едва заметив Падарина в рубке, быстренько окинул взглядом своё невеликое хозяйство — нет ли чего лишнего возле его пульта управления.
Но Начальник появился в рубке не один, и, по-видимому, не с обычным обходом рабочих мест. Вместе с ним в операторскую вошел — ну, понятно, что вплыл — невесомость же, но плавает-то у нас известно что, поэтому космены по примеру моряков говорят о таких случаях не «плавает», а «ходит», — так вот, в рубку вместе с Начальником вошел военный. Ни с кем военного космонавта не перепутаешь, ни на грунте, ни в космосе: на планетах им положена парадная форма из черной хлопчатобумажной ткани с золотыми знаками различия (рядовых в космических войсках нет, минимум старшины), а при исполнении иссиня-черные комбинезоны из металлизированной ткани.
Падарин, поприветствовав операторов смены, направился прямо к ложементу Георгиныча, старшего смены, а военный — «„Вояками“ их Рязан называл», — совсем не к месту вспомнил Егор, — кивнув головой в сторону рабочих мест операторов, подошел к экрану.
— Валентин Георгиевич, — без длинных предисловий начал Падарин, — у тебя под разгон корабли есть?
Они давно друг друга знали, и Семен Алексеевич другой раз Астахова и Георгинычем называл, и в нерабочее время старым чёртом мог обласкать, но на работе, да ещё в присутствии военного старый служака ничего лишнего позволить себе не мог.
— Только что растащили марсианский состав, — четко ответил Георгиныч. — Собираем «Анадырь» к Венере, но это нескоро, точно. Следующей смене оставим — заводские задерживают.
— А где у вас этот рейс? — от экрана спросил военный.
— Вот он, — Астахов подсветил маленький треугольничек, пощелкав тумблером контроля.
— Экипаж там есть? Тяговый блок заправлен? — Вояка развернулся к операторам и в неярком свете плафонов стали видны генеральские звезды на его погонах.
— Там всё есть, — ответил Георгиныч. — Ждем партию грузов с Земли, осмотрят, и будем разгонять.
Падарин и военный переглянулись.
— То, что надо, — сказал генерал. — Командуйте, Семен Алексеевич.
Начальник техцентра развернулся к операторам.
— Значит так, ребята. Сейчас придется прогнать грузовик над поверхностью, выполняя маневр разгона. Валентин Георгиевич, обеспечьте безопасный маршрут и проход тягового блока и буксиров над вот этим квадратом… — Егор не видел квадрат лунной поверхности, который Начальник показывал Георгинычу на его личном мониторе, но Астахов закивал головой, словно что-то до боли знакомое было в этом маршруте.
— Сейчас вы выполняете мой официальный приказ… Регистраторы работают? — Спросил Падарин у Георгиныча. Тот энергично закивал головой — ещё бы, по инструкции он нёс за эти «сексоты», как сам же их называл, уголовную ответственность. — Задача ясна? Выполняйте.
— Когда начнете? — Спросил у Георгиныча генерал, в очередной раз осматривая экран.
— Через час примерно. Пока буксиры соберём, пока экипажу объясним, что от них требуется…
— Значит так, ребятки, — вблизи генерал оказался совсем немолодым человеком, моложе своих лет его делала внутренняя сила, которую он буквально источал подтянутой фигурой, каждым движением бывалого космена, выверенным, отточенным, как танцевальное па танцоров Большого театра. — Солдат должен знать свой маневр.